Революционер

Всё это выглядело знакомым аж до ломоты в запястьях. Очень специфической и яркой ломоты, знакомой, наверное, только нам — служащим того, что в так называемой стране называли «армией». Я даже ненароком потёр свои, вспоминая, как совсем недавно они болели у меня. Чак, за которым я внимательно наблюдал, обмотал широкий жёлтый трос вокруг своей лапы и натянул его. Я показал ему оттопыренный большой палец и улыбнулся, наблюдая за его действиями с соседнего перрона в гражданской одежде. Так начинался наш с Доббом отпуск — с того, что мы смотрели на то, как работают другие. — Трогай! — рявкнул матюгальник голосом машиниста, и почти тысяча зверей дружно потянули состав пассажирских вагонов от перрона. Произошло это так легко и просто, что в строю даже не особо злились на тех, кто халтурил, скорее даже наоборот — усмиряли тех, кто слишком старался и тянул быстрее остальных, не чувствуя особой нагрузки. В голове состава звякнула вагонная сцепка и полностью отсоединилась от всех трёх локомотивов. Наше командование, видя то, как легко и быстро тащатся вагоны без горок и спусков, гнали вагоны дальше, на запасной путь. Руководил этим лично полковник, стоя на платформе РСЗО, практически играя роль машиниста. Сам машинист — мохнатый пёс по кличке Барсук — дождался, пока вагоны уйдут на запасной путь, и запрыгнул в кабину электровоза. Запустив локомотив, он дал свисток и тронулся в путь, волоча за собой тепловоз, а вместе с ним наш маленький и очень древний американский трофей в виде самого большого паровоза, созданного людьми. Довольно резво он укатил по путям, потом затормозил и дал назад, но уже на совершенно другой путь — на Ленинградский вокзал, где уже два дня готовили целую платформу к прибытию нашего паровоза, так что наконец-то можно было начать таинственные работы, о которых ни полковник Селкер, ни генерал-майор Филснейк предпочитали почему-то не распространяться даже нам, прикрываясь даже не военной тайной, а скорее каким-то сюрпризом. На Ленинградском вокзале старый чёрный локомотив уже ждали специалисты из того Курчатовского центра, где нам довелось побывать с Доббом и Арни; несколькими фурами привозили какие-то странные запчасти — я лично видел целый грузовик с медными трубками, которые молча разгружали наши духи в этот самый вокзал. Более того, паровоз загнали в чуть ли не специально сделанный ангар внутри вокзала, всё огородили и обили какими-то разномастными листами вроде кровельных и даже выставили охрану из местных стражей правопорядка. В общем, всё было серьёзно, и мы застряли в столице минимум на месяц, в худшем случае — на два. Барсук загнал паровой локомотив внутрь ангара, отцепил сцепку и выгнал два других локомотива, которые тут же подключили к другим составам — ближнего и не очень сообщения, заверив, что более нам эти двигатели не понадобятся. Ни я, ни Добб, ни кто-либо ещё даже не догадывались, что такое могут сделать с обычным паровозом, чтобы мы забыли о том, что его коэффициент полезного действия болтался в районе трёх процентов и топлива на него нужно было не просто много, а ненормально много. И вот так, в каких-то странных стройках и непонятках для нас всех, прошло почти три дня после того, как всё-таки погасло то, что осталось на месте бывшего Сокольнического парка. Да, тот день можно было считать победой, но победу никто не праздновал и даже не особо собирался. После того вечернего залпа с чёрным напалмом плато горело ещё несколько часов, ярко освещая ночное небо Москвы. Из-за ужасного перепада давления, вызванного выгоранием кислорода в атмосфере, весь воздух, что был, устремился в столицу, натягивая вместе с собой тяжёлые свинцовые тучи, которые отражали зарево пожара и освещали почти весь район целую ночь. А наутро выпал снег. После долгого огня он казался чем-то инородным и даже страшным. Объяснить это было несложно: из-за убитого людьми естественного круговорота воды в природе осадки здесь были откровенной редкостью. Штормы и пылевые бури, приходящие из центра России, — да, но, когда на землю тихо и мягко ложился крупный пушистый снег, многие испугались, ведь никогда такого не видели. Кто-то даже начинал проповедовать, что это химическое оружие, а некоторые фермеры приходили ругаться к нам по поводу того, что мы травим их землю, но, получив подзатыльник от Добба и объяснения от меня, что это всего лишь замёрзшая вода, более-менее успокаивались. Многие всё равно начали строить навесы, иногда даже получая самые настоящие теплицы. Но в целом все эти дни мы старались особо не высовываться и не шуметь: карму мы себе попортили изрядно, и хоть всё было согласовано с правительством, но с местным населением — нет, причём настолько, что без всяких санкций и указаний сверху на нашем перроне пропали все торгаши. Но нам было не привыкать даже к такому. Чак за это время успел поправиться и пообвыкнуть к новой обстановке и правилам — он прекрасно влился в коллектив и держался свободно и естественно, зачастую припоминая мои слова о том, что наша армия не сильно далеко ушла от бандитской группировки, только со знаком плюс. Мы с Доббом даже немного похлопотали у наших снабженок и выбили ему неплохо сохранившуюся армейскую снайперскую винтовку вроде Драгунова, чем сразу перевели его из разряда духов в разряд черпаков к некоторому недовольству старослужащих. Но лис и здесь смог проявить твёрдый характер и доказать делом, а не на словах, что он заслужил этого больше, чем даже те, кто служил тут не первый месяц, а некоторые отдельно взятые индивиды — даже год. В общем, мы с Доббом махнули на всё лапой и поселили его в нашем купе, строго под доберманом, чтобы тот на тщедушного лиса ненароком не рухнул. Проверять доверие было особо нечем — всё наше оружие мы сдали на ответственное сохранение под личную ответственность нашего полковника, прямо в его купе, которое он покидать не собирался. Вместо нас на должность заступили Чиф и Молотов, который согласился взять на себя некую дополнительную ответственность. Разобравшись с последними делами на вокзале, мы зашли попрощаться к полковнику, который выделил нам ещё небольшую премию за переработку и спецоперацию, и наконец-то вышли из вокзала, прошли через разбитый на привокзальной площади лагерь и оказались вдвоём перед дверьми того самого ресторана, в котором последний раз видели мэра Москвы в добром здравии. Поднявшись по лестнице и без единого препона пройдя внутрь, через прихожую, вошли в зал, сели друг напротив друга, и узнавший нас тигр подал нам чистые хрустальные стаканы со льдом и местный виски. Янтарная жидкость, журча и перестукиваясь кубиками чистого льда, наполнила наши стаканы почти полностью. Не говоря ни слова, мы с Доббом взялись за стаканы и, не чокаясь, осушили их до дна. Горячительное провалилось внутрь, разлилось в животе и наполнило теплотой. И в тот же момент с меня как будто спало оцепенение, которое держало все мои эмоции в узде все прошедшие после поджога дни. Немалую участь в этом сыграл и наш официант из местных, который, даже несмотря на то, что прекрасно знал, кто мы и чем занимались, прекрасно нас обслужил и уже готов был повторить, но Добб тоже оживился и, покрутив стакан перед глазами, внезапно с силой швырнул его на пол. — Отличное пойло! — рявкнул он на полупустой ресторан. — Неси ещё! — Я согласен с тобой, друг! — тоже крикнул я, разбивая свой стакан, и тут же наткнулся на непонимающий взгляд тигра. — Довоенное стекло же… — Мы оплатим, — заверил его доберман. — К тому же я знаю место, где делают отличную посуду, и я обещаю, что привезу вам новой! — «Гусь-хрустальный»? — догадался полосатый. — Там дороги контролирует какая-то банда, а везти мимо — так ничего не доедет, как ни пакуй! — Мы разберёмся с этой бандой, — пообещал я коту. Официант неожиданно хитро улыбнулся и сообщил: — Я знаю. Парой щелчков он подозвал к нам кошечку-уборщицу, а через минуту уже принёс новые стаканы — такие же чистые и красивые, но на проверку оказавшиеся пластиковыми. Выпив всю бутылку и довольно скромно закусив, Добб пошёл общаться с каким-то главным — убедить его, чтобы тот звонил на завод хрусталя и делал заказ, а со всякими ассоциальными группировками он с друзьями разберётся при доставке. Мы обещали вернуться и уже намного более раскрепощённые вышли из ресторана. Мы не собирались просто взять и начать пить. У нас был повод, и повод важный — общее повышение, ну хотя бы для меня это было важно. Мне, ровно как и Доббу, хотелось для начала прогуляться по центру Москвы и присмотреться к потенциальным местам для дальнейшего кутежа. Денег у нас теперь было столько, что можно было бы без проблем купить домик где-нибудь в моём родном Екатеринбурге и забыть о службе на пару лет, но я знал, что был нужен нашей армии. Оставалось только заглушить в себе эту совесть и оторваться так, чтобы никаких денег не осталось, чтобы лишние мысли о покое в голову не лезли. Рядом с вокзалом мы нашли себе частного извозчика, который курсировал на древнем микроавтобусе по окрестностям и завозил кого надо в Москву. Добб даже проверил его документы и пропуска, а старый чёрный пёс не растерялся и потребовал документы уже у нас. Он долго и пристально рассматривал наши бумаги, даже проверяя их на свету, хотя он наверняка не знал, на что конкретно смотреть, и у меня даже закрались сомнения в его способности читать. Конечно, он ради вида скривился немного от наших фотографий в погонах, но особо бухтеть не стал, особенно при виде нескольких купюр максимального достоинства, за которые он не стал больше ждать наполнения салона, а повёз нас двоих, как в лимузине Филснейка. Да, у той машины была велюровая отделка салона и удобные сиденья, но там не было настолько просторно. Мы лишь немного, и то по большей части ради серьёзности, насторожились, когда заехали в «тень» от мегаполиса, и то лишь потому, что именно на этой дороге мы повстречали каких-то таинственных неприятелей, катающихся тут на бронетранспортёрах. В развалинах старого небоскрёба у всех нас ещё раз проверили документы, даже пару раз козырнули и пропустили внутрь. И, хоть этот город пережил несколько концов света, его центр сохранился почти в первоначальном состоянии: здесь повсюду ездили машины, было множество магазинов, где можно купить свежие овощи или мясо. Почти по всей территории центра были расставлены огромные башенные краны, и трудолюбивые звери поддерживали и реставрировали огромные небоскрёбы, переплетавшиеся между собой выше дорогами и галерейками. Двигатель у нашего фургона привычно заворчал более натужно — практически сразу мы выехали на воздушную трассу и начали подниматься над землёй, оставляя под асфальтом широкую инфраструктуру, некоторые производства и тяжёлое дорожное сообщение. Тут, наверху, царила почти довоенная жизнь, и звери прекрасно вписались в новые роли, заняв все возможные людские ниши — от самых низших до самых-самых престижных. — Куда вам, парни? — крикнул через символическую перегородку водитель. — ГУМ, — тут же сказал за нас двоих Добб. — К Красной площади, — пояснил он и обратился уже ко мне: — Самый центр — оттуда и начнём, а потом по спирали по всей Москве и размотаемся. — Звучит как план, — согласился я с улыбкой. Водитель поднажал — за те деньги, что мы ему вручили, он был готов хоть кругами нас катать до последней капли топлива, а потом, может, и так толкать. И он сделал всё правильно, прекрасно услышав слова Добба о спирали, — поехал по окружным дорогам, опустившись немного ниже — из деловых уровней в торгово-развлекательные. Обстановка сразу же сменилась — из мира серых прямоугольных зданий мы окунулись в более тёмный мир уже чёрных прямоугольных зданий, разукрашенных неоном и мерцающими, переливающимися всеми цветами радуги светодиодами. Несмотря на то, что на улице, куда солнечный свет и так добирался редко, дело клонилось к вечеру, здесь жизнь только-только начиналась: зажигались огни, выходили на свою «охоту» представительницы и представители древнейшей профессии. Этих на этом уровне было, наверное, больше всего, причём разнообразие всех возможных расцветок, форм и размеров просто зашкаливало. Конечно, большинству из них оставалось всего ничего до того, чтобы скатиться с этого, фактически предпоследнего, уровня глубоко вниз, туда где даже электрический свет был чем-то из ряда вон выходящим, но у меня возникало великое множество вопросов по поводу того, сколько денег они отдали врачевателям за то чтобы они сделали с ними то, что, возможно, кому-то когда-то казалось красивым. Я даже не думал о тех, кто сделал себе сиськи такого размера, что под их весом можно было задохнуться, — сколько отдали те, кто сделал себе третью грудь?! После того как я встретился с одной такой глазами во второй раз, я решил больше на улицу не смотреть и зябко поёжился. Это было ненормально. Но и это помогало слабо — немногие поначалу обращали внимание на коптящую машинку, но, завидев, сколько всего нас было в салоне, начинали прихорашиваться и стрелять в нас томными взглядами, причём, опять же, как представительницы, так и представители древнейшей профессии. Доббу всё это было нипочём, а вот мне в разгорячённое алкоголем сознание, воображение подсовывало такие картинки, что становилось не по себе. Быстренько собравшись с духом, я перевалился через перегородку к водителю и свесил локти с передних кресел. — Слушай, спасибо, конечно, за обзорную экскурсию, но мы с моим другом уровнем немного выше будем… — А-а-а, — довольно выдохнул пёс. — Как хорошо! Я и сам не в восторге от таких мест. Сейчас будет выезд на уровень повыше. И он не соврал — через пару минут он снова вдавил педаль газа поглубже, вывозя нас в сумеречный город. Шлюх кругом меньше не стало, но они хотя бы стандартизировались и выглядели хоть как-то вменяемо. В остальном же по улице в машинах и пешком ходили местные «деловые» звери, построившие экономику на перекладывании и подписании бумаг и контроля производства, которого никто из них никогда даже не видел. Здесь многие не знали о том, как пользоваться оружием, не все даже понимали, в какой опасности они живут, какое мощное кольцо окружает их маленький уютный мирок. Тем более что в атмосфере всеобщей непринуждённости и раскрепощённости находились и представители правопорядка, иногда даже за работой. Отдельно у меня взгляд зацепился за лисицу с пышной синей шевелюрой в голубой форме, но зато какой — синее боди, больше напоминающее купальник, подчёркивающее бёдра, обтянутые в чулки-сеточку. И при этом при всём на её шее, на ошейнике, висел вполне отчётливый полицейский значок. Это чудо природы заметил даже Добб и уставился со мной во все глаза на странную синеволосую лисицу. Она, почувствовав на себе два таких взгляда, лишь недовольно фыркнула и ушла куда-то за угол, скрывая свой длинный пышный хвост из поля нашего зрения. — Не пойму, то ли она на живца ловит кого-то, то ли просто прикидывается, — признался Добб. — Чудны дела московские, а? — И не говори… Вскоре вместо педали газа нашему извозчику пришлось давить на педаль тормоза: дорога, по которой мы добирались к центру, резко пошла вниз — к самой земле, где люди старательно сохранили какой-никакой исторический облик своего города. Древние каменные здания с редкими окнами раньше были музеями, но в нашу послевоенную эпоху предприимчивые комерсанты превратили их в казино и лучшие бордели столицы, а именно это и нужно было нам с Доббом. Мы попросили водителя высадить нас у стен Красной площади, обменялись с ним телефонами и пока что попрощались. Я уже было направился к питейным заведениям, но мой друг уверенно взял меня за шиворот и перенаправил вектор моего движения ещё дальше в центр столицы, в ворота Спасской башни. Я лишь пожаловался ему на то, что вот-вот протрезвею, но ему, оказывается, это и было нужно. Зайдя на Красную площадь, мы оказались в ещё одном совершенно другом мире по сравнению с тем, что было до этого. Здесь даже отголосков войны не было, и казалось что всё сохранилось точно так же, как было до этого триста, четыреста, пятьсот, а то и все восемьсот лет назад. И в этом мирке нашлось место двум солдатам с кучей денег в карманах, но вот я был совершенно не по моде одет, из-за чего Добб иногда отшучивался перед полицейскими, что он как бы «не со мной», а я чувствовал себя неловко. Нас успели остановить по крайней мере два раза на пути к центральному магазину всей столицы, но морды полицейских быстро менялись при предъявлении наших с Доббом документов — они козыряли и больше вопросов не задавали. А вот внутри магазина на меня смотрели как на откровенного бомжа — напыщенные и высокомерные самки с ухоженной шерстью и когтями, прилизанные продавцы-консультанты, у которых одна причёска стоила дороже всего, что было на мне надето, лишь фыркали и не желали иметь со мной никаких дел. И ксива тут не помогала, а даже мешала — стоило её один раз засветить, как нас выперли из магазина, крича что-то про безмозглых военных. Пришлось нам с Доббом идти туда, где этой ругани не слышали, и сменить тактику: все звери в ЦУМе резко меняли своё отношение ко мне при виде увесистой пачки денег, которую я доставал из кармана своих потёртых джинс: я сразу становился самым важным клиентом во всех бутиках, закусочных и магазинах. Рвать стандарты долго не пришлось, и я всё-таки сподобился купить себе цивильную гражданскую одежду в тон другу-доберману. Теперь мы с ним были словно два мафиози и были в чём-то похожи на криминальных элементов: ни я, ни Добб с оружием на этот раз не пожелали расставаться. Конечно, Добб не стал брать свой громовержец, а ограничился пистолетом Стечкина в подмышечной кобуре, а я взял с собой обычную «Беретту», которую тут же и купил за какой-то бесценок, чтобы не ходить лишний раз до состава и не изводить бумагу на официальные запросы, только для того, чтобы ждать три дня, что мне там снабженки согласуют. Вообще, в этом здании можно было купить не только одежду, но и всё что угодно — от химических реагентов и газов в баллонах до компонентов мини-ядерного реактора и сверхёмких батарей, сохранившихся со времён людей. Но отдельным пунктом наших покупок стала небольшая тёмная витрина, в которой стояли два манекена, больше напоминающие роботов из-за своей брони. Выглядела она очень хорошо и надёжно, и Добб воспылал к ней интересом, тут же зашёл внутрь, и мне ничего не оставалось, кроме как следовать за ним. — О! — поприветствовал нас толстый полосатый кот. — Вижу, ко мне пожаловали важные клиенты! — Он радостно развёл лапами, осматривая наши фигуры. — Мы, наверное, сами осмотримся? — почему-то спросил пёс, глядя в глаза коту. Странно, хоть в чём-то мы и были людьми, но природный страх у кошек перед собаками остался. Кот нагловато улыбнулся, пропуская нас внутрь: — Прошу. Входя, доберман сморщил нос — тут повсюду пахло котом. Не то чтобы это было хоть сколько-то неприятно, просто сразу становилось ясно, что мы на территории полосатого продавца. Между тем он был прав: мы действительно пришли куда надо. Лавочка торговала обмундированием явно военного назначения. — Откуда ты всё это взял? — сразу спросил Добб, осматривая всевозможные костюмы. Кот без утайки ответил: — О, мне просто повезло. Моему ныне покойному отцу подфартило купить один дом, в подвале которого был старый запечатанный склад для… Ну, для какой-то там партии первых воинов-морфов. Мой отец потратил сорок лет своей жизни, чтобы разгадать пароль на бронедвери, но его дело завершил я, так что… — Он развёл лапами. — Оружие растащили сразу, конечно же, а вот хорошим обмундированием они побрезговали. А зря… Добб внимательно слушал историю кота. Я понял, почему он так пристально вникал в его историю: пёс ведь сам был «из какой-то партии первых морфов». — Можешь найти нам офицерское снаряжение? — спросил он, внимательно глядя на кота. — Если тут расчёт на партию, должно быть пять офицерских комплектов как минимум. — Конечно-конечно. Должно быть. Но два у меня уже купили. За немалые деньги, кстати говоря. Я похлопал по внутреннему карману, проверяя своё довольствие за рядовой подвиг. — Деньги не проблема. — Тогда у меня есть вот такой комплект, — кот кивнул на большой манекен какого-то чёрного пса, стоящего в боевой стойке. У меня глаза расширились от изумления. — Зверобой? — спросил доберман, с улыбкой подходя к манекену и проверяя жёсткость некоторых мест. Под его пальцами ткань промялась, как обычная простыня. — Да-да, он самый! — подтвердил кот, хлопнув в ладоши. — Я вижу, вы большой знаток военных технологий! Не бойтесь, то, что на манекене, — это муляж. — И сколько? — спросил Добб, отходя от игрушечного пса. — Всего ничего. Шестьдесят пять тысяч. У меня глаза на лоб полезли от таких непредвиденных расходов. Мало того, что мы уже потратились, хоть и с умом, но даже если бы мы дошли сюда пешком, даже с доплатой за спецоперацию в парке — нам с Доббом никак не хватало. Но это были лишь первые мысли о нашем текущем положении дел. Вторая мысль пришла тут же: мой друг был не так прост, каким казался на первый взгляд, а хранить положение своих дел в полном секрете зачастую даже от самого себя старый киборг умел, как никто другой. Когда кот огласил ему сумму, он поначалу даже виду не подал. Однако я почувствовал его оценивающий взгляд на себе и напрягся. — Берём два, — сообщил он. — Два? — переспросил я. — Два-два, — подтвердил он. — Хочу, чтобы ты остался со мной на подольше. — Это, конечно, чертовски приятно слышать от тебя, но, может быть, подумаешь хорошенько? У меня столько денег нет. — Скидочку сделаешь? — без всякого плана обратился к продавцу доберман, доставая из внутреннего кармана увесистую пачку купюр самого крупного достоинства — откуда у него такие брались на постоянной основе, я искренне не понимал, ведь мы с ним были практически неразлучны. — Откуда столько? — решил спросить я. — В плаще завалялось ещё с прошлого отпуска, — беззаботно пожав плечами, ответил Добб. — В плаще завалялось? — саркастически переспросил я его. — Сколько здесь? Сто тонн? — Вообще-то, строго говоря, да, — покивал мой друг. — Так что без скидочки мы отсюда никак. — Вы на какую скидку рассчитываете? — удивлённо промямлил кот, услышав разговоры о тоннах и заначках в одежде, а проведя в голове нехитрые математические манипуляции, сам округлил глаза. — Двадцать процентов?! — Двадцать три целых и примерно девяносто две сотых, — уточнил Добб, пересчитывая купюры. — Я таких даже местным военным не делаю. — Наверное, поэтому эти комплекты у тебя так и не разобрали, да? — тут же догадался я. Добб незаметно для кота усмехнулся и показал мне большой палец. — Те, кому это действительно нужно, могут себе это позволить, — заявил серый. — Шлюхи? — попробовал догадаться Добб. — Местные бандиты? — сделал свою попытку я и даже продолжил тему: — Типа тех, кто тебя крышует? От такого диссонанса в вариантах ответа кот даже немного растерялся, а Добб надавил: — Сомневаюсь, что своей крыше он продавал что-то по такой цене. Скорее всего, комплекты ушли значительно, очень значительно дешевле… — А я вот сомневаюсь, что у кого-то из местных будет стоять на кого-то в этом комплекте, если он, конечно, не отчаянный мазохист… Хотя, учитывая, что я видел по дороге сюда… — У меня здесь не рынок, — отрезал неожиданно для нас кот. — У меня семья и дети, которых мне тоже нужно кормить! Шестьдесят пять, и точка, не согласны — выход в той стороне. Добб качнул головой в мою сторону, и я полез в свою за пазуху за оставшимися деньгами. На стол перед котом легла увесистая пачка купюр и довольно плотная скрутка моих денег в разнобой. Кот внимательно пересчитал всё до последней купюры и довольный удалился в подсобку, в которой спустился куда-то вниз, прихватив наши деньги. Отсутствовал он довольно долго, что нас уже начинало смущать, но мы молча спокойно ждали своего заказа — я только постукивал пальцами по столешнице, но Добб был уверен в себе, как никогда. Наконец, кот соизволил вернуться — пыхтя и кряхтя, он тужился изо всех сил и нёс в обеих лапах по довольно увесистому рюкзаку очень большого объёма. Добб и бровью не повёл — просто зашёл к нему и спокойно, не напрягаясь вообще, взял оба рюкзака, как будто они ничего и не весили. Кот же округлил глаза и внимательно посмотрел на добермана, который унёс два рюкзака, как будто они были набиты ватой. Оглядев их у прилавка, Добб отдал один мне — и он оказался реально очень тяжёлым, килограмм в шестьдесят, а может, и больше. Раскрыв верхний клапан, он немного пошуршал внутри и поднялся во весь рост перед котом-продавцом. — Шлемов нет, — констатировал он. — Шлемы отдельно, — заявил кот, потом поправился, когда, видимо, его мозг напомнил ему, с кем он говорит. — Но я полагаю, что скидка для таких, как вы, ребята, будет уместна. — Более чем, — спокойно ответил ему Добб. — Сколько за шлем? — Рад бы вам помочь, но их сейчас нет в наличии, — ответил нам продавец. — А теперь прошу, — он положил перед нами четыре купюры по пять тысяч каждая. — Двадцать тысяч, это по десять на комплект. — Приемлемо, — сказал доберман, взвалив на себя свой рюкзак и беря мой за ручку для переноски в походе. Я забрал деньги и сделал небольшой реверанс в сторону кота. Когда мы вышли из магазина с новым настоящим военным оборудованием, а сомневаться в его подлинности благодаря Доббу не приходилось, хозяин магазина тут же погасил в своей лавке свет, щёлкнул замком входной двери и перевернул приветливую табличку «Открыто» на «Закрыто». Добб же поспешил к стойке информации центрального магазина, где по памяти продиктовал номер нашего нового друга-извозчика, и пошёл на выход. Глаза его были широко открыты от радости, плечи расправлены, походка лёгкая — я давно не видел его настолько счастливым и с радостью готов был разделить с ним его энтузиазм. Тем более когда пожилой пёс за рулём получил ещё один заказ — он примчался со скоростью, стремящейся к световой. Загрузившись в его мини-автобус и закинув в салон новые баулы, мы, к моему великому удивлению, поехали на какой-то совершенно незнакомый адрес, который Добб назвал ему, опять же, по памяти. Шофёр, найдя это место в навигаторе, сказал, что туда не поедет, но, во-первых, Добб обещал ему, что деньги не станут проблемой, а во-вторых, он везёт пару очень матёрых военных, которых весьма непросто запугать. Пёс подумал пару минут, сделал пару звонков и согласился — старенький дизель заворчал проржавевшим насквозь выхлопом и повёз нас двоих на другой конец центра Москвы, а оттуда, через ещё один КПП, куда-то на юг. Дороги постепенно становились всё хуже и хуже, а на пути пару раз встретились относительно свежие сожжённые и изрешечённые остовы других машин. Пару раз на пути выскакивали какие-то босяки, но водитель, не сбавляя скорости, либо шёл на таран, либо пытался увернуться от них. Один раз на дорогу вышел какой-то относительно нормально одетый лис и его подружка-пума и сразу же вскинули оружие в нашу сторону, но Добб, ни секунды не колеблясь, вынул из подмышечной кобуры своего «Стечкина» и просто показал его налётчикам — оказалось, что даже этого хватило для того, чтобы у них в голове всплыли остатки мозгов. Рейдеры, признав моего друга, недовольно разошлись, пропуская нашу машину. И больше нас никто не трогал до тех пор, пока милый голос в навигаторе нашего водителя не сказал: «Вы прибыли к месту назначения». Добб быстро показал ему на какой-то тёмный провал в земле, на проверку оказавшийся подземным бункером, куда наш опытный извозчик с трудом втиснулся на своём микроавтобусе. Как и многие другие такие места, он был переоборудован под автомастерскую, но ныне запустевшую и тёмную. Добб показал водителю, где остановиться, после чего велел ему глушить двигатель и гасить фары. — Я тут долго вас ждать не буду, нехорошо тут, — недовольно пробухтел водитель, нервно сминая обод руля. — Мы оставляем тебе наш груз в качестве залога, — напомнил ему Добб. — Попробуешь уехать без веской на то причины — найдём. — Да я бы и рад, чтобы вы меня нашли, — отозвался извозчик. — Нехорошо тут. — Мы быстро, — пообещал ему Добб и покинул салон. Я вышел вслед за ним. — Может, мне с ним остаться? — предположил я. — Нет, — коротко ответил Добб. — Если что-то нехорошее действительно случится, то ему правда лучше будет уехать. Пошли, с местными познакомлю. — А то вдруг мне пригодится такое знакомство, да? — Знакомство никогда не бывает лишним, — заверил меня бессмертный киборг. Спорить с ним не было смысла. По его указке мы прошли через весь бункер и поднялись на поверхность по лестнице. Пройдя к ближайшему жилому зданию, мы зашли внутрь через выломанную железную дверь, где Добб сделал что-то совсем невероятное — в подъезде вызвал лифт, при этом посмотрев в глазок вроде как нерабочей камеры. Его действия смотрелись откровенно дико, учитывая хотя бы то, что во все три лифта были выломаны двери и было видно их запустение, а в одной шахте — саму кабину, явно упавшую до самого низа. Спустя несколько секунд, как будто механизм раздумывал над своим решением, где-то наверху древнего здания ожил мотор, и по ржавым направляющим к нам прибыла маленькая кабина лифта. Уже не зная, чему удивляться, а чему нет, я направился было к ней, но Добб положил мне лапу на плечо, покачивая головой. И через несколько минут к нам на первый этаж тихо и практически бесшумно прибыла платформа в шахте грузового лифта. Ни о какой кабине речи и не шло — просто несколько деревянных паллетов, сколоченных между собой гнилыми досками, да ещё и с огромной дырой посередине. Добб даже позволил себе усомниться в этой конструкции. — А ещё говорил, что топит за безопасность, — усмехнулся мой друг. — Если что, ты стоишь со стороны лестницы. С этими словами он пригласил меня на платформу элегантным жестом, и действительно — если я стоял глубже, то по стене шахты проходила неплохая и с виду надёжная лестница из изогнутых арматур, торчащих из стены. Добб встал на паллеты следующим, послышался треск дерева и длинной верёвки, тянущейся сверху, но в целом конструкция выдержала. — Может, по лестнице, а? — предложил я. — Не, он снёс их. — Кто он-то? — Должник. Я хмыкнул — естественно, кто же ещё. Платформа сама, без всяких указаний и приказов, тронулась наверх и даже смогла набрать какую-никакую скорость — меня не очень приятно прижало к полу, как в настоящем лифте. — А чем нам та кабина не угодила? — спросил я, смотря, как мимо нас пролетают этажи и разломанные створки дверей, дающие свет. — Это ловушка, для незнающих, — пояснил пёс и взял меня за плечо. — Береги голову! Я вовремя посмотрел наверх и отпустил верёвку, которая несла нас наверх, — мимо моей лапы, примерно с той же скоростью, что и наша платформа, только вниз пролетела куча строительного мусора в вёдрах, мешках и просто повешенная на верёвку. Оказалось, что дыра в нашей платформе была не просчётом конструкции, а стратегическим расчётом — в неё пролетел весь противовес, чуть меня не задев. Когда над головой, куда я начал смотреть постоянно, начал проявляться потолок, верёвка резко дёрнулась, замедляя свой ход. Почти доехав до последнего этажа, мы остановились на цифре «двадцать один» — через следующий этаж была перекинута мощная стальная балка, на которой был закреплён единственный блок, который через рычаг тормозил матёрый тигр, наваливающийся на него всем весом. Усилия его были тщетны — как бы он ни тормозил само колесо, через которое был перекинут канат, он больше проскальзывал по колесу. В какой-то момент мы резко остановились — видимо, противовес достиг крайней точки внизу шахты. — Спасибо, — улыбнулся Добб тигру. — Это уж точно. Назад — пешком! — Тут только если с парашютом, — усмехнулся Добб. — Знать бы ещё откуда, — признался я, выходя на лифтовую площадку и сразу же утыкаясь взглядом в большую общую дверь, над которой висела грубая, но удивительно душевная вывеска: «Рыгаловка «Три дубка» и приписка от руки ниже: «Без мордобоя не выходить!» — Милое местечко, — заключил я. Добб улыбнулся и вошёл внутрь, спокойно открыв стальную дверь. Оказалось, что это было несколько квартир со снесёнными перегородками и общими залами. Посетителей в этом заведении было немного, но, судя по неплохой одежде и солидному оружию на стульях, все они были довольно зажиточными. Вокруг были заколоченные окна, мягкий электрический свет и даже тихая музыка, льющаяся из разномастных динамиков. В центральной квартире Добб сразу же прошёл к большой и солидной барной стойке, собранной из остатков мебели бывших жильцов этого дома. Довольно крупный лев за барной стойкой скучающе протирал старые бокалы, как это и полагает бармену, и традиционно лениво обратил на нас внимание, но, рассмотрев повнимательнее моего друга, чуть не выронил хрусталь. — Он вернулся! Многие из посетителей тут же отреагировали на это, взявшись за оружие, но сам лев раскрыл объятия. — Добро пожаловать, мистер Андерсон! — Мистер Андерсон? — переспросил я его. — Угу, — кивнул мне Добб и уселся за стойку. — Рад, что вы меня помните. К сожалению, я бы хотел забрать. свои инвестиции. — Никаких проблем, мистер Андерсон! — охотно ответил ему лев. — Мой отец просил вам передать, что он всё ещё безмерно вам благодарен! — Надеюсь, его благодарность выльется во что-то большее. Как он? — Умер, — спокойно ответил большой кот. — Лет шесть назад. — Мои соболезнования. — Надеюсь, что они выльются во что-то большее? — хитро спросил хозяин заведения моего друга. — Разумеется. Сумма мне нужна вся, но любая моя услуга в ближайший месяц — бесплатно. — Это даже больше, чем я мог ожидать, мистер Андерсон! Я подготовлю вашу долю сию минуту. — Нас ждут, так что будь так добр… — Конечно! Лев тут же скрылся за какой-то перегородкой и чем-то зашуршал. — Даже напитков не предложил, — недовольно пробухтел Добб. — Почему мистер Андерсон? — не удержался я. — У меня своё имя на каждый часовой пояс, — объяснил мне киборг. — Так что особо не свети моё настоящее. — А я его знаю? — на всякий случай спросил я, чем поверг киборга в лёгкий ступор. — Ну вообще-то нет, — хмыкнул он. — Здорово, — саркастически заключил я. — Слушай, для тебя я тот, кто я есть. Зачем тебе что-то ещё? — Даже не знаю — может, ради простого доверия? Типа человеческого? — Ага, очень надо, — усмехнулся доберман. — Вон посмотри, до чего это человеческое их довело. — А я бы хотел знать, — бросил кто-то за нашими спинами. Когда мы с Доббом обернулись, со стола медленно и грузно вставал какой-то толстый бульдог в чёрной кожаной жилетке на голое тело и серых штанах в городской камуфляж. Добб внимательно оглядел его с ног до головы и в тон ему ответил: — А я бы хотел знать, как ты сюда добрался, жиробас! — Следи за языком, щенок, — грубо отрезал бульдог. — И вообще мне не понравилось, как ты обращаешься с нашим барменом, как будто он тебе чего-то должен! — Конкретно он — нет. Его отец задолжал мне мои деньги, которые я дал ему, чтобы он смог сделать это место, а также за несколько услуг, — спокойно и размеренно отвечал доберман. — Это место тут столько, сколько я себя помню! — Да, это было двадцать пять лет назад, — всё так же холодно и спокойно отвечал ему Добб. — Ну тогда катился бы ты отсюда, подпаленный, — рявкнул на него бульдог, видимо, имея в виду раскрас шерсти на моём друге. — Такие долги тут никто отдавать не будет, и уж тем более расплачиваться за какие-то твои услуги! Чо это вообще было, — откровенно нарывался бульдог. — Ты ему отсосал или чё? — Нет, я прикончил пару таких, как ты, которые кошмарили его дело. С тех пор это место такое, какое оно есть. И если тебе дорог твой любимый бармен, то сядь и не вы#@$вайся. Пёс недовольно закряхтел, достал нож и пошёл к моему другу, как последний дебил. Киборг даже не потянулся за оружием — как только он оказался на расстоянии вытянутой лапы, он схватил его за грудь одной лапой и без особых напрягов поднял его над землёй. Подержав его так несколько секунд на недрогнувшей лапе, Добб кинул его на пол так, чтобы тот покрепче приложился затылком о бетонный пол. В этот же самый момент за барной стойкой хрустнул кассовый аппарат — повернувшись, мы увидели, как лев кладёт в увесистый конверт ещё одну купюру в пять сотен номиналом. — Стандартная такса вышибалы, — пояснил он Доббу. — Такую услугу от вас, мистер Андерсон, я лучше оплачу. Как можно связаться с вами в ближайший месяц? — Я сам всё узнаю, — заверил его Добб, принимая конверт и тут же отдавая его мне. — До скорой встречи. — Именно так, мистер Андерсон, — улыбаясь, сказал нам лев. — И вам всего доброго! Мы встали со своих стульев, и я аккуратно перешагнул бульдога, приходящего в себя. Без лишних разговоров мы вышли из заведения, и Добб снова нажал кнопочку вызова лифта, а я позволил себе заглянуть в его конверт. Все купюры, за исключением одной, подложенной в последний момент, были самого крупного достоинства, и пачка была куда увесистей, чем та, что дал нам полковник. — Должно быть что-то вроде пятисот тысяч, — спокойно сказал киборг. — Очень похоже на то, — охотно согласился я, демонстративно подтягивая к морде конвертик и вдыхая запах из него. — Люблю запах денег перед попойкой! Добб с улыбкой показал мне указательный палец, подчёркивая значимость моих слов, но уже через пару минут улыбка его сошла не нет — спускаться на этой бешеной платформе с двадцать первого этажа было куда страшнее, и даже бывалый киборг выскочил из шахты сразу же, как показался проём первого этажа. Причём стоило нам обоим сойти с неё, как она тут же улетела вверх, без всяких тормозов. — Милое местечко! — констатировал я, отряхивая невиданную свету пылинку со своего плеча. — Сталкерский бар, — пояснил Добб. — Парни там не из робкого десятка — забираются туда, куда другие не рискнули бы, добывают технологии, ресурсы — всё, что нужно. Раньше, когда это всё только начиналось, такая работа была в почёте, сейчас это сродни мусорщику. — Значит, долг ты забрал вовремя, а? — предположил я. — Учитывая контингент, который предпочитает нарываться, — да, самое время. С пухлой пачкой наличности в моём плаще мы вернулись на подземную стоянку и, конечно же, не обнаружили там ни извозчика, ни машины, ни наших новых боевых костюмов. Покрутившись на ровном месте, посветив местами фонариком, я очень громко и недовольно ругнулся, и тут же в глубине древнего бомбоубежища вспыхнули фары. Мигнув нам, шофёр запустил двигатель и выкатил к нам. — Я решил замаскироваться на всякий случай, — пояснил он нам, пока мы оба залезали в просторный пассажирский салон. — И походу те, которых ты припугнул по дороге, меня искали. — Спасибо, — искренне и спокойно сказал ему Добб. — Ещё одна поездка — и сделаем тебе месячную выручку. — Всегда рад! — образовался шофёр. — Тогда на вокзал. Пёс охотно вдавил педаль газа, и мы спешно отправились до Ярославского вокзала какими-то окружными дорогами. Доехали быстро и почти без приключений, если не считать несколько пропавших на нашем пути дорог приключениями. Подобравшись на холостом ходу к нашему лагерю с совершенно другой стороны, мы уже собирались остановиться для досмотра, но, рассмотрев в сумерках наши с Доббом довольные морды, охранники пустили нас без лишних процедур. Ещё через пять минут мы остановились ровно на том же месте, где впервые встретились с нашим шофёром. Добб рассчитался с ним из остатков своей наличности, чем привёл водителя в неподдельный восторг и заявлению, что доберман явно переоценивал уровень его ежемесячного дохода. Добб же, вытащив из салона наши тюки с обмундированием, подошёл к его окошку ещё раз и честно спросил: — Ещё хочешь? — А в чём подвох? — тут же спросил водитель. — Ты военных возишь? — Ну вас же возил. Военные теперь мои любимые клиенты! — А пьяных военных? — Спросил он. — Сильно пьяных? — Сильно. — Вооружённых? — Нет. — Тогда особых проблем не вижу. Но оставлю за собой право буянов высадить! — Разумеется. Тогда через три часа подкатывай вон к тому ресторану, — доберман показал на наше первое заведение. — И я утрою всё, что ты заработал за сегодня. Пёс протянул лапу в сторону добермана, подтверждая, что он всё услышал и к сведению принял, что не могло не радовать. Я подхватил свой костюм, и мы быстро отыскали нашего полковника в его же личном купе. Представившись по форме и получив нагоняй за трезвость, мы отдали ему свои новые вещи на ответственное хранение и наконец-то вернулись к ресторану, с которого собирались начать. Нас там уже поджидали некоторые наши знакомые и не очень военные — все при парадных формах, довольные и радостные, и ещё более радостные с того самого момента, как я появился в их поле зрения. Один пёс из команды Молотова — такой же доберман, как и Добб, только на порядок его меньше — по имени Рико первым вышел к нам навстречу, разведя лапы. — Батюшки, какие звери, и без охраны. Чего не в форме? — Так мы в отпуске, — заявил я. — И что дальше? Мы зачем здесь собрались? — задал наводящий вопрос Рико. — Повышение моё обмывать. — А повышение по какой службе? — направив ко мне длинное ухо, саркастически спросил он. — Военной, — пожал плечами я. — Вот именно! — заключил он. — Военные будут праздновать свои военные дела, а не какие-то гражданские! Мы уже всё организовали — нас ждёт турне по все-е-е-е-ем кабакам! Осталось только найти транспорт. — Транспорт будет, — заверил добермана доберман. — Здесь, через три часа. Довезёт куда надо и всех сразу. — Три часа многовато, друг мой, — заверил нас Рико. — Нормально, — одним словом убедил его Добб. — Начнём прямо здесь, а потом куда захочешь, туда и рванёт. Рико показал пальцем через плечо на высотку, в которой был ресторан. — Вы же не о том заведении говорите? Там… не все потянут. — Мы забили там столик и оставили депозит — начинайте без нас, разогревайтесь. А мы пока сбегаем переоденемся, — уверенно ответил мой старый друг. — Только не пропейте всё сразу, — пожелал я ему уже вдогонку, потому что доберман тут же развернулся к компании военных на увольнительной и вскинул в воздух обе лапы, громко присвистнув, привлекая к себе широчайшее внимание утомлённых бесконечной трезвостью масс. — Вояки! — крикнул он. — Сегодня наши дорогие друзья в мордах вот этих двоих, — он небрежно показал на нас, — для всей нашей компании забронировали столик и оставили депозит на алкоголь! Поэтому предлагаю безо всяких правил приличия, не соблюдая ни субординации, ни координации, проследовать к месту употребления тонизирующих напитков с целью их безалаберного употребления внутрь! Небольшая толпа наших с Доббом друзей и соратников ответила ему положительным «Ура!» и в какой-то мере организовано ввалилась в распахнутые настежь двери гостиницы. — Много ты депозита оставил-то? — спросил я у Добба. — Им не хватит и на первый круг. Пошли, пока их не обломали! В крайне позитивном ключе мы вернулись в своё купе, где временно отдыхал Чак, раскрыли свой совместный сундук и достали парадную форму — в конце концов, в словах Рико была своя правда, и сегодня был наш внутренний праздник. Быстро переодевшись и пояснив Чаку, где у нас что, чтобы тот не околел и не умер с голоду, а то мало ли сколько нас тут не будет, мы практически бегом ворвались в шумный и светлый зал нашей первой точки большого алкогольного турне, где нас тут же встретили громкими овациями. Что было потом — описать почти невозможно. Хозяин этого ресторана, оказавшийся так же, как и наш главный официант, тигром, устроил для нас довольно шумный и пафосный приём, торжественно и пафосно выбив из старой деревянной бочки штырь, в котором томилась их самая свежая партия, которую немедленно разлили по стаканам. Не помню, сколько носильщиков из их персонала вносили для нас целые кеги пива, и практически самое последнее — это как новые звёздочки с моих погон с необычайно громким бульканьем бросили в стакан с чистой как слеза водкой, которую мне всю, естественно, пришлось выпить. Дальше всё как в чёрном тумане — периодически моё сознание подключалось на моментах выхода освежиться, и в какой-то момент, когда я зачем-то пытался закурить, я увидел чёрного пса рядом со старой просторной машиной. Добб тоже смотрел прямо на него, но как-то намного менее осмысленно. Я привалился к стене. — Мы ж… его вызывали, да? — А он настоящий? — строго спросил Добб, не отрывая от него взгляд. — У тебя радар есть, — напомнил ему Черкес. — Помех много, — отмахнулся от своего сородича доберман. Эта фраза вызвала дружный хохот и крики вроде: «Знаем мы твои помехи». Водитель всё так же стоял, улыбался и, кажется, откровенно нам завидовал. Наконец, я решил не томить ни его, ни свою компанию дальше, оттолкнулся от стены и смело заявил: — Я пойду его потрогаю. — А ты знаешь, кто из них настоящий? — спросил другой доберман. — Найду, — уверенно заявил я и чуть ли не скатился на заплетающихся лапах вниз, прямо к его машине. Затормозив о знакомый кузов, я перевернулся на нём, снова оттолкнулся и добрался до улыбчивого водителя. Торжественно подняв перед собой указательный палец, я дождался, пока он станет единым, и направил его в грудь водителю, попав ему в левую сиську. — На… На тебе, — сказал я, усмехнувшись, а старый чёрный пёс всё отлично понял. — На… Настоящий! — наконец-то крикнул я своим друзьям. — А куда мы собирались? — икнул Рико. — Вы… вы обещали мне турне по все-е-е-е-е-е-е-е-ем кабакам, — растянул я, обводя вокруг себя радугу. — Но, по-моему, кабаков с меня хватит. — Тогда бордель? — смело предложил водитель. — Или казино? — О, ка… ка… зино, это прикольно, — заявил я, тут же обняв водителя. — Спасибо за идею. Добб! — рявкнул я. — Да не ори ты на ухо, — попросил меня чёрный пёс, отталкивая мои объятия. — А чё? — тут же подал голос мой друг. — У тебя долгов в этом городе много? — Где-то на пароход! — Тогда чего мы ждём? — махнул лапой я. — Поплыли! Все на борт! С этими словами я попытался забраться в форточку его фургона, но не смог: там оказалось ещё не разбитое стекло. Я быстро это исправил и под возмущённые крики водителя залез внутрь. Возмущения затихли, когда к нему подошёл Добб и, покачиваясь, сунул ему в лапы такую пачку денег, что с лихвой хватило бы не просто на ремонт, а на совершенно новую машину. — Извините, — буркнул он и воспользовался дверью. — Да без проблем, — ответил ему водитель, прижимая деньги к груди. — Правь аккуратнее, шкипер, у меня желудок слабый, — напутствовал его Рико, тоже поднимаясь на борт. — Так, может, сразу все форточки выбьем?! — весело предложил водитель, понимая, что только что нарвался на золотую жилу. — Нет! — тут же вскочил я, только-только осознав, что натворил. — Хватит одной! — Приказ по кораблю, — пояснил Черкес, будучи главным заводилой. — Внутренний мир держать внутри! Если что — за борт! — Есть за борт! Пока вся остальная наша компания постепенно покидала стартовую точку нашего турне и загружалась в бусик, я успел наметить с водителем маршрут. Мы немного поругались с Доббом и Черкесом, в каком порядке расставить и впоследствии чередовать шлюх с казино и особенно на чём закончить, и в итоге решили доверить это дело водителю. Тот хоть и поломался, но в итоге согласился, а через пару минут даже начал проявлять инициативу, решив, что закончить надо на чём-нибудь с морской тематикой. Внутрь все не поместились — некоторые даже залезли на крышу, среди которых был в том числе и Динозаврик, громко требовавший сварочный аппарат, чтобы наварить на крышу ручки, а то совсем не думают о безопасности пассажиров. Мы открыли ему оба люка, и все остальные смогли зацепиться. Наконец-то мотор нашей колесницы рыкнул первыми оборотами и понёс нас в путь до центра Москвы. От нагрузки машина шла очень медленно и мягко, не очень устойчиво — меня быстро укачало, и я, согласно неписаному уставу, выдал свой внутренний мир за борт и тут же почувствовал в себе силы пить и дальше. Стоило нам пересечь кордон в центр — а остановить блюющую во все стороны компанию в военных мундирах никто так и не решился, я тут же показал ему пальцем на надпись. — Двор чудес! — громко сказал я. — Туда хочу! — Это театр! Мюзиклы старые показывают! — ответил мне пёс. — Я знаю, куда я вас везу, будьте спокойны! И он действительно прекрасно знал, что нам надо и куда нас везти. На тройке станций Чеховская — Пушкинская — Тверская мы покрутились по району и сначала нашли новый бар «Колизей», где пополнили запасы тонизирующих напитков и ещё больше подняли промилле в крови. Потом компания частично на своих двоих переместилась в довоенное казино «Золотое руно», где спустила немалые деньги. Всё это бы очень плохо кончилось для охранников, которые вздумали выпроводить пьяного Добба из зала, если бы не крупный выигрыш Реда, который умело затесался в нашу компанию. В какой-то момент к нам подключился и сам водитель, решив, что ему терять нечего, повёз нас дальше, порой попросту кого куда, но основной костяк нашей компании остался прежним, и мы дружно сговорились, что встретимся в предпоследнем пункте в нашей «культурной программе», которым значился стриптиз-бар «Пегас». Тут уж идея понравилась не только Доббу, но и мне, хотя выпил я столько, что вообще не понимал, что хочу и могу. Мы же решили не тормозить и отправились сразу туда. Снова моя память отказала мне на моменте прохода фейс-контроля и каких-то других формальностей, пока я не увидел огромный роскошный зал, весь потолок которого был усеян всевозможными световыми приборами — какие-то шевелились, какие-то меняли цвета. Но в какой-то момент, когда мы устроились поудобнее и нам принесли напитки и курево, почти все эти приборы потушили свет, и только тогда я смог отвлечься от них. В тёмном помещении было на удивление много военных мундиров — я заметил, как за соседним столиком два лиса-старлея с волком-капитаном тискали трёх лисичек. Странно было то, что у нас я их даже не видел. Наверное, это были местные командиры защитного периметра или что-то вроде этого — в общем, приседать перед ними не хотелось, да и, как выяснилось потом, гораздо позже, не надо было. Наш рулевой в морде Рико был в ударе и, завалившись в бар, тут же проставился. Всему бару. Не очень трезвая публика встретила этот шаг бурными овациями. Знакомый мне волк даже хотел вылезти на сцену, потом забраться на барную стойку, но его никуда не пустили. Он не сильно обиделся и сказал, что буянить будет более приземлённо, то есть на полу. Потому что ниже плинтуса падать некуда. Но потом я полностью отвлёкся от мундиров, потому что глаз зацепился за кого-то, на ком ничего не было. В полумраке бара звучала ритмичная музыка, выдающаяся в зал сцена с вертикальным металлическим шестом была залита мягкими лучами пары специальных прожекторов, а в их свете выступали две полуголые пантеры с телами богинь. В этот момент к Доббу подошёл Черкес, и они о чём-то разговорились. Я почувствовал укол дружеской ревности, подогретой алкоголем, — в конце концов, мы пришли сюда вместе! Но в этот момент ко мне подкатил один из лисов, и спустя пару секунд фокусировки на его морде я смог распознать в нём Реда. Его внешний вид в результате «великого вояжа» претерпел небольшие изменения — берет уехал далеко на затылок, куртка расстегнулась до середины и сбилась, так что аксельбант теперь был целиком под мышкой. Подойдя, рыжий скорчил дружелюбную мину: — Ну, как отдых?! Я пожал плечами, потому что ничего больше сделать не мог. — Нормально, — ответил я, отправляя в желудок очередную порцию алкоголя. — Нормально?! — не веря своим ушам, переспросил лис. — Старик, всё о-о-охренительно!!! Я в ответ усмехнулся. Лиса, похоже, моя кислая мина задела, он отвернулся к бармену и, развалившись на стойке, требовательно защёлкал пальцами: — Бармен, гарсон, как тебя там ещё?!.. — Перед разведчиком возник кот в белой рубашке и чёрном жилете. — Нам два… — Лис показал пальцами, словно боясь, что бармен не поймёт. — Два «Сатаны»! Я обернулся к разведчику, внимательно глядя на его решительный вид. — Это что за зверь такой? Рыжий осклабился: — Это унесёт тебя в стратосферу, друг. — Джетпак с поломанным альтиметром? — скривился я. — Лучше! Бармен поставил перед нами два стакана с тёмной, мутной, пузырящейся жидкостью. Я с подозрением посмотрел сначала на кота, который в общем-то был невиновен, потом на лиса: — Что это?! Морда его хитро расползалась в самодовольной улыбке, и он цапнул один стакан: — Это фирменный коктейль. Треть водки, треть абсента и треть конопляного отвара. Поэтому его и называют «Сатана»! — Он поднял стакан. — До встречи в стратосфере друг! Поехали!!! —И залпом осушил стакан, после чего у него закатились глаза и он рухнул головой на барную стойку. Я почувствовал, как у меня дёрнулся глаз. Я осторожно потрогал его шею двумя пальцами, нащупал жилку. Подождал. Нет, всё в порядке — он отключился, но жив. В этот момент за спиной музыка стала громче, и я обернулся, и именно в ту секунду, раздевшись почти догола, обе пантеры-танцовщицы оставили в покое отполированный шест и сошли со сцены в зал. Одна кошка присела на колени тигру в форме полицейского полковника. У здорового тигра в форме и без того розоватые уши и нос окончательно покраснели, налившись кровью. Глядя, как эти девушки трутся о посетителей своими юными сиськами и попами, я сглотнул. А когда я увидел, как одна из пантер откинулась назад, почти прогнувшись «мостиком», то по инерции взял ближайший стакан на ощупь и отхлебнул. Термоядерная смесь наждаком прошлась по языку, стёрла мне гортань и раскалённым молотом упала мне в желудок. Охнув, я уставился на стакан с мутной жижей у себя в лапе. Оставалось там на донышке, самую малость. Скривившись, я полез в карман: — Сколько? Бармен с невозмутимым видом мотнул головой: — Ваш друг платит. Я пожал плечами и оставил мирно дремавшего в отключке лиса. Я понял одно. Пришла пора бросить друзей в беде и спасаться самому. Туалет. Когда я был на полпути к туалету, то вдруг услышал громкий удар в огромный барабан. Я затравленно огляделся — все вели себя так же, как и до удара: пили и веселились. И только секунду спустя я понял: барабан никто не слышит, потому что он у меня в голове. От этого открытия мне ещё сильнее захотелось в комнату личной гигиены. Нырнув в кафельное помещение, я поспешил занять одну из кабинок и, звякнув шпингалетом, расслабился, спустив штаны. Держать их приспущенными было тяжело. Сначала всё было нормально, а потом я посмотрел вниз… Я не сразу понял, что не так. И только через пару секунд я осознал, что моя струя завязана бантиком! Я поднял глаза, во время движения которых заметил, что мне сложно сфокусироваться! В довершении всего картинка доходила до меня с явным опозданием. Я уже смотрел на стену, когда у меня перед глазами всё ещё стоял журчащий бантик. Затем зрение по кадрам подняло картинку на стену. На стене, на светло-голубом кафеле, была картинка кораблика. Внезапно я услышал гудок корабля и крик чаек, а затем увидел море. У меня глаза расширились от ужаса: я никогда на море не был, гудок корабля слышал раз в жизни! А чаек никогда не слышал, только на картинках видел! Я зажмурился и потряс головой, после чего осторожно «выглянул», приоткрыв одно веко. Обычная кафельная стена. Я ломанулся к мойке и, сполоснув лапы с мылом и освежив морду, вылетел из туалета. У бара уже не было моего сослуживца, только бармен тряс шейкер. На мой вопрос, где лис, он усмехнулся: — Когда я видел его в последний раз, он убежал ловить единорога… Я кивнул: — Ладно. — После этого я опасливо покосился на свой стакан — блин, я отхлебнул-то чуть больше трети… Или больше… Впрочем, какая разница! Мне казалось, что, сколько ни пей этой гадости, эффект будет неслабый. Рядом со мной на барный стул залез какой-то странный другой лис — вроде в полевой военной форме, но не в нашей. Он парой жестов сделал заказ, и я увидел, как водку заливают в какой-то восстановленный сок или что-то вроде того. — Ты чего? — по пьяной лавочке решил докопаться я до него. — Не наш, что ли? Язык у меня заплетался настолько, что, наверное, я бы и сам себя не понял, но лис, прищурившись, внимательно осмотрел меня, а потом отпрянул, тут же отворачиваясь к своему девчачьему коктейлю. — Слыш, — я потрогал его за плечо, — ты эта… Как только он обратил на меня внимание, я чуть испугался: ему явно не нравилась моя компания, а мне в голову не пришло ничего умнее, чем одной просто фразы: — Ты меня уважаешь? — Воат? — то ли спросил, то ли утвердил, то ли послал меня рыжий. — Я говорю — ты водку уважаешь? — усмехнувшись, спросил я, похлопав по столу и показывая два пальца. — Древний, благородный, чистый напиток… — Почему нет? — ответил он мне с каким-то странным акцентом. — Тогда выпей, — заявил я. — Чисто, а не во это вот всё! — После «Сатаны» — не стоит, — честно предупредил меня бармен. — А я знаю. Он наполнил две больших стопки до краёв, и я толкнул двумя пальцами одну из них в его сторону. — За Россию, — провозгласил я, и мой новый друг внезапно дрогнул, но потом усмехнулся и вполне профессионально употребил водку внутрь. — Мой отец говорил, — сказал он, разглядывая стопку. — Никогда не доверяй тому, кто не может выдержать свой виски! — Виски? — встрепенулся я. — Виски — это тоже хорошо! — С этими словами я похлопал по столешнице бара и снова показал два пальца. Бармен, как всегда, сработал безукоризненно — поставил перед нами два матёрых стакана, определил в них пару круглых ледышек и залил их янтарным напитком из квадратной бутылки с чёрной обложкой. Лис странно оживился и даже первым схватился за стакан: — Will you? — без всякой задней мысли спросил он у меня, поднимая стакан в мою сторону. — Я тебе, бл#дь, вылью! — рявкнул я на него, но взялся за стакан и чокнулся с ним, тут же принимая ледяной согревающий напиток внутрь. После всего пережитого этим вечером он показался мне лекарством для горла, а вот мой собутыльник закашлялся и прикрыл лапой рот. Мне показалось, что ему не понравилось, и он с кривой мордой отставил виски на барную стойку. Бармен лишь пожал плечами. — Тебе что-то не нравится, а? — снова докопался я до него. — Нет, всё хорошо, — отвечал он со всё тем же странным акцентом. — Но не то… — Да ну? А ты знаешь «то»? Он хитро прищурился и совершенно беззлобно ответил: — Я могу показать тебе такой виски, что ты улетишь, мой друг! — засмеялся лис, но как-то фальшиво, как-то… не по-нашему. Но мой мозг это игнорировал. — Ну так полетели, — сказал я. — Полетели, — согласился он с довольной улыбкой. — Ко мне домой? — Да хоть куда! — хлопнув по барной стойке, согласился я, но тут же поинтересовался: — А ты откуда? — Из Канзаса! — ответил он мне, уже откровенно смеясь. Я засмеялся вместе с ним. — Это где-то в Казахстане? — уточнил я, а мой собеседник чуть не подавился своим девичьим коктейлем и снова рассмеялся. — Это в Америке! — А-а-а! Ну и как ты здесь оказался, американский лис? — Щёлкнул три раза каблучками — и ураган перенёс меня в эту волшебную страну! Бармен подновил наши напитки, и я снова подвинул один к нему. — Ещё как волшебная, друг мой! Ну, тогда за твою родину тоже выпьем! — For the great country! — крикнул он на непонятном мне языке. — For the US of fucking A! Пришла моя очередь вздрогнуть от неожиданности, но алкоголь я опрокинул внутрь, насторожившись. Что-то подсказывало мне, что что-то тут не так, но вот что… Сыто икнув, я хотел было спросить лиса о том, как ему у нас, но внезапно понял, что он ушёл истинно по-английски, не попрощавшись. Я оглянулся: Добб ушёл в запой с Чифом. Теперь они сидели в углу зала и тихонько, фальшивя, навывали какую-то мелодию. На моего старого друга пока рассчитывать не приходилось, и я решил подышать свежим воздухом и обернулся к бармену: — Где тут у вас чёрный вход? Кот удивлённо поднял брови: — А вам зачем? Я покосился на него. — Ну, я думаю, вам не понравится, если я наблюю у парадного… — сказал я, собрав остатки логики в кулак. Кот понимающе кивнул. Чёрный вход оказался за баром — самая дальняя дверь тёмного коридора. Вывалившись на улицу, я набрал полную грудь свежего ночного воздуха — вроде полегчало. Я расслабился и икнул, поправил брюки в паху, и только тут заметил сбоку движение. Обернувшись, я замер: сбоку с сигаретой в лапе стояла одна из тех пантер, которые выступали в баре. Она была в одной курточке, наброшенной, судя по голым бёдрам, прямо поверх её сценического наряда, состоявшего из чисто формальных трусиков и пары ниточек, свисающих на грудь. Если бы можно было по желанию проваливаться под землю, я бы исчез тут же. Но она была куда трезвее меня. Чёрная кошка удивлённо посмотрела на меня. Уже через пару секунд я смог промямлить: — Извините… а разве вы ещё не выступаете?!.. — Я указал пальцем на дверь клуба. Пантера сменила удивлённый взгляд на презрительный. — Мы с сестрой закончили свой номер полчаса назад, — сказала она, потягивая свою дамскую сигарету. Я икнул. Нужно было что-то сказать, чтобы не прослыть полным уродом: — У вас красивый голос. — Я ляпнул первое, что пришло мне на ум. Как оказалось, удачно! Пантера улыбнулась — похоже, такого комплимента ей ещё не делали: — Спасибо… Меня качнуло, и я сделал шаг в её сторону. Кошечка улыбнулась ещё шире: — О-о-о… Да вас штормит… Я улыбнулся в ответ и небрежно махнул лапой: — Фигня! Всего-то один «Сатана»… Кошка посмотрела на меня с уважением: — Стакан?! И ты на ногах?! Ну ты монстр… Я хмыкнул: — Фигня! Я на полевые выходы ходил, отрядом командовал! А тут стакан! — Я сплюнул, войдя в роль пафосного героя-алконавта. Но, заметив в глазах кошки усмешку, я поспешил поубавить пыл. — Ну, это я, конечно, приукрашиваю. Насчёт стакана. Я только половину… Но… Я потом ещё полирнул это дело, и стало вообще хорошо. Я теперь даже… — я изобразил в воздухе замысловатый крендель, — …уже вижу, — Доверительно сообщил я. Кошка странно посмотрела на меня своими изумрудными глазами (это я только сейчас заметил?) и придвинулась ко мне. Она перестала стягивать курточку на своей обнажённой груди. — А ты знаешь, что у такой дозы есть побочный эффект?.. Я шагнул ей навстречу, но меня слегка качнуло, и я, приблизившись, приобнял пантеру за талию: — Да? Кошка пристально глянула мне в глаза, и меня как током шарахнуло. Она, не отрываясь от моего взгляда, отбросила окурок: — От него долго стоит. — Стоит что? — спросил я, фокусируясь на её глазах и старательно не смотря ниже. — Пошли! — Она за рукав потащила меня от бара на улицу. Чёрный вход вёл в небольшой тёмный переулок. Я шёл за ней, не отрывая взгляда от её попки и размышляя над её словами. Впрочем, надо было размышлять о том, куда эта чёрная бестия меня тащит, хотя какая разница? Она легко взбежала по стальной внешней лестнице наверх и замерла у двери, щёлкнув замком. Я замер было в дверях, но кошка втащила меня внутрь. — Давай! Но тут то ли сработало тепло квартиры после уличной прохлады, то ли это была вторая «волна», но меня развезло окончательно. Я как во сне видел, как кошка скидывает свою курточку и поворачивается ко мне. И я, контролируя свой чудесный сон, изо всех сил стягиваю с себя ненужный китель, не глядя кидаю его на пол, дёргаю ненужный галстук и откидываю его в сторону… Кошечка смеётся и запрыгивает на постель. Я сбрасываю штаны и по-варварски хватаю её, ведя себя как древнее похотливое животное… И одна трезвая мысль стукнула мне в голову — я и есть животное… …Ранним утром я проснулся с дикой, жуткой головной болью. Первое, что я увидел, сфокусировав болящие глаза, — это улыбающуюся чёрную кошку. Никакого подвоха — она была всё такой же неземной красоты, и даже со своей дикой головной болью и адской раздражительностью я не смог найти в ней ни единого изъяна. По крайней мере по части физической оболочки. Она же, заметив, что я проснулся, и услышав мои стоны, улыбнулась ещё шире: — Наш герой проснулся! — И протянула мне стакан. — На, выпей. Я мученически застонал, взял стакан — он был ледяной — и, всё ещё лёжа на кровати, прислонил его дном ко лбу. — Как же мне хреново, — констатировал я. Пантера присела рядом, судя по скрипнувшей кровати: — И это тоже, — сказала она. Я открыл глаза — она протягивала мне светло-зелёную таблетку. Я покосился на неё. — Что это? Она усмехнулась: — Пей, легче станет. Это от алкогольного отравления. Я проглотил кругляш и отхлебнул воды. Кошка кивнула и ушла на кухню, а я остался лежать, прижимая стакан к своей многострадальной голове и думая, что она хороша не только телом, но и заботлива, ласкова, понимающая… Спустя полминуты я с удивлением обратил внимание на то, что боль в голове потихоньку проходит. Через минуту я уже спокойно сел — голова только слегка закружилась. А ещё через минуту от похмелья и следа не осталось. Я довольно хмыкнул. Чудеса, а… Пантерка вошла в спальню со вкусно пахнувшей тарелкой — да меня тут ещё и покормят! Вообще рай! — Слушай, выходи за меня, а? — предложил я, проверяя целостность своей головы. — Я бы не против, но ты же скоро уедешь, — трезво ответила кошка, ставя на тумбочку рядом со мной горячую яичницу-глазунью. — Ты была божественна, — признался я, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, за что можно было уцепиться. Вспомнился только какой-то секундный отрывок вчерашнего безумия, который я не захотел озвучивать. — А ты был как зверь, — сказала кошка, усаживаясь на кровать. Я только сейчас заметил, что на ней ничего не было, кроме тонких трусиков, еле-еле прикрывающих её прелести. Я схватился за еду, но даже она меня не отвлекла. Я не смог удержаться, опять возбудился — и она это заметила. Покраснев до кончиков ушей, я со стыдом наблюдал, как грациозная кошечка опустилась на колени между моих лап. Казалось, что ей в этом не было равных. Такого удовольствие могла доставить только богиня, и она сидела у меня между лап, спокойно и без всякого отвращения посасывая мой член. Постепенно она начала получать от этого и своё удовольствие — но я к тому времени уже вовсю держался, чтобы не разрядиться раньше времени. Но я так и не узнал, как её зовут. Это было очень странно, когда я вышел из бара в серое, мрачное утро, поправляя парадный мундир, кое-как пытался привести себя в порядок. И что, и почему, и вообще зачем — она оставила меня без единого ответа. Только призналась в одном — она любит быть таинственной и любит плотские удовольствия. Я даже не знал, на что надеяться… А я думал, что ей просто нравится издеваться над невинными самцами, которые очень легко поддаются на женские чары и горячий завтрак. Но, что бы я ни думал, я понимал, что этого было как-то мало. Все оставшиеся деньги были при мне, и это не могло не радовать. Впрочем, я нашёл нашу нанятую машину и добермана в ней. Он спал за рулём, откинув спинку кресла в большой салон, в котором вполне мирно посапывал Атаман в обнимку с кем-то гражданским. — Добб? — тихо спросил я, потрепав его плечо. Окно было открыто, несмотря на довольно прохладную погоду, — До-о-о-об? Добби? — Шесть три ноль, докладываю о готовности к бою… — тихо промямлил он. — Команда заняла свои позиции, готовим артиллерию. — Ты чего? — спросил я, толкнув его чуть сильнее. Добб внезапно вскочил как ошпаренный, стукнувшись головой о потолок салона и оставив в нём порядочную вмятину. — Твою мать, Блейз! — закричал он, не понимая, что происходит. — Жги их! Жги! ЖГИ! Он уставился в лобовое стекло, держась за грудь. Спустя пару томительных мгновений я решился подойти к нему. — Дружище, всё в порядке? Доберман, до этого смотревший неподвижно в одну точку, моргнул и вполне осмысленно сказал: — Плохо — когда… мозг органический… а электроника лишь всё усиливает. Память… — Это было триста лет назад… — напомнил я, но Добб медленно повернулся ко мне: — Это было вчера… Не стоит вдаваться в подробности и вспоминать, как мы провели остаток нашего отпуска. Конечно, были недели трезвости, но в основном это беспробудные пьянки, веселье, и, конечно, самки. Добб частенько пропадал куда-то на пару дней, возвращаясь потом с разбитыми костяшками и в чьей-то крови, особо не распространялся насчёт своих дел и продолжал весело пить со мной и теми, кто выпрашивал у полковника выходные. Лишь однажды он объяснил, куда пропадёт в самом конце отпуска — он рассчитывал заглянуть к тому доктору-ящеру и всё-таки поправить шкуру, чтобы не стать таким же, как тот киборг, которого мы грохнули в Бородино. Но всё это было уже не важно. Отпуск кончился, и я, наверное, впервые не пожалел о проведённом мною времени — каникулы вышли на ура. Морозным декабрьским утром, когда на грязном перроне образовалась лёгкая изморозь, мы с Доббом вернулись к нашему составу и своим непосредственным обязанностям лейтенанта и старшего сержанта. Встретил нас полковник, попивающий кофе в своём уютном люксовом купе. Завидев нас, он махнул кружкой: — Давайте ко мне. У нас новые инструкции. — А куда поедем-то? — несмело поинтересовался пёс. — Далеко, — грустно вздохнул шакал. — Только эта поездка будет куда приятнее, чем всё что у вас было до этого момента. — Круто! — кивнул я. — Добб, пойдём собираться… — Ваши вещи уже все перетащили, — заверил нас шакал. — Два «Зверобоя» — тоже. Хорошо, что вы мне их отдали, на них многие зарились… — недовольно проворчал полковник и бросил нам ключи. — Совещание через два часа у головы состава, — сказал он, вкладывая каждому из нас по увесистой папке с нашими именами на них. — Познакомитесь с новыми членами нашей дружной команды и новой техникой. — Отлично, — сказал я по привычке полковнику, но, встретившись с его уставшим взглядом, тут же поправился: — То есть так точно, товарищ полковник! — Точно-точно, — припомнил он мне. — Отпуск кончился, нам отсыпали дел на весь год вперёд, и даже больше. — Что, даже повоевать будет? — Через два часа всё узнаете. А пока — свободны. С этими словами полковник потерял к нам всякий интерес, занявшись своей бумажной волокитой — оформлением приказов, повышений, понижений, назначений и прочего; мы решили не отвлекать. Я же полностью потерял интерес к содержимому конверта, как только пощупал его пальцами: там был всего лишь один листик, отпечатанный на древнем принтере, и, судя по всему, у Добба был точно такой же, и он уже вынул его из конверта и глянул на него в течение буквально секунды. Этого было вполне достаточно. — Ну и чего там? — Инструкции по использованию новой отопительной и электрической сети нашего состава, — не без удивления в голосе ответил мне киборг, которому информация поступила в голову в ту же секунду, как была считана его электроникой. — Отоплению и электричеству? — Ага, — кивнул Добб. — И мы ОБЯЗАНЫ его тратить. — Почему? — А вот про это нам походу расскажет наш новый член команды… Дальше я расспрашивать не стал: если Добб не знал, то скорее всего не знал никто. Тем более что моё внимание было приковано кое к чему ещё: пока мы спокойно шли вдоль нашего родного состава, я начал замечать новые, немного странные детали. Поначалу они казались простыми и незаметными — ну висит между вагонами несколько новых проводов, ну, может, трубка — мало ли что могли придумать наши бойцы. Но потом я понял, что видел лишь малую часть от всех изменений, через которые прошёл наш состав. Добб тоже подозрительно косился на пассажирские вагоны. Терпение лопнуло, когда мы увидели кого-то из бойцов с большим гаечным ключом, затягивающим что-то на крыше за пару вагонов до нашего родного тринадцатого. Переглянувшись с Доббом, мы молча и дружно решили, что с таким размером ключа на крыше делать откровенно нечего, и поэтому, не сговариваясь, на следующей же сцепке залезли по приваренной лестнице на крышу. Добб пошёл первым, но, поднявшись, он сохранял гробовое молчание, так что мне пришлось лезть следом. И через пару ступенек, в тот же момент, когда я заглянул за кромку вагона, из моей пасти вырвался неконтролируемый поток восхищённой, но крайне нецензурной брани. Мой друг, выслушав всё это, лишь щёлкнул пальцами и сказал: — Подписываюсь под каждым словом, дружище. Под каждым словом… Вся крыша вагона была покрыта обычными домашними радиаторами — они свисали с краёв слева и справа, оставляя место для прохода и, видимо, обслуживания этого огромного теплообменника. Все они были подключены голыми медными трубами и между вагонов соединялись мощными гибкими трубами на быстросъёмных фланцах. — Что это за хрень? — задал я риторический вопрос в никуда. — Они вообще о чём думали? И что это такое? — Понятия не имею, — честно ответил Добб. — Но могу предположить, что теперь тащить это всё в горку будет на порядок тяжелее. — И намного чаще, ага. Придётся запускать все три локомотива, чтобы дотянуть эту груду чугуна хотя бы до конца санитарной зоны! — Точно-точно, — со смешком согласился Добб, оглядываясь и смотря на бесконечное поле чугунных и биметаллических радиаторов, покрывающих крышу каждого вагона. Однако через несколько секунду он пнул что-то лапой. — Посмотри-ка. Я посмотрел куда он показывал и увидел огромную красную сцепку двух довольно жирных проводов, так же тянущихся от одной крыши к другой. — Провод? — догадался я. — Электрический? — Да, и очень мощный, — пояснил мой друг. — Такая «Груша» потянет несколько сотен ампер. Я сделал вид, что всё понимаю. Я примерно понимал, что такое «ампер», но не знал, много это было или не очень, но если киборг говорил про то, что это что-то «очень мощное», то это не могло не радовать. — Твоя зарядка, а? — пошутил я. — Вот когда буду летающим авианосцем, тогда посмотрим, — усмехнулся он. — А ты будешь? — А чего загадывать? — шутливо ответил мне киборг. Путь до своего тринадцатого вагона мы проделали по крыше и в конце спустились по такой же приваренной лесенке внутрь. В нашем купе нас ждал наш новый попутчик, которого, судя по всему, приписали ко мне как новобранца вместо тех двух котов, имена которых я уже успел забыть. Я вообще многое успел забыть за прошедший месяц, даже больше, чем запомнить, так что я не то чтобы жаловался. Надо сказать, Чак времени зря не терял — наш с Доббом закуток был буквально вылизан со всем уважением к деталям. Полка Добба была совершенно новой — вместо протёртого до одной большой дыры размером с добермана дермантина на ней была натянута красивая новая обивка. Заменили ещё несколько отломанных ручек, поставили даже новый стол, но самое главное, что удивило больше всего, — лис уже успел разжиться где-то плоским экраном, причём явно с какими-то мозгами и, даже более того, небольшими довоенными колонками, из которых лилась какая-то музыка. Это настолько поразило меня и моего друга, что мы встали как истуканы, не до конца уверенные в том, что вообще попали туда, куда шли изначально. Но Чак выключил панельку и тут же развеял все наши сомнения. — Надеюсь, вы не против того, что я сделал тут? Ваши вещи я не трогал! — Молодец, — спокойно отозвался Добб. — И купе чище, чем когда мы его принимали, — признался я. — Круто. Музыка — душевно! Молодец, рядовой, — обратился я к нему. — Так служить! Мы дружно расхохотались — военный говор в данный момент выглядел совершенно неуместно, но я сделал это специально. Заняв свои места, мы убрали гражданскую одежду до следующего раза и переоделись в новые костюмы. Это был полный комплект, который включал в себя чуть ли не самое исподнее, которое одним шлейфом подключалось к электронным системам костюма и его бортовому компьютеру. Я бы, наверное, разбирался в нём довольно долго, если бы не Добб, которому это всё было не впервой — он просто сказал повторять за ним как последовательность надевания самих компонентов, так и порядок действий по подключению, попутно рассказывая всякие шутки-прибаутки про другие костюмы. Так, например, наблюдавший за нами с нескрываемой завистью Чак спросил, почему всё на проводах, на что получил интереснейшую историю, что, к примеру, некоторые американские костюмы имели беспроводную управляющую связь, а питание получали специальными встроенными коннекторами, которые замыкались при надевании. Стоило на них направить пушку-«глушилку» которой сбивали дроны, как они падали, будто оловянные солдатики, ведь система продолжала получать питание, но не управление, и из-за этого она блокировала все узлы костюма в паническом режиме. Наши разработчики, как обычно, подошли к проблеме в лоб и пожертвовали удобством и комфортом, чтобы получить безотказную и надёжную вещь, к тому же пригодную к ремонту даже в полевых условиях. В комплект входили специальные штаны с набедренными бронещитками, куртка — также с наплечниками. Всё, что было под ними, надевалось отдельно и было исключительно удобно, и в особенности ботинки, полностью закрывавшие лапу и даже специальным образом стыкующийеся со штанами для достижения практически полной герметичности, о чём мне поспешил сообщить бортовой компьютер, гибкий экран которого был вшит в куртку. В целом костюм создавал ощущение очень хорошей защищённости и надёжности, а странный баллистический материал, поглощающий кинетическую энергию пули, был похож на желе и очень приятным на ощупь. Закрывали его лёгкие бронеплиты из какого-то композитного материала, то ли украшенные, то ли просто таковыми получившимися ромбами. У Добба к тому же весь костюм связывался с его внутренней системой и запитывался от его внутренних батарей. Единственное, что меня огорчило, — он довольно сильно сковывал движения. Двигаться в нём было откровенно трудно, о чём я поспешил сообщить Доббу. — Нет, так быть не должно, — сказал он, но сразу же вспомнил. — Видимо, он ещё не зарядился. Я бы пожертвовал тебе батарейку, — он похлопал по набедренным карманам, где действительно обнаружилось несколько блочков графитовых аккумуляторов, — но мои такие же севшие. Но я заряжу их быстрее, так что скоро всё будет нормально. — И как их заряжать, если у нас электричества не окажется? — Движением. Пока у тебя там экзоскелет в пассивном режиме и каждое движение отдаёт энергию, а не потребляет её. Надо прогуляться пару часиков, и тогда система рекупации заработает как надо. — Электричество нам, кстати, обещали в избытке, — подал голос Чак, кивнув на ещё одно новшество в нашем купе — розеточный блок на четыре поста под столом. — Но пока нет ничего. — А что-нибудь про батарейную батарею на крыше ты знаешь? — поинтересовался Добб. — Знаю только, что помогал затаскивать их на крышу. Потому что это было самое лёгкое из всех предложенных работ, таких как: найти, притащить, очистить, отремонтировать, запаять, затащить на крышу, подключить. — Целый процесс, да, — согласился я. — Но всё ради чего? — Чтобы нам таскать это всё было веселее. — Опять же, кто-то из командиров ваших говорил, что это уже не будет проблемой. — Они все так говорили, — усмехнулся Добб. — Особенно о том, что топлива им дали столько, что с собой увезти не сможем. Ничего, увозили, но дальше Урала никогда не уезжали… — Ну там хоть родной Екабэ, — усмехнулся я. — Если поедем через него. — Да не очень-то и хотелось. Короче, за задушевными разговорами ни о чём два часа пролетели незаметно, и, будучи самым ответственным и старшим по званию, я поднял своего лучшего друга и начинающего солдата со своих мест и сказал, что пора на совещание. Как оказалось, пригласили не только нас. Пройдя через весь состав, мы встретились со всеми своими друзьями, кроме Терминатора — бионик, по слухам, задерживался где-то в пути сюда и, возможно, запрыгнет с другого поезда не в Москве, а где-то дальше. Вскоре у отсутствующей головы поезда собралась довольно серьёзная толпа всей нашей армии, галдящая на все голоса, потому что ни одного локомотива у нашего состава не было. Но стоило огромным вокзальным часам перещёлкнуть свои цифры на два часа ровно, как где-то вдалеке раздался натужный паровой свист. Я сразу же его узнал — так свистел наш большой американский паровоз. Потом раздался его гудок, а вслед за ним — необычайно мощный гул, но уже ни на что не похожий. Как будто это была смесь дизельного, электрического и какого-то ещё двигателя. Поделившись этой мыслью с Доббом, он сразу же догадался, какого ещё: газотурбинного. Вскоре из соседнего с Ярославским вокзала показался наш паровоз, но сложно было назвать это чудо инженерии хоть чем-то, связанным с паром! Труба его была странным образом заткнута, из неё расходились сотни медных трубок, оплетающих основной бак паровоза, покрытый к тому же огромными медными пластинами, над которыми в холодную погоду стояло мощное марево поднимающегося над ними раскалённого воздуха. Всех этих пластин, трубок и шипов на паровозе было чуть ли не больше, чем самого паровоза, но надо было отдать должное тем, кто это всё сделал: всё было красиво, ровно, аккуратно, эстетично и, конечно, неимоверно круто. Свист турбин стал ещё заметнее, и локомотив лихо набрал скорость, уезжая далеко за пределы вокзала, но останавливаясь там и уже задом, по нашему пути, сдавая к составу. — Это они что, решили оставить только паровоз? — послышалось где-то сбоку от меня. — По-твоему, это паровоз? — спросил Добб. — Это уже что-то другое. Но работает на пару… — Что это? — спросил я, и это оказалось последним вопросом, который прозвучал в воздухе. Потому что вся наша галдящая на весь вокзал толпа дружно замолчала: на крыше первого пассажирского вагона появились наши командующие — Филснейк и Селкер. — Товарищи военнослужащие! — довольно громко провозгласил змей без всяких микрофонов. — Ваше решение всех насущных проблем и подарок от правительства Москвы и Российской Федерации — атомный локомотив! Топлива хватит на пятьдесят пять лет! Расчётная мощность — пятьсот мегаватт! Войско отреагировало на такие новости дружными возгласами, апплодисментами и прочими атрибутами радости, а Добб саркастически заметил: — Такое в горку я ещё не таскал, — тяжело вздохнул Добб. — Да ладно? — округлил глаза я. — Это для тебя что-то новенькое? — Именно, — признался доберман. — Это реально что-то новенькое… Но радиацией оно не отдаёт, что уже хорошо. Однако, несмотря на настрой моего друга, бо́льшая часть толпы его не разделяла. В собравшейся толпе солдат и офицеров начали раздаваться довольные выкрики в поддержку слов генерала. И он явно этим наслаждался, притом почти неприкрыто: для змея он оставался хладнокровным и спокойным, но улыбку на его морде я мог рассмотреть издалека. — Разумеется, такая энергия не даётся даром, и, будучи произведённой, не может деться в никуда. Многие из вас уже видели радиаторы на крышах ваших вагонов, это нужно для охлаждения мини-реактора — сердца нашего нового локомотива. Более того, также по всему составу установлена новая энергетическая система, к которой может подключиться кто угодно и потреблять на ходу и на стоянках сколько угодно электричества! Последние слова про тепло и энергию вызвали уже нескрываемую бурю радостных эмоций со стороны всех служащих. Духи радовались просто какому-то улучшению качества жизни, а бывалые уже собирались идти в Москву за новыми электрическими приблудами, которые раньше были недоступны. Да что уж там, даже я не сдержался от радостного восклика и лёгких аплодисментов в сторону нашего командования — я прекрасно знал, какие суровые могут быть зимы, и с содроганием вспоминал, как мы с Доббом порой грелись от одинокого огонька зажигалки в купе. Но, глянув на моего друга, я не увидел на его морде ни улыбки, ни удивления. Только сосредоточенную хмурость. — Ну и чего ты? — спросил я, толкая добермана в плечо. — Здорово же! — Здорово-то, может быть, оно и здорово… — Ой, да перестань, — махнул лапой я. — Для нас же старались, делали такое! — Именно, — хмуро ответил доберман. — Этого я тоже не припомню. С этими словами доберман развернулся и ушёл куда-то прочь из ликующей толпы, и только сейчас я заметил, что в этом он был не одинок — практически все остальные киборги, а в моём поле зрения оказался только такой же хмурый Овчар, не разделяли особой радости по поводу улучшенных условий нашей службы. Но все предрассудки и опасения наших древних сослуживцев растворились в практически бушующем океане радости. Змею даже пришлось вскинуть лапы, чтобы успокоить толпу служащих до нужной ему тишины. — Рад, что вам понравилось, — спокойно продолжал генерал. — Следующий пункт нашего очень однобокого совещания — это представление вашего нового формального командира. У меня даже морду перекосило от такого представления, но показать её было некому — Добб ушёл. Змей же, в свою очередь, вывел на импровизированную сцену крупного жёлто-чёрного лиса в каком-то специальном костюме под стать его шерсти. Лис этот выделялся очень характерно подстриженной шерстью на морде, которая образовала у него нечто подобное усам и бородке, как я видел у людей, и внезапно оказалось, что это ему шло. Помимо своего защитного костюма, он ничем более не выделялся и молча поднялся на вагон, представая перед нами. — Позвольте представить — Свободный Григорий. Свободный — это фамилия. Физик-ядерщик, один из ведущих конструкторов микро-реактора в нашем локомотиве, любезно согласившийся терпеть вашу компанию по крайней мере первую поездку до Владивостока и обратно, но об этом позже. Григо… — ядерщик внезапно шлёпнул тыльной частью по мундиру генерала и сделал какой-то очень выразительный жест глазами, после чего змей проверил какие-то бумаги у себя в кармане и поправился. — Прошу прощения, Георгий будет следить за реактором в локомотиве и обслуживать его, следить за фоновой обстановкой и многим другим. Чтобы у вас, товарищи служащие, не возникало вопросов по субординации, он был назначен буквально вторым зверем после вашего командира, то есть подполковником. Сейчас мне стоит пояснить один нюанс: ваш инженер, к сожалению, немой. Немой он не от рождения и всё прекрасно слышит, но если он протягивает вам бумажку с какими-то даже самыми глупыми указаниями — лучше делать так, как он вам это предписывает. Если Георгий бежит куда-то против ветра с испуганным видом, то вытягиваем автомат или что у вас есть перед собой на вытянутых лапах и стараемся не отставать! — А почему на вытянутых лапах, товарищ генерал? Я закатил глаза и саркастично выдохнул. Эту шутку Добб рассказывал мне столько раз, что я убедительно просил его больше её не рассказывать. — А чтобы расплавленный свинец на казённые сапоги не попал! Посмеялись духи и кое-кто из черпаков и слонов. Наверное, просто не до всех дошло то, что бегущий куда-то инженер-ядерщик означал лишь то, что оно вот-вот должно было рвануть. — Дальше, — прервав хилый смех хлопком над головой, провозгласил Филснейк. — Первичная задача в данный момент — нагрузить состав и отправиться на нём на испытательное кольцо в Щербинке, где, намотав пару кругов, вы возвращаетесь сюда и готовитесь к отбытию сначала в Уфу — там, в городе Агидель, вам предстоит восстановить хотя бы ещё один энергоблок Башкирской АЭС, — это ваше первое большое задание, — а сразу после него — во Владивосток. В самом городе необходима помощь со строительством инфраструктуры, чтобы наладить сообщение с Японией! Вот тут мне уже искренне не хватало реакции Добба — я даже и думать не думал о том, как мне на такие заявления реагировать и что о таком думать. Япония? Сообщение с ней? Однако додумать генерал не дал — локомотив торжественно подключился к составу вагонов, и несколько техников из наших соединили контуры локомотива с контурами вагонов. По вагонам пробежал грохот сцепок. — Все, кто хочет кататься, — на борт! — прозвучал приказ нашего полковника, усиленный репродукторами на вагонах. И я решил: почему бы и нет? Укатить на ставшим практически родным составе в закат, или ещё что-нибудь, не задумываясь при этом о топливе, — да что могло быть лучше? На сборы нам было отведено чуть больше десяти минут. Все, кто хотел, расселись по вагонам — кто на крыше, кто на сцепке. Провода нам уже не мешали. Локомотив уверенно дёрнул весь наш состав и начал весьма уверенно набирать скорость под нарастающий свист паровых турбин.