2023 год н.э. Австралия
Увидеть её спустя пять веков кажется таким же волнительным, как первый полёт в воздушных потоках. Икарис видит очертания фигуры вдали от дома Гильгамеша, возле сухого дерева. Всплеск белого цвета посреди красно-коричневых песков Австралии диковинный и неестественный. Слишком манящий. Икарис ловит себя на том, что прослушал вторую половину новостей о смерти Аяк и реакции Гильгамеша. Косо замечает, как хмурится Серси, обнаружив его повёрнутого к остальным спиной. Как будто он всегда смотрел лишь в одну определённую сторону. Вопреки своим ожиданиям, сильнейший ощущает незнакомо-знакомую дрожь внизу живота. Одёргивает себя, чтобы не ускорить шаг до вызывающего подозрения темпа, и нарочно медлит, позволяя Гильгамешу и Серси уйти чуть вперёд. Всё ещё пытается какие-то чувства от кого-то скрыть, но... Чертыхается, когда Спрайт врезается в его спину, не рассчитав собственную поступь. Фыркает на неё, закатывает глаза, игнорируя подтрунивание плетущегося позади Кинго, и догоняет остальных. Жадно ловит взглядом все детали, до которых только может дотянуться: висящие на иссохшихся ветках обереги, выложенные в какой-то особенно личный и важный спиритический круг камни и кости, напряжённая спина Тены. Она размашистыми движениями что-то чертит на земле, игнорируя присутствие всего живого рядом с собой, кроме музыки ветра в собственноручно созданных амулетах. От того, чтобы подойти к ней вплотную, Икариса останавливает голос Гильгамеша. Обращённый к Серси, он предупреждает больше его, очевидно, заметив эту ребяческую нетерпеливость: — Девиант вызвал срыв. Сейчас она немного не в себе. Тена слышит вкрадчивый голос, зовущий её. Такой, будто она совсем маленькая, будто ей не семь тысяч, а просто семь: — Эй... посмотри кто здесь. Выжидает мгновение, как большая кошка перед прыжком. А потом вскакивает на ноги и разворачивается уже наготове с копьём. Икарис очарованно смотрит на неё. Как она, готовая биться, давит на парирующую её удар руку Гильгамеша. Как отрывисто объявляет о том, что на какой-то там неизвестной планете всех ждёт смерть. Как второй рукой достаёт клинок и замахивается. Как, оторопев, сама уходит в блок, неотрывно следя за иллюзиями Спрайт. Как жадно ловит все её слова о себе и своей жизни. Как туман в её глазах сгущается, но оружие — самое могучее во всём мире оружие — растворяется, уползая золотой энергией обратно в её тонкие пальцы. Когда Гильгамеш тянет к ней руку, Икарис не выдерживает и делает шаг. И — о, Создатель — она смотрит на него. У Икариса застывает в горле вязкий ком. Останавливается дыхание. Тяжёло ухает куда-то в желудок сердце. Неконтролируемо, жадно до её взгляда, он зовёт почти бесшумно, едва разлепляя губы: — Тена... Марево в её глазах тает так быстро, что к пронзительным серо-зелёным омутам Икарис оказывается просто не готов. Собственное тело предаёт, словно главный плут всех девяти миров, и содрогается сильнее извергающего погибель вулкана. Тена пристально впивается в него всем своим вниманием и от протянутой ладони Гильгамеша медленно отводит свою. Избегает касания, безвольно опуская руки по швам и путаясь пальцами в шелестящем в порывах ветра подоле лёгкого платья, и возвращается. И когда узнавание приходит к ней окончательно и загорается лукавым огоньком на дне зрачков, она изгибает губы в ухмылке, по которой Икарис — будучи честным, признаваясь и лишая себя смысла скрывать очевидное — скучал: — Надо же...***
Во время застолья, когда еды оказывается так много, что можно накормить весь Асгард, Икарис садится рядом с Теной, и это выглядит, как что-то само собой разумеющееся. Она вроде бы не возражает, а он не собирается получать отказ, поэтому разрешения просто спрашивает. Дежурно благодарит Гильгамеша, который как настоящий хозяин следит, чтобы каждому из гостей было комфортно. Хвалится своим вино-пиво-мёдом и короткой историей про участников битвы за Трою. Подливает в кружки, продолжая принимать восхищения по поводу своей стряпни. Икарис взгляд Тены на себе не то чтобы замечает, скорее чувствует. А когда поднимает глаза, то она уже смотрит на дворецкого Кинго, который от такого пристального внимания перестаёт добродушно улыбаться, пугаясь. Тена накалывает кусок мяса на вилку, медленно стаскивает зубами и пережёвывает так, будто смакует сердце врага. Провоцирует в открытую, забавляясь. В уголках её губ застывает коварная полуулыбка. И она становится более явной, когда Икарис, наблюдавший за этой сценой в профиль, шумно тянется к своей кружке, поперхнувшись. Кинго разряжает атмосферу, осторожно спрашивая: — А ей пить-то можно?.. Гильгамеш наклоняется и шёпотом, прикрывая слова широкой ладонью, делится секретом: — Не, у неё безалкогольный... детский. Пока Гильгамеш по-доброму смеётся над Спрайт, Тена прячется за своей кружкой, отпивая. Облизывает губы и незаметно — но он всё равно замечает — косится в сторону Икариса, для которого дальше неё в пределах этого стола (дома, Австралии, мира) ничего нет. Он крепче сжимает свою обитую металлом ручку и дозированно выпускает воздух, чтобы хоть как-то успокоиться. Увидеть её спустя пять веков оказывается слишком волнительным для него. И когда Гильгамеш расплачивается за свои шутки костюмом большого малыша, а Спрайт, уже уставшая от его непрекращающихся подколов о своей внешности подростка, торжествующе выпрямляет плечи, Тена смеётся. Негромко, хрипло, но так открыто и искренне, что Икарис замирает. Откровенно пялится на неё, залипая слишком уж сильно, почти неприлично. Ловит каждый звук и каждое малейшее шевеление — откинутую голову, прикрытые глаза, расслабленно приподнятые брови — ненасытно, вожделенно и исступлённо. Вновь сужает всю существующую реальность до её белого платья и о своих бездумных прорывах в желании смотреть практически не жалеет. А потом Тена смотрит на него в ответ, и Икарис, сбившийся с толку Икарис, которому, если честно, о ней время от времени тосковалось, думалось, мечталось, хотелось,