***
Юнги вышел из автомобиля не сказав и слова, лишь тихо хлопнул дверью, как бы сказав, пока, увидимся вечером. Чонгук, проводив взглядом ушедшего Юнги, лишь ударил по обивке руля и поехал прочь, на встречу с другу, сейчас только Тэхен и алкоголь, наверно, могли понять его. Улицы одна за одной проносились, успеть зацепить их взглядом не было возможности. Автомобиль на возможной скорости несся по красочным улицам города. Лишь редкие остановки на светофорах позволяли оглядеть то, что было вокруг. Машины, люди, знаки, вывески, магазинчики, все это создавало свою атмосферу, что являлась для каждого своей, неповторимой, индивидуальной. — Тэ, я скоро подъеду, ты дома хотя бы? — закрепив телефон на подставке, спросил Чонгук — Да, дома, тебя жду, — послышался радостный голос Тэхена, — ты что будешь из алкоголя? — Что предложишь, то и буду, — не отрывая глаз от дороги, ответил альфа. — Мда уж. Тяжелый случай, с тобой никогда такого не было, так что буду рад услышать душераздирающую историю. — Вот и жди, через минут 5 — 10 буду. Как Чонгук и обещал он подъехал к дому Кима, ровно через 7 минут, закрыв дверь, он направился ко входу. Консьерж пропустил его без вопросов, все-таки, Чонгук был здесь довольно частый гость. Благо лифт работал и напрягать лишний раз ноги не пришлось. Звонок в дверь и краткое ожидание, пока дверь наконец откроют. Тэхен с улыбкой пропустил Чона внутрь, слегка обняв, как бы приветствуя. — Как всегда вовремя, — сказал Тэхен, — мой руки и иди на кухню, квартиру ты знаешь, как свои пять пальцев, так что показывать ничего не буду. — Тебе ли не знать, какой я пунктуальный, скоро буду, иди пока доставай все свои годовые запасы алкоголя Чонгук вымыл руки и пришел на кухню, где увидел немного накрытый стол и бутылки с алкоголем. — Ну что, садись и давай рассказывай, чем ты так удручен.***
Ночь, проведенная около батареи, была самой ужасной в жизни Чимина. Голый, голодный, пристыженный, униженный, все это сильнее и сильнее давило на моральное состояние омеги. Нога уже затекла, но повернуть или пошевелить ей было практически невозможно. Голоса, чтобы крикнуть Чонгука не было совсем, вчерашние крики, проклятья в пустоту, не сыграло никакой роли, но последствия имели. Вся ночь напролет была проведена в разработке мини-плана, по сбегу из здешнего ужаснейшего места. И по итогу он был составлен, а опробовать его в действии придется при малейшем шансе. Как только «план» был разработан, наступило время самобичевания, ну или время очередного потока соленых слез, от который болела голова, плакать громко было опасно, в любой момент мог прийти Тэхен и преподать очередной урок, и Чимин уверен, что Тэхен не постесняется провести его прямо перед Чонгуком. Увидеть Чонгука, наверно хотелось больше всего, Чимин был уверен как никогда, что Чон может ему помочь, ну или по крайней мере сделать участь омеги в разы легче. Но Чонгук никак не хотел появляться в злочасной комнате, может, он придет позже, ведь по громкому разговору, Чимин понял, что у Чонгука самого не все в порядке, Тэхен защишал друга как только мог, так как никогда бы не сделал перед омегой. Теперь оставалось только ждать, ждать и мучаться в ожидании, ожидании чуда, возможности, хоть чего-нибудь, что может спасти.***
Время ехать в командировку для Сокджина пришло незаметно. Казалось, совсем недавно он проводил свою течку, но нет, уже прошло около больше недели. И сегодня ему предстоит долгий перелет в Соединенные Штаты. Лететь ему около 14 часов, что, на самом деле, уже довольно привычно. Частые перелеты, множественные командировки, бессонные ночи, акклиматизация, уже дело привычки, этот раз не первый не последний. Вчерашний вечер был полностью посвящен сборам. Достав из-под кровати запылившийся чемодан, омега сначала протерла его, а затем начала слаживать туда нужные вещи. Коих нужно не так много, все вещи — вещи первой необходимости. Но в итоге чемодан оказался забит полностью, и застегнуть его едва получилось. Темные переулки, не особо редкие прохожие, яркий свет фонарей и неоновых вывесок. Ночная жизнь города всегда намного интереснее, обычной, дневной, повседневной рутины. Ночь всегда интереснее дня, так везде, ночь — время активности, прекрасных видов, интимности. Сокджин всей душой обожал ночь за ее активность, но и день он любил не меньше, его образ жизни был как ночным, так и дневным. Он мог спокойно провести ночь в каком-нибудь клубе, а утром запросто в идеальном состоянии находиться на работе. Конечно, это не какая-то особенность омеги, просто это так сказать привычка, стиль жизни, выработанный с годами. Такси неслось по оживленным, даже в такое время, улицам. Благо не было пробок. Таким образом, путь до аэропорта был максимально комфортным. Посадка и взлет прошли в относительном комфорте. Предстояли долгие 14 часов перелета через весь мир. Поэтому включив музыку в наушниках, омега уснула, даже не подозревая о том, что твориться на другом конце Сеула и о том, что навсегда изменит его жизнь.***
Разговоры на повышенных тонах были слышны даже за дверьми, однако разобрать то, о чем велся спор было невозможно. Но для нас нет ничего не возможного. — Хосок, — голос так и был наполнен агрессией, — говорю еще раз, нам нужно раз и навсегда выяснить чей Сокджин на самом деле, я не могу смотреть за его мучения! — А что тут выяснять?! — Хосок звучал не менее агрессивно, — он мой и точка! — То есть то, что он тянется ко мне, не играет никакой роли?! — Он? Тянется к тебе? Хахахаха, ты хоть думай перед тем как говорить! — думаю, всем понятна причина столь яростного спора. — Ты хоть раз думал о его чувствах?! — Джун, — Хосок, сделал паузу, как бы говоря, что еще немного и он за себя не ручается, — я ВСЕГДА в первую очередь думал о его чувствах. — ТЫ? — Джун рассмеялся, с этого заявления, — ты заваливаешь его ненужными безделушками, пытаясь его подкупить или что? Он не вещь, чтобы ее купить! — И это говорит тот, который изнасиловал его же! — Я об этом уже пожалел несчетное количество, но ты, зная об этом, все равно продолжаешь из раза в раз напоминать об этом. — Ох, дорогой Джуни, я запоминаю каждый твой прокол, чтобы использовать это в своих целях. — Вот уж не подумал бы, что спустя столько лет нашей дружбы, окажется, что ты такой двуличный. — Да, вот такой я двуличный, и что с этого, а еще я больной. Неожиданно правда? — Хосок истерично засмеялся. — Хосок, прошу успокойся, я не буду продолжать этот разговор, пока ты не в том состоянии, — Намджун вмиг успокоился, чего не скажешь о Хосоке, у которого, кажется, начался припадок. — Вот скажи мне, почему ты не смог отступить? Это было так просто, ты мог это сделать также, как привык делать. — Почему я не отступил? Я его любил всей душой и телом, — искренне, не повышая голоса проговорил Намджун. Выстрел. И очередная жизнь окончена, алое пятно крови начало растекаться из-под головы альфы, пачкая пол. Сделал последний вдох, и глаза закрылись, в этот раз навсегда. Хосок упал на колени перед бездыханным телом и смеялся в припадке, а из глаз текли горячие слезы, что смешивались с кровью, он говорил как в мантре: «Нет, нет, нет, нет…». Встав с коленей, Хосок подобрал упавший пистолет и проговорил лишь одну фразу. — Я умру только из жалости к тебе. Второй выстрел и тело падает рядом с другим, кровь по-прежнему вытекала из смертельных ранений альф, смешиваясь и пачкая все, что было рядом. Через некоторое время в квартиру прибудет полиция, зафиксировавшая факт смерти двух альф, одно из которых убийство, а второе самоубийство. Идет смерть, смерть страшная и не щадящая никого, кто знает, сколько будет еще напрасных смертей, что не принесут людям ничего кроме страданий и мыслей о том, что они виноваты в их смерти. Смерть, смерть, кругом смерть, может ли это знаменовать начало чего-то более крупного? Есть ли в этом вина одного определенного человека? Или эта вина общества в целом? Смерть сама по себе, тема философская, так что мы можем рассуждать и думать так, как нам удобно. Уверена, что вы хоть раз думали о том, что ждет вас после смерти, будет ли о вас кто-нибудь вспоминать. Могу лишь сказать, что смерть, неизбежная часть жизни каждого человека, этим закончится эта жизнь, и кто знает, будет ли после нее что-то или нам, людям, дана жизнь лишь для того, чтобы мы могли прочувствовать, то, что нам будет запретно и недоступно.