Революционер

Я очнулся от резкого торможения. Достаточно резкого для того, чтобы я вписался носом в подголовник переднего кресла, но недостаточно жёсткого, чтобы я сломал его. Или сломал себе нос. На деле — остановились мы довольно плавно. Даже, я бы сказал, ювелирно. И только после этого я услышал главное: — Тормоза не работают, — промямлил наш самый трезвый водитель — Чак, пьяный в ушмат. — Тебе кто за руль разрешил сесть, ефрейтор? — тут же наехал я на него. — Ты же в очко кракапундель! — Ты! — парировал рыжий лис. — Сам и разрешил. — Я не разрешил, я приказал, — поправил я его, но потерял нить мысли и вывалился из машины, у которой, как оказалось, не было дверей, размяться и оглянуться. — А где это мы? — Вроде ехали проведать, как у них там на химическом заводе… что-то, — протянул с переднего места Черкес. — Ловушки работают, — тяжело и спокойно сказал Арни. Я пригляделся к полярному лису: его не шатало, не трясло, говорил он внятно… — Арни, а чё ты не за рулём? — Укачивает меня за рулём. — Не, пьяными за руль никак нельзя, — сказал я, проходя к багажнику нашей реквизированной машины, больше похожей на муравейник, пока та стояла на месте, и откинул брезент, заменяющий багажник, или что-то вроде того. — Господа, — попросил я, держа брезент и оглядывая реквизированное у антисоциальных элементов. — Берём свои пукалки и топаем пешочком! — Тормоза не работают, — повторил Чак из-за баранки. — Тем более, — заключил я. — Лейтенант трезвеет, — сказал Черкес. — Налить лейтенанту! — констатировал Арни. Чак молча взял бутылку из лап добермана и вывалился из-за руля, направляясь ко мне. Упав на землю, но не пролив при этом ни капли из зелёной бутылки, он подобно гусеничке подполз к багажнику и протянул мне бутылку с земли, но, видя, как низко может пасть солдат моей любимой армии, я решительно показал ему открытую ладонь. — Нет, — отказался я. — Хватит, а то я уже не помню, как покинул тот ресторан, где мы сидели. — Пе-е-е-ей, — протянул Чак, толкая меня бутылкой в раскрытую ладонь. — Пей, а то ещё не такое вспомнишь. — А откуда мы взяли эту машину? — призадумался я... — Все ответы у тебя в ладони, ты только хватай, — сладко заливал мне Чак, продолжая толкать бутыль в ладонь. — Мне правда хватит, — признался я, отталкивая бутылку. — Мне уже плохо. — А будет хорошо… — довольно протянул лис. — Чак, твою мать, не искушай! — сорвался я, но от криков у меня моментально разболелась голова и стало совсем плохо, что заставило меня согнуться в три погибели и почти опуститься на уровень Чака. — Добро пожаловать в клуб, — сказал лис, когда я присел на корточки, держась за голову. — Иди ты, — тихо сказал я ему и, оглянувшись, спросил насущное: — А где Добб? — Остался, — грустно отозвался песец с заднего дивана машины, — с пятнистой сукой. — Зачем? — спросил я, причём, видимо, с настолько безынтересной интонацией, что никто даже не потрудился ответить на этот риторический вопрос. Несколько минут мы молча стояли у какого-то ржавого рыдвана, думая каждый о своём. Я сидел на кортах у багажника и держался за голову, — вроде уже не подросток, а каждый раз напиваюсь настолько сильно, что даю себе зарок, что больше никогда так не буду. Чак лежал на земле и смотрел на небо, улыбаясь. Песец оттянулся на заднем сидении машины, а Черкес молча смотрел в одну точку перед собой, так и не опустив лапу, которая сжимала бутылку несколько минут назад. — Народ, — неожиданно даже для самого себя сказал я. — Мы ж с вами уже взрослые? Не подростки, не долбоклюи какие-нибудь… — Ага, — согласился Чак. — Угу, — мыкнул Черкес. — Точно, — подтвердил мою мысль Арни. — И каждый раз, когда мы так надираемся, — продолжил свою мысль я, — мы даём себе зарок больше так не делать. Не пить так больше. — Воистину. — Точно. — Каждый чёртов раз. — А ведь знаете что? — спросил я уже не риторически, но ответа закономерно не последовало. — А ведь мы с вами, может быть, пьём так в последний раз. Мне в ответ последовала лишь тишина. Я решил попробовать развить эту идею. — И дело тут не в том, что все мы с вами солдаты, друзья. Может быть просто что-то другое. — Например? — немного грубо, но с явным любопытством спросил оклемавшийся Черкес. — Да ну мало ли чего может быть! — всплеснул лапами я, поднимаясь с кортов на ноги. — Может, у нас просто времени не будет так нажраться? Или просто мы не сможем больше собраться именно этой компанией? А кто-то может просто покинуть армию и свалить на гражданку — в спокойную, тихую, семейную жизнь с кучей детей... Терминатор задумчиво хмыкнул и глотнул ещё горячительного из своей бутылки. — А может, я вообще пить брошу! — наконец заключил я. — Лейтенанту больше не наливать, — заключил за меня Чак. — Я тебе говорил, рыжий, хватит мне, — напомнил я ему, погрозив лежащему пальцем. — Но дело не в этом… — А в чём? — Да просто… это небо — больше не будет таким же, как сегодня. Как сейчас. Это больше никогда не повторится. — К чему клонишь, лейтенант? Я призадумался на секунду и предположил: — Так, может, ну его — этот химзавод? Мы же туда попёрлись на кой? — Ломать лица недобиткам, — припомнил Черкес. — Так, может, лучше по-трезваку это провернём? — предложил я. — Лучше же получится, да и лапы об них марать не придётся! — Может, вообще не придётся заморачиваться? — предположил Терминатор. — Патроны ещё на них тратить… — Ну так тем более, — всплеснул лапами я. — Стволы же мы все вернули? — Ты же хотел себе РПД, не? — припомнил мне Чак. — Кричал, что ты должен выдрать оружие из окоченевших пальцев противника, поверженного в честном бою… — Ну мало ли чего я кричал, — признался я, прижав ладонь к морде. — И вообще какой это честный бой, если у противника есть РПД, а у меня нет? — Логично, — согласился лис. — Пошлём к ним Молотова с командой — они поломают все нужные морды и вернутся с трофеями, делов-то… — Не, — перебил меня Черкес. — Молотова не надо. Не интересно. Надо молодняк там обкатать. Самых борзых и умелых — пускай понюхают пороху. Заодно — дисциплина. — Точно, — согласился я с псом, щелчком пальцев подтверждая своё решение. — Короче, пошли на базу. Завтра дел — завались… — Сегодня, — тихо сказал Терминатор. — Времени за три часа… — Чак, довезёшь? — тихо предложил я ему. — У тебя вроде до этого получалось… — Не, товарищ лейтенант, — устало ответил рыжий, всё-таки поднимаясь с земли. — Не положено — не в состоянии я водить машину в таком состоянии. — Состояние стояния-то можешь принять? Я тебя не потащу… — Ну Арни потащит, — лениво взмахнул лапой рыжий лис в сторону полярного лиса. — Нахрен мне твою хвостатую жопу таскать? — тут же отозвался Терминатор. — Мехового воротника не заказывал. Мне своего достаточно. — Тогда берём стволы — и на одиннадцатой маршрутке, — неловко пошутил я, а когда никто ничего не понял, я пояснил: — Ну это такая маршрутка: один-один, один-один… — разжевал я, попеременно поднимая левую и правую ноги, имитируя ходьбу. Но никто так и не понял моей шутки. Мы собрали из машины всё, что смогли, и Чак по какому-то телефону сообщил кому-то, что и откуда забирать. Из контекста я понял, что он позвонил в то самое такси «Ведёрко» и сообщил, откуда можно набрать хоть каких-то запчастей. Проснулся я утром — в неожиданно приятной обстановке и неожиданно бодрый, выспавшийся и с самым лёгким ощущением плохости в организме. Всё-таки сказался выбор хороших мест и хорошего алкоголя, да и опыт тоже был к месту. Место оказалось родным, практически домом — моё с Доббом купе на троих. Чак посапывал на нижней полке, я — как обычно, на своей верхней, по направлению движения. Это Добб мог падать сколько его душе угодно при экстренных торможениях, а я ломать столик не хотел. Спрыгнув со своего места, я даже поймал лёгкий и странный импульс — вестибулярный аппарат попытался скорректировать моё положение, рассчитывая на раскачивающийся обычно вагон, но он стоял неподвижно, и потому меня немного повело в сторону, — но я рассмеялся этому и быстро поймал равновесие. Да, проснулся я сильно после официального подъёма, зарядки, завтрака, построения и всех остальных прелестей армейской жизни, но чувствовал себя необычайно бодро и свежо. Особенно когда я сполоснул морду, привёл в порядок шерсть, посмотрел на себя в зеркало и сам себе улыбнулся, то почувствовал, что я наконец-то отдохнул после всего того, что пришлось пережить за последний месяц путешествия и особенно за последние несколько дней, когда пришлось пару раз побывать на краю жизни и очень мерзкой смерти от обезвоживания. Одевшись в обычную полевую форму, я, придерживая на ходу кепку, спрыгнул на перрон у вагона и вдохнул полной грудью не самый свежий, но прохладный воздух. В нём витали какие-то нотки сажи или гари, но это даже придавало ему какой-то особенный, запоминающийся аромат. Откуда-то я вспомнил даже не наше, а английское выражение, аналог нашему «Проснитесь и пойте» — у них оно дословно переводилось как «Проснитесь и вдохните аромат пепла». Что-то в этом было, без сомнения… Странно, что мне пришло в голову именно английское выражение — в голове сумбурно и очень смутно крутились кадры вчерашнего приключения с ликёро-водочным приводом: какие-то новые друзья, какой-то непонятный язык… Казахстан… И как будто бы я чуть ли не побратался с каким-то огромным пьяным и очень громким бульдогом, а он рассказывал мне что-то про гору членов… Из размышлений меня вывел проходящий мимо Молотов. Настроение у волка явно было какое-то игривое — он мне даже честь отдал, что не преминул сделать и я сам. — Здравия желаю, — поприветствовал я его. — Товарищ лейтенант, судя по вашему виду, у вас этого предостаточно. Отдохнули? — Так точно, товарищ лейтенант, — бодро ответил я старому вояке. — Готов горы свернуть! — Ну что-то такое у меня для вас как раз имеется, — хитро улыбнулся волк, — пошли. — Что, вот так сразу? — в шутку возмутился я. — Давай, может, чё-нибудь ещё, а? — Давай, — тут же отозвался Молотов. — Могу предложить следующее: повернуть реки вспять, сдвинуть земную ось, ветер в поле передуть? — Да всё могу, — усмехнулся я, нагоняя его, — С чего начать? — Вот с этого! Молотов привёл меня к концу состава — там, на том же пути, на котором стоял наш состав, в моторе выданной городом дрезины возился Брэдли: пользуясь своими уменьшенными габаритами, он спокойно пролезал туда, куда зверю нормального размера вроде Динозаврика пришлось бы залезать, поминая мать того инженера, который эту дрезину придумал. — Брэдли! — окрикнул волк чихуахуа. — Вот вам старший по безопасности! — А, товарищ лейтенант, — поприветствовав меня стандартным взмахом лапы у головы, обратился ко мне пёс. — Спасибо! — За что? — поинтересовался я. — Последние два рейса прошли не очень гладко — кидают брёвна на пути, портят колею, так что нужен кто-то вроде вас! — Почему кто-то вроде меня? — Сказ Чака о том, как ты уговорил троих пьяных вусмерть вояк не лезть в драку, уже стала местной легендой, — положив лапу мне на плечо, сказал Молотов. До меня вдруг дошло. — Сколько я спал?! — Больше суток! — тут же сказал мне Молотов, рассмеявшись. — Ты проспал весь день и всю ночь! Шанни даже тебе какие-то капельницы ставила, следила... Я хлопнул себя по лбу — вот тебе и радость за хорошо выбранные напитки, место и гордость за собственное здоровье! Всё пошло коту под хвост в одночасье… Но виду, кроме как хлопка по лбу, я не подал, удержав хорошую мину при плохой игре. — Я отдыхал, — с улыбкой сказал я, — и теперь готов наверстать упущенное. — Другого мы от тебя и не ожидали, товарищ! Давай, там твой большой друг за тебя на стройке волнуется. Правда, надо признать, что, когда он ею занялся, дела пошли в гору — рассчитываем управиться за неделю теперь, пока у тебя был месяц! — Это потому, что у него мозги напрямую к компу подключаются, — посетовал я, — я пока страницу наберу — он это всё может за секунду вывалить! — О да. Полковник думает его к премии представить за такое. — Ага, будто нужна она ему эта премия. — Лишней уж точно не будет, — подытожил Молотов, а так как формального права приказывать мне он не имел, он всё-таки спросил, не хочу ли я побыть во главе охраны нашего челнока. Я поломался для виду, пожал плечами и как бы нехотя согласился, в душе радуясь предстоящей работе, ведь работа часового — это 15 минут стрельбы, и то только если повезёт. Всё остальное время — делаешь хмурый вид, разрабатываешь планы и вот это вот всё — конечно, при условии, что ты профессионал. А я вполне тянул за профессионала и потому, приняв на себя новые обязанности, раздал ценные указания, набрал добровольцев, назначил добровольцами пару опытных бойцов и даже убедил поучаствовать какого-никакого киборга — Булька. Бультерьер вообще никакой власти по идее не признавал, корча из себя какого-то странного армейского панка. Вся его панковость выражалась в исключительном непризнании какой либо военной формы вообще — киборг носил исключительно кожаные косухи, высоченные ботинки и был обвешан всякими значками. Единственным, что хоть как-то выдавало в нём хоть какого-то военного, были камуфляжные штаны. В остальном боец он был хороший — изобретательный и проницательный. Второе — потому что он терпеть не мог приказы, но если его нормально попросить, то он спокойно соблюдал всю необходимую мне субординацию. Изобретательный потому, что у него, наверное, единственного не было какого-то постоянного оружия. Он говорил, что ищет свою ту «единственную» штурмовую винтовку, с которой он в огонь и воду, но пока воевал чем придётся — я лично видел в его лапах на различных заданиях и затёртый до бела «калашников», и огромный станковый пулемёт, вырванный из БТР. В моём случае он заступил на пост с какой-то иностранной волыной, довольно неплохо выглядещей. Пока мы ждали с ним остальных и полной загрузки дрезины всем необходимым для стройки, мы с ним разговорились, и я смог выяснить, что купил он её где-то здесь, причём за какие-то копейки, потому что никто не мог или не хотел разбираться с ней и её боеприпасами. Бульку с нашими ресурсами это было нипочём — он мог изготавливать патроны самостоятельно, чем он не преминул воспользоваться и уже рвался попробовать. Всего мы везли четыре вагона какого-то металлолома — какие-то сварные конструкции, огромные трубы, числившиеся как турбины, и многое другое; я не брал на себя обязанности принимать, считать и сдавать это всё Доббу — просто перевезти из точки А в точку Б. Брэдли оказался у нас машинистом. Я не удивился, учитывая его тягу к технике, но удивился, почему наш основной машинист по кличке Барсук, несмотря на то, что он был большим чёрным псом, отказался от столь почётного дела. Особенно активно я думал об этом, когда, уже тронувшись в путь до места стройки, я понял, насколько у Чихуахуа не хватает опыта в управлении тяжёлой, массивной техникой с огромной инерцией, тем более что дрезина явно не была рассчитана на такие нагрузки, но другой у нас не было, а сделать пару ходок нормальным локомотивом отказались, сославшись на экономию топлива. Я же, видя, как машинка отчаянно буксует по рельсам, чуть ли не прорезая в них дырки, понял, что сэкономить у нас точно не получится. Брэдли самую малость волновался, поэтому я, уже на правах старшего по званию, велел ему дать самый малый ход, и только так мы смогли выбраться за территорию металлургического комбината. Выкатившись из ворот, я встал впереди дрезины, наслаждаясь поездкой — лёгкий ветерок прекрасно освежал мысли и тело, спокойный, умиротворённый Красноярск настраивал на лирический и душевный лад. Дорога впереди прекрасно просматривалась, никаких проблем не было и быть не могло — лишь несколько раз толпа каких-нибудь ребятишек прибегала к железке посмотреть на редкую для них диковинку — самобеглую рельсовую повозку, да ещё и с грузом. Некоторые из них даже показывали известный жест дёргания за гудок, и тогда Брэдли, с моего позволения, немного дудел для них. Первый час поездки волноваться вообще было не о чем — мы проехали рядом со старым железнодорожным мостом, проехав почти весь Красноярск, и в какой-то момент начали от него удаляться — я поначалу даже не понял почему, но Брэдли заверил меня, что он так уже сто раз делал и волноваться не надо, а надо искать станцию с позабавившим меня названием «Бугач». Станция нашлась даже скорее, чем я думал, — буквально через несколько минут. Заехав на неё, Брэдли застопорил ход, после чего под присмотром Булька отправился переключать какую-то стрелку — единственную и неповторимую, как он сам выразился. Я же, немного замешкавшись, но вовремя сообразив, что сейчас вместо того, чтобы тянуть состав из трёх гружёных вагонов, мы будем их толкать, собрал оружие и перешёл к последнему вагону, который вот-вот должен был стать первым. Устроившись в дозоре на передовой, я расставил бойцов так, чтобы максимально закрыть все возможные сектора — халява кончалась, теперь мы въезжали в разрушенный спальный район и ныне запущенный, а потому весьма заросший лес, через который словно неловкий парикмахер сделал вырез, оставляя место для железной дороги. Ни о каком поддержании прилегающей к полотну железной дороги территории не могло быть и речи — деревья росли настолько густо и настолько близко к рельсам, что образовали собой своеобразный тоннель по форме самого распространённого вагона, который ездил по этим путям, — пассажирского. Наши габариты были чуть меньше, так что всё, на что мы могли рассчитывать, — это то, что ветки не будут лезть в глаза, рот, уши и прочие места. Наш мини-состав уже спокойно и размеренно тронулся внутрь этих зарослей. Взяв свой новый трофейный пулемёт, я перекинул его в боевое положение и впервые за всю поездку воспользовался рацией. — Всем приготовиться, — скомандовал я, вставляя небольшой прозрачный удлинитель динамика в ухо — малоприятный процесс, но необходимый, — и, как только он был завершён, я продолжил: — Как поняли? — Есть приготовиться, — лениво ответили мне несколько бойцов, немного утомлённых поездкой, но мне и этого было достаточно. — Бульк, побудешь замыкающим? — Ага, — немного погодя ответил киборг, а потом ещё немного погодя зачем-то дополнил: — Только чтоб коротышка ко мне не приставал. Такая просьба, совершенно неуместная и в целом непонятная, выбила меня из колеи — я на пару секунд растерялся и совершенно не понимал, что мне ответить на такую просьбу, но Брэдли, находящийся с нами в эфире, нашёлся быстрее: — Уймись, пушок, ты не в моём вкусе. — У таких, как ты, ещё и вкус есть? — продолжал бультерьер. — Я думал, вы еб… — В эфире не материмся, — вклинился я в диалог, благо рация боевого костюма это позволяла. — Выяснять отношения будете в лагере, мы сейчас на задании. — Да ладно тебе, лейтенант, — начал было оправдываться Бульк. — Какое тут может быть ещё задание? Я просто повеселиться хотел. — И решил, что нет ничего смешнее, чем злой машинист? Спустя пару секунд панк всё-таки ответил: — Ну да. — Ты ещё так в составе пошути про Барсука. — А чего про него шутить? Нормальный пёс, свой в доску. — Я тебе чем-то не угодил, дылда? — предположил Брэдли, добавляя скорость. — Отставить, — рявкнул я в рацию, обходя платформу и смотря вдоль состава назад. — Пошутили, и хватит! Соревноваться в остроумии будете, когда доедем, понятно? После этого в эфире воцарилась относительная тишина — рацией пользовались лишь для того, чтобы переброситься парой фраз, ну или сообщить о чём-нибудь подозрительном, но никак не для того, чтобы кого-то обзывать или ещё что-то в этом роде. Может, даже эти двое уже давно поругались и передрались у себя в конце состава на дрезине, но мы продолжали мирно и неспешно ехать по неплохо сохранившимся путям до моста через Енисей. Периодически кто-нибудь из добровольцев видел в череде леса кого-то, но на поверку это оказывались какие-нибудь пни, камни или что угодно ещё. Всего один раз нам попался кто-то живой — Брэдли даже сбавил скорость, но и тот оказался обычным грибником — обычный серый волк, закутавшись в тяжёлый плащ, с палочкой искал что-то под гнилой листвой. Я даже немного насторожился, но присмотреться толком не успел — будто что-то белое мелькнуло рядом с ним на земле, но что ещё больше меня насторожило — полное отсутствие у него хоть каких-то сборов или хотя бы корзинки. — Проснулись, ребятки, за работу, — максимально серьёзно сказал я в рацию. — Сейчас что-то будет! На этот раз реакция прошла куда более бодро, и даже матёрый киборг меня охотно поддержал. — Подозрительный грибник, — согласился он со мной. — Не то слово, — согласился я. — Это вообще не грибник. Так что раскрыли глаза! — Вы — мои глаза, — напомнил Брэдли. Я задумался на секунду: может быть, мне стоило расцепить двух впившихся друг в друга бойцов и отправить вперёд Булька как более опытного, но додумать я не успел — рядом с путями, насколько позволяла растительность, стоял какой-то пёс из породы дворняг с обрывками какой-то тряпки, которой он нам активно махал. — Стоп машина! — припоминая систему информирования и семафоров на железнодорожных путях, скомандовал я. Брэдли среагировал быстро и неожиданно адекватно — не стал применять экстренное торможение, а затормозил спокойно. Мы проехали мимо пса, продолжавшего неистово махать тряпками, и рядом с ним остановилась наша дрезина. Пёс приподнялся на поручнях и что-то рассказал Брэдли под пристальным вниманием Булька. Я следил за всем с первого вагона. — Бульк? — спокойно спросил я в рации. Я увидел, как киборг поднял на меня взгляд, и услышал его речь, хотя рот его не двигался. — Представился инженером-путейщиком от города. Говорит, что дальше дороги нет и на стрелке через километр надо будет повернуть на старый завод по ремонту вагонов. Якобы там организовали запасной путь. Всё было понятно. Но я решил пошутить. — Как предусмотрительно и мило с их стороны, правда? — Не то слово, — серьёзно ответил мне киборг. Тогда и я решил говорить серьёзно. — Засады тупее я бы не придумал. — Сомневаюсь, что вообще кто-либо способен на такое. Что будем делать? — Скажи ему, что он едет с нами. Бульк включил трансляцию в эфир того, что происходило рядом с ним. — Ладно, садись с нами, и поехали! — спокойно и очень доверительно, хоть и под вылезшие из орбит глазки чихуахуа, сказал «путейщику» Бульк, предлагая ему лапу, чтобы тот поднялся на платформу дрезины. — Да нет, что вы, — не растерялся постовой, — мне же надо предупредить всех, кто поедет за вами! — Кроме нас тут никто больше не поедет, — заверил его Бульк. — Все приходящие поезда поворачивают за пару станций отсюда по решению города. Моста же там нет. — Ну это оно и понятно, — начал вилять жопой пёс, — но бригадир мне велел оставаться тут. — И кто, если не ты, объяснит нам, где какие стрелки переключать на том заводе?! — взвинтился стоящий рядом Брэдли. — Там уже всё переключено! К тому же на стрелке есть ещё путеец, он всё объяснит! Пёс ещё долго упирался всем возможным аргументам, с которыми мы могли затянуть его на дрезину по-хорошему. Бульк в какой-то момент просто посмотрел на меня, и я без его слов понял, чего он хочет. — Довольно слов, — сказал я бультерьеру, и тот тут же перехватил свою винтовку в боевое положение, направив её дулом в сторону пса. — Хватит болтать, — перефразировав меня, сказал ему киборг. — Залезай! Пёс нехотя, но всё-таки взялся за поручни дрезины и медленно залез внутрь, скрывшись у меня из виду. — Трогай, Брэдли, а то Добб меня на куски разорвёт, если мы опоздаем с грузом. — Так мы ж вроде уже, — размыто ответил мне машинист. — Уже? — удивился я, взглянув на часы в бортовом компьютере моего боевого костюма. — Так, может, нам сделать небольшой крюк, посмотреть, что нас там на электрозаводе ждёт? В эфире воцарилась напряжённая тишина после такого предложения, и лишь Бульк, как истинный борец с системой, мало того что осмелился нарушить её, так ещё и задал главный вопрос всея Руси: — А нахрена? — В следующий раз эти утырки подготовятся получше, а у нас есть все шансы отбить их. Да и вообще, если они так лезут, надо их обслужить, чтобы знали, с кем связались. — Я думал, что вы за мирные решения, лейтенант, — подал голос кто-то из добровольцев на составе. — Конечно за мирные, — охотно согласился я, — но и за подавляющее огневое превосходство я ничуть не менее и даже более. Так что свяжись с Доббом — пусть собирает всех, кто хочет пострелять, и будет наготове. Сколько ему до сюда ехать? — Минут десять, — предположили навскидку в эфире. — Не пойдёт, — решил я вслух. — Пускай выдвигаются сразу. После моего приказа прошло всего несколько секунд, как в моём наушнике раздался знакомый до непроизвольной улыбки голос: — Уверен, что засада будет? — Ну её просто не может не быть, — саркастично отозвался я. — Если только своими поползновениями ты её не спугнул, — резонно заметил для меня мой друг. — Знаешь, она так бездарно организована, что я вообще сомневаюсь в когнитивных способностях этих товарищей. — Нельзя недооценивать дебилов, собравшихся в стаю, — мудро заметил с конца поезда Бульк, и я искренне не понял, за меня эта фраза была отпущена или против, однако Добб расценил это в мою сторону: — Я понял. Я буду. — Кто-нибудь ещё? — Зачем тебе кто-нибудь ещё? — поинтересовался киборг. — Зачем он вообще нам тут нужен? — поддакнул ему Бульк. Под грудой таких вопросов я тяжело вздохнул. — Ладно, как хотите, — сдался я. — Добб, подходи незаметно на всякий случай, хорошо? — Ну а как иначе-то? — Конец связи. На этом наш сеанс радиообмена был закончен. Дрезина, мирно тарахтя дизелем и гудя от натуги, тащила наш мини-состав через густые заросли леса, рядом с другим путём через участившиеся стрелки и пути, пока перед одним из распутий нас не встретили два путейца, на этот раз выглядящие куда более официально — в жилетках, с аксессуарами и даже какими-то удостоверениями. Последними они смогли даже немного пристыдить Брэдли за то, что они взяли с собой первого путейца, который всем своим видом показывал, что он готов вот-вот сорваться в пляс, исполняя для нас танец «Я же говорил», но в разговор, пока до дрезины не дошёл я, вмешался Бульк, просто поправив лямку на своём автомате. Путейцы намёк поняли и смолкли, и ровно к этому моменту к ним подошёл я. — Почему остановка? — спросил я с максимальной серьёзностью и как бы невзначай представился путейцам полным именем со всеми регалиями и званием. Это даже произвело на них какое-никакое впечатление. — Всем поездам предписано перемещаться через запасные пути с максимальной скоростью в пять километров в час из-за работ на путях, — проговорил какой-то рыжий кот, протягивая мне бумагу. Я развернул бумагу и окинул её взглядом, сразу же вычисляя в документе самую настоящую филькину грамоту — ни подписи, ни печати, ни обращения, ни информации, от кого это всё исходило. Сравнить это можно было разве что с текстом «Ты туда не езжай, ты сюда езжай» на опавшем кленовом листочке. Мне стоило неимоверных усилий сохранить хоть сколько-то серьёзное выражение морды и даже посмотреть в глаза этому коту. — Нам не приходило никаких указаний, — сказал я, передавая бумагу Бульку, чтобы тот взглянул за спиной у путейщика. Пока путейцы раздумывали над ответом, я наблюдал немой театр — при виде бумаги у Булька выпучились его не очень выразительные глаза-бусинки и его сложило пополам. Брэдли при виде такой реакции кинулся посмотреть и довольно быстро это увидел — он даже хотел было рассмеяться в голос, но киборг с его реакцией зажал ему пасть ладонью, даже не разгибаясь. — Ну эта… — начал было другой путеец, какой-то метис из псов. — Работы тут очень недавно. Ещё до верхушки не дошло. — Вы должны были согласовать это именно через верхушку, — напомнил я им. — Работы срочные, — тут же парировал кот. — А что случилось? — На мине подорвались, — тут же выдал он. — Кто? — вздёрнул уши я. — Тут никого, кроме нас! — Это официально, — опомнился пёс. — Местные жители и даже ребятня пользуется самодельными дрезинами… — И они смогли подорвать мину? Кот и пёс переглянулись. Они, видимо, не знали никакой разницы между минами противопехотными и противотанковыми — последние могли сработать только от нагрузки в тонну или больше, но никак не меньше. А противопехотная практически ничего не сделала бы рельсам. В ответ мне оба путейца пожали плечами. — Почему не вызвали нас для проверки и расследования? У нас есть сапёры, мы бы проверили оставшиеся пути. — У города они тоже есть, — спокойно ответил мне пёс. — Вызовем, если будет что-то серьёзное. — Эти пути имеют стратегическое федеральное значение — что вообще может быть важнее? Мой диалог откровенно веселил Булька и Брэдли в кабине — они уже переползли в другой конец дрезины и тихо заливались там от хохота. Я ещё несколько минут тянул время, чтобы эти двое проржались и дать фору Доббу, но в конце концов и у меня кончились стратегические вопросы — всё стало понятно и так. Настолько, что мы в знак доброй воли даже отпустили первого путейца восвояси и спокойно тронулись в путь по запасным путям. Ограничение в пять километров в час эти бестолочи объяснили непроверенными для большегрузных поездов путями, а я отдал Брэдли команду «Самый малый ход». Взяв свой шлем для новой брони, я пошёл вперёд — к последней грузовой платформе, сейчас идущей первой. — Всем смотреть в оба! — приказал я в эфир, надевая шлем и устраивая в нём свои уши. — Засада абсолютно неизбежна! Добб, ты тут? — Пять минут, лейтенант, я нашёл хорошую позицию. — Ты уже понял, где они нас встречают? — Да, ты был прав — они действительно думают, что ты ничего не понимаешь. — Дебилы. Стая. Сила, — напомнил нам Бульк. — Точно-точно, — согласился с ним Добб. — И что будем делать? — решил осведомиться я у двух опытных бойцов. — Как что? — влез в эфир Брэдли. — Надо над… — Попробуй их уговорить, — перебил злобного чихуахуа мой друг. — Ты же каким-то образом смог уговорить четверых пьяных вусмерть бойцов не идти воевать… — …заставить их жрать собственные х… — Ну, а почему нет? — предположил я как можно громче, перебивая в эфире Брэдли. — В конце концов, чем я хуже обычного рыжего лиса? Один из рыжих, оказавшихся у меня в подчинении, окинул меня оценивающим взглядом и с улыбкой пожал плечами. — …потом нассать им… — Брэдли, заткнись, — в конце концов приказал я ему. — Ладно, — недовольно протянул он спустя несколько секунд тишины в эфире. — Ты серьёзно? — на всякий случай спросил у меня Бульк. — А как же подавляющее огневое превосходство? — С чего ты взял, что оно у вас будет? — ехидно поинтересовался у него Добб. — А ты нам нахрена? — не менее ехидно отвечал ему панк. — А ты неплох, — как-то неохотно и даже немного саркастично признал мой друг. — Ладно, парни, — прервал я их обмен любезностями. — Кажется, я вижу наше место. После моего предупреждения в эфире воцарилась тишина и общались исключительно по делу — наблюдения и предупреждения. Брэдли замедлил состав ещё сильнее, и мы ползли буквально один-два километра в час по заросшей территории бывшего вагоноремонтного завода — мимо проплывали проржавевшие практически насквозь колёсные пары, заброшенные вагоны-компрессоры и разграбленные груды запчастей. Всё это не вызывало у меня никаких эмоций — слишком редко, слишком плохие укрытия для нападающих, зато впереди высилась огромная махина бывшего цеха с обвалившейся крышей. Судя по направлению стрелок, путь наш лежал именно туда, и вот там я уже не мог придумать лучшего места для практически эталонной засады. Колёса нашего состава, поскрипывая от нагрузки, переваливались через крестообразные развилки, пересечения путей, накладывающихся один на другой раз за разом. На подходе к депо могло показаться, что наш состав идёт сразу по трём путям одновременно — под осями проходили ещё четыре запасных рельса, и если бы не отлаженная система стрелок, то мы бы давно запутались. Определить в такой куче рельс наши было практически невозможно, но когда пути стали расходиться, то все мои опасения быстро подтвердились. Состав, направляемый железнодорожными путями, двигался прямо в руины старого завода. Постепенно пути начали обрастать всё большими и большими завалами и какими-то специальными средствами — мимо нас проплывали какие-то непонятные вагоны, похожие на огромные компрессоры, подъёмные и пневматические краны. Вскоре из-под путей пропали обычные железобетонные шпалы, и вместо них появились какие-то плиты или кирпичи. Такое обилие деталей и возможностей для наших потенциальных недругов заставило меня лихорадочно соображать, откуда может быть нанесён удар, и в тот момент, когда мы перекатывались через границу цеха, я поймал себя на мысли о том, что я начинаю паниковать… Резко обернувшись к дрезине, я присмотрелся — у Брэдли с Бульком всё было в порядке, они спокойно делали своё дело, а бультерьер, увидев то, как я смотрю на него, спокойно спросил: — Случилось чего, лейтенант? — Нет, пока нет, — признался я. — Как думаете, как они нас остановят? — Так же, как и всех остальных: управляемый заряд. Такие лучше высматривать на пути. — Да-да, я слежу за этим, — отмахнулся я. — Не следите, — спокойно и совершенно беззлобно напомнил мне Бульк. Я повернулся вперёд по направлению состава — мы тащились буквально меньше километра в час, это самый малый ход, который могла дать дрезина с такой нагрузкой, но даже так мы бы не остановились моментально. Благо, с этим неплохо помогал и сам путь — частично разрушенный и натужно трещащий под нашей нагрузкой; мы бы скорее сошли с рельс сами по себе, чем нам потребовалась бы для этого какая-то помощь. Но внезапно мой передний вагон со строительными материалами выровнялся и пошёл ровно и плавно — мы заехали на территорию цеха окончательно. Рядом с нами были остатки других путей, часть из которых проходила над специальными смотровыми ямами, а два крайних, с другой стороны, вообще представляли собой ветхие бетонные мостки, позволяющие осмотреть колёсные пары со всех сторон во всём их величии. Все пути были оборудованы какими-то специальными устройствами на рельсах, о предназначении которых я мог только догадываться. Я не стал в очередной раз повторять, чтобы смотрели в оба, — на этот раз ямы были прекрасным укрытием, а ещё вокруг нас высились облезшие и почти разрушенные временем и вандализмом стены вагоноремонтного цеха с бесчисленными площадками, остатками каких-то комнатушек и железными дорожками для прохода над цехом. Место было идеальным. С этими мыслями я доверился всем остальным бойцам и уставил взгляд в пути, чтобы не пропустить чего-либо подозрительного. Через несколько десятков метров, которые мы буквально проползли, у меня появилась мысль спуститься на пути и проверить пешком, заодно убедившись, что пути выдержат нас. Но внезапно раздалось натужное шипение и несколько громких ударов — весь наш состав дёрнуло, и мы встали на месте как вкопанные. Я чуть не вывалился вперёд, но зацепился за какую-то стальную конструкцию и только так не упал. Я резко посмотрел назад — дрезина так же, как и всегда, тарахтела дизелем, а Брэдли явно чего-то не понимал. Развернувшись на месте, я наконец-то понял, зачем были нужны странные конструкции на рельсах — под воздействием сжатого воздуха они хватались за колёса состава, останавливая его! «Так вот как они решили нас остановить!» — пронеслось у меня в голове, но всё, что я успел скомандовать, — это короткий приказ: — В укрытие! Всего на долю секунды опередив наших неприятелей, все мои бойцы бросились со своих постов кто куда — кто-то успел рвануть подальше от состава и рыбкой запрыгнуть в ближайшую смотровую яму, кто-то ловко сполз вниз и укрылся под вагонами, как это сделал я. Больше я ничего не успел ни увидеть, ни осознать — в металл над моей головой ударила тяжёлая пулемётная пуля, разрывая его как бумагу и рассыпаясь на куски, осыпавшиеся с плечевой части моей брони. В ту же секунду на наши головы обрушился настоящий град из свинца всех калибров и мастей — стреляли издалека, из стен, из всего подряд! Натренированный слух в грохочущей канонаде различил автоматы, пулемёты, винтовки, даже пистолеты-пулемёты! Поливали очень кучно, но чего-то тяжёлого, бронебойного было очень мало — с другой стороны рокотал какой-то древний крупнокалиберный пулемёт, но даже ему было не под силу пробить рамы вагонов и дрезины, хотя их кузова он шил навылет. Тяжёлая очередь прошла мимо меня серией маленьких взрывов — пули попадали в землю и взрывали под собой кафельную плитку, разлетающуюся осколками, и тогда я увидел, что один из моих, вылезая из смотровой ямы, пытается, прикрываясь и высовывая автомат наружу, возвращать какой-то огонь, но стоило ему высунуться чуть-чуть больше обычного, и половины его головы не стало — каску разнесло и противоположную сторону пути забрызгало густым алым слоем крови вперемешку с серым веществом. Из общей хаотичной канонады начал выделяться и другой звук — какой-то наш. Я мог себе представить лишь Булька. — Не стрелять! — прокричал я в рацию. — Не возвращать огонь! Повторяю — не стрелять! — У них работает снайпер! — подтвердил мои слова опытный киборг. — Крупный! — Не стрелять, б#я! — ещё раз повторил я, услышав автоматную очередь ближе, чем были наши противники. — Дайте им расстрелять БК! После моего приказа снова застучал крупнокалиберный пулемёт, на этот раз проходя по наименее защищённым смотровым ямам слева и справа от нашего пути. Нескольких моих бойцов, судя по мату, задело плиткой и припорошило землёй, но ничего страшного не случилось. — Как только огонь на подавление кончится — укажи цели, Бульк! — Понял, передаю, — крикнул он мне в рацию. — Кому?! — рявкнул я. И услышал спокойный и уверенный ответ басовитым голосом: — Мне. — Вынеси их главный калибр! — тут же приказал я, но меня перебили: — А что до всех остальных? — Всё будет! — заверил нас Бульк. Я перевалился с одного бока на другой — лежание уже начинало немного утомлять, если не сказать напрягать, но нас поливали мелкокалиберным свинцом без особого успеха — у меня даже успело закрасться подозрение о том, откуда у местной шпаны столько боеприпасов. Однако сколько бы их ни было — они всё равно кончались, а стволы перегревались. Все реже и реже раздавались тяжёлые очереди — пока Бульк раздавал указания и цели моим бойцам, что я ему полностью доверял, я даже успел прикинуть, что по нам били как минимум из «Корда», только звук был не похож. Предсказуемо стих и свинцовый шторм, обрушившийся на наши головы, и, помимо редких хлёстких винтовочных выстрелов, больше по нам не стреляли. В эфире я прекрасно слышал, как Бульк вычислил снайперов и собирался заняться ими сам, так что я особо не переживал. Приподняв голову над уровнем рельс, я даже позволил себе привстать на одно колено. — Все готовы? Эфир ответил мне дружным согласным гомоном. Некоторых голосов уже не хватало. — Не теряем времени — работаем! — приказал я, рывком выпрыгивая из под вагона и тут же перекатываясь к яме на соседних путях. Наш состав ощетинился стволами и начал прицельно и чётко бить по указанным точкам противника, но, судя по обескураживающему молчанию, наши противники тоже не щи ботфортами хлебавши — и абсолютно бо́льшая часть успела уйти с позиций. — Что-то не так, — бросил в эфир Бульк. — Добб, что… — В УКРЫТИЕ! — пронеслось в эфире от моего друга, и дальняя стенка цеха взорвалась грудой пересохших кирпичей. Под натужный рёв дизеля в зал задним ходом ворвался военный грузовик. Разгоняя клубы пыли и поднимая ещё больше, задний борт откинули пинком ноги и опустили в нашу сторону два огромных ствола с банками пламегасителей на концах. Эту пушку я узнал — встречалась однажды в одном укреплённом форте. Спаренная зенитная установка, нашедшая своё призвание на земле. ЗУ-23-2, кажется. Если официально. Неофициально — «шайтан-арба́», как её прозвали в своё время в одной из ближневосточных стран, или «адская колесница». Оператор — крупный серый волк — вдавил нижней лапой гашетку, и пушка подобно адской канонаде исторгла из себя длинную очередь огромных пуль, сметающих и уничтожающих всё на своём пути. На несколько метров ввысь взлетела бетонная крошка шпал, зачастую огромными кусками, рельсы и рамы наших вагонов начало рвать во множестве мест от неимоверной силы этого монстра, колёса отрывались от осей, руша вагоны на полотно, где их рвали как резиновую чебурашку. Пулемётчик начал с хвоста состава и прошёлся очередью по всем трём вагонам, но на саму дрезину у него не хватило боезапаса — два пятидесятизарядных короба он расстрелял за несколько секунд, показавшихся мне вечностью. Буквально дрожа от перенапряжения, я увидел, как из дрезины медленно выходит непонятно как уцелевший Брэдли — мелкий чихуахуа умудрился укрыться в кабине и пережить там первую волну. Дрожа то ли от страха, то ли от такого же перенапряжения, он посмотрел на пушку, после чего вытянул в её сторону кулачок и смачно, выдержав все необходимые интонации и правила самого неприличного тона, отжал большой и средний палец. В ту же секунду в адской колеснице помощник пулемётчика рывком выдернул взводной шнур, а наводчик перевёл оба ствола на дрезину. И тут же вдавил гашетку правой лапой — городскую машину всего за пару секунд разовало в клочья: перебило напополам раму, расколошматило двигатель и генераторы, вырвав его остатки кабины с корнем. Я увидел, как Брэдли попросту исчез, оставив вместо себя красную взвесь из капелек крови, осевших на пол. — Ублюдки, мать вашу! Завалить их на х#й! — Не лезь, — фамильярно отозвался Добб. — Это нихера не всё! — Что ещё?! — рявкнул я. — Главный калибр! Смотри по ходу движения! Я резко дёрнул головой и увидел, как в конце на наши пути медленно, но верно заползает огромная гусеничная машина. Грузно перевесившись огромным стволом через пути, танк одним движением полностью уничтожил наш путь и развернул в сторону пушку. Но стрелять не спешил. Ещё не успело в ушах отзвенеть после грохочущей канонады двадцатитрёхмиллиметровой зенитки, как всё, что я услышал, — скрип несмазанных петель. Из передней части корпуса танка высунулся на свет какой-то ублюдок-шакал, пытающийся прикрыться какой-то шапкой и бесформенной курткой, но я сразу определил его вид. Да и плевать мне было на его вид, тем более что вслед за ним показался небольшой мегафон, который он поднёс к пасти, зажав курок. — Надеюсь, мы доказали вам всю серьёзность своих намерений? — Усиленный мегафоном риторический вопрос разнёсся по заброшенному цеху, и ответом ему была закономерная тишина. — Мы пришли за одним из вас! — наконец объявил боевик. — Добб? — спросил я. — Чё? — Чё чё?! Чё делать?! — Ты хотел вести с ними переговоры! — И ты старший по званию, — напомнил мне Бульк. — Да пошли вы! Переговоры тут кончились, не успев начаться! — Никогда не поздно! — И к тому же никто не заставляет тебя лезть под пули — просто голос подай! — посоветовал мне Добб. — Ладно, будь по-твоему, — прошептал я в рацию, кашлянул пару раз и крикнул из своего укрытия в примерную сторону танка. — Какого х#я вам надо, у#%аны?! Пока наши противники раздумывали над ответом на этот нежный, тонкий, я бы даже сказал — ювелирный вопрос, мои друзья даже успели это прокоментировать: — Как грубо, — посетовал в эфире главный панк нашей армии. — Да, с новыми друзьями надо быть нежнее, — подтвердил его слова мой старый друг. — Да пошли вы все на… — прошипел я им в рацию, но тут наши приятели сообразили ответ: — Нам нужен недавно повышенный до звания лейтенанта боец. Мы знаем, что здесь он один такой, и точно знаем, что он здесь! — Не выдавай себя: ни звания, ни положения, — тут же напомнил мне Добб. — Не учи батьку детей строгать, — буркнул я. — Они уже, походу, всё, что нужно, знают! — Выдайте его нам и идите с миром, — с издевательской интонацией прошепелявил в рупор шакал. — Вы минимум двоих наших порешили! — напомнил я им. — Какой тут, на х#й, мир?! — Можем всех оставшихся на ноль помножить, — интеллектуально пошутил переговорщик. — Вам что важнее? — Нам важна жизнь каждого бойца! — А с его жизнью ничего не случится, — издевательски заверил шакал. — Не ведись. — Знаю, — сказал я в рацию. — У тебя есть план? — Да. Заговаривай им зубы. — Не смешите! — проорал я. — Какого х#я вы от него хотите? — Ничего особенного! Поговорить по душам, поспрашивать, кто он по жизни, чем занимался последний месяц и где был, когда самовольно покинул состав… — У них есть осведомитель, — заверил меня Бульк. — Да ты что?! — с максимальным сарказмом, на который я был способен, выдавил я в рацию. — А может, они просто такие лихие выдумщики? — Солдатня, чё вам стоит сдать вашего мучителя?! — погромче в мегафон сказал шакал. — Своих не сдаём! — неожиданно даже для меня раздалось из другой траншеи. — Да! — подтвердил другой голос. — Вали на х#й! — довершил кто-то из моих бойцов. Следующие слова сказал Добб в наушнике и очень тихо: — Пушка моя. Я даже распрямился от таких новостей и даже высунулся немного из укрытия. Если моя жизнь им была важна, то кончать меня на месте они не собирались. И как только я вынул свою морду из укрытия — это подтвердилось. — Мы не ведём переговоров с террористами. — Одно наше слово — и террористами станете вы, — заявил шакал. — Это с какого перепугу? — крикнул я ему, смотря прямо на него. — Сокрытие критических для государства сведений, лейтенант! — О чём это он? — поинтересовался в эфире Бульк, но они сами всё выложили: — Где папки, служивый? Я саркастически закатил глаза, про себя ухмыляясь во весь рост — они точно доказали, что они были важны. — Пошли на подтирку, — Спокойно и уверенно сказал я. Шакал отнял от пасти мегафон и сжал пальцами переносицу, будто его мучила мигрень. — Ладно, — сказал он мне в мегафон. — Давай по-плохому. Он махнул лапой куда-то в сторону этой своей зенитки — видимо, условный знак, чтобы она ещё раз облила нас свинцовым штормом, но с её стороны было лишь молчание. Волк-наводчик как будто так и сидел в своём месте с каким-то странным остекленевшим взглядом. — Чё, патроны кончились? — поиздевался я. Шакал уставил на меня полный негодования взгляд, а пушка танка нехорошо дёрнулась в мою сторону. Всё, что я успел увидеть перед тем, как скрыться в смотровой яме старых железнодорожных путей, так это то, как Добб будто тряпичную куклу выкидывает с места наводчика волка, в спине которого торчали по меньшей мере три куска арматуры, и занимает его место. Пушка пошла вниз, и я был абсолютно уверен, что в моём надёжном укрытии мне ничего, кроме посыпания песочком, не грозит. Но стодвадцатипятимиллиметровое дуло даже не успело опуститься на место. Прокрутив вентиль горизонтальной наводки, Доберман, уже заранее просчитавший траектории, помехи и баллистику снарядов грозной пушки, уставил оба её дула точно в центр танка. Вдавив нижней лапой гашетку, он, не меняясь в морде, выпустил весь боезапас обеих пушек — рой очень тяжёлых и очень быстрых снарядов обрушился на танк, и если основной броне он не причинил особого вреда, то самой машине от такого пришлось совсем не сладко. Очередь из ЗУ разорвала в клочья динамическую защиту машины, расколола почти все катки на той стороне, которой он стоял к пулемёту. С необычайно звонким «дзынь» от машины отлетела бронированная крышка люка обитаемой капсулы, в которую за мгновение до шторма успел скрыться говорящий. Да, экипаж, может, и остался жив, что было очень важно в контексте реальных боевых действий, но пушка сбила ему практически всю электронику, системы защиты, триплексы и камеры, да ещё и обездвижила машину на одну гусеницу — она клочьями осыпалась на железную дорогу. — Прости, что так долго — незаметно перезарядить эту штуку не так-то просто, — посетовал Добб. — Заряжай ещё! — О да, — с необычайным энтузиазмом отозвался Добб. Я в этот момент уже было поднялся из своего укрытия, но тут же в тяжёлый наплечник моего боевого костюма попала мелкая пистолетная пуля — одна из очереди, выпущенной по мне каким-то недомерком. Строго зыркнув в его сторону, я успел его оценить — какой-то кот, очень молодой, практически подросток, лет 13–15, не больше. Трясущимися ладонями он пытался вставить в свою самодельную дудку ещё один паршивый кривой магазин, даже не озаботившись укрытием. — Бульк, — только и крикнул я в рацию, и тут же с характерным жужжанием в висок кота ворвалась тяжёлая винтовочная пуля. — Понял, работаем! — отреагировал пёс, и тут же с уже полученными новыми целями мои бойцы вышли из укрытия, возвращая огонь неприятелю. Я же направился к нашим вагонам — идти назад надо было недолго, но я периодически поглядывал на танк за своей спиной. Тот попытался дёрнуть башней, но даже под канонаду наших выстрелов я слышал натужный вой электромотора, а орудие даже не дёрнулось в сторону — видимо, был повреждён привод башни или её намертво заклинило: старый, но очень опытный киборг прекрасно знал, куда и зачем стрелять. Тогда мехвод раскочегарил двигатель — взревев, машина дёрнулась вокруг собственной оси: не особо успешно, но и этого оказалось достаточно — оказалось, что они хотели подбить свою же зенитку, перехваченную Доббом. И если бы башня у танка работала как надо, прицелиться бы не составило никакого труда, но попробуй сделать это на одной гусенице и на кривом железнодорожном пути! В итоге, повернув до нужного им угла, они не успели выстрелить — машина завалилась назад, резко задирая дуло. Раздался выстрел, и из пушки вырвался султан дыма, а ударная волна от одного лишь выстрела выбила пыль из древних кирпичей вагоноремонтного завода. Сам снаряд ушёл далеко в молоко, на несколько метров выше и десятком метров правее от «шайтан-арбы», которую перезаряжал Добб. Стрельба уже затихала — наши вполне профессионально и уверенно разогнали остальных стрелявших, но Добб, уже не обращая никакого внимания на танк, развернул оба ствола в сторону древних стен и огласил цех ещё одной сокрушительной очередью по горизонту, после которой выстрелы в нашу сторону стихли окончательно. Бульк предлагал догнать убегающих, на что я быстро дал ему разрешение, и он, взяв пару бойцов, преисполненный праведного гнева, побежал выполнять своё обещание. Я тоже не сильно стеснялся в эмоциях и вернулся на вагон назад, до продовольственных припасов для наших строителей. Найти там какую-нибудь жидкость в переиспользованных стеклянных бутылках не составило труда, а вот найти хотя бы одну целую… Тоже нет. Одна бутылка просто подкатилась к моей нижней лапе и я чуть было на ней не поскользнулся. Откупорив бутылку о край брони моего костюма, я нашёл ещё одну, только из тёмного стекла, и откупорил её. В прозрачной оказалась обычная вода, а в другой — пиво. Второе я выливать не стал — по пути к первому вагону я употребил ячменное внутрь, отметив его качество и даже последний глоток, подняв бутылку, сделал за павших сегодня бойцов. Только время скорбеть ещё не пришло — на первой платформе мы везли топливо, и сейчас из развороченных бочек оно вытекало на пути и собиралось в очень опасные лужи, хлюпающие под рифлёными ботинками моего боевого доспеха. Впрочем, здесь проблем было даже меньше — найти открытую, а точнее, разорванную бочку, в которой осталось какое-то количество мазута, нефти или даже бензина, не составило труда. Набрав обе бутылки поочерёдно бензином и мазутом, я быстро заткнул их подвернувшимися деревяшками и хорошенько встряхнул гремучую смесь. Обернувшись назад, я улыбнулся, увидев, что танк неприятелей остался на своём месте, отчаянно дёргаясь на одной-единственной гусенице, пытаясь найти место, где они могли вылезти из западни, в которую сами же себя и загнали. Прямо как мы. Вылезти из своей уже бесполезной машины не давал прицельный огонь одного лиса из моей команды, но, когда я прошёл мимо него с двумя бутылками гремучей смеси, он всё понял и, даже более того, кинул мне на ходу коробок спичек. Самое то. Под несколько очередей, которые лис дал по люку танка, я прошагал к машине вплотную и показал бойцу открытую ладонь так, чтобы не было видно из кабины танка, однако главный из них не преминул воспользоваться даже малейшей заминкой и уже подтянулся на краю люка, но его морда повстречалась с моим ботинком. — Куда?! — рявкнул я на него, заталкивая его шакалью морду обратно в бронекапсулу и отправляя вслед за ним сначала одну и сразу же вторую бутылку с липкой зажигательной смесью. Изнутри смертельной ловушки на меня уставились три пары округлившихся от страха глаз, обляпанных мерзкой легковоспламеняющейся жижей. Я же достал тройку спичек из коробка и уверенно чиркнул ими о бок коробочки — с шипением пламя вспыхнуло на конце деревяшки, и я дал им секунду хорошенько разгореться. — Грейтесь, хлопцы, — сказал я им, отпуская спички в бесславный и скоротечный полёт. Пары бензина, накопившиеся в бронекапсуле, воспламенились и взорвались, но меня это не коснулось — броня выдержала этот взрыв. Спустя секунду под дикий и очень страшный смертельный рёв моих неприятелей из люка вырвалось пламя. Никакой жалости у меня не было. Я спокойно повернулся обратно к нашему составу, чтобы ещё раз доказать себе это, но вместо него посмотрел на тех, кто пережил засаду… и пришёл на подмогу. И последний, а именно мой старый друг, был явно чем-то недоволен. Показав лапой на танк, он недовольно протянул: — Нахер ты его сжёг-то, хорошая машина! — Ага, а чё бы мы с ним делали? — предположил я. — С собой его таскать никакого топлива не… Добб махнул мне ладонью в подтверждение моих запоздавших мыслей. С топливом проблем больше не было… Пришлось мне пожать плечами с неловкой глупой улыбкой: — Ну погорячился. Добб быстро сменил гнев на милость и похлопал меня по плечу с довольной улыбкой: — С кем не бывает. Бывало и целые локомотивы жгли… — Будем считать, это за Брэдли, — усмехнулся я. — Этот мелкий? — подал голос Бульк. — А где он? Я тяжело вздохнул. — Сложно сказать. Видел только, что он вышел показать кое-что зенитной пушке между первым и вторым расстрелом. Начало второго его и накрыло. Видел только кровавое облако… Все вокруг немного притихли в память о чихуахуа. Он мог быть сколь угодно вспыльчив, но он был с нами. Он работал с нами и стрелял с нами. Но горевать всё ещё было некогда. — Бульк, — серьёзно начал я, — собери информацию о наших двухсотых и вызови помощь с завода, если кому нужно. — Понял, — спокойно кивнул мне бультерьер, тут же разворачиваясь. — Добб, — обратился я к старому другу, — прости, что задержал твою поставку. Доберман усмехнулся: — Надо собрать что осталось. Может, как-нибудь на машинах справимся… — Не думаю, что в этом есть необходимость, — пожал плечами он, — пошли лучше на речную базу — тебе рапорт полковнику писать. — Это точно, — вздохнул я. Добб заговорчески обернулся и похлопал меня по спине. — Ты только не вздумай там писать, что сам попёрся в засаду, понимая, что её не избежать, хорошо? — А что мне там писать? Добб не ответил — задумался. Только когда я повторил свой вопрос, он вышел из ступора и улыбнулся: — Нормально всё. Я напишу так, что не придраться. За тебя. — И моим почерком? — Скажешь, что на компьютере набрал. — Ладно. А что остальные? — Я поболтаю с Бульком и остальными. — Не много ли чести? — наконец спросил я его. — Ты всё правильно сделал, — заверил меня друг. — Можешь и отдохнуть. — Спасибо, — махнул я на него лапой. — Я уже наотдыхался. С этими словами я развернулся и пошёл вдоль развороченных железнодорожных путей в сторону нашей точки назначения. Добб остался на месте разбирать ужасный бардак, который устроили по мою душу. И я искренне надеялся, что этот чёртов чемоданчик и уж тем более две географические энциклопедии того стоили.