Наш Момо

Наруто сидел в кабинете, мучительно сжимая взрывающуюся голову. Он еще не до конца отошел от недавних событий, а работа все наваливалась и наваливалась, словно снежная лавина. Нападение Ооцуцуки знатно потрепало деревню. Арена разрушена, множество зданий, находящиеся в непосредственной близости к ней, в аварийном состоянии. Раненых было слишком много, так что восстановление инфраструктуры затянулось. Генины также работали на пределе своих возможностей, но годились лишь для помощи, так как не обладали необходимой квалификацией. Дверь беззвучно отворилась, и на пороге показался Саске. -Не думаю, что о таком ты мечтал, когда вопил про становление Хокаге, – бесцветным голосом сказал он другу. -Завали, – седьмой встряхнул головой, пытаясь отогнать смертельную усталость, слипающую свинцовые веки, – что со сбежавшим? Саске оперся на большой дубовый стол, взял с него какую-то отвлекающую безделушку и принялся вертеть ее в пальцах. -Не могу отследить, – ответил он, – эти ребята отлично скрывают свою чакру, к ним так просто не подберешься. Тогда я совершенно случайно выследил Момошики и Киншики, когда они сами ничего не подозревали. Этот гад отлично понимает, какой приоритет у его поимки, а значит на изнанку вывернется, но не вылезет. -Ты так думаешь? – Наруто развернулся к окну и уставился на город, – Даже в одиночку он способен нанести огромный урон. Хорошо хоть те двое повержены. Саске в момент переменился в лице: -Кстати, об их поражении. Наруто вздрогнул от внезапной перемены тона друга и нервно сглотнул. -Чакра Ооцуцуки Момошики, – носитель шарингана смотрел прямо в глаза седьмого, – все еще существует. -Ч-что?! – вскрикнул блондин, раскидав листы, шатающейся горкой покоившиеся на углу стола, – Где? Он что, жив? -Сегодня я тренировался с Боруто, – Учиха подошел к нему вплотную, – и заметил одну вещь. Слабое-слабое свечение внутри, практически невидимое. Это была его чакра, готов поклясться. -Ты уверен? – Наруто не верил своим ушам, – Как такое возможно? Мы сами видели, как его разорвало разенганом! -А видели ли? – задумчиво спросил Саске, – мы видели, как Боруто попал по нему, но что происходило внутри и после — нет. Тела его мы также не нашли, рассчитывая на то, что оно испарилось. Вспомни, как Кагуя появилась прямо посреди боя с Мадарой, разорвав его тело пополам. Эти ребята полны сюрпризов и отличаются невероятной живучестью. -Что же нам теперь делать? – понуро проговорил седьмой, – Ведь если это так, то он может убить моего сына. Должен же быть выход. Саске убрал челку с левого глаза, обнажая риннеган. -С помощью техники Мудреца шести путей, я постараюсь вытащить чакру Момошики из Боруто. Но нужно время, чтобы он посильнее раскрылся. Иначе, вместе с его душой, есть риск, что я задену душу твоего сына, что станет для него фатальным. -Тогда все, что нам остается делать — выжидать, – тихо проговорил Узумаки старший. Учиха слабо кивнул и направился к двери. *** Боруто лежал после тренировки под деревом и устало дышал. Мысли о словах Момошики не шли из головы. «Берегись, однажды эти голубые глаза отнимут у тебя все». Потерять все. Друзей, товарищей, родных, маму, маленькую сестренку, да даже глупого старика-неудачника. Все это впивалось в мозг, оборачивая его словно лесками. Нужно было как-то поговорить с врагом, но после того случая тот неохотно показывался и не желал идти на контакт. «Интересно, – подумал голубоглазый, – что на самом деле происходит в душе этого создания»? Ненависть к небесному существу у Боруто прошла, но и подружиться с ним его не тянуло. Они из слишком разных миров, и их мировоззрение никогда не совпадет. Но даже если не дружить, то ему очень хотелось понять его. Какой он на самом деле, реальный. То, что им движет лишь жажда власти верилось с трудом. Почему-то ему казалось, что стремление к непрерывному поглощению чакры у него искусственное, насажденное. -Да что ты заморачиваешься, – хлопнул он себя с раздражением по лбу, – обычный безумный нарцисс с комплексом бога. У него перед глазами предстала картина, как тот, без малейшего колебания сожрал своего же товарища. Даже не поморщившись. О каких моральных ценностях тут можно говорить? -Нет, не все так просто, – прикрыл он глаза, – я хочу повторить тот трюк с нитью чакры. Надо, чтобы он доверился мне. Сознание блондина поплыло, и он почувствовал, как его разум медленно и сладко затягивается вуалью дремы. Вуалью...как той, прозрачной, невесомой, что носил на голове Ооцуцуки. Такой же белой, как его кожа… Еще немного и он оказался в заснеженном лесу. Значит, это больше не клетка. Момошики выбрался из стального холодного заточения и погрузился в другое. Снег пушистым покрывалом падал на землю, голые безжизненные деревья тянули ввысь бесконечные верхушки, небо над головой задернуто дымкой. Он нашел бессмертного, лежавшего на боку, подложив изящные руки под голову и прислонившись спиной к огромному камню. Бледнокожий, в белом одеянии, с бледно-сиреневыми волосами, он почти сливался с окружающего картиной. Снег крупными хлопьями падал на фарфоровое лицо, но почему-то не покрывал его, словно он был единственным источником тепла в заснеженном царстве. Боруто тихо пустил к нему нить чакры, которая снова заползла ему в грудь, прикрепившись к сердцу. «Спит», – понял парень. Аккуратно пустив чакру, он попытался было залезть снова тому в душу, но наткнулся на преграду. Что-то мешало разрядику пройти до места назначения. Боруто грустно улыбнулся. -Как же, дашь ты мне пройти после того, что я сделал, - мягко прошептал он, – но если я попробую по-другому? Обещаю, я по-хорошему. Глаза Момошики под закрытыми веками слегка пошевелились, а дыхание взволнованно сбилось, но он не проснулся. -Доверься мне, – блондин настойчиво пустил еще один зарядик поменьше, но тот тоже остановился, где и предыдущий. Тело альбиноса съежилось, и он свернулся в клубок, словно защищая сердце. -Я не сделаю тебе больно, – тихо проговорил Узумаки младший, – я правда хочу тебя понять. Просто, покажи мне, кто ты такой. И, прикрыв обеими ладонями нить, пустил по ней немного тепла, которое только мог собрать. Трудно было испытывать тепло по отношению к Ооцуцуки, показавшему свою безжалостность, но если он хочет чего-то добиться от него, придется раскрыть и свое сердце тоже. И тут свершилось, зарядик сдвинулся с места и прошел тому в грудь. Блондин затаил дыхания, ожидая реакции, но той не последовало. -Ну ладно, тогда я начну. Аккуратно, словно боясь спугнуть, Узумаки послал ему первое, что пришло в голову. Образ матери. Нежные объятия, поцелуи в лоб, теплая рука, согревающая маленькие детские ладошки, когда тот перегуляв вечером, пришел замерзший. Рука, укладывающая ему на лоб мокрое полотенце, чтобы сбить жар. Нежный шепот, щекочущий ушко: сынок, все будет хорошо. Сестренка Химавари. Маленькое, ясное солнышко. Вот мать принесла домой беззащитный тихонько попискивающий сверточек, вот голубые глазки смотрят на него, а пухлые губки расплываются в беззубой улыбке. А вот и первое слово: не мама, не папа, а Баюта. И гордость, разливающаяся внутри. Вот они ходят за ручку, а вот она уже помогает маме готовить. А вот он порвал ее медвежонка и чувство страха перед Бьякуганом, смешанное со стыдом, что расстроил ее. А вот и глупый старик, вечно пропадающий где-то на работе, вместо того, чтобы быть рядом. И снова карусель эмоций от дикой обиды, злобы, непонимания до переживания и желания внимания от родного отца. Отца, который, если понадобится, жизнь за него отдаст. И, конечно же, друзья. Вечно нудящая, но такая умная Сарада. Заботливый Мицуки, ходящий за ним преданным хвостиком. Ленивый, но гениальный Шикадай, язвительный Иноджин, хорошенькая, но самовлюбленная пышка Чо-Чо. Они все его. И он будет их защищать, не смотря ни на что. Потому что он...ЛЮБИТ их. Тело Момошики под этими эмоциями слегка расслабилось, но губы горько поджались. Он глубоко во сне вздохнул, позволяя образам проходить прямо в сердце, но не решаясь открыть его в ответ. Боруто грустно посмотрел на него и прошептал: -Что же тебе снится, враг мой?