Революционер

Ждать нашу машину пришлось довольно долго, но мои бойцы времени зря не теряли — перетаскали почти все ящики и цинки с огромными авиационными патронами наружу, нашли кое-какое оружие. Рэд даже получил свой РПК обратно, чему был несказанно рад. Чего нельзя было сказать о Терминаторе, который подогнал к нам автомобиль с котом в кузове. Увидев огромные заряды для авиационных пушек, он в душе обматерил всех бандитов, самолёты и вообще всё, на чём стоял весь этот хрупкий свет, но в итоге согласился помочь с погрузкой, так как Добб пообещал подсобить ему со снаряжением новых патронов из пороха старых. Естественно, места в машине не хватило не только на все боеприпасы, но и на членов группы — оставалось только два передних сиденья. Конечно можно было поехать и «на броне», но несчастный задний мост и так лежал у старого пикапа на земле: грузить его сверх того, что уже было, никто из нас не рискнул. В итоге послали одного Рэда на машине — тот был рад прокатиться, но не рад искать тех, кто в столь поздний час поможет ему разгрузиться. Сами остались караулить базу, чтобы в наше отсутствие лакомый кусочек бывшей военной мощи нашего государства не урвали себе ещё какие-нибудь асоциальные элементы. — Свято место пусто не бывает, — мудро сказал мой старый друг и был прав — не бывает, особенно если оно под завязку набито старыми, никому не нужными снарядами от пушки, ради которой приходилось таскать вручную целый истребитель. Добб отдал должное своему сослуживцу — до такого ещё надо было додуматься. Потом он щёлкнул пальцами и что-то припомнил, заявив, что обязательно сделает мне небольшой сюрприз, когда мы вернёмся к составу. Подозревая очередные пирожки от местных, я спокойно улыбнулся. Рэд вернулся быстро, порожняком. Потребовалось три ходки, чтобы перевезти весь боезапас на станцию, а оттуда — в состав. Добб, Брэдли и Фаэрт в последний раз проверили базу на предмет ещё чего-нибудь полезного и на четвёртую ходку в кузов закинули какие-то консервы, сухофрукты. Найденное в столовой свежее мясо брать не стали — Добб только хорошенько пролил всё найденным керосином и, уходя, подпалил всё к чёртовой матери. Ну и нам с ним мест по традиции не осталось, поэтому мы решили идти пешком, тем более что нас обещали подхватить по дороге. И действительно, меньше чем через час мы сгрузили вооружение в сейф под моей полкой, заперли его и уселись друг напротив друга, благо новенькие куда-то делись и мне не было до них никакого дела. Вспоминая свой сюрприз, Добб показал мне указательный палец и полез в свою огромную разгрузку. Я достал свою бензиновую зажигалку и зажёг на ней огонёк: света в вагонах и в целом по поезду не было, да и не особо он был нужен в такое время. На тусклый свет зажигалки Добб явил небольшой холщовый мешочек, из которого вынул бумажный свёрток и несколько редких листиков для самокруток. Разложив свёрток, он продемонстрировал мне солидную кучку сушёных листьев, и я уже был искренне рад, что достал зажигалку. — Местное, — сказал мне Добб. — Тоже от знакомых. Главное условие — приходить со своим мешочком, в карманы засыпать отказываются. — Табак? — предположил я. Старый киборг таинственно улыбнулся и отрицательно покачал головой. Я тоже улыбнулся, но чуть более саркастично, и взял из его пальцев самопальную бумажку. — Знаешь, что с этим делать? — на всякий случай уточнил он. — Все в приюте это знали. И табак, и не табак — всё, что можно было курить, курили. Я скрутил небольшую самокрутку чисто на пробу, но это оскорбило Добба в лучших побуждениях. — Слушай, я местное производство чуть ли не из задницы вытаскивал, крышевал и кредитовал. Не знаю, какой аналог «Ты меня уважаешь?» в этом деле, но ты меня уважаешь? — Да ладно, ладно, — отступил я, вытряхивая вещества обратно на бумажку. — Если местное, то когда успел? — А ты думал, что я за пирожками ходил, да? — Пирожки вкусные, — пожал плечами я. — Завтра ещё напекут, — пообещал Добб, облизывая бумажку. Я смотрел на своего счастливого и более чем весёлого друга, которому в следующем году должно было исполниться триста лет, и, покручивая между пальцами новую сигаретку, размышлял о том, как его оживила близость смерти, как внезапно у него появилось желание расслабиться, и о том, кто я для него такой. Чтобы выбросить из головы всё, что касалось последней мысли, я взялся за зажигалку. — Ну не здесь же, — посетовал Добб. — Полезли на крышу. А то вдруг ещё полковник придёт… — Обязательно придёт, — раздалось из темноты, и к нам на свет вышел чёрный как смоль шакал, в темноте абсолютно невидимый и почему-то неслышимый. — Вы чего тут удумали? Мы с Доббом замерли, как пара наркоманов, на которых наткнулся стражник правопорядка. — Да мы тут это, — пряча самокрутку за спину, начал мямлить я, а Добб намного увереннее продолжил: — Расслабляемся. — Не по уставу так расслабляться, — отрезал шакал. — Ну расскажите мне про устав, товарищ полковник, — максимально спокойно и уверенно ответил ему Добб. — Да чо ты сразу-то, — тут же стушевался шакал. — Уже и покомандовать нельзя, хм. — В бою всё можно, — всё так же спокойно сказал Добб, лёгким кивком головы приглашая шакала садиться рядом со мной. И тут я заметил кое-что, до чего сразу не смог додуматься, будто специально не замечал — от него за метр разило очень тяжёлым алкоголем. Видимо, времени с местной администрацией он не терял. Он буквально плюхнулся на мою полку и откинулся на спинку. — Ох зря я всё это… — Командовали? — предположил я. — Да не… Вот это всё, — пояснил шакал, щёлкнув себя по горлу. — Если бы не Дино… — А что он? — Позвал Молотова. — А-а-а, — дружно протянули мы с Доббом. — А это его родной город, вы в курсе? — Без понятия, — признался я. — Впервые слышу, — кивнул Добб. — Короче, он уже пришёл… Нормально так. А этот местный мэр его корефаном оказался…. Короче… Шакал прикрыл глаза и сунул лапу внутрь шинели, извлекая на свет зажигалки пластиковую папку. — Короче, никто из его ребят не может. Да и киборгам это будет попроще провернуть… Добб сунул кончик самокрутки в уголок пасти и открыл папку — ему было всё равно на освещение. Посмотрев на первые несколько страниц, он вынул самокрутку из пасти и серьёзно посмотрел на полковника. — Когда пришло? — Этим вечером… Я только здесь до Сети и добрался, самому как снег на голову… — Насобирали, значит, — многозначительно заявил доберман, листая папку. Мне было очень любопытно, что в ней, — настолько, что я всё забывал прикурить как следует. — Насобирали, — инертно отвечал полковник. — И откуда будет доставка? Москва или всё-таки Обнинск? — Всё сделаем в Москве. С вас первый этап, а потом я вас целый месяц не трогаю. Услышав такие слова, я приподнял брови, выражая самую глубокую заинтересованность, на какую только был способен, и даже попытался вырвать папку из цепких лап Добба, но тот не дал мне такой возможности. — Что там? — нетерпеливо спросил я. — Да так, ничего особенного, — с саркастичной улыбкой отвечал мне мой друг. — Но шанс такой увольнительной выпадает, наверное, раз в сто лет… — Да ну? И когда у тебя была предыдущая? — Примерно столько времени назад, — усмехнулся доберман, отдавая папку, но не мне, а полковнику, а мне лишь многозначительно кивая. — А в чём подвох? — Пострелять, скорее всего, придётся, — спокойно ответил пьяный шакал. — Рад что вы решились. — Подожди-подожди, пострелять? В Москве? Полковник утвердительно кивнул. — Там кто-то научился оружие держать? — спросил я, предвосхищая вопрос Добба. — Груз больно ценный, — пожал плечами наш командующий и обратился к Доббу: — Ты давно в Сети был? — Да не то чтобы она была мне нужна, — признался мой друг. — Вот то-то и оно. А вот наш новый знакомый из местной мэрии рассказал, что вычитал у кого-то кое-что интересное. Помните банду каких-то волков где-то под Красноярском? — спросил он заплетающимся языком. — Ага, — признался я. — Как их забыть? Прячутся всякий раз, когда мы на подходе, а мирных… — Да-да-да, мне ли не знать, — махнул лапами полковник и подвинулся к нам поближе, переходя на заговорщический шёпот. — Их вынесли. — Чего? — Куда? Шакал брезгливо оглядел незакуренные самокрутки и выдернул у нас их из пастей, кладя на стол с громким хлопком ладони. — Вынесли их ногами вперёд. Раскатали кровавой жижей. Порвали, как резиновую грелку. В лоскуты. Мы въехали. Поняли. Усекли. — Хера себе, — только и сказал я, а вот Добб нахмурился. — Кто? — Хрен знает, — уверенно ответил полковник. — Местные только и говорят, что не местные — говорили не по-нашему, патроны у них тоже какие-то издалека. — Ну патроны не проблема. — Проблема в том, что до этого их нанимал мэр Красноярска. И относился он к ним как к своим. Понимаете? — Не очень, — признался я, ведь Добб понимал всё. — Понятно, наёмники. Не отсюда. И при чём тут Москва? — А при том, — немного издевательски сообщил нам пьяный офицер, — что пару дней назад они прибыли в Подмосковье на гражданском составе, который как раз и отбили у этих степных бандитов. Разгрузились и двинули своим ходом, а не на поезде. Шакал многозначительно замолчал, дожидаясь наводящего вопроса, который рискнул задать я: — А зачем они это сделали? — И тут снова хрен их знает, этих чуваков. Но в Москве уже шухер — говорят, всё, что не центр, копошится, как разорённый муравейник. — Они хотели прибыть в Москву незаметно, — предположил мой друг. — Но кто-то или что-то их выдало. — Гражданские добрались до Сети, свидетелей должно быть много, — начал было рассуждать я. — Нет-нет-нет, — прервал меня Добб. — Гражданским бы никто не поверил, да и мало, что ль, на свете героев? Каждую пятилетку кто-нибудь соберёт местную команду каких-нибудь молодцов, провернёт одну-две операции, а потом, как рок-звёзды, сопьются в Москве, захлебнувшись благодарностью. — Или погибнут. — Или погибнут, — согласился со мной Добб. — Так что тут дело серьёзное, никто не станет из-за таких никакой шухер поднимать. — А его подняли, — заключил изрядно протрезвевший шакал, вставая с полки. — В общем, времени вам на подумать до семи утра — тогда мы уезжаем отсюда. В двенадцать я должен быть в Москве с командой курьеров, готовых ко всему. Я улыбнулся ему и задал последний вопрос: — А чего команду Молотова не возьмёте? — Не придёт он в себя до завтра. Да и киборги там нужны больше. — Ну, тогда всё понятно. — Тогда собирай всех, кого надо, сержант, и завтра в десять жду вас в головном вагоне, в своём купе. Там и обсудим все детали вашей миссии. Не хотел вас сегодня трогать… Но что поделать. — Такая уж наша боярская доля, — согласился Добб и сгрёб со стола свою самокрутку. — И давайте в добром уме и твёрдой памяти, блин, — заключил шакал. — Так точно, — без особого энтузиазма ответили мы с Доббом. Шакал удалился, а мы с псом переглянулись. Я видел разочарование в его глазах, но жажду наживы и премии было заметно даже в его улыбке. — Нормально там хоть будет? — спросил я у него. — Пятьдесят штук на каждого. Нужно четверо. Я виду не подал, но внутри чуть не подпрыгнул — такие-то деньги, да ещё и в Москве! Зато я кое о чём вспомнил и спокойно залез в задний карман за трофейным портсигаром. То, что в нём было до нашего курева, пришлось выбросить в окошко, потом тщательно протереть серебристую матовую поверхность тряпочкой, приговаривая, что надо было попросить хотя бы полковника на неё дыхнуть, чтобы протереть всё тонким и равномерным слоем. Вскоре богатство было надёжно спрятано в разгрузке у Добба, и тот посоветовал мне ложиться спать, незамедлительно подав пример. Я полежал ещё несколько минут, пытаясь разглядывать чёрное небо над Бородино, но в уюте плацкартного вагона это наскучило весьма быстро. Проснулся я уже на ходу — за окном было ужасное серое утро, но даже через затянувшие небо тучи солнце с меткостью заправского снайпера било прямо в глаз. Несмотря на убаюкивающий тон колёсного перестукивания и покачивания, сон больше не пошёл и пришлось вставать. В пути распорядка не было — мы специально сделали это, чтобы остальные бойцы не толпились в очереди к туалетам или на кухню, а более-менее распределяли нагрузку, но, выглянув в проход вагона, я в который раз убедился в вопиющей неэффективности такого подхода. Однако, сверившись с вагонными часами, я осознал крайне неприятную вещь: у меня и времени-то не было на все утренние процедуры! Спешно накинув старую форму, я кое-как пробрался к выходу из вагона и распахнул дверь наружу. Задрав морду к небу, я убедился, что быстрый метод передвижения по составу мне сегодня тоже недоступен: над крышей вагонов туда-сюда мельтешил провод контактной сети, а где-то впереди его с переменным успехом пытался поймать пантограф электрического локомотива. Мало того, что во время движения по электрифицированным путям путь через крышу был закрыт, так барсук ещё и разогнался на радостях. По идее у нас ещё должен был быть дежурный по вагону, который должен был это объяснять, но в нём нужды не было, ведь все и так всё прекрасно понимали. Закрыв за собой дверь, я одёрнул куртку и пошёл напролом через весь состав. Всего в нём было без малого пятнадцать вагонов. Первым после головы, сразу за тремя локомотивами, следовал купейный вагон CВ-класса — с личными купе, душем и прочими благами, доступными лишь нескольким избранным, в первую очередь, конечно, полковнику. Дальше шёл такой же плацкартный вагон, как у нас, но несколько купе в нём были переоборудованы под кабинеты, в которых дневали и ночевали наши хозяйственники со складом вооружения, провизии и в редких случаях топлива. Там же был кабинет нашей докторши. Порой, правда очень редко, им не хватало места на всё, и тогда они отбирали одно-два купе в моём предпоследнем вагоне. Третьим вагоном шёл плацкарт для среднего командного состава — на той стороне, поближе к командованию, жил Молотов и некоторые другие киборги. А вот дальше начинался кромешный кошмар: сначала три двухэтажных сидячих вагона, там проживала основная часть нашего контингента — молодняк, работяги, или, как их называли по старой армейской традиции, «черпаки», и прочие духи. Некоторые из них подались к нам только потому, что им было нечего есть, а здесь за какое-никакое питание можно и страну посмотреть, а то и больше, и работа была честная. Более инициативные и упёртые могли вырваться к настоящим бойцам, набить боевой опыт, после чего уйти на покой в какой-нибудь родной или не очень деревне, защищать её от налётчиков и рейдеров и провести там остаток жизни. Кто-то был идейным — вроде тех двоих, которых мне подсунули днём ранее, — хотел помогать обычному народу нашей необъятной. Кто-то из-за долгов. Причин было великое множество. И я через всё это прошёл тоже — жизнь на ходу в протёртых до дыр креслах, в редком случае на вещевой полке или в натянутом между ними гамаке. Личное пространство отсутствовало как таковое, о том, что у тебя было хоть что-то своё, можно было смело забыть. Но я прорвался — я работал на стройках и других весёлых занятиях, я первый вызывался, если кто-то из старших предлагал научиться чему-нибудь из боевого, даже если это был развод на чистку сортиров. Я прошёл это и вырвался, но многие из тех, кто пришёл в один год со мной, — нет. Они так и остались духами, ютящимися по двое на одной полке плацкарта, безынициативными и абсолютно безвольными, недовольно бухтящими на любую физическую нагрузку. Возможно, это всё было благодаря Доббу — киборг подобрал меня на одной станции под Екатеринбургом, где я строил свой уже не первый шалаш. Он был для меня примером и учителем, а я был для него никем. Тогда я смотрел на него и думал: скольких таких же, как я, он уже пережил? Я не раз задавал ему этот вопрос, но доберман неохотно разговаривал о своём прошлом, и я его понял и принял все его суждения на веру. Седьмой вагон был особенным — никто толком не знал, откуда он взялся, как его прицепили и особенно как уговорили начальство на его прицеп, но факт оставался фактом — это был купейный вагон. Не повышенной комфортности, как у командующего состава, но обычный купейный вагон с четырьмя полками в каждом купе. Там у нас либо особенно хитрые и пронырливые лисы, либо те, кто смог к ним пробиться какими-то правдами или, что в их случае более вероятно, неправдами. Мне тоже предлагали ездить там, но Добб не мог даже развернуться из-за своих плеч, а привыкать к новому попутчику мне не хотелось. В народе у духов этот вагон называли чуть ли не чистилищем, и на то была своя причина — дальше, после него, было ещё три вагона сидячих мест, но уже обычных, одноэтажных, а потом начинался обычный плацкарт. В этих вагонах ютилась основная часть нашей живой и сколько-то боевой силы — «слоны», отслужившие в составе больше года. Вместе с духами они составляли основной костяк нашей живой силы — без малого тысяча морд, готовых или не очень на подвиги, несметные геройства и рядовые свершения. Мы колесили так по всей стране — строили дороги там, где их не хватало, разбирая те, которые были не нужны. Нас звали и вызывали в разные города, в разные страны — мы всегда готовы примчаться на своём составе и оказать любую помощь, для которой нужно либо две тысячи рабочих лап с неплохой организацией, либо несколько очень точных выстрелов. Как говорится, любой каприз за ваше топливо, провизию, боеприпасы. Берём что угодно, мы не брезгливые. Всё, что казалось ненужным нашим провизоршам, убиралось в вагон, плетущийся за моим счастливым тринадцатым, — там было много места. Последним шёл маленький вагон-платформа на двух осях — совсем лёгкий и в сущности ненужный, но оставить его в каком-либо городе было нельзя. Командование никому ничего не говорило об этом вагоне, чтобы не возникло никаких мыслей, но Добб по секрету мне всё рассказал: там находилась система залпового ракетного огня, но не простая, а очень сильно модифицированная — основной её поражающий элемент назывался «чёрный напалм», или, что быстро прижилось к нему, «убер напалм». Одно из последних изобретений в области вооружения людей — только когда они сделали и испытали его, то поняли, что на ещё одну мировую заварушку у них не останется даже палок и бранных слов. По слухам, всего один залп из этой штуки мог превратить огромный мегаполис в выжженную до стекла пустыню, и, вероятно, именно это послужило поводом для людей упаковать остатки своих вещичек и свалить куда подальше с этой планеты, оставив на ней нас. Но сложить лапки и покорно ожидать своих хозяев у нас не вышло — мы сбились в стаи. Мы были созданы для войны и приняли её организацию за чистую монету, но воевать не хотели. Нас было мало, но одно из наших самых главных преимуществ сыграло с нами злую шутку — вскоре нам перестало хватать еды. Были войны, были раздоры, но до людских масштабов нам было очень далеко. Были миротворцы и свои пророки, но всё это было давно и не работало. Добрым словом можно было помогать сколько угодно, это ничего не меняло в своей сущности. А вот добрые дела — это совсем другое дело. Для этого мы все и собрались. С этими невесёлыми мыслями я отправился через весь наш состав. Покачивание поезда совсем не замедляло перемещение по нему, я, как и все мои сослуживцы, давно к этому привык, но вот как раз эти самые сослуживцы, вернее, их количество делало передвижение по крыше более предпочтительным вариантом. Был уже день, многие вышли в тамбур, болтали, пялились в окна и не сразу реагировали на мои требования о том, что мне тут вообще-то пройти надо. Иногда быстрее было просто протискиваться через них, чем сообщать им о своём намерении голосом. Одним словом, поезд был нашим домом, все жили в нём обычной, если это применимо к поезду, жизнью. Кто-то играл в видеоигры, оставшиеся от людей, кто-то вообще зависал в виртуальном пространстве, лёжа на свободных полках. Многие «слоны» предпочитали более логические игры — в каждом вагоне была минимум одна шахматная доска, которую даже использовали по назначению, заменив потерянные фигуры разнообразным мусором. Было и много музыки: у кого-то в купе могла играть старая магнитола или даже стояли колонки, многие музицировали сами — на губной гармошке или гитаре. Один даже был с такой гармошкой — у него я остановился, чтобы послушать песню. Было что-то про русскую дорогу, но я не задержался там надолго, даже не дослушав до конца. И, пройдя через почти все вагоны, через узкие коридоры и развешанные гамаки и даже почти не наткнувшись на удивлённые взгляды бывших сослуживцев, я пробрался к третьему вагону-плацкарту, где без всякой задней мысли заглянул в одно из купе в надежде увидеть матёрого старого волка. Вот только увидел я лишь его босые лапы, торчавшие в проходе, и ничего более. Молотов спал как убитый, но его заместитель — Чиф, большой аляскинский маламут, — приложил указательный палец к носу, чтобы я его не будил. Я молча пожал плечами и пошёл дальше — в этом вагоне ещё было куда заглянуть. Например, за символической фанерной перегородкой один во всём купе обитал щуплый рыжий лис, но на то у него была своя причина. Всё его купе было завалено самым разнообразным компьютерным оборудованием, мы называли его Ботаником, а на деле его звали просто Сашей. Редкое русское имя в наши непростые времена. Его я беспокоить не стал, в следующем вагоне заглянул в выбеленное купе, считавшееся у нас лазаретом, — на посту, как обычно, сидела бессменная зелёная змейка — тоже редкость, особенно среди таких, как мы. Говорили, что лишь сильные мира, которых оставили за бортом спасательных кораблей, могли позволить себе такие тела. Рептилии, как одни из самых древних и самых стабильных организмов на этой планете, были глубоко модернизированы, и получилось почти совершенство — быстрые, гибкие, ловкие, почти не стареющие, с изумительным метаболизмом, да и многие люди отмечали, что они красивые. Только проблему с теплокровностью генная инженерия не разрешила, поэтому холодный климат таким, как она, был противопоказан. Шанни — а именно так звали нашу докторшу — я застал за тем, что она, растопырив когтистые пальчики на нижних лапках, грела их у теплового вентилятора. Завидев меня, она, конечно, убрала свои лапки куда-то под полку, но я улыбнулся ей, поздоровался и пошёл дальше по своим делам. Это было как минимум мило. Наконец, в первом вагоне я прошёл по коридору до самого первого купе, постучался и дождался слова «Входите». Отодвинув дверь, я застыл на пороге как истукан. Добб и Селкер — наш полковник, а у меня язык не поворачивался называть его полковником в такой момент, а только по фамилии — мило попивали чай из древнего людского сервиза. Белоснежные фарфоровые чашечки, оттопыренные мизинчики — не армия, а кукольный домик. Шакал поставил чашку на блюдце и пригласил меня за отдельный стол в его личном купе. — У чая весьма изысканный аромат, — отметил Добб, отпивая ещё. — Хотите чаю, товарищ старший сержант? — спросил полковник. Я быстро взвесил все «за» и «против», пожал плечами и согласился. Услышав мой ответ, Добб шумно потянул из чашки напиток, сделав довольную морду. Когда сам полковник поставил передо мной чашку, пёс протянул в его сторону открытую ладонь, и шакал шлёпнул по ней сотенной купюрой. — Я редко ошибаюсь, — спокойно напомнил шакалу опытнейший киборг. — Я и не сомневался. — И к чему всё это? — пытаясь сохранить хорошую мину при плохой игре, спросил я, потягивая чай. — Действительно вкусно. — Ещё довоенный, — ответил шакал и сел напротив меня. — А всё это к разговору о вашем повышении, товарищ старший сержант. — Чудесные новости, — ответил я, прикрывая морду кружкой чая. В этот момент Добб не выдержал — прыснул от смеха чаем и сложился пополам в гомерическом хохоте, только разве что по столу кулаком не бил. Полковник тоже не удержался от смеха и наконец-то начал вести себя как нормальный: — Я думал, меня разорвёт! — признался он, хохоча. Я не разделял их веселья, но дорогую довоенную чашку всё-таки поставил и спокойно положил локти на стол. — Я для вас что, какая-то шутка? — Я просто сказал товарищу полковнику, что ты хорошо адаптируешься к любой ситуации, — сообщил мне Добб. — Вот мы и решили проверить, а заодно — поспорить. — Короче, вы прекрасно справились, товарищ старший сержант. После успешной миссии в Москве вас представят к новому званию. Уже младшего офицерского состава. — Здорово! — заключил я, понимая, что мне навалят обязанностей, а жалование поднимут чисто номинально. — Спасибо, товарищ полковник! Может, тогда что-нибудь вместо чая сюда нальём? — Не надо, не надо, — выдохнув, попросил меня Селкер. — Это ещё успеем… — Я, кстати, обещал парням, ходившим со мной в Бородино, небольшую проставу, подпишете? — спросил я на всякий случай. — Организуем, — пообещал мне шакал. — Ладно, смех — смехом, давайте к работе, её будет немало. Он вытащил из небольшого шкафа какие-то листы бумаги в плёнке и развернул их на столе. Мы с Доббом тут же прижали края чашками, чтобы они не свернулись, и шакал начал карандашом отмечать для нас нужные точки. Получалось у него это прекрасно, Добб запоминал всё с фотографической точностью, и повторять второй раз нам не пришлось. Через полчаса, обсудив все детали и подробности, я и мой друг вышли из купе полковника. — Занятно, — сказал я Доббу, тут же направляясь во второй вагон за пайком. — Интересная нам предстоит работёнка. — Думаю, надо взять кого-нибудь ещё из киборгов, — посетовал Добб специально для меня, ведь именно на мои плечи легла обязанность набирать команду. — Что-то я не уверен, что Москва расщедрится на нормальную машину. А груз, если что, вдвоём мы сможем дотащить довольно быстро. — Терминатор сойдёт? — предположил я. — Сойдёт, но у нас опять нет мелкого вооружения, — напомнил мне доберман. — В любом случае нужен кто-то четвёртый, — припомнил я, пожав плечами. Мы дружно остановились напротив купе Чифа и Молотова. Последний хмуро жевал огурцы и взгляда не поднимал. — Чиф, давай с нами сегодня на тяжести потаскать? — предложил я ему без всякой задней мысли. Маламут вздёрнул уши, но тут же повернулся к своему непосредственному начальнику: — Товарищ старший лейтенант, разрешите посодействовать? Волк перестал хрустеть огурцом и поднял на нас красные глаза. — С этими двумя? — прохрипел он. — С нами ещё Терминатор пойдёт, — спокойно сказал я. — Нет, — отрезал волк. — Об их операции вся Москва узнает, когда они палить начнут. Не нужно оно тебе, — ответил он своему заму. — Ну я тоже, конечно, об этом думал, — начал было оправдываться Чиф, но я показал ему пару раскрытых ладоней: — На нет и суда нет. Нам просто нужен кто-то по ближнему бою. А то дальний у нас прикрыт полностью. Добб щёлкнул пальцами: к нему явно пришла в голову нужная мысль. Ничего не говоря, он оставил нас наедине, а сам быстрым решительным шагом направился назад, к полковнику. — Куда это он? — задал я риторический вопрос, но внезапно получил на него ответ: — К Шанни в лазарет, — ответил Молотов и, выдержав паузу, спросил: — А ты, говорят, на повышение пошёл? — Откуда информация? — тут же спросил я. — А думаешь, кто тебя порекомендовал, Сирота? — усмехнулся Молотов, закашлялся и прохрипел. — Уж точно не я. Обращение ко мне как к «Сироте» я очень сильно не любил и позволял его либо в шутку, либо кому-то очень серьёзному. Молотов был как раз из второй категории, и спорить с ним было себе дороже. Даже в совершенно небоевом состоянии и с бодуна он всё ещё мог внушить себе уважение. И, кстати, несмотря на своё положение, он был несильно старше меня, вот только жизнь и служба в нашем составе потрепали его куда больше. — Спасибо, что упомянули, — сказал я, выдержав драматическую паузу. — Но так-то оно да. Буду теперь с вами, в младших офицерах. — Ты же понимаешь, что тебе просто добавят обязанностей, да? Я болезненно усмехнулся и признался: — Сразу об этом и подумал. — А ты у нас безотказный парень, а? Готов вынести любой ушат говна, лишь бы выслужиться, да? — Нет, — сказал я, сложив лапы на груди. — Говно от тебя я точно перестану выносить. — Ну тогда придётся и мне на повышение идти, — усмехнулся волк. — Но я не со зла, Сирота. Поздравляю так-то. Настроение тут же изменилось, и я уже не был готов к его выпадам. Поблагодарив старшего лейтенанта, я тоже выдержал паузу и только потом решил спросить: — А зачем Доббу к Шанни? — Ты ещё не допёр? — возмутился волк. — Как ещё найти Каю? — Кого-ю? — переспросил я. — Диверсантку, — буркнул он. — Кого ж ещё. Я прокрутил в памяти все знакомые имена, но никого не припомнил. В этот момент как раз вернулся Добб. — Ты где был? — тут же спросил у него я. — Да в лазарете, у Шанни. — Нахрена? Болит что-то? — Нет! — тут же махнул лапой доберман. — Как мне ещё найти Каю? — Кого-ю? — повторил я свою шутку. — Диверсантку, — сказал он и следующие слова проговорил вместе с Молотовым одновременно: — Она у нас спец по ближне-средней дистанции. — Мне рукопашник нафиг не нужен, — напомнил я ему, — а кто-нибудь с нормальной пушкой, да? — И лапами из нужного места, чтоб было чем на курок нажимать! — напомнил мне Молотов, а Добб, не обращая на матёрого вояку внимания, повернул меня за плечи в сторону прохода и предложил идти: — Она, оказывается, в седьмом вагоне обитает. — Лисица? — тут же предположил я. — Не-е-е. Ща сам всё увидишь. Хотя странно, конечно, что вы с ней ещё не знакомы. Она ж тоже старший сержант вроде как! — У нас в каждом вагоне по сержанту, что мне теперь — из-за этого всех их узнавать? — всплеснул лапами я. — Я, может, её и знаю, просто имени не запомнил. — Угу, как обычно, — проворчал доберман. Я уже хотел было высказать ему кое-что, но решил промолчать. Ну не у всех в синтетических мозгах был встроенный носитель информации, кто-то пользовался своими натуральными, и вполне успешно. Пробраться через двухэтажные вагоны с Доббом оказалось намного проще, чем в одиночку, и дело тут было совсем не в звании и уважении, а в грубой физической силе и невероятной наглости: если кто-то не хотел отходить, киборг не останавливался. Пропихнув таким образом парочку особо наглых духов, он делом показал, что якшаться не будет, и это отлично сработало. Наши хитрые лисы занимали далеко не весь седьмой вагон, и много из моих боевых друзей тоже коротали здесь свои поездки, но Добб довольно уверенно постучался в дверь купе и эффектно сдвинул её в сторону. Изнутри на него уставились четыре пары ярко-зелёных глаз, сидящих почти в полной темноте: окно было не просто занавешено, оно было закрыто плотным одеялом, а свет был выключен. — Чего надо? — прошипел женский голос, пока Добб, моргая, подключал ночное зрение в своих глазах. — Есть предложение на пятьдесят косых в Москве. Нужен кто-то по ближне-среднему бою. Есть идеи, девочки? — сказал я в темноту и тут же услышал, как кто-то мягко и грациозно приземлился на пол вагона. К нам на свет вышла грациозная чёрная пантера в активных доспехах — большая редкость в наши дни, но далеко не всем нужная. Встав в проёме, она закинула лапу вверх и положила на предплечье свою морду. — Интересно, — буквально промурчала она. — Особенно первая часть. Что-нибудь ещё? — Курьерское задание с особо ценным грузом, — спокойно пояснил ей я. — Прости, не видел тебя раньше, но очень рекомендовали… У тебя есть что-нибудь для нашей задачи? Кая надменно хмыкнула и повернулась внутрь. Щелчок пальцами — и у неё в лапах оказалась какая-то пушка с несуразным барабаном, и когда она повернулась на свет, то я смог распознать в стволе американский автоматический дробовик, который она вольготно закинула на плечо. — Обычно я работаю одна или когда никто не видит, но ради вашего предложения я с радостью сделаю большое исключение из моих внутренних правил. Кто ещё с нами? — Я, он, — я показал на Добба, — и песец по кличке Терминатор. — Арни? — тут же узнала она его, а оглядев Добба, так вообще неловко скривилась. — Ради таких, как вы, придётся делать просто исполинское исключение. — Там будет чем заняться, — заверил я её. — Всем нам. — И когда наш выход? — Сразу как прибудем в Москву. — Супер, — сказала она. — Я согласна. Встретимся у вашего вагона, я так понимаю? — Да, — кивнул я, на всякий случай упомянув: — Тринадцатый.