unam in armis salutem —
Когда Лиза открывает глаза, паника накатывает по нескольким причинам. Привычного яркого освещения нет, только несколько подсвечников разгоняют липкую тьму. Мерзкий сквозняк пробирает до костей. А когда тот усиливается, задувает некоторые источники света. Из-за этого темнота сгущается в углах и нишах, будто живая. Но как такое возможно, если Дарклинг сгинул? Девушка готова поклясться, что видела чьё-то лицо, промелькнувшее в тени. Новая волна страха, к которому, по идее, можно было бы уже привыкнуть, накрывает с головой. Вот только тело застывает, словно каменное. Не удаётся пошевелить и пальцем. «Я просто сплю, надо закрыть глаза и успокоиться». Здравые рассуждения не помогают. Создаётся ощущение, что, если перестать пристально наблюдать за клочками тьмы, оттуда тут же кто-нибудь выскочит. Собственная голова предательски посылает всё более ужасающие образы и мысли. Одна из них цепляет сильнее всего. «А что, если кто-то уже стоит прямо возле твоей койки, а ты просто не замечаешь?» Глаза сами резко взметаются влево, откуда внезапно дует леденящий душу ветер. Что-то из темноты смотрит в ответ. А потом становиться трудно дышать. Голос не слушается, горло сдавливают с силой великана. «Вот так я и умру…»***
Но не тут то было. Лиза вздыхает обречённо. «Лучше бы всё-таки умерла». Нерадостные мысли прерывает мужчина, по габаритам схожий с Толей. Грозная усмешка не сходит с его лица, пока он не присматривается к ноге девушки. Видимо, та в плачевном состоянии. Тем не менее, его это не останавливает. В следующий момент Лизавету сталкивают с койки, и несколько отвыкшие от передвижений мышцы подводят. Невероятно резкая боль прорезает всю левую часть тела. Девушка унизительно падает на колени перед этим амбалом. — Qelai, — строго, но спокойно произносит мужчина. Лишь по интонации Лиза догадывается, что от неё хотят. Но подняться не получается даже с третьей попытки. — Qelai! — срывается на крик. — Huo we giedapo ge yeh dushi! Фабрикаторша не понимает ни слова, но отчётливо слышит угрозу в голосе. Хотя, скорее всего, практически любые слова от человека, что больше её чуть ли не втрое, будут казаться предупреждающими о скорой расправе. — Huo sae, — мерзко хохочет шуханец, после того, как Лизе и в пятый раз не удаётся встать. Когда мужчине надоедает это терпеть, он грубо поднимает её, при чём так резко, что в глазах темнеет. Стоять получается с трудом, но после пары секунд девушка снова летит вниз из-за сильного толчка в спину. Шуханец говорит что-то с той же мерзкой интонацией, что, кажется, позволяет догадаться о сути этих слов. Но думать не даёт всё вновь и вновь вспыхивающая боль. Разумеется, на страдания Лизы мужчине плевать. Ещё несколько раз повторяется та же история с толчками, падениями и резкими подъёмами. До тех пор, пока фабрикаторша не пытается идти. Несколько шагов даются с невероятным трудом, но после пол вновь неумолимо приближается. Затем происходит кое-что неожиданное — мужчина перекидывает её через плечо. Несёт он Лизавету недолго, в процессе пару раз похлопав по пятой точке. Следить за путём, что они преодолевают, не получается, но в итоге новая крохотная комнатка давит со всех сторон. Ощущение, что её загнали в тупик. Тем не менее, думать об этом не приходится, пока огромный шуханец не разрывает одним движением бесформенное серое платье Лизаветы. Голая и шокированная девушка пытается кое-как прикрыться. Кажется, мужчине плевать, но в это мало верится. Он открывает небольшую дверь, которую прежде фабрикаторша не заметила, и вталкивает Лизу в новую комнату. Та оказывается длинным и узким коридором с дюжиной душевых без стенок. На девушку сразу устремляется с десяток взглядов, как женщин, так и мужчин. Все они тоже обнажены, кроме одного, который видится невероятно похожим на предшествующего «опекуна». Несколько секунд огромный шуханец номер два разглядывает Лизу с нескрываемым аппетитом, но после просто отдаёт в руки маленький кусочек мыла и пихает. «И на том спасибо…» «Наверное они не хотят, чтобы мы что-то подцепили из-за несоблюдений гигиены. Вонь тоже причина, конечно». Надеясь по-быстрее со всем этим закончить, Лизавета кое как шагает до близжайшего душа. Не смотря по сторонам, девушка быстро моется холодной водой. А когда поворчивается, обнаруживает себя в ловушке. Спереди стоят ухмыляющиеся амбалы, которых теперь точно можно назвать братьями, так они похожи. Сзади подбирается ещё один мужчина, но нагой. Когда он начинает ощупывать её бока, Лиза резко отскакивает. Но шуханцы у двери подбираются ближе быстрее, чем фабрикаторша успевает среагировать. Паника захлёстывает с дикой скоростью. Один из братьев держит её руки сзади, а второй начинает грубо хвататься за грудь. Третий мужчина в этой комнате, судя по однозначным движениям, уже готовится к делу. Глаза зажмуриваются непроизвольно. Лиза отчаянно пытается вырвать предплечья их грубой хватки, но ей моментально дают пощёчину, от силы которой сознание почти ускользает. Несмотря на то, что Лизавета только что вымылась, она чувствует себя ужасно грязной. Кто-то начинает мять её ягодицы, а руки держат уже спереди. Девушка снова делает попытки освободиться, но учитывая больную ногу и превосходящую силу противника, надеяться тут не на что. Тем не менее, фабрикаторша начинает выглядывать металлические детали одежды, но и тут её ждёт крах. Несколько сильных шлепков, а после ощущение чего-то мерзко влажного в ложбинке вызывают тошноту. — Lihen, — доносится спокойный голос, будто не из этого мира. Трое мужчин мгновенно отстраняются от Лизаветы. Девушка оборачивается на дверь и поражённо застывает. Перед ней стоит тот самый толстоватый шуханский врач. Он подзывает к себе. Даже не осознавая, что двигается, Лиза послушно шагает. Практически не понимая, что происходит, Лизавета сначала одевается в очередной балахон, а после, знатно хромая, уходит вслед за низкорослым мужчиной. Трое мерзавцев скрываются безнаказанно в неизвестном направлении. Лиза клянётся себе, что, если сможет найти выход отсюда, то перед уходом в первую очередь отсечёт подонкам самое драгоценное. Очень жаль, что этим в жизни мужчин является далеко не голова. Лизавета обнаруживает, что весь путь от душевых проводит, смотря под ноги. Из-за этого она вновь не понимает, как доходит до новой комнаты. Та оказывается чем-то вроде медпункта, судя по количеству небольших склянок с разнообразным содержимым и людей с серебристыми манжетами. По крайней мере, ими оказываются в основном девушки. Хотя, если немного поразмыслить, это не может быть гарантией чего либо в нынешнем положении Лизы. Девушка глубоко вдыхает. «Я всё переживу, вернусь в Равку, и мы вместе со всеми прижмём этих чёртовых шуханцев». Медленно выдыхает. «А теперь успокойся и не давай им повода наслаждаться твоими страданиями». Режущая боль в левой голени немного ослабевает. Надежда окутывает сознание и даёт силы бороться.***
Юрда-парем отдаёт горечью по всему телу. Даже на языке, хотя наркотик вводят иглой. Сопротивляться бесполезно, шуханцы всегда умело поджидают момент, когда можно обвить всё тело ремнями без лишних усилий. Но довольно быстро безразличие пленит своей сладостью и притягательностью. Так просто отключаются эмоции, что хочется смеяться. Удовлетворение. Знакомое тепло увеличивающейся силы. Ощущение каждой молекулы вокруг. Всё это вызывает безумную улыбку. Уже легко узнаваемое лицо хирурга обдаётся довольством. Вероятно, все её новые чувства можно прочесть, как открытую книгу. Но Лизу это нисколь не беспокоит. Шуханский врач берёт что-то из рук простой медсестры, а потом машет прямо перед лицом с усмешкой. Внезапно электрический разряд сильной и резкой вспышкой проносится по всему телу. Боль ощущается несколько фантомно после всех потрясений. Но мышцы дрожат, не поддаваясь контролю. Взгляд долго не может сфокусироваться. Белые и чёрные пятна хаотично мелькают, путая и нагружая сознание. — Это чтобы слушалась, — относительно чётко доносится голос мужчины. Фраза несколько раз повторяется в голове, будто кто-то специально воспроизводит её. Неужели хирург учит равкианский? Или эта фраза так хорошо звучит из-за практики? Поначалу думать об этом жутковато, но после равнодушие снова заполняет сознание. Когда глаза наконец фокусируются, Лизавета замечает то самое устройство, вызвавшее разряд. Оно чем-то похоже на широкую и длинную палку с немного светящимся концом. Любопытное изобретение, отмечает фабрикаторша. «Ох уж эти шуханцы. Не знаю даже, как лучше называть их — гениями или безумцами. Хотя, всем известно, что это две стороны одной монеты». Всё на свете вызывает смех. Комбинезон, что заменяет предыдущий балахон на её теле, напряжённые лица целителей, банка с глазами в каком-то растворе, собственный потрёпанный вид в отражении грязного зеркала. Не усмиряют даже парочка разрядов от той чёрной штуки. Лиза чувствует себя очень странно, будто в чужом теле. Нога болит сильнее. В какой-то момент Лизавета концентрируется на ней так, что в итоге падает. А в следующий она кричит от боли. Снова. От этого слова тоже хочется смеяться. Запоздало фабрикаторша понимает, что её несколько раз ударяют током. Странное чувство, когда боль достигает сознания с сильной задержкой. Кто-то поднимает её, теперь немного костлявое, тело. Интересно, сколько она здесь находится, что смогла столько сбросить? Думать об этом не хочется. Теперь уже ничего не хочется. Организм будто резко истрачивает все свои силы. Но идти всё же куда-то надо. Первое, что слышит Лизавета при приближении к очередной новой комнате за этот день — чьи-то крики. Что ж, совершенно ничего удивительного. Тем не менее, то не истошные вопли боли, а скорее что-то более обыденное, знакомое. Кажется, звуки… тренировки? Количество металла здесь поражает. А если быть точнее — давит. В голове набатом звенит, будто со всех сторон одновременно всплывает огромное множество предупреждений об опасности. А вот обработать их никак не получается. Первое, о чём думает Лиза, когда более менее приходит в себя — можно украсть что-нибудь острое. Или просто металлическое. Наркотик не даёт нормально сосредоточиться на этой мысли, так что та ускользает. За пеленой молочного тумана в голове она еле различает тот факт, что ей что-то говорят. В следующий момент в левую скулу прилетает чей-то кулак. Разумеетсся, Лиза падает, но боли как таковой особо не чувствует. Только то, что мозги немного встают на место. Внезапно, у девушки всплывает благодарность за такое неожиданное нападение. Лизавета поднимает взгляд, а там — двое. Длинная щуплая женщина с яростным взглядом и темноволосая девчонка, со страхом протягивающая ей руку. Лиза чувствует подвох, но всё равно позволяет поднять себя. Высокая женщина смотрит теперь с некоторым презрением, к чему фабрикаторша уже порядком привыкла. Оглядев потёртый старый комбинезон Лизаветы, незнакомка фырчит и уходит. И пока Лиза наблюдает за удаляющейся спиной, девчушка рядом, видимо, пытается начать разговор. И, к небольшому удивлению, заговаривает она на равкианском. — Драться умеешь? — аккуратно спрашивает, смотря на Лизавету не то со страхом, не то с недоверием и презрением. Фабрикаторша неопределённо жмёт плечами. Нельзя сказать, что она боец, но какие-то основы всё-таки понимает. Объясняться категорически не хочется. Девочка молча кивает и резко бьёт под дых. Лизе снова хочется смеяться, но она останавливает странный приступ. Когда распрямляется и более менее успокаивает кружащуюся голову, маленький кулак снова атакует, только теперь уже правую щеку. Усмехнувшись, Лизавета отдалённо вспоминает первый бой с Зоей. Он тоже не прошёл особо удачно, но шквальная хотя бы откровенно не смешивала её с грязью. Девушка понимает, что тоскует. Девчонка перед ней едва ли старше пятнадцати, а уже смотрит на мир с таким истинным страхом и презрением. Яростный взгляд и очень твёрдая боевая поза говорят о том, что, если Лиза будет и дальше медлить, в следующий раз может не встать. Уставшая усмешка снова прыгает на лицо. Скучать здесь точно не придёться.***
Сладость собственной силы уходит, оставляя жгучее желание. Но чего — непонятно. Будто внутренний компас внезапно невозвратимо ломается, оставляя организм в страхе терзаться. Кроме того, Лиза впервые замечает, как в этих коридорах холодно. Создаётся ощущение, что всё тело сжимается в один большой, или скорее маленький, комок нервов. Тренироваться получается не плохо, а просто отвратно. Это, кажется, отражается на лицах всех присутвующих. Лизавета будто может почувствовать мерзкие оценивающие взгляды разных характеров. И она не уверена, на самом ли деле привлекает столько внимания, или эта тревожность вызвана неким послесловием юрды-парема. Мышцы сокращаются крайне странным образом, вызывая постоянную дрожь. Эти непроизвольные движения требуют так много энергии, что сил на хоть сколько-нибудь приличную атаку совершенно не остаётся. А девочка будто питается её страданиями, как и все вокруг. Целители, тренирующиеся, узкие коридоры, даже скрипучие двери и тусклые лампочки — буквально всё вытягивает жизненную энергию, способность связно думать. Даже дышать становиться невероятно трудно, а желудок прилипает к позвоночнику. «В-всё нормально, Лиза, ты знаешь это. Нужно только совсем немного… перевести дух…» Приближение холодного пола ощущается, как что-то уже привычное.***
Пробуждение оказывается неожиданно спокойным. Равнодушным и отстранённым. По крайне мере, людей вокруг совсем нет, что позволяет немного порассуждать наедине с собой. Лиза медленно вдыхает, закрывает глаза. Пару секунд пытается привести голову в порядок, а потом, сомнительно с этим справившись, выдыхает. К счастью, отчего-то ремни теперь сдерживают только грудь и колени, что позволяет вертеть головой во все стороны. Судя по всему, это место — очередной медпункт или что-то похожее. Рассуждать на эту тему совершенно нет желания. Зачем тратить время на то, чтобы дать название очередной комнате в этом лабиринте кошмара? Поэтому Лизавета решает задуматься о своём состоянии. Неожиданно, никаких видимых серьёзных недомоганий не обнаруживается, но, возможно, это только из-за того, что она лежит. Тем не менее, нога продолжает немного пульсировать, вызывая некоторое отвращение в целом к собственному существованию. Всё это так жалко. Развивать эту мысль, очевидно, не стоит. Эмоции в голове мечутся, будто птица в клетке. Пытаются вырваться, обрести свободу, но вынуждены пережидать кажущуюся бесконечной апатию. Время тянется очень медленно. Растекается, подобно тягучему мёду из разбитой банки. Приторно сладкому и мерзко пахнущему какими-то травами. Очень странным образом при таких подробных мыслях об этом продукте, возникает более приятная ассоциация. Тепло мигом разливается по всему телу. Как же она скучает. По обыденности, по переживаниям о будущем страны, кажущимися сейчас незначительными. Тоскливо и от мысли, что больше не будет спорить с Зоей, Давидом и Николаем о каких-то новых изобретениях или просто о жизни. Уверенность в том, что она не вернётся крепчает с каждым днём. Внезапно накатывают слёзы. Как же она скучает. Закрыв глаза, Лиза начинает вспоминать всё, что вообще происходило во дворце. Жизнь в те дни теперь кажется такой невообразимо далёкой и желанной, что даже становится немного смешно. Яркое закатное солнце в волосах короля всплывает в голове первым. Искрящийся смех, радостный блеск в глазах и ветер, раздувающий локоны. Думать о чувствах не хочется, да и какой смысл? Не возникает смущения от мысли, что именно образ Николая, так плотно засевший в голове, даёт эти крохотные всполохи силы, на то, чтобы продолжать бороться. Надежду на возвращение к нему. Решая немного отвлечься от самоанализа, Лизавета вспоминает множественные тренировки с Зоей и Тамарой. Раньше фабрикаторша думала, что Назяленская иногда перегибает палку с жесткостью, но теперь даже стыдно от этих мыслей. Потом, как на яву, предстают мирные рабочие дни с Давидом и другими прочниками. Обучение навыкам алкема с Данилом и… …Евгением. Жалость, грусть и тоска накатывают резкой волной. Вспоминая состояние мужчины, Лиза с отчаянием понимает, что он вернуться точно не сможет. Становится так противно и печально от этих мыслей, что фабрикаторша силой затыкает собственное подсознание. «Соберись! Ты видела его лишь раз, кто знает, сколько времени прошло с того момента». Страх и стыд переворачивают пустой желудок, а сердце убегает в пятки. «Значит, видела в первый раз и последний». Разумеется, надежда всё ещё живёт, но сейчас в голове Лизаветы нет никаких положительных развитий событий. С чего бы ему остаться в здравом уме? Да хотя бы живым. От этих людей можно ждать только самых гнусных поступков. Вне зависимости от желаний Лизы, воспоминания о проведённом времени с мужчиной всплывают сами собой. Всегда в западных лабораториях её встречали с тёплой и приветливой улыбкой. С готовностью помочь, подсказать и научить. Евгений стал для неё понимающим наставником и добрым приятелем. Только благодаря его терпению и дружелюбию, Лизавета вообще смогла чему-то научиться. Абсолютно все учителя в её жизни считали, что лучше всего мотивировать человека принижением его реальных способностей. Но в таких случаях очень хотелось только наорать или избить этих преподавателей. Впрочем, эти порывы хорошо сработали с Зоиными тренировками. Евгений научил её по-настоящему многому, и, Лиза всё же надеется, научит в дальнейшем. Под властью этого нахлынувшего порыва ностальгии, фабрикаторша погружается в самые первые воспоминания об учёбе с алкемами. Уроки о том, как правильно смешивать, стабилизировать и чувствовать зелья разного характера. О том, как можно помогать себе простыми ассоциациями. В целом, работать с различными лечебными снадобьями довольно просто. Они всегда ведут себя и выглядят предсказуемо, иногда будто дружелюбно подсказывая свою суть. В отличие от ядов, которые никогда не поддаются контролю. И чем сильнее отрава, тем более безумно ведёт себя жидкость. На практике, разумеется, по-настоящему дикие экземпляры попадаются крайне редко. Такие, как юрда-парем, например. В голове всплывают последние месяцы работы над поиском противоядия. Никаких особо примечательных успехов они не добились, но говорили обо всём этом невероятно много. Не только конкретно про парем, но и про технику безопасности. Все ведь понимают, что, если в конце концов лекарства на самом деле не существует, когда-нибудь наркотик доберётся и до Равки. И тут Лизу будто кто-то стукает по голове. Если бы у неё сейчас была возможность резко сесть, она бы, разумеется, это сделала. Но от внезапного озарения Лизавета только поражённо смотрит в грязный потолок. «…алкем может чувствовать присутсвие яда в организме почти как целитель, только ощущается это по-другому…» Неосознанно фабрикаторша уже начинает концентрироваться на своём организме в поисках каких-либо зловредных веществ. «…если человека отравили недавно, можно даже вывести токсичную жидкость…» Ох, дражайшие Святые… Воистину, её никогда не пробирало на смех так сильно, как сейчас. Нервное хихиканье, которое невозможно остановить. Юрды-парема в крови либо нет, либо настолько мало, что его количество просто распределилось по всему организму, и это уже не имеет значения. А вот мягко разливающееся снотворное определённо объясняет общее равнодушие и сонливость. От этого неожиданного открытия хочется подпрыгнуть и заплясать, смеясь и обнимая всех подряд. Но тело всё так же плотно прижато к постели, так что Лиза только заново разглядывает комнату вокруг. Мир вновь обретает краски. Пока что несколько сероватые, но не менее обнадёживающие. В голове зреет план.***
Небольшой островок спокойствия быстро заканчивается, не дав долгожданного отдыха. Этот мистер Сюй, если Лизавета правильно помнит фамилию, с каждым разом проявляет всё большую пугающую жестокость. Но к нему девушка уже постепенно привыкает. Насилие, которое он проявляет, можно предугадать. Больше всего ему нравится создавать сетку порезов и ожогов, а после заставлять целителей под паремом заживлять. И так множество раз. Иногда раны только сильнее открываются, что нравится хирургу ещё больше. О такой предсказуемости нельзя говорить в случае с новыми личностями, которые появлятся каждый день. Страшно вообразить, сколько людей поддерживают создание кергудов особенно жестокими путями. Рассечённое колено отдаёт слабой болью. Шершавый пол приветствует холодом, любезно приглашая прилечь. Изнурённые мышцы и сухожилия не подчиняются воле, оставаясь неподвижными. Лёгкие будто сжимаются вдвое, дышать с каждой секундой всё труднее. К тому же подводит зрение. Картинка перед глазами превращается в пелену с редкими вспышками фокуса и цвета. То ли от голода всё это, то ли от усталости, то ли от наркотика в крови. А скорее всего нужно учитывать сумму факторов. Передвижение любых металлических предметов ощущается очень отчётливо, более, чем восприятие себя. Будто парем заменяет ей глаза. Именно поэтому Лиза никогда не дёргается, когда гришей вокруг бьют раскалённой цепью. Дрожь вызывают только крики. Саму фабрикаторшу наказывали подобным образом только раз. Тогда она не знала, по какому принципу всё это происходит, поэтому не была готова. Сложнее и то, что никто, кроме той странной девочки и переводчика не говорит с ней на равкианском. А догадываться лишь по интонации или языку тела сложно. Тем более в таком плачевном физическом состоянии. — Qelai, — это слово Лиза уже знает, не приходится тратить время на его понимание. Теперь все её силы уходят на тщетные попытки встать. Мужчина, сказавший это, выглядит донельзя равнодушным ко всему происходящему, как и все «работники». Но фабрикаторша понимает, что это очень обманчиво. Подняться получается, но вот мир снова теряет очертания, а гравитация готова пригвоздить к полу. Тело с силой пихают в противоположную сторону, а после чья-то пощёчина оказывает немного отрезвляющее действие. Малышка Си, так представляется девочка, говорящая на равкианском, лежит сейчас практически без движений у её ног. Концентрировать внимание на нескольких людях не получается, поэтому Лизавета не понимает, кто поднимает маленькое тело. Си специально разворачивают лицом к ней. Девочка приходит в себя и сплёвывает кровь, смотря на фабрикаторшу очень устало. Сложно поверить, что сломанный нос и большая ссадина на её лице — дело рук Лизы. Хотя, скорее всего, они и не были. — Dihai! — кричит всё тот же мужчина. Его массивное тело приближается быстрее, чем обрабатывает мозг фабрикаторши. Когда Лизавета поднимает глаза, яркий свет ламп слепит, создавая снова те странные цветные вспышки. Шуханец повторяет одно и тоже слово ещё несколько раз, каждый раз увеличивая громкость. Голова кружится, в ушах звенит, но Лиза всё равно пытается сконцентрироваться на перемещениях мужчины. Непонятно по какой причине, после он смеётся. Совершенно неискренне, но жутко. Может, напуганный вид покалеченной девушки его так позабавил. Дальше Лизавета полностью теряется в происходящем. Взгляд всё никак не фокусируется, а слух не различает источников сотен звуков вокруг. Единственное, что до сих пор помогает — парем. Присутствие не только металлов, но и кожаной одежды, ощущается ярче. Концентрация на этом тратит очень много энергии, поэтому сознание незаметно ускользает. Яростный звон оглушает, но исходит он скорее изнутри. Чувства смешиваются, ноги подводят, и Лиза падает на израненные колени. Дышать трудно, это вызывает небольшую панику. Но ненадолго, потому что следом кое-что знакомое полностью заменяет все чувства. Боль. Запах жжёного мяса и чей-то крик. Ах, это её крик. А потом происходящее достигает сознания. Раскалённая стальная цепь сжимает горло, заставляя буквально орать от простреливающей невыносимой боли. Тот, кто держит цепь, также удерживает тело Лизаветы в равновесии своим коленом. Это получается понять уже после завершения ужасной пытки. Несмотря на адские ощущения, всё прекращается слишком быстро. Шея кровоточит, от раны до сих пор исходит жар металла. Ломота простреливает до ушей и глаз. Любые движения заканчиваются крайне неприятной тянущей болью. Кровь бурлит, мышечные сокращения режут по сознанию. Наркотик снова берёт всё в свои руки, добавляя сил, чтобы сфокусироваться на происходящем в комнате. Различаются чьи-то разговоры, а после даже звуки тренировки, продолжающейся, несмотря на её страдания. Си сидит рядом, опирается спиной на стену и смотрит на Лизу удручённо. Тёмные волосы истончились, а кожа побледнела. Только характер до сих пор не сломлен. — Идти сможешь? — дождавшись неопределённого пожимания плечами, продолжает. — Придётся. Девочка, недавно избитая и измученная голодом, как и все здесь, уверенно поднимается и протягивает руку. Юные яростные глаза не пугают, а дают надежду. Потому что враг у них общий. Это не значит, что сражаются они вместе, но человечность и рассудок ещё не потеряли.***
Тянущие ощущения оставляют крайне неприятный отпечаток на сущестовании. Шея жжётся так сильно, что всё перед глазами постоянно размывается. Полупрозрачный бинт добавляет страданий, когда трётся об ожог. Тем не менее терпеть это проще, чем чесотку после заживления тех ран, что оставляет Сюй. — Это наказание, — голос Си звучит приглушённо. Девочка смотрит на марлю в своих руках, которую она нервно перебирает. Затем поднимает взгляд на ничего не понимающую Лизу и неохотно продолжает. — Цепь. И это всё, что она изрекает. Си ведёт её обратно к тренирововчным, передвигаясь очень быстро. Вероятно, из страха, что, если их хватятся, обеим не сдобровать. Несмотря на то, что медпункт находится буквально чуть дальше по коридору. Дерутся они несерьёзно по нескольким причинам. Во-первых, обе чертовски устали, а во-вторых, Си определённо хочет поговорить после, а для понимания чего-либо нужны силы. Тем не менее, за несколько часов тренировки действие юрды-парема значительно уменьшается, снова начинается то ужасное состояние, когда мышцы постоянно странно дёргаются. Ломка. Лизавета понимает, что это именно та реакция организма, но не хочет признавать, что уже зависима. Бороться с этим очень сложно. После того внезапного открытия, возможности осуществить хотя бы часть плана не представлялось. А именно — украсть что-то острое, а затем попытаться вывести наркотик из открытой раны, вместе с кровью. Это похоже на самоубийство, да, но лучше так, чем провести остаток жизни в тумане неизвестности. На самом деле сложнее всего не вышеперечисленные действия, а необходимость найти такое место, где она сможет несколько минут простоять, истекая кровью и не вызывая подозрений. В душевых, медпунктах и тренировочных за всеми постоянно наблюдают. Остаётся самое рискованное — ночью, у себя в постели. Зато никто не сможет её остановить, а на утро решат, что то была попытка убить себя. — В сторону, — шершавый голос Си вырывает из мыслей. Девочка отводит её в дальний угол тренировочных, туда, где расположена так называемая небольшая оружейная. — Левый коридор, две минуты. Интересно, что же всё-таки она собирается сказать? Тем не менее, нужно сосредоточиться на том, чтобы вовремя свернуть и не вызвать при этом подозрений. Усиливающаяся ломка уменьшает шансы на успех, к тому же голень болит так, что отдаёт по всему позвоночнику. Си выбрала хорошее время, чтобы сообщить о встрече — всех тренирующихся собирают вместе, чтобы развести по комнатам. Кого-то сразу к кушеткам, кого-то в медпункт. Не только для лечения, но и для вкалывания юрды-парема. Входящих и выходящих гришей не пересчитывают, потому что в этом нет никакого смысла. Сбежать невозможно — шуханцы подстерегают за каждым поворотом. К тому же, нет никого, кто был бы физически способен выбраться отсюда. Единственное место, куда особо никто не захаживает — тот самый левый коридор, который ведёт к крошечному медпункту и крупной двери, которая скрывает за собой то ли чей-то кабинет, то ли что-то ещё. Разбираться не особо хочется, да и нет времени. Прежде чем присоединиться к выходящим, Лиза берёт с пола какой-то металлический осколок и, опустив голову вниз, быстро идёт в толпу. С каждым шагом левую ногу простреливает до головокружения, но Лизавета к этому почти привыкла за время, проведённое здесь. Святые, а сколько же прошло? Отслеживать смену дня и ночи бывает сложно, когда вырубаешься на тренировке, что говорить о неделях. Ответ на этот вопрос она узнает только тогда, когда выберется. Либо это останется загадкой навсегда. И вот она снова отвлеклась, чтоб его. Лиза удивляется, как подобное витание в облаках до сих пор её не убило. Хотя, стоит придержать коней с такими выводами. Нужно сконцентрироваться на цели — свернуть дважды влево и встретиться с Си. Главное — не обращать внимание на ногу и идти быстро. Осколок в руке холодит кожу, немного отрезвляя, но конечности продолжают дрожать из-за ломки. И вот заветный поворот. Лизавета поднимает немного голову, чтобы оглядеться, а затем аккуратно отступает вбок. Но не тут то было. В руку вцепляется кто-то сзади. Мощная хватка принадлежит очередному шуханцу, злобно смотрящему на неё. Девушка опоминается и быстро произносит: — Sharn, — мужчина не удивляется тому, что она говорит на шуханском. Оглядывает всю, будто кусок мяса, и пихает в сторону. — Kuai. Лиза кивает и идёт максимально быстро, как может. Она знает не такое уж большое количество слов на шуханском, только самые частоупотребляемые. Едва ли их наберётся десяток. Но такие знания определённо помогают выживать в этих местах. — Тихо, — снова шуршит голос Си. Тонкая ручка тянет за собой, к маленькой дверке медпункта. Перед тем, как войти, девочка выхватывает осколок и режет ладонь Лизы вдоль. От неожиданности девушка шипит, а потом наблюдает, как визави проделывает то же со своей рукой. Тёмные, почти чёрные глаза режут своей злостью. Точно также почти беззвучно они заходят в душную маленькую комнату. Это место не заброшено, просто не пользуется популярностью у шуханцев. Тем не менее, сюда отправляют тогда, когда другие медпункты забиты. Си начинает говорить быстро и коротко, будто боясь, что стены могут услышать её слова. — Всё дело в крови, — девочка переводит дыхание, подбирает слова. — Fudan, так они это называют. Лиза старательно пытается вспомнить значение сказанного, но в итоге смотрит на собеседницу в нервном ожидании. Этот разговор явно не приведёт к приятным выводам. А после Си выдыхает лишь: — Обуза, — долгий пронзающий взгляд, а затем ещё более тихая и быстрая речь. — Нельзя проливать кровь друг друга. Это ответственность. Даже, если кто-то другой ранит. — Н-но… кхм… какой в этом смысл? — из-за чересчур длительного молчания голос сильно хрипит. — Это развлечение. Им тоже не слишком нравится постоянно находиться среди воняющих и безумных заключённых. — Что ж, могут не задерживаться, — нервное ежиное фырчание вырывается против воли. Хочется ещё многое спросить у единственного человека здесь, с кем вообще можно поговорить. Но они слышат крики, а затем приближающиеся шаги. Девушки на максимальной скорости отскакивают в разные стороны и начинают перевязывать свои раны на ладонях. Двое огромных мужчин что-то выкрикивают, брызжа слюной. Но до Лизы не долетает ни звука. Когда Си уже выталкивают за дверь, фабрикаторша вспоминает, что тот металлический осколок теперь валяется где-то в углу, судя по прозвучавшему звону. Лиза делает вид, что её не держат ноги, хотя, это практически не притворство, и спотыкается о какой-то кусок ткани. Падение вызывает головокружение и молнию боли, что добавляет правдоподобности её спектаклю. Тем не менее, уменьшает шансы найти-таки этот осколок, бывший когда-то полноценным лезвием. Картинка перед глазами не перестаёт вращаться, но Лизавета решает воспользоваться новым трюком. Юрда-парем отзывается в костях, разбирая мир на молекулы. И каким-то невообразимым образом металл в следующий момент уже приятно холодит кожу. Не успевает фабрикаторша и подумать о том, что вообще произошло сейчас, как кто-то поднимает её тело так резко, что головокружение сочетается с буквально штормом боли во всём теле. Ломота от голени и шеи соединяется в едином ритме страданий, вызывая невероятную тошноту второй раз за час. Чья-то рука пихает вперёд, но Лиза понимает, что точно не сможет самостоятельно дойти куда-то сейчас. Возможно из-за этой мысли, но скорее просто банально из-за сильного истощения, девушка снова летит навстречу каменному полу, по пути теряя сознание. Фабрикаторша позволяет себе ни о чём не думать, кроме как о холодящем кожу металле.***
Неожиданно, наверное, впервые за всё время пребывания в этом ужасном месте, Лизавета приходит в себя не привязанная к постели. Более того, она даже не находится в лежачем положении, а твёрдо стоит на своих двоих под потоком ледяной воды душа. Девушка пытается вспомнить свои последние передвижения, но в голове звенит только одна мысль. Где чёртов осколок?! Запоздало Лиза понимает, что полностью обнажена, так что металл никак не может быть спрятан в складках одежды. Разум отчаянно мечется в попытках восстановить события, но его перебивает зарождающаяся паническая атака. Дыхание сбивается. Голова тяжелеет, конечности деревенеют. Лиза чувствует облегчение, когда способность связно мыслить возвращается относительно быстро. Итак, старая техника, к тому же очень простая. Дыхание — всё, что ей нужно. Глубокий вдох. Задержка. Выдох. Ещё раз, всё на четыре счёта. Вдох. Выдох. Картинка перед глазами постепенно перестаёт кружиться. Девушка сосредотачивается на ледяных струях воды, бьющихся о её макушку. Да, вот так, уже легче. Тем не менее вопросов меньше не становится. Почему у неё внезапно появился такой провал в памяти? Откуда берётся этот иррациональный страх? Где осколок? Ответы на свои вопросы Лизавета пытается найти, разглядывая собственное тело. Сказать, что девушка ожидала чего-то неутешающего, не сказать ничего. Но отчётливо виднеющиеся кости и растянувшиеся вдоль и поперёк темнеющие синяки истинно поражают сознание. Конечно, Лиза понимает, что условия проживания здесь далеко не курортные. Но она не думала, что котёл неприятностей, в котором варится прямо сейчас, оставляет такой внушительный отпечаток. А потом она замечает ещё одну интересную вещь: шрамы. В горле встаёт ком. Перед глазами возникает старая боль. Собственные крики. Звон металла, звучащий только в её голове. Горло снова стягивает судорогой, лёгкие сжимаются. Пытаясь успокоиться, Лиза дрожащими пальцами прикасается к розоватым полосам на торсе. Но как только делает это, сетка рубцов предстаёт огромной кровотачащей раной. Она снова задыхается. Внезапно отвлекает чей-то разговор за спиной. Мужчины говорят на шуханском, поэтому Лизавета вслушивается скорее в интонации, чем в слова. Чтобы быть готовой к буре. Такая концентрация на инородном объекте в её вакууме паники даёт немного прийти в себя. Девушка обращает внимание на других людей в душевых, но их осталось всего ничего. Все стараются управиться с мытьём как можно быстрее по многих причинам. В том числе и из-за озабоченных надзирателей. Как раз двое из них сейчас о чём-то горячо спорят. Судя по тому, что шума на фоне становится всё меньше — людей тоже. А это значит, что она проводит слишком много времени, трясясь от взявшейся из ниоткуда паники. Утихает шум воды, но не боль во всем теле. Каждая мышца, каждое сухожилие скрипит, тянет и ломит. Её состояние, разумеется, объясняется очень просто. Истощение. Но Лизавета не имеет права ему поддаться. Ради Равки, ради себя. Тем не менее, с каждым часом преодоление даётся сложнее. Левая голень пульсирует без остановки, не давая даже нормально стоять. Кроме того, отдающий теплом шрам на шее всё ещё мерзко зудит. Такая переменная, а кое-где постоянная, боль не даёт нормально сосредоточиться на собственных перемещениях. Голова наливается свинцом и гудит от напряжения. Кое-как закончив с мытьём, Лиза старается стать как можно незаметнее, скручиваясь всем телом и сильно хромая. После контрастного душа накатывает сонливость, смешанная с бесконечной усталостью. Шагать тяжело, тем более, когда нужно следить за группой шуханцев и скользким полом одновременно. Так что, да, внимание ускользает очень быстро. Так же, как и равновесие, но об этом она не успевает задуматься. Кто-то ловит её практически мгновенно. Сознание находится так далеко, что никакой реакции в помине не возникает на то, что какой-то незнакомец трогает её обнажённую фигуру, хоть и в относительно благих намерениях. Говорить и в целом пытаться сложить слова в предложения оказывается непосильной задачей, поэтому Лизавета старается передать благодарность своей позой, опираясь всем весом на спасителя. Будто из другого мира слышатся какие-то фразы на незнакомом языке, на звучание которого тело отзывается судорогой. Голоса сливаются в какофонию в её голове. Лиза перестаёт концентрироваться на чём-либо кроме стука собственного сердца, которое определённо изнывает от тоски по мягкой постели. Именно в тот момент, когда она думает об этом, её швыряют в стену. Шершавая поверхность сдирает кожу ладоней, но это похоже на щекотку по сравнению с тем, что девушка уже пережила. Глаза тяжело держать открытыми, Лизавета определённо не ожидала такого поворота событий, поэтому головокружение сложнее контролировать. Удручает и то, что отсутствие юрды-парема в крови заставляет дрожать всё тело. Кроме того, концентрироваться на мире дальше собственного носа просто невозможно. Тем не менее, Лиза делает серьёзное усилие и оценивает ситуацию. В размывающейся картинке перед глазами удаётся разглядеть две высокие фигуры, нависающие над ней. Первая мысль — бежать, но это, очевидно, невозможно. Маловероятно, звучит в голове. Улыбка прыгает на лицо, но такое движение мышц вызывает тянущую пульсацию от ожога, поэтому Лизавета не может сдержать гримасу боли. Мужские голоса доносятся откуда-то сверху, привлекая внимание. Очевидно, намеренья этих людей далеко не благие, но девушка слишком устала, чтобы противостоять двум огромным шуханцам. Может, если она притворится мёртвой, мужчины не захотят с ней возиться. Снова теряется концентрация на происходящем, хотя не то чтобы Лиза сильно старается её удержать. Но необходимости видеть нет, потому что теперь она чувствует. Прикосновения. Грубые сильные руки удерживают, толкают и шлёпают. Когда девушка пытается уклониться от одних движений, другие, будто поджидая, атакуют с противоположного фронта. Такие метания лишают Лизавету любых примерно возможных вероятностей на спасение. Конечности всё ещё простреливает ломкой и спазмами. Напряжение в мышцах нарастает. Сознание обманывает, посылая многочисленные звуки со всех сторон. То шорох, то плач, то крик, то смех. Но в какой-то момент она понимает, что это исходит от неё самой. Всё происходящее доходит с опозданием. То, как остервенело чужие руки сжимают её тело. Как кто-то ходит кругами возле неё. Удары, смех, ругань. Смешивается во что-то единое с учащённым сердцебиением. Но когда Лиза чувствует, как лицо зажимают какой-то тряпкой, внезапно появляются силы бороться. Немного осознавая происходящее, девушка пытается твёрже стать на ноги и развернуться. Сделать это нужно максимально резко, а чтобы усилить эффект неожиданности — выставить локти шире. Вдох. Выдох. Крутой поворот корпуса вызывает мелтешащие цветные пятна. Очевидно, Лизавета тратит все оставшиеся силы на бесполезный маневр и в очередной раз расчёсывает полом колени. Гортанный смех вырывается против воли, но прерывается обжигающей пощёчиной. До ушей доходят звуки разгорячённого спора, но перед глазами пелена. Вероятно, её выходка подогревает интерес шуханцев, потому что теперь они выходят в наступление, ничего не стесняясь. Влажный кусок ткани снова у носа, касания всё грубее. Чем больше её беспокойство разжигает кровь, тем быстрее ускользает понимание вещей. Но недостаточно быстро, чтобы не почувствовать, как нечто крупное поступательно режет и раздирает её изнутри. Вскрик глушит пощёчина и медленная потеря контроля над телом и сознанием.***
Тяжесть ремней ощущается почти успокаивающе. Питательная таблетка, которую с силой всовывают ей в глотку, кажется тошнотворно мерзкой. Сил от неё много не прибавляется, но, вероятно, она просто поддерживает жизнь в теле Лизы. Хватает смелости открыть глаза и встретиться с желтоватыми отблесками света и головной болью. Чем дольше девушка пытается унять спазмы во всём теле, тем явнее они проявляются. Мелкая дрожь мышц раздражает, но помочь может только новая доза. Даже от мыслей о пареме кости сильнее ноют, каждая клеточка хочет получить мгновения забытия. Наркотик больше не приносит удовлетворения или чувство безграничной силы. Той, будто она буквально могла свернуть горы. Теперь это только средство для достижения цели. Получить парем, чтобы иметь возможность избавиться от него. Либо умереть в процессе. Чтобы не думать о плане и не завлечь разум в ловушку, девушка пытается примерно оценить своё состояние. Может быть, она поймёт, что попытками сохранить личность заберёт у себя жизнь. Хотя, лучше так, чем сойти с ума или стать машиной для убийств. Тянущие колики от левой голени и шеи уже стали чем-то обыденным, поэтому игнорируются. Но спазмы где-то внутри, что-то режущее и ноющее заставляет волноваться. «Видимо, это был не сон…» Вслед за этой мыслью в голову врезается вопрос, что мучил её до всего случившегося. Где осколок? Хочется засмеяться, когда он внезапно обнаруживается глубоко в рукаве. Бешеный ворох вопросов шелестит и панически кричит в голове, но ничего не имеет значения, если она сможет дожить до того момента, когда её найдут. Дожить не только телом, но и разумом. В размышлениях о худшем и странном внутреннем смехе Лиза проводит достаточно времени, чтобы на её спокойное бодрствование обратили внимание. Откуда-то слева слышатся споры, что сильно удивляет. Разговоры то стихают, то вновь разгораются, будто дрожащий огонь костра. Незнакомый язык оборачивается шипением змеи и звучит уже отовсюду. Агонические выкрики и хохот, яростные битвы и ласковые мурчания. Какофония галлюцинаций оборачивается вокруг головы словно питон. Удерживает в своей хватке, будто жертву перед трапезой. Спустя долгие годы время теряет своё значение, а Лиза захлёбывается в панической неизвестности. Горло сдавливает в тиски. Мерзкий шёпот прямо над ухом пугает, будто жужжание комара посреди ночи. И всё никак не определить источник. Где проходят границы реальности? Пелена слёз заполняет взор, руки крепко прижаты ремнями, так что очистить картинку нет возможности. Мелькающие брызки акварели на холсте мира пугают и заставляют вспоминать слишком многое. Мышцы дрожат сильнее, тревожность и ломка берут полный контроль над её телом. Возникают образы множества мужчин, мерещатся прикосновения. Так ей кажется, пока рот резко не зажимают большой ладонью. Лиза промаргивается и видит мерзкие ухмыляющийся лица. Они могут сделать с ней сейчас что угодно. Но девушка чувствует лишь вторжение холодного металла иглы в предплечье. Сладость разливается по венам мгновенно. Наслаждение и проклятие. Наркотик тотчас же берёт верх над сознанием. Усиливающиеся чувства, дребежание молекул, шум крови. И наконец — энергия. Наркотик превращается в топливо, с помощью которого она может сопротивляться. И против чего следует сопротивляться, как бы абсурдно это ни звучало. Спустя, кажется, долгие столетия, Лизавета широко раскрывает глаза, и мир видится настолько ясно и чётко, что рябит и чешется. А всё от желания встать и рассмотреть каждый отблеск и тень. Ощутить напряжение разных сплавов, холод и пылающее пламя сотни ножей. Вспоминает про заветный металлический осколок, притягивающий своим присутствием так близко к коже. Настроение улучшается стократно, Лиза вновь чувствут себя непобедимой. Журчание множества голосов успокаивает, а концентрция на них — отрезвляет. Кажется, девушка даже начинает различать слова и интонации и не чувствует при этом дикой усталости. Лизавета понимает, что нужно просто выждать нужный момент для извлечения наркотика, но слишком долго тянуть нельзя, иначе парем рассосётся по организму. Рассудительность ощущается чем-то сверхъестесственным, будто эти мысли ей подкидывают. Но лучше не переживать, а просто действовать. Недолгое время спустя в комнате не остаётся никого, кроме полуживых гришей на соседних кушетках. Не хочется думать о том, что она выглядит примерно так же. В отличии только от плескающейся надежды внутри. От появившейся вероятности на спасение. Греют воспоминания о просторных родных степях и пустых коридорах Малого Дворца ранним утром. О спорах и смехе, о почти забытых ласках и поддержке. В голове проносятся сотни моментов: радостных и грустных, злых и тревожных. Множество глаз, смотрящих то с интересом, то со смехом, то с любовью и сожалением. Она постарается не умереть хотя бы ради того, чтобы увидеть всех этих людей снова. Высвободиться от двух ремней, сдерживающих торс и руки, оказывается проще, когда металл принимает любую форму, о которой она только подумает. Становится острее в нужный момент, не подводит, как многие люди. Никто не обращает ни малейшего внимания на её действия, находясь, скорее всего, либо в коме, либо в эйфории. Ещё раз оглядывается, осматривает правый сгиб локтя, который после не самых аккуратных манипуляций весь в синяках. Глубоко вдыхает. Закрывает глаза и выдыхает как можно медленнее. Ей нужна концентрация. Никто ведь не хочет, чтобы порезы оказались слишком глубокими. Хотя, скорее всего, всем плевать. Лиза нервно перебирает осколок в руке, разглядывая с разных сторон. Привычный холод стали превращается в звон в голове. Фабрикаторша понимает, что нужно прекратить так пристально смотреть на отблески лезвия, но сейчас будто не может это контролировать. Будто парем хочет слиться с металлом. Момент — кожу жжёт. Лизавета роняет осколок на постель и видит бугроватые отметины на пальцах, что только что его держали. Вот теперь становится страшно. Так, нет, никакой паники, она не может себе это позволить. Нервно возвращает лезвие в руку, сжимая его уже всей ладонью. Никакого отступления. Быстро выдохнув, резко прижимает мгновенно заострившийся металл к месту недавнего укола. Никаких промедлений. Прежде, чем она успевает опомниться, багряная кровь окрашивает бледную кожу и мятые простыни. Боли нет совсем, поэтому Лиза старается максимально сконцентрироваться на наркотике, как делала это сотни раз с различными ядами в лабораториях. И вот оно — ощущение чего-то липкого, чёрного, отравляющего в её венах. Зафиксировав это чувство, Лизавета напрявляет всю свою злость и усталость, все свои силы на цель. Уйди. Только я контролирую своё тело. Она представляет, как юрда-парем покидает её организм. Как выходит наружу, вместе с кровью, теряя власть над разумом. Концентрируется на черноте, на мерзости. И будто вытягивает всё это собственноручно. Чувство собственной силы сменяется полным её отсутствием, но Лиза продолжает давить. Вытягивать. Проходит, вероятно, около получаса, но девушке кажется, что намного больше. Наступает момент, когда она еле открывает глаза. Но когда делает это — ужасается количеству красного, заполоняющего весь взор. Липкая тёплая кровь на постели, бедре, руках и даже на полу. Ох, Святые, сколько же она потеряла? Прикинуть не получается из-за того, что картинка резко накреняется и продолжает кружится даже тогда, когда Лизавета закрывает глаза.***
Холодящее шею дыхание пугает с первых секунд пробуждения. А не сон ли это? Всё тело странно изогнуто, голова повёрнута вправо и нет возможности шевельнуться, только бегать глазами по черноте. Кто-то по-прежнему дышит возле её подбородка. Вероятно, это просто сквозняк, но почему тогда она так парализована страхом? Кто-то или что-то определённо где-то близко. Лиза чувствует липкий взгляд темноты. Снова ощущает себя добычей, чьим-то вкусным обедом. Или не очень, учитывая, как девушка похудела за эти дни. Нет, вот теперь она точно почувствовала шевеление. Не просто дуновение ветра, а что-то крупное. Кто-то нависает над её телом, пригвазданным ремнями. Лизавета вся дрожит, как осиновый лист в помозглом ноябре. Но двигаться по-прежнему не получается, даже на миллиметр сдвинуть голову, чтобы по-лучше рассмотреть врага. Холод вновь пронзает шею, посылая разряд до пяток. А потом это что-то касается руки в том месте, где был злосчастный разрез. Вновь тёплая жидкость медленным, но широким ручьём стекает вниз. Преодолевая все мыслимые и немыслимые пределы, окрашивает всю комнату, всё тело в этот рябящий ярко красный. Она не знает, как понимает всё это, если не видит ни зги, но страх сильнее разума. Всё заканчивается мерзким шёпотом на ухо, проникающим в самые глубины сознания. Вытаскивая самые страшные кошмары, бывшие когда-то реальностью. Все звуки затихают. Даже пресловутое сердцебиение не шумит в ушах. Будто через завесу тумана девушка, но скорее маленькая девочка, слышит собственное имя, срывающееся яростным криком. Тело дрожит, ноги не слушаются. Холод заполняет каждую клеточку, но четыре злополучные буквы продолжают доноситься, откликаясь от стен.