Революционер

Веселье затянулось далеко за полночь и совершенно не собиралось сбавлять обороты, даже наоборот. Периодически к нам даже присоединялся мой дорогой трёхсотлетний друг с обнажённым торсом: подсаживался к нам на угловой диван и выпивал чего-нибудь освежающего, если не сказать вообще безалкогольного. Один раз я попросил его остаться, но он настоял, что должен вернуться к кому-то связанному, заткнутому и с чем-то где-то, я не запомнил. Понял только, что мой друг развлекается на полную катушку. И кто я такой, чтобы ему мешать? Конечно, постепенно зал пустел – звери уходили: выходили и не возвращались, кого-то даже выносили, кто-то выносил и тоже пропадал. В общем – оставались только самые стойкие. Особенно моё пьяное внимание заинтересовала компания в угловом столике напротив нас – огромный бульдог, живот которого был больше всего, что я мог себе вообразить, строгий пёс из немецких овчарок, не притрагивающийся к алкоголю, подозрительно трезвый лис и самый обычный, самый непримечательный белый пёс из самой дружелюбной породы – лабрадоров. Сидели они довольно тихо и неприметно, можно сказать, не отсвечивали как только могли, но в какой-то момент, когда моя основная компания разбрелась кто куда, а мне никуда не надо было, я взял с собой пару стаканов с чем-то горючим и пошёл докапываться к ним. Заметив это, лис тут же выгнал со своего места бульдога и очень быстро ушёл в неизвестном направлении – и я практически потерял интерес к ним, ведь именно этот лис казался мне необычайно знакомым, если не сказать собутыльником, с которым я как будто уже общался. Но в итоге только белый кончик его хвоста мелькнул за поворотом и всё. Пошатываясь, я стоял посреди зала – идти к огромному бульдогу, трезвому овчару и неинтересному лабрадору не входило в мои планы, но оказалось, что развернуться на месте и вернуться было слишком сложно, если не сказать накладно – любая попытка сделать это почему-то поворачивала не меня, а всю планету, да не по горизонтали, а по вертикали, и чёртова гравитация начинала тянуть мою морду к земле, а мне туда не хотелось. По крайней мере пока. Из двух зол я выбрал меньшее и прошёл дальше к угловому столику со странной, на мой взгляд, компанией. Подобравшись под их пристальными взглядами к угловому столику, я нижней лапой подцепил ближайший свободный стул и одним движением отправил его к ним, вот только встал он спинкой к столешнице. Я не растерялся – сел прямо так, широко расставив колени, и тут же поставил два стакана на стол к явному неудовольствию моих новых друзей. Овчар стиснул свой стакан с какой-то газировкой и медленно, нехотя и как-то очень ломано спросил меня: – Ти стольиком не ощипся? – Воу, – только и воскликнул я, вскинув лапы в известном жесте, – А я думал, что это я тут пьяный… – Йа тресв, – опять же, с большой задержкой и очень неохотно ответил мне пёс. – Прямо как я, – рассмеялся я ему в морду, – Даже не представляю, сколько ты выпил, чтобы так говорить! Однако тут уже последовало кое-что совсем из ряда вон выходящее – сидящий рядом бульдог ткнул лабрадора в бок и спросил у него что-то не по нашему! И в смысле – совсем не по-нашему, на натуральном чистом английском, который я слышал только в фильмах, оставшихся от людей. А лабрадор ему тихо всё обьяснил! – Вы ребят, чё, не местные что ли? – Да ты не переживай, – внезапно сказал лабрадор на чистейшем русском языке, – Мы помогать тут приехали, – заверил он с улыбкой. – Ну это хорошо… – подумал я вслух, – А откуда вы? – Из Канзаса. По голове будто тюкнули кувалдой – сознание схватило критическую ошибку и на миг ушло в перегруз, но пока я ничего не видел. Я с доскональной точностью вспомнил разговор далеко в Москве за стойкой бара с каким-то странным лисом, на котором была не менее странная военная форма. Но когда я открыл глаза, а оказалось, что я просто моргнул, только сознанию это показалось очень медленно, я всё ещё ничего не помнил, кроме одного: – Это… Не в Казахстане? – Нет, – потряс ушами лабрадор. – Ладно, – недовольно согласился я, отпивая ещё какого-то коктейля, то ли «Изжоги», то ли «Енисея», и тут же весело вспоминая, – Ребят, а вы играли в местный коктейль «Штош», – спросил я. – А на что играли? – тут же деловито поинтересовался лабрадор. – Да это такая игра, не на что-то, – усмехнулся я, – Правила такие – выпиваешь коктейль «Штош» залпом до дна, говоришь – «Штош» – и падаешь мордой в стол! – рассмеялся я. Лабрадор быстро перевёл это своим товарищам и они наконец-то позволили себе какие-никакие улыбки, а бульдог ещё что-то возразил. – Мадеро говорит, что хочет попробовать! – перевёл он, и за мной дело не стало – я тут же поднял лапу с двумя пальцами, и через какое-то время ко мне подскочил официант. – Коктейль «Штош», – заказал я. Мы не особо разговаривали – мои товарищи больше следили за заказом на баре. И там было за чем следить – бармен налил в один стакан пять или шесть бутылок, перемешал и наполнил им высокий стакан, побрызгал туда лимоном и отдал заказ. Стакан со страшным пойлом поставили передо мной, а я с максимально хитрой мордой подвинул его в сторону бульдога. Тот же, увидев из чего это готовят, уже поубавил в смелости, но крепко взялся за выпивку и выдохнул. Я поднял один из своих бокалов в его сторону, но он поначалу немного недоумённо на меня поглядел, но ему подал знак лабрадор, явно знакомый с нашими обычаями лучше бульдога, и тогда тот чокнулся со мной. – До дна, – сказал я. – Ботомс ап, – перевёл ему лабрадор. Бульдог выдохнул ещё раз и, зажмурившись, опрокинул в себя всё содержимое. Несколько секунд он соображал что происходит, глядя в стену стеклянным взглядом, но потом его взгляд вернулся и он ухнул стакан на каменный пол заведения. – Гуд дринк! – рявкнул он, – Раунд ту? – спросил он у меня. – Ноу проблем, – ответил я ему, совершенно не понимая откуда я знаю даже такую простую фразу, снова поднимая лапу. – Ноу коктеилс, летс ду пюр ван! – сказал мне большой пёс. – чё? – Он говорит – давай без коктейлей, а чистыми напитками, – перевёл мне лабрадор. В согласии с его рациональным предложением, я хлопнул по столу ладонью. – Водка! – рявкнул я. – Текила! – сказал он на чистом русском языке. Не знаю сколько прошло времени, но по ощущениям – чуть меньше секунды и перед нами уже стояли два свежих шота с прозрачными напитками. Я протянул свой ему. Он подхватил мою идею и протянул свой мне. Мы поменялись, так сказать, на брудешафт. – Да вы ещё на брудершафт выпейте, – сказал проходящий мимо Чак, но я не обратил на него внимание и вместе с бульдогом поставил шот кверху дном. – Ром! – рявкнул я. – Джин! – не растерялся мой собутыльник. И снова две стопочки, и снова торжественный обмен. Выпили – поставили рюмки на стол, и снова выбрали напитки. Никто не запрещал повторяться, только лабрадор за нашим столиком с улыбкой прижал ладонь ко лбу, а Терминатор советовал так уж откровенно не мешать. Я так и не смог сообразить присоединился ли он к нам, или просто присел, я был на одной волне со странным огромным бульдогом, которого вроде как звали Мадеро – мы выкрикивали напитки, нам наливали по мере возможностей что было в наличии. – Виски! – выдал мой партнёр. – Коньяк! – решил я для него. Он рассмеялся, беря рюмку, которую принесли мне и опрокинул её внутрь, и ещё две рюмки оказались на столе, где уже становилось откровенно тесно. – Я же говорил, эти ребята умеют пить! – на чистейшем русском языке, обнимая меня за плечи, ревел бульдог, – Я бы тут и остался! – For din skyld skal jeg klatre til toppen av alkoholfjellet! – смеясь, ответил я ему. – Алкоголя!? – расхохотался он, – Jeg vil klatre med den åpne munnen fremover på fjellet av peniser! – Ты поосторожнее с такими обещаниями, Мадеро, – рассмеялся его друг-лабрадор, пока чем-то недовольный овчар смотрел на нас с нескрываемым раздражением. – Vi må være brødre! – Bror! – ответил я ему, протягивая ему ещё рюмку, уже с непонятно чем. – That’s enough, – внезапно для всех нас оборвал нас овчар, и кивнул лабрадору. Тот мигом посерьёзнел, как и мой названный брат. Я же от такой резкой смены обстановки икнул и чуть не струганул на пол, но сохранил остатки офицерской чести и удержал парашу в себе. – Дружище, а ты не подскажешь где можно найти пару папок… Я икнул, меня передёрнуло и я тоже стал предельно серьёзно. – Так вот о чём вы тут, – вяло протянул я, – А я-то думал дружба народов, мир во всём мире… Овчар что-то гневно задвинул мне на своём немецком, или кем он там был, а я его даже не слушал – мне резко стало грустно, и к тому же – Терминатор наконец-то покорил сцену – некому больше было отпихивать его от артистов. Все разошлись и стало как-то тихо. – Хотите споить офицера Российской армии, – начал я, грузно поднимаясь, – Действуйте осторожнее, а не так… Я от твоего хлопка чуть не протрезвел! – обратился я к псу, пока ему переводил Лабрадор, – А это вы хитро придумали, да. Поставили против меня кого-то в раз в шесть тяжелее, так меня ещё и перед этим разогнали друзья, да… Я поначалу даже и не понял. – Ok, I’m sick of this drunk shit, Madero – knock him out! Голова успела сложить только последнее и предпоследнее слово, и получить знакомое заимствованное из английского «Нокаут». Но к сожалению голова не работала, время то ускорялось до бесконечности, то замирало до полного нуля, земля предательски дрожала, горизонт гулял как в последний раз. Учитывая все представленные трудности, я сделал далеко идущий вывод – сделать я ничего не смогу, но будет не так больно. И всё благодаря алкоголю – решению и причине всех наших проблем! Странно, что прежде чем огромный бульдог поднялся со своего места я успел взять последнюю рюмку со стола с резко пахнущей жидкостью, и когда тот уже замахнулся своим пудовым кулаком, я показал ему открытую ладонь – тот остановился. Я выпил. Поставил рюмку. Кивнул. Последовал удар – и крик от боли. Не мой. Удара я не почувствовал – на середине траектории на кулак упала ладонь Добба – для моего названного алко-брата это было всё равно что попасть со всего маху в стальной швеллер – и потому басовито закричал именно он. Да, Добб был как обычно этой ночью полуголый, но мне это совершенно не помешало важно заложить лапы за спину, поправляя осанку, и поднять подборок. Овчар попытался встать со своего места, инстинктивно хватаясь за сданный по правилам заведения пистолет, но на его плечи легли лапы песца, который просто навалился на него почти всем весом. Лабрадор откровенно испугался – особенное впечатление производил конечно доберман, сжимая кулак бульдога до вполне характерного хруста, от чего разъярённый крик переходил в довольно жалобный скулёж. – Вы, видимо, совсем не понимаете нашей… сущности, – сказал я, рассудительно махнув лапой у морды, – Воспользовались тем, что считали нашей слабостью, но забыли о том… Да обо всём вы забыли. Короче, как в той песне… – Я прокашлялся и спокойно проговорил, как будто и не пил вовсе, «Мы Родину свою не продаём, Мы жёнами своими не торгуем, Придёте с миром – до краёв нальём, С мечом придёте – в землю утрамбуем!» – Basically, – пояснил им Добб на их родной мове, – Get out. С этими словами он перехватил лапу бульдога и одним движением схватил его за грудки одной лапой. Под синтетической шкурой вздулись искусственные мышцы и туша бульдога повисла над полом. Продержав его так несколько секунд, Добб отбросил его на пол, сотрясая бетонное помещение. Терминатор лишь похлопал по плечу овчара и отпустил его – тот поспешил немедленно встать и поспешно ретироваться. Лабрадор поспешил за ним, но я бросил ему вслед: – Ты бы сторону получше выбирал, дружище! Лабрадор посмотрел на меня большими выпученными глазами и скрылся за углом. Последним поднялся с пола и, испуганно пошатываясь, гулко топая полуботинками заведение покинул мой собутыльник. Я остался со своими русскоговорящими друзьями и разочарованно всплеснул лапами – к этому моменту в зале осталось меньше трети занятых мест и те в основном похрапывали мордами в столешницы. – Кто это был? – спокойно, но довольно строго спросил меня Добб. – Да хрен их знает, – признался я, не поворачиваясь к нему, – Интуристы какие-то. Англичанин, Немец и вроде бы наш. Прямо как в бородатом анекдоте… – Не было в истории таких союзов, по крайней мере добровольных, – заметил мне Добб, – Ты уверен? – Не-а, – признался я. Очень хотелось как и большинству народа в зале прикорнуть на столике, но пока я стоял – кое-как держался за воздух. Добб хотел было продолжить свой допрос по форме, но тут ударивший по клавиатуре старого пианино песец отвлёк нас от грустных мыслей. У меня даже нашлись силы обернуться, и посмотреть на Добба, но всё внимание перетянул на себя наш полярный друг. – Песец, – только и сказал доберман. – Не смей трогать инструмент, ублюдлок! – раздалось со стороны служебного входа, на что я снова повернулся и обомлел. Гиена-хозяйка была весьма вызывающе, если не сказать откровенно, одета – тонкий чёрный материал, облегающий её тело и прижимающий шерсть так, будто был её второй кожей, блестящий и подчёркивающий каждую мышцу на её мускулистом теле, вызывал в голове только самые пошлые позывы. Подкрепляло это всё несколько интимных аксессуаров – на шее болтался довольно большой красный шарик, там же – ошейник; висящие на одном запястье наручники… Дальше рассмотреть я не успел. Терминатор неожиданно нежно и умело провёл ладонями над клавишами, перебирая ноты и создавая мелодичное созвучие. Глянув на нас с Доббом и совершенно не обращая внимание на гиену рядом, он кивнул и сказал: – Это для вас, ребята. После этого он вдарил по клавишам довольно бойкий ритм, и через пару проигрышей затянул странную песню: «Нас с ним в аду война свела – она друзей не спишет Я был герой – рвал удила, он был намного тише Сырое небо жёг закат, смерть рядом что-то ела Моя душа рвалась в набат, его – тихонько пела Моя душа рвалась в набат, его – тихонько пела…» Мы с Доббом даже переглянулись – получилось как-то странно, но в какой-то мере приятно. Я улыбнулся во все зубы, он – скромно и даже как-то по-дружески, а у меня в голове крутились лишь нехорошие мысли о том, какой я был нехороший. Относительно него конечно. Лишь одна мысль стукнула мне в голову, которую я поспешно, не обдумав её как следует из-за алкоголя, озвучил своему другу: – А если в той горе у Владика меня сделают киборгом, ты как… Закончить я не успел. Песец, согласно тексту песни, пел дальше: «Мы были разные во всем, цитата – лед да пламень. Шмелём кипел я под огнем, а он чернел, как камень. Молчал, и только иногда, когда я наезжаю - Бросал мне: «Парень, ерунда, Господь нас уважает» Он отвечал: «Всё ерунда, Господь нас уважает»» Добб поначалу слушал Арни, а потом как-то странно посмотрел на меня – со странной смесью радости, но грусти и какой-то скорби. Ответить, опять же, не успел – Арни продолжал, и продолжал хорошо: «Сидим в горах, вокруг зима, хрипит в грязи пехота. Нам как-то было не до сна и тошно от чего-то. И разговор мы повели в час злобного затишья Куда нас черти завели, в конце времен, братишка? Куда нас бесы завели, в конце времен, братишка? Ему кричал, ты посмотри на эти сучьи рожи, Им все до фонаря, гори страна в придачу тоже. Нас завтра снова продадут, пойдем на урожаи. А он во ответ: «Брось, баламут, Господь нас уважает» А он во ответ: «Брось, баламут, Господь нас уважает»» Мы с Доббом завороженно слушали текст песни, не в силах разобраться в самих себе: кто из этой баллады был кем, но мне пришло время и я почувствовал, как организм больше не в силах самостоятельно бороться с интоксикацией, решил вернуть выпивку максимально быстрым и неприятным способом. Показав указательный палец своим друзьям, будто это могло значить что-то неимоверно важное, я прикрыл пасть ладонью и что было сил побежал, а потом и пополз к санузлу. Всё произошло на удивление быстро и безболезненно, и как только организм дал мне зелёный свет, я отжался от кафеля и, опираясь на унитаз, принял вертикальное положение. Мир продолжал немного кружиться на непонятной оси, но услышав, как песец заканчивает очередной припев, я поспешил обратно в зал. По дороге до основного места распития тонизирующего, я краем глаза заметил нескольких недружелюбно настроенных зверей у местного «гардероба» и лишь успел схватиться за какую-то несущую конструкцию, чтобы остановиться, развернуться и посмотреть, в чём могла быть проблема. Но на те короткие мгновения, что я успел отвернуться, малышу-гиену уже успели насовать кулаков в морду и перепрыгнуть через конторку, разделяющую их и его. Мир в моих глазах стал медленным и очень расплывчатым, но как только глаза засекли двоих чертей, пытающихся вытащить куда-то шестиствольный пулемёт Арни, организм впрыснул в кровь адреналин и стало лучше. – Хей! – только и крикнул я, но на меня не обратили даже малейшего внимания – то ли я тихо крикнул, то ли все решили что, я им ничего не сделаю! Что же, в одном они были правы – я им действительно ничего не сделаю. Зато кое-кто другой сделает! Я рванул в основной зал, из которого уже доносился последний куплет песни песца: «Тут оторвал нас от проблем тяжелый крик тревоги Тут оторвал нас от проблем тяжелый крик тревоги!» – Тревога! – заорал я, и оставшиеся в зале алкаши вторили мне под драматичный аккорд песца: – Тревога! Арни взял какой-то особенно долгий и эпичный проигрыш, перебирая клавиши, а я, хлопнув себя по лбу, набрал побольше воздуха: – Арни, у тебя пулемёт ща спи#$%т, а ты песни орёшь! Песец, за мгновение до моих слов, самозабвенно игравший на пианино, тут же осёкся и ударил по клавишам, сбивая всем настрой; встал с места, да настолько резко, что чуть не скинул несчастное пианино со сцены. – Чего!? – рыкнул он. – Твою мать, военный! – тут же отозвалась хозяйка этого заведения, будучи одной из самых трезвых здесь, и, совершенно не стесняясь того, что она была в откровенном облегающем костюме, бросилась к выходу. За ней тут же помчался Добб, да и более-менее трезвый Чак рванул с ними за компанию. Я же, чувствуя, что мой боевой долг по поднятию шухера был всецело выполнен, опёрся об стенку и наблюдал за затерявшимся Черкесом, который совсем не понимал, что ему делать дальше – выпивать или всё-таки идти и выбивать из местной гопоты всю дурь. Так и не решившись, он решил совместить приятное с полезным и пошёл на разборки с бутылкой в лапе. Это тоже могло пригодиться. Он был одним из последних, кто покинул зал – оставшиеся не военные посетители этого заведения рванули за своим оружием и того раньше, оставив меня совсем одного. И то оказалось, что не совсем – через какое-то время ко мне подошёл официант и спросил, может мне было чего надо. Я попросил бутылку водички, чтобы было чем блевать. Он принёс, но во-первых, стеклянную, а во-вторых, какую-то издевательски маленькую. Её я тоже употребил, но попросил принести хотя бы литра полтора и в пластике. С таким чётким указанием гиен справился на отлично. Выдохнув, я взялся за бутыль двумя лапами и буквально через силу влил в себя литр свежей студёной воды. Стоило мне закончить, как я почувствовал новый призыв из моего нутра – что-то активно рвалось наружу. Держать в себе я это не стал и побежал обратно в туалет, где уже основательно засел на четверть часа. Выйдя из сортира солидно протрезвевший и посвежевший, я увидел новую картину рядом с гардеробом – в окружении знакомых мне морд стояла хозяйка заведения в своём броском чёрном костюме, держа за горло какого-то кота одной лапой, а другой – шокер. Она разряжала это устройство перед его глазами, угрожая ему. Я было подумал: какая глупость – ведь если она пырнёт его шокером, то через её лапу напряжение передается и ей, но когда она всё-таки подтвердила свои угрозы разрядом в бочину коту, я откровенно удивился – ей не было ровным счётом ничего. Пока она задавала ему тонкие, нежные, я бы сказал ювелирные вопросы, типа «Где, бл#ть, сука, наши пушки!?» и тому подобные, я кое-как дошатался до Добба, и видя, что он более чем контролирует ситуацию, спросил насущный вопрос: – А чего её током не бьёт? – Чего? – удивился Добб. – Ну эту твою подругу – чё её током не бьет, когда она его херачит? Доберман моргнул несколько раз удивлённо – видимо, логика давала сбои, но потом догадливо протянул: – А-а-а-а! Током… – Ага, – издевательски сказал я, показывая на то, как гиена в очередной раз разряжает несколько тысяч вольт в уже почти дымящуюся тушку бандита. – Так латекс же, – сказал Добб, – Он ничего не проводит… С этими словами он нежно похлопал свою любовницу по плечу и присел рядом с ней на колено. – Ему пока хватит, давай он немного очухается. – Тащите его в зал! – велела гиена, поднимаясь в полный рост. Добб аккуратно, ненавязчиво забрал у неё шокер и дал мне знак, мол, смотри чего покажу. Я подошёл чуть поближе,и он продемонстрировал мне шокер, после чего дал на нём разряд. Между игол разрядников проскочила электрическая дуга. Сразу после этого он поднёс устройство к пышной филейной части хозяйки заведения и, ткнув шокером в левое полупопие, треснул тазером. Гиена подпрыгнула и ойкнула – но было совершенно точно понятно, что не от электричества, а от испуга. Резко развернувшись к своему любовнику, она занесла лапу для удара, но Добб успел продемонстрировать удивительные изолирующие свойства тонкого облегающего материала, ткнув её сначала в бок, а потом в грудь и не произведя на неё совершенно никакого впечатления. Сразу после этого на морду моего друга обрушилась сокрушительная, звонкая и, наверное, самая мощная пощёчина, которую я только видел в своей жизни, и Добб для приличия даже сделал вид, что она возымела соответствующий эффект. – Ух! – выдал он, держась за нижнюю челюсть, – С оттяжечкой! – Твоя жопа за это заплатит, пёсик! – высокомерно, но очень сексуально сказала гиена, отбирая у Добба шокер, и догоняя пыточную команду. – Она имеет в виду свою, – тут же сказал мне Добб, а я же был в шоке от другого: – Пёсик? Добб пожал плечами, типа ничего необычного. Он же всё-таки был псом, да ещё каким. Между тем несчастного, частично ободранного, частично опалённого и немного дымящегося кота дотащили до сцены и расступились перед хозяйкой заведения, вставшей перед ним, широко расставив ноги. Процесс интенсивного допроса попавшего в плен бандита мне был совершенно не интересен. Я пошёл длинной дорогой до этого места – в баре я попросил себе что-нибудь кислое и безалкогольное, и под судорожные вскрики кота мне сделали что-то вроде мохито с газировкой и даже настоящим льдом. Я лениво, в пол-уха слушал вопросы и ответы, предсказывая всё на ходу. У бандитов таких группировок довольно слабая мораль и практически полностью отсутствует какая-либо преданность. И всё, что они пытаются удержать в тайне, это скорее больше понты и страх перед их вожаком, который, если выживет, спустит шкуру сам. Однако у этого мальца понтов явно было больше, чем всего остального – сыграла с ним злую шутку и сама гиена. В какой-то момент я услышал ответ, который я совершенно не ожидал. – Такая сука как ты, да ещё и в таком виде… Давай, давай ещё! Ещё чуть-чуть и мне это начнёт нравится! Я с удивлением обернулся на такой призыв и оценил всю комичность ситуации. И действительно – я видел порно, которое начиналось точно так же. Жаль, что там всё было постановкой, потому что ставки у нас были драматически выше. – Милый? – предложила она моему другу. – Чак? – передал эстафету мой друг, предпочитая держать в лапах хозяйку заведения. – Арни? – тут же предложил лис другую кандидатуру. – С радостью, – тут же сказал песец, выходя вперёд к единственному пленнику. Тот уже окончательно потерял всякий страх. – Верните бешеную суку в резине, она мне больше нравилась! Терминатор не стал утруждать себя долгими прелюдиями и даже просто разговорами. Одной лапой он сгрёб кота за грудки, пока тот отпускал шуточки насчёт белизны нашего друга и его сил. Он тут же потерял всякую спесь, как только Арни всё той же одной лапой поднял его полностью над поверхностью сцены, на вытянутой лапе повернул в сторону зала и задал всего один вопрос: – Где мой пулемёт? – Узнаешь, когда мы им же будем разрабатывать твоё очко, снежок! После этих слов Терминатор, не меняясь в морде, поднял кота чуть выше – к старым сценическим софитам на низком потолке подвала. Кот недовольно покосился на них, прижимая уши. Технологии были старые, а потому надёжные, но очень не эффективные. Бо́льшая часть электричества у них уходила в тепло… – Тот же вопрос, – спокойно сказал Арни. – Тот же ответ! – бросил ему кот. Сразу после этих слов Арни сделал шаг вперёд и на вытянутой лапе воткнул кота макушкой в софит. Раздалось странное шипение, а потом истошный крик – кот попытался вырваться и даже дать какой-то отпор, но длины рук ему не хватало, а ноги предусмотрительно обхватили ремнём и Черкес, продолжая потягивать что-то из своей бутылки, схватился за него, держа кота. Когда всем присутствующим в нос ударил аромат жжёной шерсти и плоти, Терминатор со звуком отдираемого скотча вынул кота из осветительного прибора; он не стал опускать его на сцену, а просто перенёс его к следующему софиту. Гиена пыталась было возмутиться порчей ценного оборудования, но Добб что-то прошептал ей на ушко, и она успокоилась. На кота было откровенно страшно смотреть – четверть морды походила на один сплошной ожог, бо́льшая часть шерсти попросту отсутствовала, и казалось, что с него сняли скальп, однако забросили это дело на полпути. Терминатор спокойно согнул лапы в локтях, поднося его обугленную морду к своей. – Тот же вопрос, – настойчиво повторил наш друг. – Надеюсь, что запах моей жжёной шкуры никогда от тебя не отстанет, урод полярный… Не мешкая и секунды, не давая коту ни договорить что-то, ни подколоть ещё, Арни снова воткнул его головой в софит, на этот раз держа куда дольше. Поначалу пленный снова пытался вырываться, а потом додумался упираться лапами в потолок, но немного не рассчитал – в месиве проводов у софита что-то громко треснуло и он отдёрнул лапы, истошно крича: – Я скажу! Скажу, я всё скажу! Терминатор подержал его ещё немного для профилактики. – Отпусти! – заорал кот, извиваясь в конвульсиях, – Я всё выложу! Всё! Как на духу! Терминатор медленно, как будто неохотно, опустил дымящуюся тушку кота на уровень своего взгляда и, не моргая, спросил у него свой коронный вопрос: – Где. Мой. Пулемёт? – вкрадчиво, по словам, очень выразительно спросил у него песец. Кот жадно хватал пастью воздух, пытаясь восстановить дыхание. Несколько томительных секунд он старательно отводил взгляд от выпученных глаз песца, но когда Терминатору надоело ждать, он снова начал поднимать бандита к потолку. – Хватит! – тут же взбрыкнул кот, – Я же сказал, что скажу! – Где мой пулемёт? – Да чё ты всё заладил – пулемёт-пулемёт! В жопе у себя поищи свой пулемёт! – огрызнулся кот, но прежде чем Арни снова напряг свои синтетические мышцы, он замотал головой, – Ладно-ладно! Юг химического завода! – Химического завода? – тут же переспросила его хозяйка заведения, выкручиваясь из объятий Добба, – Вы недобитки что ли? – Мы не недобитки… – попытался возразить бандит, но Терминатор размахнулся и приложил всю его тушку об бетонный пол – под затылком кота показалась лужица крови, но недостаточно большая, чтобы я начал волноваться за его здоровье и жизнь в частности. – Что ты знаешь? – спокойно спросил у гиены песец. – Знаю, что соваться туда не стоит, – спокойно ответила гиена, – И дело не в вашей крутости, мальчики, – тут же уточнила она, тыкая чёрным блестящим пальчиком в грудь Добба, – Они там всё так устроили – натуральный лабиринт с ловушками и прочим – они туда специально всех посылают. – И где они на самом деле? – поинтересовался Добб. – У них перевалочная недалеко – в здании большой автобазы. – Я знаю где это, – тут же встрял Чак, – Знаю и о репутации этого места. – Там есть что ловить? – деловито поинтересовался Добб. – Думаю, что да, – пожал плечами Чак, – Если вам интересно месить толпу недобитых обрыганов голыми лапами… – Почему их называют недобитыми? – встрял я в диалог со своим неуместным вопросом. Отвечать пришлось самой местной из всех – хозяйке. – Те, кто остались живы и приползли в город после того, как вынесли банду рейдеров в пустошах. Тех, которые терроризировали поезда и караваны. – Может быть интересно допросить кого-нибудь из них на тему того, кто и как их вынес? – предположил я. – И не разговаривали ли они по-английски, – дополнил Добб с лёгким кивком головы. – Тебя не отпущу, пёсик, – проворковала гиена, втираясь обратно в лапы моего друга. Добб не стал особо возражать. Пожал плечами и кивнул оставшимся: – Справитесь? – Обижаешь, – ответил ему покачивающийся Черкес. – Нормально, – кивнул Чак. – Справимся, – спокойно ответил Арни, разворачиваясь к выходу. Некоторые из гостей, так же потерявшие своё оружие, пошли вместе с нашей троицей, укрепляя их шансы на успех, а Добба практически сразу же, стягивая с него штаны, утащила его давняя подруга. Я остался посреди пустого, немного потрёпанного зала и всплеснул лапами, вопрошая у бетонного потолка: – А чем песня-то заканчивалась!?