Истерзанное сердце

      Он шел по золотому полу в Зале королей. И это было совсем другое золото, нежели в сокровищнице. Это было золото, которым облили Смауга, а до того, оно слитками лежало в огромных котлах в кузне, готовое к плавке все сто пятьдесят лет. На нем не лежал Смауг. Он не отравлял его все эти годы. И оно даже пахло по-другому. В зале было прохладно, но светло. Свет отражался от пола.       И внезапно его словно кто-то позвал. Очень тихо по имени.       Он остановился и прислушался. Но тишина была совершенная. Он даже услышал, как колотится в груди сердце.              Мерзость происходящего затопила его разом. Он одновременно понял и почувствовал все. И как уходит Двалин – и что он совершенно прав уходя. И как погибают люди Эсгарота – потому что _он_ разбудил Дракона. И как он уже чуть не потерял Фили и Кили – и даже не понял этого. Ему было нечем дышать. Он так и упал на пол, корчась от ужасной душевной боли. Его душа разом разрывалась на части и скручивалась в тугой узел. Он думал, что ему больше никогда на свете не будет так больно. Впрочем, в этом он ошибся и немного позже в этот же день, пережил боль еще страшнее.       – Все кончено! – закричал он, находя в себе силы отпустить себя.       Это был он и не он. Это было отравленное алчностью золото. И его королевская гордость.       Что толку сожалеть о содеянном, если этого уже не исправить.       Ты король, так будь королем.       Там под горой погибают гномы, пока ты здесь, предаешься сожалению и раскаянию.       Иди, и раскайся кровью!       И он встал. Его шатало, словно он не спал неделю или пил беспросветно несколько недель кряду. Знобило и било в лихорадке.       Он скинул с себя тяжелую меховую шубу и корону.       – Я не мой дед. Надо мной нет ничьей власти,– прошептал он. – Я Торин Дубощит. Я не мой дед.       И как полагается потомку Дурина, он пошел на бой...       Он проснулся от собственного крика. Но он не кричал. Это был лишь сон. Снова один и тот же сон. Он пошевелился и с трудом сел. Болело в груди.       Долго думать о причине боли ему не пришлось – Оин, что тут же проснулся, вскочил на ноги и подошел к нему.       – Сердечный приступ, да, Торин… такие вот дела…       – А я ведь тебе говорил, что я уже старик.       – Это с любым может случиться, кто слишком много себе думает! Ты лежи-лежи, пожалуйста! Не нужно тебе вставать! Ты – молод еще Торин! Твой прадед, знаешь, сколько прожил?       – Не знаю. И ты этого не знаешь. А деда моего убили, что нам не узнать, сколько бы он прожил. Брата моего убили. Отец моей сошел с ума и тоже умер. А я не могу перестать думать, так что, пожалуй, мы никогда и не узнаем, сколько способны жить гномы моего рода.       – Э как ты загнул, Торин. Красноречие все еще с тобой.       Торин громко фыркнул. Какое тут красноречие. Голая правда. Просто голос его звучал суше пустыни. В нем не слышалась боль, чтобы можно было решить, что он не шутит.       – Нет, я не забыл, что ты король, Торин. А я все еще твой лекарь. И как лекарь тебе говорю – тебе нужно больше отдыхать.       – И жениться. Обязательно жениться. Ты это уже говорил. И был послан… повторить, или еще помнишь куда?       Оин рассмеялся. Он думал, что Торин шутит. Несмотря на все тяготы и лишения, в которых всю свою жизнь пребывал его король, у него всегда было отменное чувство юмора.       – Хочешь, не женись, но оно даже полезно для здоровья.       – Что полезно?       – Любовь молодой гномки.       – А любовь здесь обязательна? Или просто молодой гномкой можно обойтись? – Торин заставил себя улыбнуться, понимая, что сказал, что-то лишнее. Ему нужно было, чтобы Оин воспринял его теперь не в серьез. Так и вышло.       Оин звонко рассмеялся.       – Как ты себя чувствуешь?       – Готов еще оставаться в кровати, если ты приведешь мне сюда молодую гномку. Впрочем, нет. Не хочу. Я неплохо себя чувствую. Почти не болит. Голова не кружится. Сердце стучит ровно. Я могу возвращаться к своим делам?       – Пожалуй, нет. Почти не болит – не годится. Должно совершенно не болеть. Несколько дней тебе придется полежать. И без молодых гномок. Набирайся сил и выздоравливай. Сейчас я принесу тебе травы…       Торину пришлось провести в кровати несколько дней. Оин был непреклонен. А когда он был непреклонен и заявлял, что Торин тут же умрет, если встанет с кровати, на его сторону вставали все на свете: стражники, Двалин и, что самое страшное, Берт. Его даже запирали в его комнате, чтобы он не сбегал и быстрее поправлялся.       Смириться было проще, чем начинать войну. Молча глотать все самые горькие травы и ждать, когда Оин решит, что опасность миновала и Торину снова можно быть королем.       Двалин приходил к нему каждый день и развлекал его разговорами о чем угодно, кроме как о насущных делах и бедах Эребора – об этом вести разговоры Оин строго настрого запрещал. И так как особенно кроме этого говорить было не о чем, они в основном молчали и играли в кости.       Торин кидал их машинально, без какого бы то ни было намека на азарт. И он постоянно выигрывал. Впрочем, и спасибо за это Двалину, тот не начинал вопрошать – за что же Торину такое везение.       Они оба знали ответ.       Берт привел к Торину Лорин только спустя полторы недели, когда Оин окончательно оставил его в покое, убедившись, что его здоровью ничего не угрожает.       – Ваше величество, Берт рассказал мне, что вы были больны. Как вы себя чувствуете?       Торин посмотрел на нее долгим взглядом и ничего не ответил. Кивнул ей на расческу.       – Не надоело тебе в твоей темнице?       – Нет,– сказала Лорин, расчесывая его волосы. И она не лгала.       Заточение ее не тяготило. Даже наоборот, ей не приходилось работать – а она работала на тяжелой работе в прачечной и сильно уставала. Сейчас она могла целыми днями делать то, что ей нравилось: читать книги или вышивать салфетки. Берт приносил ей все, что она просила. Такой был приказ короля.       Он больше ничего не спросил. Дождался, пока она его расчешет и затушил все лампы, кроме одной. Так же молча они легли в кровать. Он лег к ней очень близко и чуть подтолкнул ее, чтобы она повернулась к нему спиной. Она почувствовала, как он приподнял подол ее рубашки, его рука прошлась по ее бедру, животу и уверенно легла на ее грудь.       Лорин замерла и даже задержала дыхание.       – Дыши спокойно,– прошептал ей Торин. И она судорожно выдохнула. Она чувствовала его дыхание у себя на шее. Его рука мягко гладила ее грудь, и в какой-то миг ей даже показалось это приятным. Она почти сказала ему об этом, но он неожиданно убрал руку.       – Не сегодня,– сказал он очень тихо и отвернулся от нее.       Следующие несколько недель прошли незаметно и одинаково. Вечером Берт приходил за ней. Она поднималась в гостиную короля, где ужинала и отправлялась ждать его в спальню.       Ей было приказано сидеть тихо и что бы ни случилось не выходить.       Потом Торин возвращался со своих государственных дел. Он ужинал в одиночестве, иногда к нему заходил на ужин Балин или Двалин, и они что-то тихо обсуждали.       А потом Торин проходил к себе. Он смотрел на нее всякий раз с удивлением, словно забывал о том, что сам приказал, чтобы она ждала его здесь. Словно забывал вообще, что она существует и находится в его власти. Та единственная отдаленная попытка какой-то близости больше не повторялась. И даже волосы он ей больше не давал расчесывать.       Лорин все время пыталась понять, почему он выбрал ее. Зачем согласился помиловать ее родных. А если согласился, потому что она была красива, и он вдруг возжелал ее, тогда почему он не возьмет ее? Иногда она осмеливалась посмотреть в его глаза. Они были усталыми и грустными. Он не очень следил за своими чувствами, оставаясь наедине с собой (а ее он словно вовсе не замечал временами).       Он ходил по комнате, иногда что-то читал, но большей частью сидел в кресле у камина и смотрел на огонь. Она сидела на стуле напротив него.       Вечера не длились долго – он возвращался в свои покои уже поздно. Поэтому это странное времяпрепровождение быстро заканчивалось. Он словно просыпался от сна бодрствования, чтобы ложиться спать. Смотрел на нее и кивал на кровать.       Это было все их общение – если это можно назвать общением.       Он не заговаривал с ней.       Рано поутру за ней приходил Берт, тихо будил ее, чтобы не побеспокоить короля, и отводил обратно к ней.       Торин легко молчал. Она же была совершенно другой натуры. Ей молчание было невыносимо. Ей даже казалось, что лучше бы он уже овладел ей и дело с концом! А эти тягучие вечера, которые она совершенно не понимала, ее убивали.       И однажды она не выдержала и, сидя напротив него, у камина, спросила:       – Почему я?       Она испугалась звука собственного голоса – уж давно он не раздавался в этой комнате. И испугалась, что сейчас Торин начнет на нее ругаться.       Но он не ругался. Он медленно поднял голову и посмотрел на нее.       – В каком смысле?       – Почему вы согласились помиловать моих родных взамен на меня? Я знаю, что я красивая. Но в Эреборе полно красивых гномок теперь. И многие из них почли бы за честь отдаться вам. Здесь и сейчас – без ненужных страхов и этого времени, что вы милосердно дали мне. Почему вы выбрали меня?       – Ты сама пришла в эту комнату, просить милости. Другие, коль сколько бы им не хотелось, не являлись,– он криво улыбнулся.       – Есть какая-то причина…       – Ты пришла, готовая отдать свою жизнь за жизнь предателей… лучше ты мне объясни, как это возможно?       – Одна жизнь – за три. Простая арифметика. Но вы… здесь что-то более глубокое, чем просто моя красота…       Она быстро посмотрела в его глаза и поймала кусочек его взгляда, полного тоски и боли. Причина тоски и боли была ясна. Но какая в том связь с ней? И есть ли здесь какая-то связь? Может быть, все дело только в красоте? А она себе надумывает невесть чего?       Ведь действительно другие не являлись. А то, что ждет, когда она «привыкнет к нему», так это у него душа широкая. Добрая душа. Милостивая.       – Ваши племянники…– обронила она. Мысль не сложилась в слова. Но заставила Торина побелеть.       – Здесь ни при чем,– резко ответил он, и голос его внезапно налился злостью. – И не такая ты красивая, как тебе кажется. Только волосы да улыбка… черные как уголь… ясная как солнце… Довольно! Берт!       Слуга явился тут же. И Торин кивнул на Лорин.       – Отведи ее обратно.       – Я прошу прощения, ваше величество,– прошептала гномка, подходя к нему ближе. – Я не буду больше задавать вопросов… позвольте мне остаться.       Торин на нее не посмотрел. Нервно дернул головой, смотря на Берта, чтобы тот быстрее исполнял его приказ.       И Берт взял ее за плечи, быстро вывел из спальни короля.