По закону подлости

Такая-сякая, сбежала из дворца… Автор высказывания — король из советского мультипликационного фильма «Бременские музыканты». Уродец описал красивую дугу и приземлился точнехонько передо мной, так некстати забывшей, в какую сторону открывается дверь. Голлум с ненавистью посмотрел на меня, испуганно огляделся (вдруг Лев Николаевич из-под кровати выскочит) и прошипел: — Иззззвини, человекссса. А…О… Э… — Сссылшишшшь, ссстрашный ссстарик, мы изззвинилисссь! В темном углу материализовался Толстой и благосклонно кивнул головой. Я послала ему благодарно-восхищенную улыбку. Воистину, он — великий человек! — Лев Николаевич, спасибо вам огромное! — бросилась бы ему на шею, если не рисковала при этом вмазаться в стену. — Не стоит благодарности. Я зевнула. Вааах, моя челюсть! — Спокойной ночи. — И вам туда же. Как только призрак улетел, Голлум подал голос: — Человекссса всссе равно вернет нам прелесссть, голм, голм! Земля круглая, жизнь несправедлива, а Горлум неисправим. Ничто не изменит эти истины. Но все-таки, каков подлец! Ниче-ниче, моя мстя будет ужасна, оригинальна и близка! — Ты загнал меня в угол. Не думала, что скажу подобное, но я подумала над твоей просьбой и решила ее исполнить, — когда Голлум услышал это, его глазки полыхнули та-акой радостью и надеждой, что можно было осветить пол-Лихолесья, — но не сейчас. Уродец зашипел. Заморгал часто-часто. Ой, кажется, он сейчас расплачется! — Колдовать надо в том месте, где у тебя в первый раз украли прелесть, — поспешно выпалила я, — а еще мне понадобятся мел и свечи! Голлум пошипел, почесал затылок, походил туда-сюда по комнате, дискутируя сам с собой; до меня доносились слова: «гоблинсссы», «сссмерть», «злая человекссса», «прелесссть». Наконец результат напряженного голосования был озвучен: — Мы приведем человексссу, туда, куда она хочет, — похоже, когда речь заходит о «прелесссти» у Голлума отключается мозг. Или великий русский классик слишком хорошо его погонял. Или вспышка какая на солнце произошла. Не верю, что мне наконец-то повезло! Ура-а! — Но есссли человекссса сссоврала… Ой, давай не будем говорить об этом. Я ведь сама правдивость! — Да знаю я, знаю. Брысь отсюда, и без мела и свечей не возвращайся! Голлум ушлепал, прижимая к себе книгу. Ну и олень с ним! Я спать хочу.

***

Утро наступило вероломно. Оно вопреки всем мирным договорам ворвалось в мою несносную жизнь топотом, грохотом, чьими-то проклятиями и тяжелой тушкой, плюхнувшейся мне на живот. — Эх-хе! — О боже, неужели этот хрип принадлежит мне? Жесть. Тушка скоропостижно смоталась. Наверное, тоже испугалась. Выпутавшись из одеяла (оно предательски спеленало меня до состояния гусеницы), я села на полу (в процессе освобождения я навернулась) и обалдело посмотрела на двух эльфов, сконфуженно застывших на пороге: — А? — как видите, спросонья я — само красноречие. — Ваш друг, — эльф указал в дальний угол комнатки (однако любят все это место). Я повернула голову и взглядом похмельного василиска просканировала Голлума, — ограбил свечной склад и мела из стен наковырял. Я замоталась в одеяло: — Не обращайте внимания, — попыталась встать, — он их ест. Когда эльфы переварили эту новость, до них дошло понимание того, что они вломились в комнату к злобному чучелу в одеяле: — Извините за беспокойство. — Ниче-ниче. А завтрак пошлете? И Селендира! — ясно и недвусмысленно, как всегда. Но эльфы уже ушли. — А ты что смотришь? Кыш, мне переодеться надо! Голлум последовал примеру защитников свеч. Сбежал он, волоча за собой весьма стремного вида сумку, из которой торчал уголок книги и сыпался мел. Тяжко вздохнув, оделась. Прогресс на лицо: сегодня я на пять минут меньше искала хитроумно прячущиеся дырки для рук и головы. Кстати, вот еще один факт об эльфах: не успела я второй раз поссориться с Голлумом, как свершилось пришествие завтрака. Само собой, он состоял из салатика и яблочек. Догрызая все это, почувствовала себя пони. В дверь постучали. — Заваливайте, — милостиво разрешила я. — Доброе утро, — Селендир зашел в комнату, как в клетку со львом. В моем случае с бешеным пони, — по какой причине ты хотела меня видеть? Ох… Я покосилась на Голлума, обнимающего сумку, и решилась: — Хочу посмотреть на красоты Лихолесья. Ты вчера так их расписывал! — Не думаю, что это хорошая идея, — отрезал Селендир, — снаружи опасно. — Неужели вы не справляетесь с охраной границ? — Тебе не понять. Слушай, а не переборщил ли ты с мудростью на лице? — Все я понимаю, — обиженно опустила голову, — тебе не охота со мной возиться. Я должна сидеть в этих подземельях, как злостная уголовница, без права нос на улицу высунуть. Эх, весь завтрак речугу придумывала, а ему хоть бы хны! — Вот скажи, было бы тебе приятно все время сидеть в душном земляном мешке? Без возможности вдохнуть чистый лесной воздух, послушать пение листьев и шелест птиц, — а-а-а, что еще на улице делать можно?! — просто пройтись под сенью этих великолепных деревьев? Селендир молчал, Голлум сопел, мозг кипел. — Я не могу тут киснуть, мне… Шмяк! Мысль прервала свой полет, смачно впечатавшись в стену, ограничивающую мое воображение. — Мне… Что сказать-что сказать-что сказать? — Мне… НАДО! У меня ломка по кислороду! Я сдавленно хрюкнула, подавившись этой бредовой идеей. Селендир нерешительно топтался на пороге, Голлум сопел, мозг строчил заявление об отставке. Эльф вышел. Я тюкнулась башкой о стол, раздался гулкий стук: — Тааак и знааала, — замогильно провыла я, — мне никогдааа не везлооо. Знаешь, Голлум, когда мне было пять лет… Где-то на середине душещипательной истории о моей нелегкой жизни прилетел Лев Николаевич с новостью об отъезде Гендальфа. Я тут же переключилась на «свободные уши», а потом ко мне присоединился Голлум. Мы горячо обсуждали проблему смысла жизни, когда зашел Селендир. С собой он нес фонарь и плащ, видимо, предназначенный для меня: сомневаюсь, что эльф по доброй воле нацепит на себя нечто столь жизнерадостно-лазурное. — Я решил выполнить твою просьбу, — черт, примерно то же самое я сказала Голлуму, — идем. Он протянул мне плащ. Я поспешно замоталась в него, почему-то чувствуя себя редкостной дрянью: Селендир ко мне со всей душой (относительно), а я по-свински подставлю его своим побегом. Эльф пропустил нас с Голлумом вперед, и, указывая, в какую сторону поворачивать, повел к выходу. Толстой заневидимился и двинулся следом: он был в курсе моих коварных планов. А вот и выход! Ворота открылись, в лицо ударил одуряющее свежий вечерний воздух; я шагнула в высокую траву и не смогла сдержать счастливой улыбки. Пусть муки совести останутся там, в маленькой комнатке без окон! Не съест Трандуил Селендира, хотя бы потому, что является вегетарианцем. А даже если и съест… Не оставаться же мне на всю жизнь в Средиземье, из жалости к случайному знакомому! Мы шагнули под полог леса. Голлум, как счастливая собачонка, скакал впереди. Я шла рядом с Селендиром, путаясь в юбке и восхищенно глазея по сторонам. Меня очаровали местные пейзажи: было что-то эдакое в высоченных черных деревьях с ажурными ветками, в темно-темно зеленой резной листве, в высокой траве со стальным отливом… — Здорово! А что еще ты хотел показать? — эльф клялся продемонстрировать какое-то особенно чудесное место. Больше ничего из его восторженного лепета я не уловила, — мы скоро дойдем? — Узнаешь, — он внимательно следил за блошиными скачками Голлума: глазастик сумкой отбивался от какого-то насекомого. Меловая пыль летела во все стороны. Если испортит книгу — убью. От кровожадных мыслей меня оторвал Селендир: — Смотри, мы уже пришли. Из травы вылетело нечто огромное, ярко светящееся, и кинулось мне в лицо. Я пискнула, отскочила прочь, наступила на подол и рухнула. На Селендира. Он поймал меня (по рассеянности, полагаю), бессовестно смеясь. — Это покушение? Признавайся! В траве сидел Гендальф, а когда я подошла, метнул в меня файербол? Эльф засмеялся еще сильнее, а я возмущенно забарахталась в его руках. От поднятого нами шума из травы вылетело еще сотни три «файерболов». Я потрясенно замерла. Это были светлячки. Гигантские. Огромные мерцающие сгустки живого огня, созданные природой. Они облаком поднялись в воздух, и, гудя, как шмели, летали над поляной. Зеленовато-желтые искры в черной бархатной темноте. Чудо. Ничего подобного я никогда не видела… — Спасибо… — шепнула я, обретя дар речи, — это… изумительно… Селендир кивнул (по крайней мере, я затылком почувствовала его движение) и собрался было ответить… Потянуло сырым холодом. Могильной стылью, если выражать местным сленгом. Светлячки в панике улетели. — Что за… — выдохнула я, выбралась из рук Селендира (он меня почти оттолкнул) и бестолково топталась туда-сюда, вращаясь как флюгер. Всем моим существом овладел иррациональный страх. Эльф, настороженно прислушиваясь, потянулся к мечу. Большое черное пятно вылетело из леса и ринулось на нас. Я шарахнулась к Селендиру, обнажившему меч. Поздно. Всадник, не сбавляя хода, небрежно подхватил меня.