Истерзанное сердце

      Отпустить Лорин было нелегко. Она была единственной, кому он мог рассказать, что чувствует – без прикрас, преуменьшений, не боясь выглядеть слабым или сумасшедшим. Торин не знал, почему так произошло. Но это произошло. И так было. Он доверял ей. И когда она была рядом с ним, ему было легче, теплее, спокойнее.       Но проснувшись тем утром, переложив ее к себе на кровать, чтобы согреть, он уже не смог заснуть сам. Он думал.       Накануне он чуть не потерял ее. Она могла умереть от этого цветка. И он понял, что если бы так случилось, он бы это не пережил. Слишком много потерь.       И почему же тогда теперь он ее отпустил? Чтобы не знать ее судьбу? Но возможно ли не терять, если отпустить самому?       Он не знал. Теперь, не имея ее рядом, ему предстояло это понять.       Но в душе у него было спокойно. Он знал, что поступил правильно.       Возможно, дело было и в той гномке тоже. С ней ведь у него все получилось, а значит, дело было далеко как не в нем, а в том, что это было неправильно. Он принудил Лорин быть с ним. И какое все же счастье, что он не смог ей обладать. Не украл ее честь. Теперь он мог отпустить ее с чистой совестью в добрую жизнь. Она найдет мужа и будет счастлива.       Кто-то ведь должен быть счастлив.       Еще на два дня задержался Торин в Железных холмах. Дела удалось решить быстро, договора заключить, руки пожать, и можно было возвращаться домой. Он не спешил, потому как так и не понял, что делать с Дис. Можно ли оставить ее поступок без наказания? Она лгала ему о собственной смерти. Она к его двум незаживающим ранам третью добавила. Нет, без наказания нельзя.       Да только, чем он может ее наказать? Да, она почти прокляла его, но она все равно была его сестрой. Младшей сестрой, которую он из всего белого света, любил больше всех.       – Ты в последние дни постоянно молчишь. Что у тебя на уме, Торин? – спросил Балин его накануне отъезда. – И я не вижу твоего слугу. Что-то случилось?       – Служанку, ты имел в виду. Я отпустил ее, если твоему любопытству так нужно это знать.       – Да какое тут любопытство, Торин. Так просто спросил… Был бы любопытен, начал бы допрашивать сразу – кто такая, откуда, почему ты так сильно испугался за ее жизнь.       – Я бы за жизнь любого из вас так боролся.       – Боролся, но не пугался. Она дорога тебе. Где же она теперь?       – Я отпустил ее.       – Зря,– пожал плечами Балин, как ни в чем не бывало. – С ней ты был… спокойнее, что ли. А теперь на тебе лица нет. Что тебя так гложет?       – Словно ты не знаешь.       – Не в твоих племянниках здесь дело. Что-то другое…       – Ах да, ты же не знал. Никто не знал, кроме нас с Двалином. Нам письмо пришло… что Дис мертва.       – А это я знал,– тихо сказал Балин. – Мне Двалин сказал. Только мне, не думай. Я брат ему и он не мог молчать.       – Он любит ее.       – Да, только какой в том прок, если она вдова, да и не любит его сама.       – Ну, так она обманула меня. Что мне делать с ней? Посоветуй, прошу тебя. Простить и жить, как ни в чем не бывало?       – А ты так сможешь?       – Чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, что мне придется так жить. Чем я могу ее наказать, если она и так потеряла обоих своих сыновей?       – Но она не имела права лгать тебе. Ты тоже их потерял. Их убили на твоих глазах. И лишать тебя еще и сестры… это слишком жестоко.       – Но может быть, она имела право на эту жестокость?       – У них что своих голов на плечах не было? Торин, да сколько ты можешь уже себя в их смерти винить? Они решили, что идут с тобой. Они сами, без принуждения, без давления, даже без просьбы с твоей стороны. Это нас ты просил, а кого-то даже уговаривал не проспать этот день, – Балин кивнул на дверь, за которой уже вовсю храпел Бофур. – Но не их. Ты их никогда не просил. А младшему ты все время говорил, что его с собой ты не возьмешь. Они сами решили для себя идти. Она взрослые уже были вполне, чтобы решать за себя. Это тяжело, это несправедливо, это ужасно – что погибли они оба. Что я остался жив – которому уже почти время умирать, а им бы жить и жить… и я знаю, что ты, будь ты в силах, поменялся бы с ними местами. Да любой из нас бы это сделал. Но это не в нашей власти. И думаешь, все, что я тебе сейчас говорю, Дис не знает? Ей горько, ей больно и нужно кого-то обвинить, чтобы облегчить свою боль. Но злость не облегчает боль. Она причиняет новую, и Дис причинила ее тебе.       – Так что же мне делать?       – Поговори с ней.       – Ей лучше бы оставаться в Синих горах. Зачем ее привезли? Этот Борг хотел выслужиться, замолить прошлые грехи. Сказать мне, что она жива было бы довольно. Не нужно было ее везти сюда.       – Торин, у вас с ней на двоих одно горе. Вам нужно справиться с ним вместе.       – Или не справиться,– тихо отозвался Торин.       С тяжелым сердцем Торин возвращался в Эребор. Понимая, что он поступил правильно, отпустив Лорин, он все равно не мог с этим смириться. Ему ее не хватало. И с каждым днем он чувствовал это все сильнее.       Они вернулись в Эребор поздно ночью под пронизывающие ветра и пронзительные дожди. Об их приезде стало известно заранее – смотрящие увидели их вдалеке, от того теперь все было готово. Наполнена горячая ванна для короля, сервирован стол для ужина.       – Ничего не спрашивай меня о Лорин, Берт,– сказал Торин, проходя в свою комнату. – Я отпустил ее. Это все. Мы больше не увидим ее.       – Да, ваше величество,– у Берта, может быть, и было много мыслей на этот счет, но он даже бровью не повел. – Как скажете. Что сначала? Ванну примете или отужинаете?       – Ничего не хочу. Но раз ванна уже налита, то погреюсь. После приведи к ужину Двалина. Мне нужно с ним поговорить.       Но разговор с Двалином ничем ему не помог. Да, Двалин разговаривал с Дис, но она ему ничего толком не рассказала. Почему она решила лгать. Зачем. И естественно, что Двалин не знал (да и не мог знать) как ее наказывать. И нужно ли.       Можно было лечь спать. Час был уже поздний. Оставить все на следующий день, да только, Торин больше не мог и минуты об этом думать. Отложить значило еще одну бессонную ночь для него. Нет уж, довольно.       Пойдет к ней. Поговорит. И поймет… может быть, она попросит прощения и тогда он ее простит с чистой совестью – ну или попытается простить, и они смогут жить дальше.              Вдвоем с Двалином он пошел к Дис. Она занимала покои, в которых его семья жила до Дракона. Траин, матушка и трое детей. Сначала оттуда в свои отдельные покои переехал Торин, потом и Фрерин обзавелся собственной комнатой. Дис могла отсюда переехать только к мужу, но вышла замуж она уже в Синих горах.       И вот она вернулась сюда. К ее приезду их успели приготовить – все отмыли, почистили, отремонтировали. Живи и радуйся. Ну или просто живи. Но не так ведь?       Торин кивнул Двалину и тот остался ждать его в общем зале, в то время как Торин прошел в спальню.       Дис еще не спала, сидела у стола. Перед ней лежал отрез ткани, нити для вышивки, но она ничего не делала.       Она вздрогнула на шум, и медленно обернулась. Злость ее взгляда прожигала насквозь. Торин был готов к этому и все равно, поежился.       Она поднялась на ноги и отвесила ему самый глубокий поклон, какой только могла.       – Ваше величество, чем обязана в столь поздний час? – голос ее сочился ядом.       Ни время, ни разговоры с Двалином не смягчили ее сердце.       – Двалин ведь разговаривал с тобой.       – И что с того?       – Он, должно быть, объяснил тебе, как нелегко мне теперь. Что они умерли у меня на глазах. И услышать новость о твоей смерти стало для меня настоящим ударом.       – Ты даже траур по мне не объявил. И танцы устроил на следующий же день.       Торин проигнорировал ее выпад.       – Ты сама это придумала, или тебе подсказала Ингрэд?       – Она сказала мне, что можно написать письмо… она хотела сделать как лучше.       – Как лучше? Ты-то ладно, но она ведь в здравом уме была, и она решила обмануть короля. Я думаю, что за подобное ее можно и казнить.       – Тогда казни и меня! Оборви уже мои страдания, Торин! Я видеть тебя не могу! Так лиши меня этого проклятия! Просто казни меня!       Торин стукнул кулаком по столу, заставляя ее замолчать.       – Как ты можешь так говорить?! Я любил тебя всю жизнь больше всего на свете. Я души не чаял в твоих детях, а теперь ты так просто кричишь мне, чтобы я тебя убил?       – Мне нет жизни без моих сыновей!       – Нет, жизнь есть. Ты не стара еще Дис, ты можешь родить еще детей,– неожиданно ему в голову пришло решение. Дурное решение, в здравом уме такие не принимаются, но он уже давно был не в здравом уме.       – Что тебе мои дети? Только наследники твоей треклятой Горы! Не бывать этому!       – Словно я сам не могу родить себе наследника?!       – Не можешь! Я заклинаю тебя! Наш проклятый род прервется здесь!       Торина словно физически ударило ее словами. Она все же прокляла его. Договорила свое проклятие. И ему стало больно. Где-то в груди все сдавило.       «Род Дурина прервется здесь!»       Не сегодня.       – Довольно проклятий! – резко сказал он. И голос его зазвучал каменной лавиной. – Ты находишься в Эреборе. Перед тобой твой король, а не мальчишка, чтобы слушать твои проклятья! Ты сказала достаточно! Теперь буду я говорить!       Редко когда она видела Торина в гневе прежде. В таком гневе – ни разу. Но разве не этого она добивалась тем, что делала? У них на двоих было одно горе. И если Торин научился с ним жить, Дис не хотела учиться.       Она испуганно притихла и попятилась от него, споткнулась о стул и упала на него.       – Я любил тебя больше всех на этом свете. Я твоих детей любил больше самого себя. Я бы отдал за них и жизнь свою и эту Гору. Но жертвы мне этой не дали сделать. И умереть мне не дали.       «Поиграем, Торин Дубощит?.. узнаем, насколько тебе дороги эти отродья? Развяжите его!»       Торин вздрогнул. Обрывки воспоминаний заполонили собой все вокруг. Он не вынесет переживать это еще раз, только не сегодня. Пожалуйста, только не думать. Не думать об этом.       – Когда ты лгала мне, ты поставила мой долг брата и дяди, выше моего долга короля. Ты не оставляешь мне выбора, как теперь поставить мой долг короля, выше всех остальных. Эребор должен получить своего наследника. И раз уж только что ты меня прокляла не иметь детей, то это ты выйдешь замуж, Дис. И ты родишь Эребору наследника.       Торин договорил, и в комнате воцарилась тишина. Звенящая и зловещая, которую даже звук дыхания не мог нарушить. Не слышно было как стучат сердца. Ничего не слышно.       Так продолжалось несколько минут.       Потом тишину прорезали ее слезы. Они беззвучно катились по ее щекам.       – Вы не забыли, что я вдова, ваше величество? – очень тихо проговорила она. – Я не могу выйти замуж во второй раз. Без любви,– добавила она уже совершенно неслышно, лишь одними губами. Но Торин ее услышал.       – Ты прекрасно знаешь, что по разрешению короля, ты можешь выйти замуж во второй раз. И я только что дал тебе это разрешение. Есть гном, который любит тебя. А значит, есть половина любви. Этого достаточно.       – Я не люблю его,– слезы душили ее и мешали ей говорить. Она уже и сама поняла, что это все зашло слишком далеко. Чего она хотела добиться всеми этими речами и проклятиями? Она не добилась ничего. Только сделала еще хуже. И хуже не ему – а самой себе.       – Значит, ты поняла о ком я. Тем лучше.       Он подошел к двери и распахнул ее.       – Двалин, зайди.       Двалин, что остался ждать под дверью, не подслушивал. Вернее, он делал все возможное, чтобы не подслушивать – потому что не хотел или не мог слушать этот разговор сейчас – но обрывки слов все же долетали до его слуха. Впрочем, не те, которые были о замужестве.       – Чтобы ты знала, он ни о чем подобном меня никогда не просил. И я бы не узнал, что он любит тебя, если бы не письмо о твоей смерти. Так что если тебе нужно кого-нибудь винить в том, что происходит сейчас – вини только себя. Мы поженим вас через два дня.       – Торин. Прошу тебя… так нельзя.       – Ты хочешь, чтобы я нашел для нее другого мужа? Она красивая и не старая. Найдется и еще кто-нибудь, кто был бы в нее влюблен. Ты любишь ее?       – Торин… пожалуйста.       – Ты любишь ее? – Торин повысил голос.       – Больше жизни,– с болью в голосе проговорил Двалин. Врать королю он не мог.       Дис заломила руки и отвернулась.       – Да будет так. Два дня. Проследи, чтобы к этому времени все было готово. Тебе запрещено с ней разговаривать до тех пор. Ей запрещено покидать эти покои.       Да будет так.