Революционер

— Пошевеливайтесь, дамочки! — рявкнул я на новобранцев, не слишком поспешно пробегающих мимо меня со своими пожитками в третий двухэтажный вагон. — Моя фраза же, — недовольно буркнул мне Добб, наблюдавший за молодняком вместе со мной. — Ну ты тогда давай про остаток жизни, — тихо усмехнулся я, и доберман сразу же выдал: — Сегодня последний день вашей прошлой жизни! — Ага, точно. С момента развлекательных покатушек на испытательном кольце, по которому мы всем составом намотали добрую дюжину кругов, прошло немногим больше недели. В основном такую задержку после объявления боевого задания объясняли тем, что поправляли найденные во время испытаний нового локомотива косяки, но причина крылась немного глубже: Москву буквально грабили на новую и довоенную электронику. Если раньше позволить себе иметь в купе старенький планшет или телефон могли только офицеры или очень везучие хитрые лисы, полноценный рабочий ноутбук был у одного полковника, а Ботанику приходилось таскать в своём купе буквально тонны аккумуляторов для работы его оборудования, то теперь все эти устройства заимели небывалый доселе смысл. Полковник даже дал добро Ботанику, чтобы тот устроил в составе настоящую локальную сеть — и проводную, и беспроводную, и примерно на половине пути по каким-то каналам для нас нашли комплект спутниковой связи, чтобы весь наш состав оставался мог поддерживать контакт с теми, кому это было нужно. У кого родные, у кого друзья, у кого коллеги по работе, а у кого-то даже подписчики. Я не раз наблюдал за тем, как некоторые звери разговаривали и приветствовали кого-то на камеру своих телефонов, о чём доложил полковнику, но тот предположил, что освещение нашей работы по всей стране лишним не будет, и попросил офицерский состав не особо лютовать. Из-за созданных атомных локомотивом условий службы уже начинали поговаривать, что можно собирать даже второй состав. В общем, с приходом адекватных условий службы «армия» начала хотя бы немного соответствовать своему названию — построения, строевая подготовка и даже какие-то теоретические занятия, которые в свободное от несения основной службы время предполагалось вести офицерскому составу, включая меня и Добба. Доберман, и без того не пышущий энтузиазмом по поводу нового локомотива и всюду ищущий какой-то подвох и заговор, такую новость воспринял с неожиданным энтузиазмом — старому киборгу было о чём рассказать и даже показать, и он, оказывается, был бы рад поделиться знаниями с молодняком. После этого настроение у нас постепенно шло в гору. На жалкие остатки нашей премии и отпускных мы наконец закупились обычными рациями взамен тех, что должны были быть в шлемах наших новых костюмов, носителями с фильмографией всего человечества и многим другим. Более того, Добб пополнил свою маленькую библиотеку настоящих бумажных книг, к которым испытывал трепетные чувства. Я часто занимал у него тот или иной томик почитать во время длинных перегонов или во время стоянок и из всего, что он принёс, сразу же заприметил довольно толстую книгу, оказавшуюся сборником скандинавских легенд, мифов и историй. Добб мой выбор оценил, сказав, что книжка бывает порой просто умопомрачительно смешной, когда дело касалось попоек в рядах викингов и богов, в которых они верили. После такого синопсиса я сразу же решил, что обязательно займусь её прочтением в самое ближайшее время, если оно окажется свободным. Мой девятый отъезд из столицы нашей необъятной родины вышел и сумбурным и организованным одновременно, но с Москвой весь наш состав тяжело прощался в самых лучших чувствах. Торговцы едой, пирожками и электроникой облепили наш состав настолько плотно, что разгонять коммерсантов пришлось чуть ли не вручную, оттаскивая их с путей. Попал в оцепление пути и я, даже лично прогнал пару особенно наглых псов и уговорил одну кошечку-бабушку, что наш не отъезд ничего не изменит и даже сделает хуже: деньги-то у солдат кончатся, и тогда никто ничего заработать не сможет. И вот наконец-то земля под лапами приятно задрожала и по старым кривым рельсам наш поезд тронулся в путь, дав протяжный громкий гудок. Я сошёл с путей и поднял вверх жёлтую палочку — по правилам железной дороги я должен был показать машинисту, что мы осведомлены о прибытии поезда и освободили пути, а значит, ему можно следовать свободно с максимальной разрешённой скоростью. Локомотив медленно и грузно проехал мимо, представляя себя во всей красе всем провожающим. Я дождался своего вагона и, закинув палочку в заранее открытую дверь, резво запрыгнул на ступеньку и залез внутрь. Через пару сотен метров на борт поднялся и мой большой друг, и дверь наконец можно было закрыть. Мы вдвоём вернулись в своё ставшее родным купе и прижопились на своих привычных местах, отложив оружие. Естественно, весь вагон, каждое купе гудело на все лады, где-то даже уже гремели бутылки. Заслышав этот звук, я чуть было не вырвал от приятных воспоминаний прошедшего отпуска, но на правах старшего велел бесстрашному Доббу пойти проверить, кто и чем там звенел. Вернувшись к нашему купе после небольшого рейда, сержант важно заложил лапы за спину и рявкнул на весь вагон: — Рота тринадцать! — объявил он во всю глотку. — Слушай мою команду! Через два часа назначаю смотр ваших мест и купе в целом — всё должно быть чисто и организовано! Всё ненужное убрать, всё нужное — аккуратно сложить, полки заправить! Через три часа — свободное время и отбой, завтра подъём в шесть утра! В каждом купе определить старшего, роте разбиться на четыре взвода! Зарядка и пожрать — по очереди групп, одна группа — дежурит! Как поняли?! — Поняли! — отозвалось ближайшее к нам купе. — Зачем так орать? Доберман медленно повернулся к ответившим, наклонился и откровенно проорал прямо в купе: — Я не слышу, рота! Как меня поняли?! — Так точно, товарищ сержант! — вразнобой ответили из всех купе по очереди, и только после этого Добб вернулся ко мне, к первым местам. — Ух ты как ты, — только и сказал я ему. — А нехер баловать, — коротко и кратко ответил мне киборг. — Ладно ещё раньше могли замёрзнуть или ещё чего, но сейчас жаловаться не на что. — Товарищ сержант? — раздался тихий голос с верхней полки, куда залез Чак, чтобы нам не мешать. — А меня… Мне тоже на четыре группы разбиться? Меня это касается? — А ты как думаешь?! — с откровенным наездом рявкнул на него Добб. — За такие вопросы быстро слез оттуда и двадцать отжиманий, и так, чтобы я видел! Без лишнего энтузиазма, но и без вопросов лис спокойно слез с моей полки и, приняв упор лёжа, начал довольно честно отжиматься. Добб между тем пригубил чаю. Когда же лис закончил, он поднялся и спокойно спросил: — Разрешите обращаться свободно? — Садись, — кивнул ему Добб, выделяя ему из своей мини-библиотеки пару потрёпанных бумажных книжечек, среди которых я узнал устав караульной службы, теоретическую часть курса молодого бойца и какие-то книжки по использованию оружия. — Вот тебе, если вдруг заскучаешь. — Спасибо, сержант, — искренне ответил Чак. — А чем вы займётесь, если не секрет? У меня назревал ровно такой же вопрос. Теперь, когда, будучи в звании сержанта, доберман ринулся наводить настоящую дисциплину, мне стало даже интересно, чем займёмся мы сами, но у моего друга нашёлся ответ и на это. — Надо наведаться к Ботанику — думаю, как раз за два часа обернёмся. Пойдём? — предложил он мне. — На кой? — Операционку у костюмов обновить, к сети подключить, рации подключить и настроить. — А чего мы раньше этим не занялись? — Он всю неделю сеть тут нам раскидывал, так что пришло время ею воспользоваться. Что скажешь? — Скажу, ты прав. Пошли, — согласился я. Оставив свой вагон на самоорганизацию, мы тронулись в путь до первого вагона, где обитали наши командующие и просто чрезвычайно полезные морды, по пути не переставая удивляться, как изменился весь состав, стоило дать бойцам почти безграничную энергию и тепло. Во-первых, везде светился централизованный электрический свет — там, где лампы были разбиты, их спешно меняли, и приятный полумрак стоял только там, где этого хотели. Кратно увеличилось количество светящихся экранов, в которые звери залипали беспрерывно, — от самых маленьких до почти полноценных ноутбуков, а в некоторых местах — даже настоящих компьютеров. Ну и, что мне больше всего понравилось, стало намного больше музыки. У бойцов была самая разнообразная фонотека, способная вызвать ярость даже самого маломальского меломана, но никто никому не мешал. Лишь раз, выходя из последнего от нас двухэтажного вагона, я заметил кое-что из ряда вон — живую музыку. Раньше такой было сильно больше, но сейчас, с приходом электричества, всего один молодой светлый пёс наяривал на гармошке что-то очень душевное, собрав вокруг себя истинных ценителей. Даже я остановился у него на пару секунд, вслушиваясь в текст его песни: — …Врубают красный, чтобы рельсам хоть немного отдохнуть, И до утра обходят взглядом самый главный млечный путь! И до утра обходят взглядом самый главный млечный путь! Мне лишь оставалось усмехнуться: ну о чём ещё в поезде петь, кроме как про рельсы и обход путей? Я поспешил за Доббом, который уже здоровался с Молотовым. Обменявшись с ним воинскими приветствиями и поболтав немного о новенькой броне, мы оставили его молча завидовать, а сами пошли во второй вагон, и оказалось, что мы были такими далеко не первыми, кто решил, что Ботаник теперь ну очень нужная персона у нас в составе. Протолкнувшись на правах старших по званию в узком проходе купе, мы не послушали каких-то возражений у самой двери и без особых церемоний уверенно вошли внутрь, тут же пожалев об этом. Внутри сидел кое-кто старший по званию, хоть и сам он того, видимо, не осознавал. Мы с Доббом дружно отдали честь, а коричневый лис молча нам улыбнулся и несколько неумело сделал то же самое, только сидя, махнув нам лапой, чтобы мы расслабились. — Привет, сержант, — тут же отозвался другой лис, ковырявшийся в бортовом компьютере костюма нашего инженера-ядерщика и освободившейся лапой отдавая нам честь, — пароль от вайфая — «Туда и обратно», все буквы в верхнем регистре, без пробелов. Добб тут же скосил куда-то глаза, а я их саркастично закатил. — Мы вообще тут не за этим, — сказал я. — Хотя, видимо, и за этим тоже. Мы тут себе обновку, как видишь, прикупили в Москве, — усмехнулся я, показывая себя во всей красе. Лис поправил очки и отвлёкся от костюма Георгия, оглядывая нас. — Очень круто, — сказал он. — А когда нам всем по такому выдадут? — Скоро, — уклончиво ответил я. — А пока нам надо посмотреть системы и подключения, — резюмировал Добб. — У тебя есть системы для таких? — Всех цветов и расцветок, друзья мои, — заверил нас Ботаник, заканчивая что-то с лапой инженера-ядерщика. — Вы более чем по адресу! Вот. — Он хлопнул рыжего по лапе. — Попробуй теперь! Ядерщик посмотрел на экран своего костюма и что-то бодро ввёл на нём одной лапой. — Здорово, — внезапно сказал динамик в его костюме холодным синтезированным голосом. — Отлично. Это. То. Что. Нужно. — Надеюсь, так будет попроще. — Намного. Ещё. Раз. Спасибо. Я. Этого. Не. Забуду. — А-а-а, всего лишь моя дневная работа. Для этого мы и сбиваемся в кучи, верно? — предположил рыжий лис с лёгкой улыбкой. — Чтобы вместе быть лучше, чем все мы по отдельности. — Премудрость, — спокойно заметил Добб. — О. Да. Ядерщик грузно встал с полки и протиснулся между нами. — Товарищи, — быстро проговорил он. — Подполковник, — ответили мы ему. Раскланявшись, он покинул купе, а меня наконец-то усадили перед Ботаником. Добб положил мне лапу на плечо и выдал какую-то мутную научную трель, которую я слушал так, будто она была на другом языке. Ботаник же, в свою очередь, всё прекрасно понял и достал с верхних полок какие-то провода, подключая их к разъёмам на моём новом костюме и к своему компьютеру. Добб продолжал что-то рассказывать под аккомпонимент стука по клавишам и даже делал что-то сам. Всю эту загадочную процедуру меня то сковывало по рукам и ногам, как статую, то, наоборот, становилось легко, будто на мне ничего не было. — А можешь заставить его сплясать ирландскую чечётку? — усмехнулся Добб. — Я тебе спляшу! — попытался пригрозить я, но костюм сопротивлялся моему жесту изо всех сил. — На твоей могиле спляшу, обещаю! — Ага, конечно, — саркастично ответил мне бессмертный киборг. «Бессмертный, но не неучтожимый», — только и пронеслось у меня в голове, но озвучил я другую фразу: — А есть какая-нибудь гарантия того, что такое не случится со мной во время боя? — Возможность удалённого подключения к системе отсутствует физически, — спокойно объяснил мне ботаник. — Только при чёткой последовательности и подключении строго определёнными протоколами по проводу есть такая возможность. В сущности всё, что происходит сейчас, — это калибровка. — Так что прикрой свои протоколы, — пояснил мне доберман. — Знаешь, как говорят: береги честь смолоду… — Чья б корова мычала, ага, — саркастично ответил я ему. — Про честь мне тут ещё будет затирать. Я видел, как ты глазами сделал, когда тебе пароль от вайфая сказали. — А что в этом такого? — искренне удивился Добб. — Ты же подполковнику поставил… — Да-да, он может коммуницировать с вами напрямую, если вы дадите ему на это разрешение, и всё такое дальше по списку, — пояснил лис. — А он может заставить его ирландскую чечётку сплясать? — тут же спросил я. — Без проводов? — С его мощностями — нет, — строго ответил Ботаник, продолжая строчить что-то на клавиатуре, изредка прерываясь на пару щелчков мышью. — Не было ещё в этом мире таких мощностей, чтобы наши интерфейсы вскрыть, — спокойно сказал Добб. — За безопасность у нас отвечает не электроника, а живой мозг и его сила воли, — заявил он, показывая себе указательным пальцем в висок. — По крайней мере, так заявлял производитель, — сделал важную ремарку Ботаник. Добб обиженно уставился на лиса, а тот поднял лапы вверх. — Что? Я всего лишь знаю, что в сети ходят слухи о том, что некоторых киборгов смогли подчинить… Для этого, правда, их пришлось противопоставить искусственному интеллекту, но это вроде как сработало. — С тех пор много воды утекло, — махнул на это лапой Добб. — Но и обновления систем у вас тоже не было. — Я знаком с некоторыми зверями, — важно заявил он. — Они написали мне несколько заплаток в код. Таких ни у кого нет. — Конечно, — саркастически потянул лис. Добб предпочёл промолчать. Ему спорить с Ботаником — всё равно что спорить с доктором. И бесполезно, и для здоровья не очень. В общем и целом мы провели у Ботаника больше двух часов: откалибровали наши новые костюмы, поставили новые прошивки, согласовали системы, настроили новые модули раций, чтобы можно было общаться лично, группой и в общем канале; заменили старые литиевые аккумуляторы на новые графеновые — с большей ёмкостью и мощностью. В общем, сделали всё весьма неплохо, а главное — в кои-то веки не отдали за это ни единого гроша: деньги в пути не имели никакого значения. Только на остановках, и то — не на всех. И когда мы покинули купе Ботаника, то поняли, что очередь изрядно поредела: не у всех хватило терпения дождаться нас с Доббом, а кто-то, видимо, решил, что это и вовсе было бесполезно. В основном лисы несли всякую разную компьютерную технику, купленную в Москве, — рабочую и не очень, чтобы настроить или починить. С частью этой техники разобрались прямо в очереди, и в итоге очень немногие нашли в себе силы остаться. Тем более что близилось время ужина — и в соседнем вагоне стоял такой шум и гам, что мы с Доббом поначалу хотели пробраться через крышу, но, выглянув всего на секунду в окошко, решили, что это была пустая затея: пока наш состав шёл по разведанным безопасным путям и топливо мы теперь не жалели, Барсук видимо выкрутил свою гашетку до упора. Мы неслись с какой-то чудовищной, доселе невиданной скоростью — Добб сказал, что вышли на «крейсерские» двести километров в час, что заставило меня зябко поёжиться, лишь представив себе катастрофу, которая случилась бы, окажись у нас на путях какое-нибудь брёвнышко или не окажись там рельсов. Постаравшись откинуть все дурные мысли прочь, мы пошли в следующий вагон, где стоял шум и гам — это дежурные, ответственные и некоторые сержанты пришли за ужином для своих вагонов. Но наши суки из снабжения грудью встали на пути к небольшому складу продуктов, организованному прямо рядом с ними в купе, и орали что-то про сроки годности, сокращение пайков и что-то ещё. Добб поднял свои уши торчком, слушая их, а потом совершенно внезапно для меня и многих окружающих заключил доселе неслыханное: — В принципе, они правы, — сказал он, имея в виду наших снабженок. — Наши солдаты набрали себе еды и питья на пару недель вперёд без проблем, и могу поспорить, что очень немногие думали о чём-то ещё. Солдатские нычки кончатся быстрее, чем непортящиеся продукты, которыми нас снабдили в дорогу. Я уж молчу о том, что они, скорее всего, довольно быстро стухнут. После его слов в вагоне воцарилась звенящая тишина, лишь перестук колёс за бортом разбавлял её. На моего друга все остальные сержанты посмотрели как на прокажённого, а одна из снабженок — упитанная собака чёрно-жёлтой раскраски, почти как мой друг, — хотела было заключить его в объятия. Доберману пришлось вежливо отказаться, хотя она явно хотела бы понастаивать. — И ты, Брут?! — крикнул кто-то в толпе сержантов. — Никто не бьёт вас в спину ножом! — отрезал мой друг. — Вам не дадут сдохнуть с голоду, когда до этого дойдёт! — Мы же последнее от сердца для вас отрываем, когда у вас нету ничего! — вставила снабженка. — Не надо… — тихо и вкрадчиво сказал ей Добб. — Не надо меня перебивать. Собака вся скукожилась, неловко втянув голову в плечи и понурив взгляд, прижав уши. — Вам и так создали небывалые до этого момента условия. Невиданные, практически неслыханные! А вы ещё хотите разожраться, как скоты? — Дружище, перегибаешь, — тихо сказал я ему. — Ничего он не перегибает, — услышал я знакомый голос с другой стороны переполненного прохода в вагоне. — Он прав! Духи совсем отбились от рук без хорошей трёпки! Над разношёстной толпой других сержантов возникли серые уши лейтенанта Молотова, протискивающегося к нам. — Не то чтобы было где их трепать, ага! — возразил кто-то в толпе. — Значит, на ближайшей остановке организовываем для них военно-полевые учения! — придумал Добб. — Так точно, товарищ сержант, — поддержал моего друга лейтенант. — Я утвержу план учений у полковника! Товарищ лейтенант, вы будете ответственным за организацию! — Есть, — охотно козырнул я, улыбнувшись. — Пора брать быка за рога, парни, — заключил Молотов. — Учиться постоять за себя и остальных ради нашего общего блага! — Все всё слышали, — заключил мой друг. — А теперь разойдись и дай пройти! И после этой команды абсолютно бо́льшая часть младшего офицерского состава рассосалась кто куда, в основном пройдя мимо Молотова к своим дальним вагонам, воодушевлённо шумя что-то насчёт подготовки. Добб же, подождав, пока можно будет нормально пройти, показал мне на проход и сказал: — Вот теперь можно и пройти, да? — Ты это всё ради того, чтобы коридорчик расчистить задумал, а? Учения тоже? И меня за главного в них? — Нет, это всё он придумал, — усмехнулся Добб, проходя мимо Молотова, который довольный стоял в дверях своего купе. — Не люблю, когда тут шумно, — пояснил он. — А так все получили свои задания и разошлись. — Мог бы просто съехать куда подальше от снабженок. — А мне нравится рядом с командованием, — пожал плечами волк с довольной улыбкой. — Никому в своём уме не нравится рядом с командованием, — напомнил ему Добб, припомнив старый принцип: поближе к кухне — подальше от начальства. — Никому в твоём уме это не нравится. — В моём уме вообще никому не нравится. Даже мне. Выслушав этот странный диалог, я просто взял Добба за плечо и пошёл с ним дальше, в третий вагон, в котором последние приказания и новости уже вовсю обсуждались. Поначалу те, кто помладше, даже попытались наехать на Добба, мол, инициатива у нас тут наказуема, но молодняку быстро затыкали рты, обещая, что суровый доберман при необходимости кого угодно свернёт во внутриматочную спираль и даже не запыхается. А вот те, кто был поопытней и заранее знали про нашу с ним дружбу, пытались воззвать к моему новому званию, согласно которому я мог надавить на своего друга. Однако, выслушав все их нелепые доводы, я кое-что осознал. — Да нихрена подобного, — в какой-то момент сорвался я, перебив призывы к лентяйству и тунеядству. — Хотите наслаждаться вновь обретёнными благами — заработайте на них! — Мы и так зарабатываем — строим мосты, дороги, даже дома! — Никто и не говорил, что если вы будете заняты на каких-либо работах, то вас погонят на тренировку. — Ага, а когда погонят? Вдруг война, а я уставший?! — крикнул кто-то в заднем ряду, и тут инициативу подхватил уже Добб, рявкнул на собравшихся: — Вдруг война, и тогда что?! Кто-то из ваших солдат воевать-то умеет? Или, думаете, за вас всё так же будут отдуваться те, кто умеет?! — Ну до этого же… — Один важный факт о тех, кто действительно умеет воевать: они кончаются! — напомнил всем доберман. Мне пришла в голову одна мысль, и я передал её ближайшему сержанту, помимо Добба. — Найди добровольцев, — сказал я ему. — Для начала, гонять из-под палки никто никого не будет. А потом и остальные подтянутся. — Это уже куда ни шло, — согласился со мной кот, и на его морде даже появилось что-то вроде улыбки. Наконец-то все разошлись настолько, что нам нашлось место для прохода. Распихав всех недовольных, мы прошли через весь состав, где уже вовсю гремели бутылки, к своему тринадцатому вагону и к нашему купе. Зайдя в вагон, Добб сразу же выдал смачную оплеуху одному псу, который ехал с нами в вагоне. Я плохо его знал, но вроде видел, как он держал автомат, вроде даже правильным концом от себя. Получил он за распитие алкогольных напитков в тамбуре — доберман выбил у метиса бутылку из пасти, которая разлетелась вдребезги в другом конце тамбура. — Э-э-э, ну вы чо?.. — подал голос он. — Ты — солдат, — жёстко проговорил Добб. — Воздух выдохнул, живот втянул! — О, да? — пьяно икнув протянул серый пёс. — А чо будет, если я не подчинюсь твоим приказам? — Дисциплинарное взыскание, — стальным тоном отрезал мой друг. — Ха! А вот н-н-н-на!.. Пёс видимо хотел сказать что-то вроде «На тебе дисциплинарное взыскание», подкрепив свой весомый аргумент ударом в живот Доббу. Уже на его «Ха!» я прочувствовал весь испанский стыд, какой только мог, смачно хлопнув себя по морде, оттянув нижние веки. Не скажу, что Добб сохранил самообладание — он даже искренне удивился. Но это длилось не дольше секунды, потому что потом тамбур заполнил отчаянный, дикий и очень болезненный рёв этого несчастного, баюкавшего свою левую лапу. В свой удар он искренне вложил все свои силы, раз тот даже через алкогольную интоксикацию почувствовал всё сполна. Затем Добб повернулся ко мне. — И где мы таких набрали, лейтенант? Тут даже на объявление на столбе не тянет, этот вряд ли умеет читать. — СУКА! — заорал что было сил новобранец и замахнулся уже правой лапой в сторону морды киборга. Добб даже не шелохнулся. Не оступился, не наклонился, не подался назад — ничего. Подобно каменному изваянию, он выдержал удар и лишь спустя пару секунд наклонился к псу. — Ничтожество, — только и сказал он. — Пошёл ты! Дровосек, бл#%ь, железный! Добермана такое оскорбление даже не смутило — он молча взял пса за шкирку, без единой проблемы поднял его с пола и в узком тамбуре, сосчитав его головой каждый угол, поручень и косяк, донёс его до его же купе, где сидели такие же синяки, как и он. Одним движением кинув его куда-то под стол, он в своей спокойной манере объявил пьяницам: — Теперь ваше купе дежурное на ближайшую неделю. Увижу, что кто-то бухает, — мехом внутрь выверну. Всё ясно? — Так точно… — раздалось ему в ответ. — Не слышу, алконавты! — Так точно! — уже намного увереннее ответили ему. — Рота, приготовиться к смотру! — объявил мой друг на весь вагон. — А мне чего делать? — скромно подал голос я. — Попробуй организовать что-нибудь на ближайшей большой остановке, — сухо отвечал киборг, не останавливаясь, на пути к нашему купе. — Не надо пытаться делать что-то своими силами, надо разослать запросы в администрации — пускай найдут нам какое-нибудь поле или старую военную базу откопают… — А это мысль, — заключил я, заглядывая в своё купе, где всё было в полном порядке и Чак, закинув лапу на лапу, читал устав караульной службы, потягивая из стакана в подстаканнике что-то издалека похожее на чай. Однако, увидев его взгляд, я перестал сомневаться, что это действительно был чай, который лис бодро отставил на столик и вскочил перед нами, отдавая честь. Добб тут же взял его за плечо. — Сможешь обшманать остальные купе и найти бухло? — Товарищ сержант, я мог бы, но… — Крысятничать тебя никто не заставляет, — отрезал Добб. — Я буду с тобой. — А сможешь выторговать у кого-нибудь нормальный ноутбук для меня — считай, ты уже ефрейтор, — пообещал я ему. На миг в глазах лиса проскользнула какая-то бурная мыслительная дейтельность, а потом он улыбнулся: — Вторая неделя службы — уже повышение? Экая у вас карьерная лестница! — У тебя же чай в кружке? — спросил его Добб. — Чай, — даже немного обиженно сказал Чак. — А это уже делает тебя чуть лучшим солдатом, чем абсолютное большинство здесь. — Практически прямое определение ефрейтора, — припомнил я с улыбкой, вспоминая, как это объяснял мне Добб. — Насчёт остальных и всяких понятий можешь не беспокоиться: те, кто здесь хочет жить по ним, надолго не задержатся, — объяснил доберман. Чак внимательно оглядел нас двоих и, улыбнувшись, встал со своей полки. — Скажу честно: никогда ни в одной банде, в которой я был, не любил держаться сильных и подтирать им зад, если можно так выразиться. Но вы вроде ничего так. — Мы не банда, — серьёзно поправил его Добб. — Мы — армия. Взяв лиса за плечо, он пригласил его к делам буквально в соседнее купе, где всё прекрасно слышали и потому выложили все свои алкогольные запасы на самое видное место, правильно решив, что прятать что-либо будет попросту бесполезно. Я же усмехнулся, понюхал чашку Чака, убедился, что там был действительно крепкий чай, заварил себе такого же и открыл книжку про скандинавские мифы, погружаясь в чтение. Добб и Чак вернулись через час, когда стало совсем темно, и, к моему удивлению, Чак тащил подмышкой увесистый чемоданчик военного компьютера, который он торжественно передал мне. Я сделал большие круглые глаза на это дело и хотел было устроить ему допрос с пристрастием, как он его добыл — выкрал, выманил или обманул кого, — но стереотипы о бандитах быстро развеялись, когда он честно признался, что выкупил его за бесценок у каких-то алконавтов. Заняв немного у товарища сержанта, накинув сверху пару бутылок горячительного и хорошенько поторговавшись, он купил довольно посредственное устройство, которое обзывали «печатной машинкой, неспособной запустить ни танчики, ни самолётики, ни хотя бы с автоматом побегать». Добб, разумеется, пообещал всем и танчики, и самолётики, и особенно с автоматом с полным погружением и стопроцентной отдачей и с радостью одолжил Чаку денег, заметив, что тот явно делает правильные инвестиции в своё будущее. Мне же ничего, кроме печатной машинки, было и не нужно, тем более что к ноутбуку прилагалась небольшая написанная инструкция от Ботаника, как подключиться к поездной сети, какие программы ставить и как их поставить, чтобы даже наш чат открыть. Подключив компьютер ко всем сетям поезда, я всё сделал по инструкции, вбил свои имя и звание в окошке, и через несколько минут мне уже написал наш полковник в отдельном чате для командования. — «Доброго вечера, лейтенант, обживаетесь?» Я не очень ловко, но спешно набрал на клавиатуре ответ. — «Так точно, товарищ полковник». — «Что-то я не припомню, чтобы вы приносили ко мне ноутбук», — написал кто-то со странным никнеймом, но по одному лишь тону вопроса я мог спокойно определить, что это был Ботаник. — «Чак достал мне его» — с гордостью сообщил я. — «Новобранец? Надеюсь, ничего противоправного он не сделал?» — возмутился шакал в онлайне. — «Никак нет, — ворвался в чат некто «dobb». — Не более чем врождённое красноречие, немного наглости и невероятная удача». Я оторвался от экрана и посмотрел на моего друга, который сидел на полке, сложив лапы на животе и смотря куда-то в потолок. Чак сидел рядом с ним, потягивая уже давно остывший чай и продолжая углубляться в тонкости устава караульной службы. Весь остальной вагон уже начинал греметь бутылками, что явно нервировало Добба. Я решил не отвлекаться на это, перешёл в отдельный с полковником чат и решил получить всякие разные ценные указания, например, как повысить Чака до ефрейтора, у Ботаника — как выйти в сеть и связаться с администрацией городов по пути. В общем, дел у меня хватало — в итоге я лёг спать далеко за полночь, но успел хорошенько поработать и даже сочинить пару писем на отправку в местные администрации, которые могли помочь нам по дороге. Засыпать под умиротворённый перестук колёс с глубоким чувством выполненного долга было неожиданно легко, и даже ранний подъём меня не расстроил, а даже наоборот. Я проснулся бодрый, выспавшийся и готовый к любой трудности. Позавтракав разогретой кашей в пластиковой миске, я заварил себе чаю, пока Добб муштровал вверенных ему в командование солдат. Открыв ноутбук и подключившись к нашей сети, я увидел, что народу в чате у нас прибавилось и все наперебой обсуждали что-то, судя по всему, очень интересное. Я с трудом успевал читать весь текст, но в какой-то момент по просьбе полковника он прекратился и появилось одно сообщение: — Всему младшему офицерскому составу собраться у меня в купе. Будем проводить планёрку. — Ого, — прокомментировал я вслух и вытянулся в проход вагона. — Добб, а это ко мне имеет какое-то отношение? — Ты и есть младший офицерский состав! — тут же ответил мне Добб. — Так что топай и ноутбук захвати — покажешь им, что куда. А я пока тут послежу, расскажешь потом, что кого и куда зачем. — Понял, — поспешно сказал я, выдирая вилку из розетки и захлопывая книжку компьютера. — Никогда такого не было… — …и вот опять! — Завершил за меня мой друг. Я прибежал к купе нашего полковника, как оказалось, последним — постучался и вошёл внутрь, оказавшись среди собравшихся ещё и самым деловым — с ноутбуком, а не автоматом. Это сыграло мне на руку. — Ну хоть кто-то из вас готовился хоть к чему-нибудь, — строго начал шакал. — Прошу садиться. Я и несколько остальных лейтенантов, включая Молотова, охотно расселись в его удлинённом купе кто куда, после чего полковник огласил тему нашего совещания, вкратце свернув её до поговорки «Кто виноват?» и «Что делать?». Виновных с наскоку отыскать не удалось, а вот на другой извечный вопрос решили подискутировать. Первым выступил, как ни странно, Молотов, предложив найти по пути во Владивосток парочку специфичных вагонов для нашего состава, решив, что раз топливо мы не сильно экономим, то можно и разгуляться. Во-первых, вагон-ресторан. Все это единодушно поддержали и согласились, что для организации питания и употребления тонизирующих напитков, да и вообще заиметь наконец-то полноценную кухню было не лишним. Тем более это дало бы дополнительную нагрузку на генераторы атомовоза, которые сейчас работали вхолостую. Дальше — пару складских вагонов, может быть, ещё один для личного состава, желательно двухэтажный. Эта идея тоже нашла поддержку. А вот третье предложение было встречено дружным недоумением — две большие грузовые платформы, нагруженные песком. Полковник даже сказал, что, хоть мы теперь топливо и не считаем, но такое — уже откровенная наглость. Это же подтвердил через свой навороченный костюм наш физик-ядерщик. Но серый волк быстро обосновал своё предложение опытом прошлого — так делали почти во всех войнах и многих исторических бронепоездах. Во-первых, они были нужны на случай неуправляемого фугаса на путях, но для нас они лучше подходили просто для проверки путей на несущую способность. Заслышав такое, Георгий стал что-то быстро набирать на своём рукаве. Все спокойно дождались его, и его костюм пояснил нам холодным синтезированным голосом, что он полностью согласен со старшим лейтенантом: локомотив сильно прибавил в весе до шести сотен тонн, и лишним это совсем не будет. Все три предложения были приняты единогласно, и дальше настала моя очередь, ведь я был ближе всех остальных к Доббу и его небывалому энтузиазму сделать из нашего балагана на выезде что-то приближённо похожее на армию. Отвертевшись от расспросов по поводу мотивации к такому поступку, я быстро перешёл к проблеме реализации таких планов и показал своим товарищам наброски писем, которые я собирался разослать по администрациям городов через сеть, как только она станет нам доступна. В какой-то момент пришлось читать их вслух, буквально декларируя их на всё купе, и, конечно же, сразу начали поступать правки — как серьёзные, так и не очень. Тогда полковник, решив, что надо всё сделать хорошо, назначил Молотова ответственным за поиск, приобретение или силовое получение новых вагонов, тем более что в его личном отряде ходил лучший механик всего состава, который мог подготовить их к дальней поездке. Меня уже официально назначили организатором предстоящих тренировок и переговоров по этому по поводу с местными администрациями. Кое-кто из других лейтенантов шутливо-завистливо вздохнул, пожалев мою печень, но на предложение возложить обязанности переговоров на себя сразу отказался. Набросав вместе со всем командным составом макет письма для администраций, мы объявили окончание планёрки и бодро разошлись по своим вагонам. Я тут же составил план своих действий — ближайшие остановки у нас были в Ярославле, Кирове, Перми, откуда потом мы сворачивали обратно и отправлялись в Уфу, где для нас готовил плацдарм Терминатор, с которым мы связались ранее и поставили все задачи, предоставив при этом все необходимые полномочия, а потом и в родном мне Екатеринбурге. В мой родной город письмо ушло первым — так у них будет больше всего времени подготовиться. А вот на Ярославль я уже не рассчитывал, но всё равно написал туда просьбу найти нам хоть какое-нибудь поле, где можно будет размяться. Дальше — больше. В Киров и Пермь пошли письма, что мы будем у них с минимум двухдневной остановкой и ночёвкой и поэтому им предписывалось найти и подготовить для нас какие-нибудь старые военные базы, а по возможности — полосы препятствий. После Екатеринбурга шли Тюмень и Омск — и вот там им предстояло постараться и найти или изготовить для нас хоть какой-нибудь боезапас, чтобы мы могли научить даже самых новеньких стрелять. Новосибирску и Красноярску предстояло заняться примерно тем же, и отдельную почти недельную остановку я запланировал в Иркутске. Дальше в этот день планировать не стал, да и оставалось там всего ничего. Тем более что во Владивостоке уже всё было ясно — оттуда мы должны были каким-то образом наладить связь с Японией… Вечером я представил свою «дорожную карту», как её назвал Добб, полковнику. Он тщательно всё проверил и дал добро на выполнение, велев отдать электронные копии писем Ботанику, чтобы тот разослал их кому надо. Я так и поступил. И уже в Ярославле мой план начал трещать по швам — в отличие от меня Молотов решил не тормозить и сделать всё сразу. Мы застряли там почти на два дня, пока он и его команда перетряхнули всю железнодорожную инфраструктуру вверх дном, но ничего не нашёл. Впрочем, его это не расстроило, а вот меня — более чем. Да, мы могли что-то импровизировать, и в разбитом на вокзале лагере какие-то тренировки имели место быть, но пока исключительно с редкими добровольцами и матёрыми бойцами. Пришлось согласовывать мои планы с планами Молотова, которые у волка были довольно прямолинейные — найти, поправить, встроить в состав, отметить. В итоге уже в Кирове, от которого мы получили небольшое боевое задание, мы столкнулись с ещё одной проблемой — некого было послать вытравить очередную шайку бандитов из какой-то деревни. Молотов и команда были заняты поисками новых вагонов, я, Добб, большинство сержантов были заняты тренировкой молодняка. Пришлось набрать добровольцев из более-менее опытных рядовых — бо́льшая часть из них по крайней мере знали, какой стороной надо держать автомат, направляя его на потенциального противника. Сделать мы ничего не могли — администрация Кирова предоставила нам чуть ли не действующую военную часть, которую поддерживала своими средствами. Не помочь им с рейдерами было бы попросту грубо… Мы собрали и снарядили две дюжины бойцов — не самых опытных, но где, как не в реальных боевых условиях, этот опыт получать? Мы рассчитывали просто на эффект присутствия и массовости, но в итоге… В итоге никто из них не вернулся. По слухам, среди местных были даже перебежчики от наших, которые, заполучив оружие и снаряжение, не пожелали проходить даже первичную подготовку, просто переметнулись к ним. Тренировки и поиски новых вагонов пришлось спешно прекратить. Полковник лично возглавил операцию возмездия, взяв с собой лучших из лучших. Я отказался. Добб, разумеется, нет. Из Кирова отбывали в смешанных чувствах. С одной стороны, всё прошло неплохо. С другой — очень плохо. Всю дорогу проводили с солдатами воспитательную работу. Назначили одного из лейтенантов, обычного серого пса, политруком, хотя я утверждал, что на эту должность годится только Добб. Много работали по теории, тактике и стратегии ведения боя в различных условиях. Примеры из учебников и личный опыт. Я написал в Пермь письмо, чтобы нашли нам обычную школьную доску. И в этом городе всё изменилось кардинально. Администрация предоставила нам территорию бывшего института ФСИН. Что означала эта аббревиатура, я не знал, а Добб, которого я об этом спросил, ответил что-то про «искупление наказаний» или «исполнение приказаний». Яснее мне от этого ответа не стало, и я махнул на него лапой. Меньше знаешь — дольше живёшь. Институт располагался довольно далеко от центрального городского вокзала, рядом со следующей по ходу движения товарной станцией с не менее непонятным названием «Бахаревка». Узнав об этом, мы решили остановиться именно на этой станции и приготовились выслушивать многоголосый вой нашего личного состава, лишённого доступа к кабакам и самочкам. Однако, когда сержанты без особого энтузиазма объявили об очередной тренировке, добровольцев оказалось сильно больше, чем мы могли предположить, — эти добровольцы тащили с собой других, не самых добровольных товарищей. Успех был масштабным — почти семь восьмых всего личного состава снялись со своих насиженных мест и двинули к новому. Пешком, под солнцем, по хорошей погоде, некоторые даже с музыкой и песнями. Заняв под палаточный лагерь небольшой заросший стадион на отведённом нам месте и оставив паровоз на техобслуживание, мы решили, что можно задержаться в городе на три дня. Никаких боевых заданий не планировалось, поэтому мы всецело посвятили себя физподготовке личного состава. К тому же только с дополнительным временем Молотов и его команда наконец-то смогли раздобыть на руинах какого-то предприятия спорное, но всё-таки первое прибавление в наш состав: две старые, но ещё крепкие грузовые платформы. С песком проблем не возникло, а Добб даже предложил использовать их как песчаную подушку для стрельбища. Идея нашла поддержку, и, посоветовавшись с Георгием, мы установили на платформы несколько мишеней впереди платформы по ходу движения. Дальше весь наш состав развернули в обратную сторону на специальном треугольнике, чудом сохранившимся в рабочем состоянии, и мы отправились на встречу с нашим дорогим полярным другом в его родной город мелкими междугородними перегонами, где, по слухам, всё уже было готово к нашему радушному приёму. И это оказалось действительно так — местная администрация чуть ли не бросилась обниматься, поскольку к своим делам Арни внезапно для всех нас подключил ещё и свою семью. Его жалостливая слепая жена, борзые сыновья и дочери помогали ему обивать все необходимые кабинеты и пороги чиновников, которые могли нам помочь, и семья справилась на отлично! Для запуска АЭС нам выделили всё по списку, который нам составил наш бортовой ядерщик: кабели, техника, машины, строительные материалы. Если чего-то не находили, то тут же бросались искать и всё равно находили — в столице Башкортостана электричество зависело только от нас. И когда мы выдвинулись за пару сотен километров в сторону города Агидель, то были уверены в успехе. Благодаря невиданной организации и возросшей благодаря тренировкам дисциплине работавший ещё до нас реактор и его генераторные мощности под чутким руководством Георгия были восстановлены за считаные недели — прочистили стоки, нашли воду для охлаждения и, более того, обрубили неизвестных потребителей, провода к которым уходили неизвестно куда и неизвестно кому, так что всем, кто хотел электричества, предлагалось выйти на связь и желательно расплатиться за него. А последующий месяц мы потратили на то, чтобы запустить в эксплуатацию достроенный, но так и не заправленный реактор на быстрых нейтронах, выдающий без малого полторы тысячи мегаватт электричества в общероссийскую сеть. Лампочки в Уфе начали светиться ярче, и администрация, видя, на какие подвиги способна организованная толпа, решила организовать в городе собственный гарнизон, для которого у нас были откомандированы несколько офицеров, но взамен мы получили ещё пополнения и всероссийский почёт и славу, с которой мы могли соединить свою страну воедино ещё раз. В Екатеринбург я ехал в приподнятом настроении: во-первых, посещение родного города было сродни дню рождения и можно было всё, так что я рассчитывал хотя бы на пару выходных, на которые перекладывал свои обязанности на Добба. Мой родной город встретил меня небывалыми условиями, приготовленными администрацией города по моей просьбе, но и не одним, а сразу несколькими боевыми и не очень задачами. На планёрке перед остановкой в город мы решили, что задержимся там на календарную неделю и только два выходных будут мне выходными, а я и не был против. Администрации требовалась помощь с отстройкой своей ратуши, организацией местного гарнизона, разборкой с парой мелких банд, запуском нескольких точек генерирующих мощностей. Создавалось такое ощущение, что за город впервые за очень долгое время взялись всерьёз и наша помощь была очень нужна. Так и получилось, и даже более того — ратушу помогли построить практически с нуля наши «слоны», меняясь день через день: строительство, тренировки, отдых. Сержантам было намного проще заниматься личным составом на тренировках всего с третью личного состава, который, в связи с организацией местного гарнизона, претерпел некоторые… ротации. Часть бойцов решила остаться в этом городе, тем более что им обещали повышения до офицеров в честь того, что они уже умели и имели боевой опыт, некоторые из тех, кто хотел записаться в гарнизон, по итогу оказывались рекрутами у нас. В общем итоге то на то и вышло, и спустя целых две недели, а также парочку громких перестрелок во главе с нашими киборгами — Овчаром, Бульком и Теннесси — мы тронулись в путь на обновлённом составе с ещё одним двухэтажным вагоном. Правда, так получилось, что мы не нашли для него подходящей таблички, а электронное табло было у него сломано, так что у нас в составе получилось два девятых вагона, что поначалу вызвало небольшую путаницу. Но мне было всё равно, мой вагон оставался всё таким же тринадцатым, и меня это не могло не радовать. Что могло и откровенно не радовало меня, так это тот факт, что в своём родном городе я так и не получил долгожданной увольнительной, но Чак и Добб обещали мне это восполнить. Тем более выходило так, что после Екатеринбурга у меня практически не осталось никаких дел и ими надо было заняться до самого Красноярска. Решение пришло само собой, и спустя день пути полковник подписал мне пару выходных, которые я должен был провести в движении на составе. Однако ровно такой же приказ поступил и Доббу и, внезапно для многих, включая его самого, Чаку. Лис лишь развёл лапами, показывая, что отношения к этому не имеет и не имел, никакого отпуска не просил, тем более на два дня и тем более вместе с нами. А потом вынул из своей полки три бутылки отличного московского виски. И, несмотря на все те вечера после порой изнурительных тренировок, полосы препятствий, марш-бросков и отстрелянных патронов, он собирался с другими солдатами, сидящими у редких костров, пел и пил с ними, делился байками из бандитской жизни и даже вступал в жаркие политические дискуссии, а потом охотно сел пить с нами — лейтенантом и старшим сержантом. Добб хмыкнул и пояснил одну маленькую деталь, мол, рядовой или даже ефрейтор никогда не сядет пить с офицером, ведь тот может послать его на смерть. Уже разливая жидкий янтарь по стаканам, Чак поглядел на меня и Добба и спокойно сел с нами. — Ну как вам сказать, — начал было он, катая виски по стакану и понюхивая его. — Вот с вами, товарищ старший сержант, пить вообще сугубо полезно для здоровья. Мало того, что, судя по всему, вы сами скорее пойдёте со мной на смерть, так кажется, что с вами это не будет такой уж и смертью. То же можно и про товарища лейтенанта сказать… — Да я вообще тут лейтенант без году неделя, — усмехнулся я. — И то больше бумажки перекладываю. — Вот и хорошо, — сказал Добб. — Так намного лучше. — Ну я бы, может, тоже не отказался побегать и пострелять для разнообразия. — Я более чем уверен, что некоторые сержанты охотно уступят вам свой пост, — ответил мне уже Чак. — Ну тогда в Красноярске этим и займусь, а то засиделся… — За мир? — предложил Добб, поднимая свой стакан. — Точно, — согласился я. — Хороший тост, — подтвердил Чак. Мы выпили, и мой друг организовал для нас закуску. Весь вечер и часть следующего дня мы провели в компании друг друга — мы не сильно напивались, но слушали песни и даже нашли в нескольких вагонах от нас того молодого волка, что играл на гармошке. Ну и спустя несколько пропущенных стаканов он растянул меха и затянул какую-то весёлую и бодрую песню про русские дороги. Проснулся я не по своей воле, но при этом очень давно хотел проснуться. Снилось мне, что я бегу в туалет, но очередь в него занял кот, похожий на Кенни. Я останавливался в нескольких метрах от него, а он смотрел на меня как живой, улыбался и говорил, что мне туда не надо, по крайней мере не прямо сейчас. Но мне было очень сильно надо, почти до боли, и, когда очередной укол внизу живота будил меня ото сна, я понимал, какую ошибку я мог совершить. Однако сил на то, чтобы подняться и сходить до туалета уже наяву, не хватало, из-за чего я вновь проваливался в сон и снова встречался с погибшим товарищем, который не пускал меня пописать. Так повторилось раза три, но неожиданный приступ рвоты придал мне нужного ускорения, и я, бодро вскочив со своей полки, поспешил к уборной, не утруждая себя надеванием штанов. Как назло, обе кабинки были закрыты! Поначалу я хотел порыться в штанах и поискать ключи, но, запустив лапу в трусы, понял, что нужного ключа там не найдётся. Возвращаться и искать штаны, ключи, поднимать Добба и прочих не хотелось, да и силы сдерживать рвотные позывы были на исходе. Рванув дальше в тамбур, я аварийным режимом распахнул дверь наружу и тут же согнулся пополам, держась за жёлтые поручни, чтобы ненароком не выпасть из поезда на ходу. С предсмертными стонами опорожняя свой желудок, я даже глаза поднять не мог — видел лишь парашу, улетающую куда-то против движения, но вдруг услышал недовольное и приглушённое: «Ёб твою мать!» Переборов очередной позыв, я повернул голову, подставляя затылок упругой подушке из воздуха, чтобы остудить её и заодно извиниться перед теми, на кого я мог попасть — мало ли кто мог выходить покурить или тоже… Но вместо этого я увидел, что рядом с нашим составом, скача на песчаных ухабах, несётся какая-то лёгкая и довольно быстрая машина, которой содержимое моего желудка попало туда, где должно было быть ветровое стекло. И какой-то странный и очень недовольный таким положением дел зверь в сплошной белой маске уже просовывал вперёд самодельный арбалет, собираясь вернуть должок. — Лови! — крикнул он, спуская курок и отправляя в меня пару сточенных у концов шпилек. Точность, аэродинамика, баллистика — всё это было абсолютно неприменимо к описанию такого оружия: болты ушли сильно ниже меня — видимо, сработала та самая воздушная подушка вокруг состава. Но испытывать судьбу я более не стал: похмелье и ноющая боль в голове прошли моментально, глаза раскрылись на полную и сердце вогнало в мозг смесь из адреналина и крови в пропорции один к одному. — БОЕВАЯ ТРЕВОГА! — что было сил заорал я, да только в тамбуре меня никто не услышал — отголоски моего голоса долетели разве что до первого купе, где без задних лап дрыхли Чак и Добб. Покачиваясь на ходу и цепляясь за стены, меня чуть было не скрутило из-за боли в мочевом пузыре, но я отодвинул боль на второй план и побежал прямо так к своему купе. — Тревога, тревога, тревога! — орал я, забирая свой пулемёт. — У нас незваные пассажиры на борту! — Чего?.. — тихо промямлил Чак, разлепляя глаза. — Где? — быстро и чётко спросил Добб, уже доставая свой гранатомёт. — Слева по ходу движения! Зарядив в свой РПД барабан свежих патронов, я схватил ещё один, но тут услышал от Добба то, чего слышать очень не хотел: — Справа тоже. Чего они хотят? — Говорить не хотят — пытались пристрелить лично меня! Из арбалета! — За что? — удивлённо спросил Чак, тоже довольно бодро собираясь в бой. — Я на них наблевал! — Этого достаточно, — отрезал Добб, подхватывая гранатомёт в боевое положение и выходя с ним в тамбур. Пинком нижней лапы распахнув противоположную дверь, он выставил наружу ствол АГС и сделал всего два выстрела. Как говорится у шпаны, первый коронный — второй похоронный. От первого выстрела у древней тарантайки подпрыгнул перед, будто они нарвались на бордюр, прорвало картер двигателя, и оттуда пополам с языками пламени и искр посыпались поршни и коленвал. Вторая граната легла в тот же момент прямо в салон кредитопомойки, пробивая ещё и днище кузова и откидывая всю машину в сторону, пуская её кубарем по пути следования поезда. — Здесь всё, — заключил киборг. — Показывай, на кого ты там наблевал! — Оставь немного и мне, — усмехнулся я, поворачиваясь к левому выходу, но вместо старого и простенького багги я увидел какой-то джип, который надрывая свой электродвигатель, нёс на себе уже вполне боевой пулемёт! — Вниз, — только и заключил Добб, одним движением отталкивая меня в проход тамбура. Я по инерции пролетел почти весь проход и во всю глотку заорал своим сослуживцам: — ВСЕ НА ПОЛ! Тут же за пределами нашего вагона раздалась тяжёлая автоматическая очередь — она не была мне знакома, и я с ужасом осознал, что стрелял не мой друг — стреляли по нему! Я рванул обратно, и мои самые страшные догадки подтвердились — Добб лежал в тамбуре на полу, держась лапой за зияющую рану в боку, из которой, помимо крови, торчали куски его субдермальной брони. Глаза на выкате и безумный взгляд прилагались, но вёл он себя вполне осмысленно и спокойно. Другой лапой он пытался дотянуться до стоп-крана. — Понял, — серьёзно ответил я ему, и откинув обе ручки, провернул его на девяносто градусов, спуская из тормозной системы состава давление. — Нет! — только и успел крикнуть мне Добб, но потом его огромной силой инерции прижало к другой стене, а его гранатомёт сам по себе уехал куда-то в середину вагона. Я же, пережив основной удар, державшись за стоп-кран, откинулся на противоположную стену — теперь по крайней мере весь наш состав точно знает, что мы подверглись нападению! Машину неприятелей унесло далеко вперёд, что дало мне окно возможности вылезти на более открытую площадку — наверх. Поезд при этом продолжал своё движение — судя по всему, из-за безопасности локомотиву отключили систему стоп-кранов, отчего тот не переставая молотил поршнями, с буксом таща состав с заблокированными колёсами за собой. Это немного смягчало удар от использования стоп-крана, но всё равно я был абсолютно уверен, что в тот момент, когда я его дёрнул, я слышал что-то сзади — и у меня был отличный шанс узнать, что именно. Выбравшись на крышу с пулемётом наперевес, я наконец-то смог оценить силы наших неприятелей — багги, которая, судя по всему, решила, что моя блевота это химическое оружие, тащилась сзади и охраняла ещё пару машин, которые делали что-то со сцепкой в нашем составе. Прикинув их расположение, я понял, что, скорее всего, их целью была платформа с РСЗО на чёрном напалме. Не раздумывая более, я побежал по вагонам в конце состава, как вдруг услышал, как за моей спиной снова заговорил крупнокалиберный пулемёт той же машины, что подбила Добба. К счастью для меня, им уже начали давать лихорадочный отпор, и им пришлось взять довольно большую дистанцию, а на меня оставались те, кто хотел нанести нам наибольший вред. Я перескочил сцепку-гармошку к складскому вагону и, направив дуло вниз, превратил в решето какого-то зверя, который возился между вагонов. Как только его туша улетела под колёса, я увидел на сцепке самодельное взрывное устройство, и все мои догадки моментально подтвердились. Встав на обе лапы, я побежал дальше, к последнему вагону, за которым болталась ещё одна машина, с которой, судя по всему, наши неприятели и десантировались на поезд. Сейчас небольшая платформа, служащая переходным мостиком между машиной и поездом, была уничтожена — видимо, во время торможения они не смогли среагировать вовремя и повредили её. Я вскинул пулемёт, беря на мушку водителя этой машины, но он поднял лапы, и я всего лишь на миг задумался. В ту же секунду где-то через два вагона сзади разбилось какое-то стекло и наружу выставили недлинное, но очень широкое дуло автоматического гранатомёта. Кто бы не стрелял из гранатомёта моего лучшего друга, делал он это с размахом и от всей, что называется, души, даже не пытаясь выцелить неприятеля, а просто заливая его взрывчаткой и осколками. Машина пыталась укрыться или хотя бы уехать куда-нибудь из-под обстрела, но не хватило расторопности. Даже когда она перевернулась несколько раз через крышу и загорелась, рядом с ней взорвались ещё несколько снарядов. Пока я отвлёкся на это зрелище, кто-то другой, видимо поспешивший на помощь Доббу, закрыл стоп-кран. Где-то на локомотиве от натуги взвыли компрессоры, и система резко заполнилась первичным давлением, освобождая колёса состава от гнёта колодок — вагоны дёрнулись вперёд, ведь локомотив даже не думал останавливаться. И этот толчок в спину сыграл со мной злую шутку — я оступился и споткнулся о горячий радиатор, теряя равновесие. Маша лапами, будто птица крыльями, я полетел вниз с вагона, группируясь на лету. Удар о мягкий песок степи выбил из меня весь дух, но скрасил моё падение, не дав даже ничего толком сломать, но и сразу же встать я тоже не смог. Вернулась боль внизу живота, но сознание, едва хватающееся за пролетающие мимо меня вагоны, померкло, проваливаясь в черноту. А потом я увидел Кенни, который с какой-то странной улыбкой и лёгким поклоном наконец-то уступил мне очередь в туалет. Я вошёл внутрь проветриваемой кабинки и сладострастно застонал, избавляясь от ужасной боли. Было тепло и хорошо.