Свет из тьмы

День выдается весьма спокойным, а под вечер Юнги даже успевает подремать после очередного заказа из-за усталости. Не то что бы он спал крепко, поэтому когда его сознание будоражит внезапный звонок телефона, Юнги недовольно мычит и со вздохом тянется одной рукой к мобильнику. «Начальник вообще видел время?», — думает Юнги и уже хочет выразить свое негодование, как вдруг на экране видит то, чего не видел уже чересчур давно. Сон сразу же как рукой снимает, Юнги хмурится, не веря своим глазам, и тут же вскакивает, садясь на диване. Он протирает глаза, так как ему, наверное, это привиделось. Однако имя «Чимин» на экране смартфона не исчезает, а телефон лишь настойчиво трезвонит, будоража в Юнги всё живое и неживое. — Разве это возможно? — вслух произносит альфа охрипшим голосом и дрожащими руками нажимает на кнопку ответа. — Алло? — очень взволнованно говорит Юнги, чувствуя, как в горле пересыхает, а сердце бешено колотится в еле вздымающейся груди. Юнги и сам не знает, чего ждёт сейчас. Однако проходит пара долгих секунд — всё, что альфа слышит — это лишь какое-то неуверенное копошение в трубке, посторонние шумы и наконец всхлип. После этого звонок прекращается, видимо, Чимин сбрасывает его. Ничего не понимающий Юнги смотрит на телефон так, словно видит его впервые. — Что за черт… — шепчет он, сжимая в руке мобильник. А между тем отчетливо слышный всхлип омеги хорошо отпечатался в сознании альфы. Юнги узнал бы всхлип Чимина из тысячи. Тот настолько чувствителен, что постоянно плакал — Чимин в целом был той еще плаксой, и этого никогда не скрывал. К сожалению, Юнги весьма часто доводилось видеть слезы младшего, а потому он точно знает, как тот всхлипывает и шмыгает носом. Это точно был Чимин и никто иной. Но… что за непонятный звонок? Почему сейчас, спустя столько времени? И из-за чего омега плакал? Юнги был уверен в том, что Пак давным давно удалил его номер из контактов и забыл Мина как страшный сон. Однако реальность показывала обратное, и пока Юнги не мог поверить в происходящее. Он вскакивает на ноги, включая свет в комнате и начиная ходить взад вперед, нервно перебирая пальцами. — Но ведь он мог ошибиться. Случайно позвонить, вот и всё. Бывает номер сам набирается… телефон же сенсорный, — Юнги разговаривает сам с собой, и с недавних пор это входит в его привычку. — А если он позвонил намеренно? Может, он хотел мне что-то сказать? Хотя… вряд ли у него остались какие-то слова для меня. Он вполне ясно выразился в последнюю нашу встречу. Юнги резко останавливается, ощущая, как по спине и лбу проходит холодный пот. Ужасно хочется закурить, но нечем. Жевать жвачку вместо сигарет в такой ситуации кажется Юнги чем-то вроде насмешки и издевательства над собой, однако на деле в доме сигарет нет — он же действительно решил бросить эту вредную привычку. От безысходности альфа взвывает, гневно падая обратно на диван. — И что мне делать? Может, перезвонить? — Юнги мечется, не зная, как ему поступить. — Черт, а если Чимин просто случайно набрал меня. А перезвонив, я буду выглядеть полным идиотом. Но если… если ему что-то было нужно? Айщ, — Юнги бьет кулаком по дивану, зажмуриваясь. — Так. Ладно. Перезванивать, как по мне, чересчур. Но может… просто написать ему СМС? — альфа хватает телефон, раздумывая над своим вариантом. Перезванивать и вправду слишком рискованно, а вот написать короткое сообщение по типу «Привет. Кажется, ты звонил. Что-то случилось?» представляется Юнги более рациональным решением. Он тут же набирает это незамысловатое СМС, но боится нажать кнопку отправки и лишь медлит, беспокойно водя пальцем вокруг нее. «Нет, а если он пошлет меня на три буквы», — думает Мин, но тут же решает: — «Хотя какая разница. В любом случае я ничего не теряю. Проигнорирует — хорошо. Ответит — ещё лучше». С этими мыслями Юнги и отправляет свое странное сообщение. В этот момент его буквально разрывает, а сердце так сильно скачет, что кажется, альфа может умереть от сердечного приступа. «Давай же, Чимин, ответь», — жалобным эхом отзывается мысль в голове альфы, и он хватается за неё как за спасительную соломинку. Он как завороженный смотрит на экран телефона, надеясь получить хоть какой-то ответ. Однако проходит минута, три, пять, в конце концов — десять, и Чимин все ещё не отвечает. «Видимо, это все же случайность», — разочарованно думает Юнги, откладывая телефон в сторону. Какая-то невероятная грусть и тоска полностью накрывают его, а сам Юнги обессилено лежит на диване, чувствуя тяжелое мрачное опустошение. «Случайно…», — вихрем мечется в голове Юнги. Нет. Все же это не сказка, и чудес не бывает. Это жизнь, и в ней полно подобных «случайностей», которые не стоит расценивать как знаки судьбы или волшебство. Это действительно всего лишь глупая случайность. Чимину не о чем говорить с Юнги.

***

После этого инцидента проходит ровно неделя. Юнги все ещё ходит загруженный, до неприличия понурый и тихий. Даже на работе некоторые замечают его видимые изменения. Юнги, конечно, сам по себе человек нелюдимый, закрытый и не особо разговорчивый, но то, что что-то произошло и до сих пор волнует его — хорошо видно в его глазах — пустых, с толикой молчаливой грусти и сожаления. Однако нельзя жить прошлым — Юнги много раз говорил об этом с психологом. Ему нужно двигаться вперед, несмотря ни на что, и лишь изредка оглядываться назад, чтобы вспоминать пережитый опыт и брать из него для себя самые полезные жизненные выводы и уроки. Именно поэтому сейчас альфа полностью загружен работой и даже сумел взять на себя двойной размер заказов. Зато денег больше, а времени на саморефлексию и моральные страдания — меньше. Вот и в очередной вечер Юнги выезжает в не самое близкое место к центру. Заказчику, кажется, нужно собрать и прикрепить полки к стене — работа на самом деле попросту ни о чем. Альфа добирается до места назначения весьма быстро, после чего видит перед собой обычный многоквартирный дом. Он поднимается на нужный этаж, затем находит нужную дверь и звонит в звонок. Все это происходит быстро, сухо, без каких-либо эмоций — Юнги сейчас слишком погружен в самого себя, и ему не хочется обращать внимания на детали, мелочи и прочие незначительные вещи вроде чистоты подъездов, изрисованных стен лифта и так далее. Альфа звонит в очередной раз, но ответа так и не следует. Юнги уже начинает сомневаться, что в доме вообще кто-то есть. Он делает ещё пару сомнительных попыток достучаться до хозяев, но двери ему никто не открывает, а сам Юнги начинает конкретно нервничать. «Ну, что такое? Хоть бы предупредили», — Юнги вновь звонит в дверь, после чего стучит по ней кулаком и наконец — просто дёргает за ручку. На удивление, дверь открывается. Она оказывается даже не заперта! — «Что за странные люди…», — удивлённо думает альфа, решая, что хозяева слишком рассеянны. Наверное, это пара пожилых людей, которые часто могут что-то забывать и быть очевидно непредусмотрительными. Юнги вздыхает и осторожно заходит на порог квартиры, озираясь по сторонам. Прихожая оказывается небольшой, зато коридор, напротив, весьма просторный. Квартира кажется чистой, светлой и уютной, на первый взгляд. А судя по новомодной картине на стене и обуви на полке в виде различных кроссовок, Юнги уже сомневается в том, что тут живут старики. «Странные хозяева», — пожимает он плечами и ждёт, пока кто-то из них выйдет, чтобы встретить его. Однако этого тоже не происходит — проходит целая минута, но из комнат так никто и не появляется. — «А меня вообще ждут здесь?», — думает Юнги, хмурясь. — Э-эй. Здравствуйте. Тут есть кто-нибудь? — альфа криком задаёт вопрос, надеясь, что сейчас хозяева наконец соизволят выйти. Но ответа не следует до сих пор, и Юнги достаёт телефон, напряженно сверяя адрес и номер квартиры заказа. Всё правильно — дом тот, подъезд и этаж тоже те, даже квартира совпадает. Дата и время также оговорена. Так почему же никого нет? — Тут есть хоть кто-то? — вновь спрашивает Юнги и наконец слышит тихий, неуверенный голос. — Есть. В этот момент у альфы замирает сердце, а в глазах начинает темнеть. Он взглядом ищет обладателя произнесенных слов, так как… нет, вероятно, у Юнги уже начала развиваться острая шизофрения, иначе это не объяснить цензурными словами. Парень уже хочет переспросить своего незримого собеседника, как тот вдруг выходит из-за угла светлого коридора. Выходит очень медленно, неуверенно, осторожно. Юнги в ужасе раскрывает рот. Его тело тут же начинает дрожать, а руки сами собой ослабевают. Ящик с инструментами сразу же летит вниз, потому что пальцы разжимаются сами собой, не в силах выдержать вес железяк. Громкий грохот разносится по квартире, но никто из них не обращает на это никакого внимания. Они просто безмолвно стоят и смотрят друг на друга, словно не веря своим глазам. Словами не передать те эмоции, которые они испытывают сейчас — слишком много произошло, слишком много сказано, сделано. Наконец, Юнги спрашивает дрожащим голосом: — Т-ты? — альфа щурится, пытаясь понять — не привиделся ли ему мираж омеги? — Да, — таким же режущим шепотом отвечает парень. Его глаза, кажется, полны влаги, а сам он бледнее смерти. — Но… — Прости меня, — голос Чимина внезапно становится надрывным, а сам он еле держится на ногах, стараясь подойти ближе к альфе, но невидимая стена словно ограждает их друг от друга. Пак и сам не знает, в какой момент на него находит непоколебимая решимость с уже привычной ноткой истерики, а также желание поскорее разобраться с тем, что он здесь устроил. — Блять, — только и может произнести Юнги, видя истинное состояние омеги. Он буквально подрывается с места и делает первый шаг навстречу Чимину, впрочем, тут же останавливаясь. «Он тоже наткнулся на эту стену», — думает про себя Чимин и лишь медленно кивает, давая альфе свое разрешение действовать, потому что сам он не в силах даже сдвинуться с одной точки. Ему кажется, он умрет от переизбытка эмоций, но желание как можно быстрее прикоснуться к Юнги, вновь ощутить его терпкий запах — сильнее любых страхов. Его мозг уже давно перестал работать, отключаясь в последнее время все чаще, из-за чего Чимину приходилось постоянно бороться с неуравновешенным состоянием. Сейчас им руководила природа — сердце диктовало свои условия, на которые омега в глубине души заведомо соглашался и скреплял их подписью своих чувств. Но лишь только завидев этот осторожный, еле заметный кивок, невидимая стена между парнями рушится и рассыпается на множество миллиардов осколков. Юнги в два прыжка преодолевает то небольшое расстояние, что разделяет их, после чего обхватывает лицо Чимина руками, заглядывая в его глаза. Альфа действует импульсивно, не совсем анализируя свои действия, но это то, что он искренне хочет сделать. У Чимина всегда были выразительные глаза, в которых читалось многое, поэтому Юнги будто бы хотел оценить его душевное состояние таким своеобразным способом. И даже на этот раз взгляд Пака оказывается во многом красноречивее слов. На удивление, альфа не видит в них ни грамма людского счастья. Напротив, кажется, что Чимин устал, причем очень сильно. Настолько, что кажется, будто он великий мученик, страдающий каждый день и до невозможности себя изнуряющий. — Что это? — Юнги настолько привыкает говорить сам с собой, что не замечает, как задает вопрос вслух. — Что именно? — не понимает Чимин, загипнотизированно глядя на старшего. Он даже не пытается убрать его холодные руки со своего лица, которые, напротив, охлаждают его пыл. — Ты… я думал, ты… счастлив, — щепчет Юнги, разочарованно всматриваясь в блестящие от слез глаза Пака. Они кажутся такими несчастными, что у Юнги сжимается сердце от разрушительной боли, которая моментально охватывает и его. Он никак не ожидал увидеть настолько плачевное состояние омеги, особенно после той семейной картины в роскошном доме. — Я давно уже забыл, что значит счастье, — шепотом произносит Чимин, прикрывая глаза. Юнги все ещё держит его бледное, словно фарфоровое лицо с полупрозрачной кожей в своих руках и видит, как по когда-то розовым щекам стекает дорожка слез. — Почему? Почему так?! — альфа чувствует, как обычно верные ему спутники в виде спокойствия и хладнокровия предают его, обнажая горячее сердце, трепещущее за жизнь дорогого ему человека. Он безумно взволнован, в висках стучит, а кровь стынет в жилах. Ему необходим этот чертов ответ: почему Чимин не счастлив сейчас? По какой причине человек, для которого Юнги желает самого лучшего, выглядит как напрочь убитый жизнью, заблудший в ней странник? — Потому что я ошибся, Юнги, — коротко поясняет Чимин, чувствуя, как его грудь разрывает от постепенно накатывающей истерики. Он словно не может говорить слов больше — каждое дается Паку с превеликим трудом, язык заплетается, а тело горит, плавя его рассудок. — Когда? В чем ты ошибся, Чимин?! — Юнги беспокойно вглядывается в ничего не выражающее лицо омеги и пытается найти в нем хоть каплю каких бы то ни было объяснений. — В том, что отпустил тебя, — следует очередной еле слышимый ответ, который заставляет Юнги отпустить лицо Чимина из своих рук и растерянно блуждать взглядом по полу. Альфа непонимающе поднимает взгляд на омегу, после чего взволнованно облизывает сухие губы. Он не отрывает глаз от Пака, который тут же опускает голову вниз, силясь, чтобы сдержать свои слезы. — Но я видел, что ты счастлив, — осторожно тянет Юнги, до конца не понимая, в чем дело. — Помнишь ту розовую маску, что ты нашел в моем шкафу, когда пришел в ко мне в гости? — Чимин вдруг усмехается, смотря прямо на резко побледневшего Юнги. — Что тогда, что сейчас — я всю жизнь ношу какие-то маски. Настолько, что уже сам не могу отодрать их от своей кожи. И, честно признаться, прятаться за омерзительной маской эскорта мне было гораздо проще, чем за маской семейного счастья. Юнги в ужасе глядит на Чимина, который говорит это с такой болью в голосе, а главное — в мокрых глазах, что у альфы в голове целый мир рушится. — Но мы… — Я идиот, Юнги, — Чимин шепчет тихо, но старший слышит отчетливо каждое слово, каждый вздох и выдох омеги. — Я трус и обманщик. Ублюдок и лицемер, я просто… не могу жить без тебя, — с этими словами речь Пака обрывается, и слезы градом начинают идти из глаз. Чимин прикрывает лицо руками, чувствуя, как падает прямо в бездну. Но что-то не дает ему упасть, встретившись лицом к лицу со смертельным ударом. Что-то, что спасает его от неминуемой гибели и нравственного падения. Этим чем-то оказываются руки Юнги. Альфа видит, что у омеги, кажется, начинается чертова истерика, а потому он тут же хватает Чимина за тонкие запястья и притягивает ближе, не в силах смотреть на то, как тот мучается, стараясь один справиться со всем, что творится в его жизни. — Я тоже не могу без тебя, — признаётся Юнги омеге и самому себе, наверное, в первый раз за всё это время. — Я чувствую нашу связь. До сих пор чувствую. Услышав эти значимые фразы, Чимин начинает плакать ещё сильнее, и плач уже действительно перерастает в настоящую истерику. Его ноги подкашиваются, и если бы не Юнги, который все ещё держит его запястья, Чимин бы точно упал. Но всё дело в том, что и у Юнги уже нет сил стоять. Они медленно опускаются на пол, все ещё не отрываясь друг от друга. Юнги держит Чимина за руки, сжимая его запястья с какой-то неведомой ему силой, а Пак просто плачет, пряча лицо за своими вытянутыми вперед руками. Пока что альфа не осознает, что происходит, тупо глядя в одну точку. Но когда до него доносится один из наиболее сильных, надрывных всхлипов, Юнги вздрагивает и резко притягивает омегу к себе, заключая того в теплые и такие родные объятия. Он успокаивающе ласково поглаживает того по спине, чувствуя сквозь ткань шелковой рубашки все его сильно выпирающие позвонки. Чимин тут же растворяется в старшем, вдыхая любимый аромат альфы, который не чувствовал уже очень давно. Вот он. Его истинный. С ароматом, что принадлежит ему, Пак Чимину, и который так идеально, так правильно сочетается с его собственным — природные запахи парней четко находят нужное отражение друг в друге, по итогу сплетаясь меж собой в единое целое. Пока Чимин содрогается в приступе плача в крепкое плечо альфы, тот шепчет ему на ухо самые немыслимые успокаивающие вещи, суть которых Юнги и сам не до конца понимает. — Я такой придурок, Юнги, — качает головой Пак, громко всхлипывая. — Ты правильно назвал меня лжецом ещё тогда, когда я скрывал от тебя ребенка. Сейчас я делаю ещё хуже — скрываю свои истинные чувства от всех. — Но я… знаю, что у тебя есть альфа, — Юнги очень неприятно говорить об этом, но обсудить ту невидимую встречу, спонтанно произошедшую между ними в доме Намджуна, стоит. — Откуда? — омега на секунду даже перестаёт плакать, отрываясь от плеча старшего. — Потом скажу. Я просто думал, у вас все в порядке с ним. Я правда считал, что ты… счастлив. Чимин непонимающе смотрит на старшего, а его нижняя губа подрагивает от волнения. — Что такое счастье, Юнги? — обжигающим шепотом спрашивает омега, сосредоточенно уставляясь в глаза Мина. — Счастье можно по-разному толковать. Но я бы точно не назвал счастьем то, что тебе ежедневно приходится врать очень доброму и по уши влюбленному в тебя человеку о своих чувствах, одновременно заставляя себя полюбить его всеми силами. А потом, спустя четыре месяца, ты приходишь к гадкому выводу, что влюбиться все же не удалось, а оттого лишь сильнее ненавидишь себя за то, что просто дал ложную надежду хорошему человеку. Это ли не счастье, Юнги? Я устал, я очень устал! Каждый день я отыгрываю блядский цирк, устраиваю спектакли, вру своему парню, лучшему другу, собственному сыну, себе… Это невыносимо. Я так запутался. Мне даже не с кем поделиться этим, общество не поймет, осудит. Скажут, у тебя были все возможности, а ты как жалкая малолетка хочешь выбрать ни к чему не приведящую любовь, а не счастливую жизнь с хорошим человеком, жизнь в достатке, благополучие для своего сына, новые возможности для вас обоих… А я выбрал второе, но ошибся, очень ошибся! — речь Чимина похожа на бред сумашедшего. Взгляд безумно скользит по помещению, голос моментами срывается, руки трясутся и даже на бледных изначально щеках выступает лихорадочный румянец, который пугает Юнги. Омега действительно рискует сойти с ума. — Я выбрал не то, что хотело сердце на самом деле. И я считал, что смогу заставить себя полюбить, но этого не случилось. Что я только не делал, чтобы ощутить хоть какие-то чувства. Хоть что-то похожее на то, что было у нас с тобой, — Чимин вновь разрывается плачем и мотает головой, словно не понимая, что вся эта печальная, абсударная история являетя его жизнью. — Ум с сердцем не в ладу… Так, кажется, говорят? — спрашивает Чимин через некоторое время, когда Юнги все же удается успокоить его. — Я ощутил это на себе. И если хочешь знать, нет ничего хуже, чем притворяться, прислушиваясь к меркантильным играм разума, а затем уничтожать и ненавидеть себя, в особенности наедине, когда ты остаешься один на один со своими чувствами, которые мне начинают казаться чем-то неправильным, запретным и уродливым. И я тоже уродлив, понимаешь? Но что я мог сделать, если я искренне люблю своим уродским сердцем — тебя. И только тебя! — слова, которые говорит Чимин, чувствуются для Юнги глубоким ножевым ранением. Его бросает в холод, хотя на улице знойное лето. — Ты не уродлив и твое сердце тоже. Ты самый чистый человек, из всех, кого мне когда-либо доводилось встретить. Ты просто запутался. Я поступал во многом отношении очень неправильно, и мне чертовски жаль, что ты влюбился в такого морального разложенца как я. Ты создан для чего-то высокого, приличного, эфемерного… Мне стыдно, что я словно оскверняю тебя собой. Я грязный человек с огрубевшим булыжником вместо сердца, а потому не достоин твоей любви. — Знаешь, мы оба друг друга стоим, — вдруг усмехается Чимин, приходя к внезапному осознанию. — Мы оба глупы и уродливы. Альфа молчит, соглашаясь, и загруженно проходится взглядом по изнуренному лицу Пака. Да, теперь Юнги видит, что этого омегу уж точно нельзя назвать счастливым. Возможно, издалека, в тот самый раз, когда Юнги увидел его — Чимин и мог сойти за человека, полностью удовлетворенного своей жизнью, но сейчас, когда перед ним сидит маленький, запутавшийся ребенок с невероятно сильной болью в глазах — сказать о том, что этот разбитый человек счастлив, равно самой жестокой и очевидной издевке. — Почему так вышло? Почему мы расстались друг с другом, зная, что это сломает нас обоих? — спрашивает вдруг Мин, глядя куда-то сквозь Пака. — Я просто боялся за сына. И сделал выбор в пользу ребенка, благополучие и будущее которого мне было важнее собственных чувств на тот момент. Я просто сделал выбор для Юто. Не для себя. — А ведь я даже не знал о том, что ты тогда делал выбор… — Мин горько усмехается, опуская взгляд в пол. Чертовски больно слышать об этом сейчас, спустя несколько длинных сложнейших месяцев, когда ты каждый день буквально задавался вопросом: а почему? Почему он бросил меня? Почему это произошло? — Я знаю. Прости, — поникшим голосом выдает Чимин, виновато прикусывая губу. По его щекам начинает катиться новая партия слез, проезжаясь по уже высохшим ранее дорожкам. — Я думал, так будет лучше. — Мы такие с тобой придурки, — грустно хмыкает Мин и вновь прижимает к себе Чимина, стараясь передать ему всё тепло, что сейчас есть у него внутри. Пока Чимин успокаивается, на глаза альфы тоже наворачиваются слезы. Он вообще не плачет, его сердце — камень, но Чимин… он вообще меняет всё в его жизни. — Юнги, мне так жаль. Мне правда так жаль, — Чимин наконец отрывается и шмыгает носом, пытаясь сказать ещё что-то. — Чимин, тебя можно понять. Честно, — сглатывает выступившие слезы альфа и кивает в знак подтверждения. — Я так не думаю… — Оглядываясь назад, я вижу, каким уродом я был. Я ненавижу себя за это. И хоть я уже просил у тебя прощения за всё плохое, что сделал или сказал тебе, я извиняюсь перед тобой снова. Чимин, ты… солнышко. Я не хочу больше видеть твои слезы, — Юнги осторожно тянется рукой к щеке омеги и вытирает большим пальцем все прозрачные кристаллики, завороженно глядя в блестящие глаза младшего. После этих слов Пак по-настоящему улыбается впервые за долгое время, а слезы вновь наворачиваются уже от радости. — Юнги, расскажи, как ты? Мы так долго ничего не знали друг о друге. Честно говоря, иногда я заходил на твою страницу, но ты удалил всё оттуда. — Честно говоря, я заходил на твою страницу почти каждый день. — Серьезно? — удивляется Чимин, шмыгая носом, и улыбается уголком губ. — Ага. — Расскажи о своей жизни сейчас. Пожалуйста, — просит Пак тихо, словно боясь, что Юнги откажет ему в этой просьбе. — Ох, я… не знаю, с чего начать, — альфа заметно тушуется, растерянно опуская взгляд в пол. — Но я в порядке! Мне гораздо лучше, чем было. — Я рад. Очень. — Спасибо. — Расскажи ещё что-нибудь. — Это долго, но если вкратце… После нашей с тобой истории я не смог жить как прежде. Мне было настолько хуево, а главное — стыдно за себя прошлого, что я начал испытывать невероятное отвращение, ненависть к своей личности. Мне в корне захотелось изменить свою жизнь. Думаю, это произошло потому, что, во-первых, «прошлая версия меня» была тесно связана с тобой, и эта ассоциация себя с нашими отношениями постоянно заставляла меня думать и вспоминать о нас. А во-вторых, я не знал причину, по которой ты решил меня бросить, хоть четко и осознавал, что она где-то есть. Сейчас я понимаю, в чем дело, но тогда мне казалось, что раз ты даже не удосужился назвать настоящую причину разрыва, то моя личность настолько ужасна и отвратительна. Я пытался обличить все составляющие меня изъяны и, обращая на каждый из них еще более пристальное внимание, мне захотелось полностью избавиться от себя и от своего прошлого. Что-то навроде взять и выбросить себя в мусорку. Чтобы не испытывать к себе ненависть, пытаясь найти ту самую причину, которая так резко оттолкнула тебя. Как итог — я начал ходить к психологу, психотерапевту. Прохожу лечение и пью таблетки. — Ого… черт, Юнги. Мне жаль, что из-за меня ты начал подвергать себя такой самоненависти, — Чимин с сожалением смотрит на альфу, в то время как тот бледнеет и тут же спохватывается: — Что? Чимин, нет! Это я во всем виноват. Напротив, наше расставание, возможно, заставило меня стать лучше. — Ты наконец-то пошел к психологу… — Да. На самом деле раньше мне не особо хотелось тратить на это время, однако теперь я понимаю, что долгое время пытался самостоятельно залечить себе серьезные раны, которые требовали срочного медицинского вмешательства, и, как и ожидалось, у меня это вышло безрезультатно. Алкоголь, тусовки, даже наркотики… ничего не помогло мне за все мои почти тридцать лет. Психолог же раскапывает во мне то, что я носил внутри всю свою жизнь, вспоминая со жгучей ненавистью свое прошлое. Извини за сравнение, но мне словно вытаскивают весь гной из раны, чтобы его не оставалось внутри моего сознания, воспоминаний. Поначалу это больно и неприятно, но после — чувствуешь невероятное облегчение, а на месте гнойной кровоточащей раны остается небольшой затянувшийся шрамик или царапина. Конечно, я работаю с врачом не так давно, но даже сейчас я вижу значительные перемены в себе. Мне еще многое предстоит пройти, но на данный момент я чувствую, что если что, за моей спиной есть тыл. — Ты принимаешь таблетки, да? — Да. Антидепрессанты, которые должны были быть мне назначены еще лет десять назад, и транквилизаторы. — Помогает? — В начале я хотел умереть, но сейчас мне и вправду легче, — Юнги посмеивается. — У нас очень плодотворное лечение и, конечно, по большей части мы предпочитаем вычищать то, что у меня в голове, а не полагаться на одни лишь таблетки. — Я уверен, ты справишься, — Чимин прикусывает губу и несмело сжимает руку Юнги, словно придавая ему бодрости этим небольшим жестом. — Ты очень сильный человек. — Не сильнее тебя. Вот с кого действительно нужно брать пример — так это ты. Твоя стойкость и сила духа просто… поражает меня. Я восхищаюсь тобой, Чимин-и, — Юнги смотрит в глаза омеги и сжимает маленькую ладошку в ответ. — На самом деле мне бы тоже не мешало обратиться к психологу, — грустно усмехается Пак и отводит взгляд в пол. — Моя жизнь с самого начала была не сахар, и я даже боюсь представить, сколько гнойных открытых ран кровоточит в моей душе. — Именно поэтому их и нужно лечить! Обратись к профессионалам, не пожалеешь. Я могу дать контакты своих врачей — это высококлассные специалисты, а доктор Ли — лучший из всех, кого я знаю. — Хорошо, спасибо. Я попробую. Всем нам нужен мозгоправ в эти дни, — Чимин хмыкает и вновь шмыгает носом. — А где ты сейчас живешь? Юнги называет не самый близкий район Сеула, впрочем, добавляя: — В основном все деньги уходят на сеансы с психологом, психотерапевтом и лечение, поэтому я сейчас не шикую. Я снимаю новую квартиру в многоквартирном доме. Работаю мастером на одно предприятие, выполняю типичную работу: собираю и разбираю мебель, чиню то, что сломалось в доме и прочее. Зарплата, к слову, выше, чем зарплата татуировщика. — Но официальная работа никогда не была основным источником твоего дохода, — хмыкает Чимин, подозрительно щурясь. — До поры до времени, — голос альфы внезапно становится куда более серьезным и низким. — Помнишь, в последний раз я украл приличную сумму денег в приступе какой-то полной дереализации? — Чимин кивает. — Так вот еще тогда меня должны были закрыть на херову тучу лет. — Но почему ты… — Я до сих пор так и не понял, что это. Судьба, подарок Всевышнего, простая случайность… Видеокамеры даже не были подключены к охранной системе. Оказывается, они стояли там исключительно для вида. Как выяснилось, даже тут коррупция вполне себе урегулировала вопросы. А менты так и не смогли найти достаточное количество доказательств моей причастности к этой краже. Более того, они даже не вышли на мой след, начав подозревать каких-то конкурентов владельцев… По сути, логично — вряд ли первыми будут подозревать левых лиц непонятного происхождения, а не главных конкурентов или недоброжелателей. Но это впервые, когда меня настолько уберег Бог. Так и не понял, к чему бы это. Кстати говоря, я действительно уже настраивался сидеть. После нашего расставания я и вовсе не видел смысла своего дальнейшего существования. Думал, хотя бы тюрьма исправит меня. — Юнги, — Чимин вздыхает и, сам того не ожидая, бросается на шею альфы. — Сейчас я понимаю, что не было бы у меня Юто, я бы без раздумий выбрал тебя. Я настолько сильно влюблен, что посади тебя в тюрьму, я бы сел туда вместе с тобой, лишь бы больше не расставаться. — Чимин! Ты что говоришь такое? Не смей даже думать о подобных вещах! — видно, как альфу взволновали слова младшего. Он в жизни бы себе не простил, если бы Пак загремел в тюрьму по вине такого человека как сам Юнги. — Я просто рад, что ты сейчас здесь, — шепчет омега, что вызывает у Юнги колючие мурашки по всему телу. Он руками обхватывает тонкую талию Чимина и прижимает ближе к себе, прикрывая глаза. Они оба словно замирают в этом моменте. — Не делай так никогда больше, — произносит Пак через некоторое время. — Я уже, Чимин. Младший наконец отлипает от альфы и осторожно смотрит на него. Ох, эти родные черты лица… бледная кожа, тонкие губы, черные, немного отросшие как смоль волосы. Два черных глаза, похожих на капельки, смотрят на Чимина с такой бешеной нежностью, что тот ненароком расплывается в мягкой улыбке. — Что ты делал всё это время? Прошло около полугода. — Я же сказал. Работал и лечился. Поначалу скрывался и страдал. Бросал вредные привычки. — Ничего себе. — Да. Алкоголь нельзя мешать с таблетками, что я пью, поэтому теперь его нет в моей жизни. На работе я устаю в разы больше, а потому рано ложусь спать. Сложнее всего с курением — все-таки эта чертова привычка крепко поселилась во мне, но я работаю с этим. Иногда происходят срывы, но это неизбежно. — Понимаю. Ты большой молодец! Признаться честно, я весьма удивлен. Думал, такой человек как ты вряд ли когда-нибудь вообще сможет вести такой образ жизни. — Всё очень относительно. К тому же, Хосок жалуется, что теперь ему ужасно скучно со мной! — Ты всегда был дедом, — смеется Чимин, и получает легкий толчок в бок от Юнги. Тот смеется и наконец просит: — Теперь расскажи мне, как ты, — наконец спрашивает Юнги, в глубине души понимая, что вряд ли услышит сейчас что-то хорошее. — Не хочу вдаваться в подробности, но ты ведь уже и так всё знаешь, — горько хмыкает Пак. — Я просто живу не своей жизнью, чувствую себя не в своей тарелке, обманываю человека, который искренне меня любит, и бессовестно использую его деньги. Это так, если вкратце. — Я как-то видел вас в вашем доме. Думал, ты счастлив, поэтому удивился, когда ты сказал обратное. — Когда ты нас видел? — Чимин шокировано раскрывает глаза, уставляясь на альфу. Он непонимающе наклоняет голову набок, пытаясь вспомнить моменты, когда бы они могли пересечься. — Когда твой парень вызывал меня собрать вам мебель в библиотеку. Чимин словно застывший смотрит на Юнги, удивленно приоткрывая рот. — Какой ужас! А я ведь даже… не знал. — Я случайно увидел вас. Отходил после этого случая пару недель в кабинете врача… так тяжело было снова видеть тебя. Хоть в глубине души я и радовался тому, что ты наконец-то счастлив. — Как же ты тогда ошибался, — качает головой Чимин, чувствуя, что на глазах вновь выступают слезы. — Эй, не стОит, — мягко тянет Юнги, сразу же обнимая омегу чуть крепче, чтобы тот смог почувствовать его поддержку. На удивление, Пак сразу же успокаивается, ощущая теплоту альфы и его расслабляющий аромат. Видя, что младший не собирается плакать вновь, Юнги спрашивает: — Чимин, а… это твоя новая квартира? Как ты узнал, что я работаю здесь и вообще… Омега тут же смущенно смеется, утыкаясь лбом в плечо Юнги. — Администратор твоего тату-салона сказал, что видит меня чаще, чем ваших постоянных клиентов. — Что? Ты был там? — Да. Я съездил в салон, чтобы узнать хоть какую-то информацию о тебе. Администратор слил все твои данные и рассказал, куда ты ушел работать. Поэтому я просто позвонил в вашу фирму и сделал вызов на сегодня по этому адресу, в дом своего друга, сказав, что обязательно хочу получить помощь мастера Мин Юнги, так как знакомые порекомендовали именно его. — А, так ты, получается, моему начальству еще и положительный отзыв обо мне сделал? — Юнги смеется и качает головой. — Да! — Чимин улыбается и наслаждаемся смеющимися глазами альфы, в которых буквально с головой утопает. В этот момент что-то переклинивает внутри у обоих парней. Чувства усиливаются, разум мутнеет, и все, что остается у них — это лишь глаза, наполненные любовью и жадно смотрящие друг на друга. В них нет страсти или же похоти, эта жадность — чистая, искренняя, заинтересованная. Они ощущают, как ярко и складно сочетаются их ароматы, и как легко им сейчас находится рядом друг с другом — пусть даже здесь, в чужой квартире, сидя на полу, парни чувствуют небывалое единение и гармонию, которую уже давно не ощущал ни один из них. Чимин постепенно расслабляется, а его организм покорно поддается влиянию альфы. Природа умнее человека во много раз, она отчетливо понимает, что перед ней сейчас нужный альфа, который был изначально предписан определенному омеге. Тревога, наполнявшая долгое время сознание обоих парней, постепенно сходит на нет, боль, которую парни переживали все это время, потихоньку нейтрализуют запахи, а гормоны счастья и удовольствия тут же начинают ощутимо вырабатываться. Легкость, довольство собой, хорошее настроение, положительные эмоции, энергия — всё это разом появляется у обоих, несмотря на то, что парни уже очень давно не испытывали ничего подобного, напрочь забыв обо всех счастливых мелочах жизни. — Чимин, можно я спрошу сейчас то, что спрашивал еще тогда, в день нашего расставания? — шепотом говорит Юнги. Его голос взволнованный, глаза блестят, а руки немного дрожат, впиваясь ногтями в гладкий паркет. — Спрашивай, — также тихо кивает Пак, не отрывая взгляда от Мина. Набираясь уверенности, Юнги всё-таки произносит: — Ты же тоже чувствуешь… нашу связь? Чимин прикусывает губу, но глаз в сторону не отводит. Ждет пару мучительных для Юнги секунд, после чего отвечает: — Да. Альфа облегченно вздыхает, прикрывая глаза и вытирая со лба капли холодного пота. — Тогда, когда я спрашивал у тебя об этом в тот раз, ты сказал, что не чувствуешь. Это была ложь? — Ложь. Я ощущал нашу принадлежность друг другу с самого начала. Из-за этого мне было еще тяжелее сделать выбор, который противоречил моему сердцу, как бы я не пытался обмануть себя и природу. Юнги внимательно вглядывается в лицо омеги и сводит брови на переносице, качая головой. — А я с самого начала знал, что ты врал. Эту связь невозможно было не чувствовать. — Наверное… я никогда не ощущал ничего подобного. Скажи, тебе же лучше сейчас, верно? — Конечно. И физически, и морально. С этой встречей пришло невероятное облегчение. — Это и есть истинность. Мы даем друг другу силы и энергию, мы чувствуем себя хорошо, когда находимся рядом, и плохо, когда расходимся. Мне было невыносимо плохо всё это время. — Если бы не таблетки, приглушающие эмоции, я бы уже давно повесился без тебя. Я чертовски скучал. — Я тоже. Парни одновременно усмехаются и сжимают сильнее руки. Они так и не разрывали их, держась за ладони друг друга словно за спасительную нить. Будто они оба призраки, могущие исчезнуть и раствориться в любой момент. — У тебя руки теплые, — говорит Юнги, нежно проводя большим пальцем по внутренней стороне ладошки Чимина. Он медленно и очень ласково гладит ее, стараясь собрать все тепло, что излучает собой омега. — А у тебя, наоборот, холодные, — улыбается Чимин, с каким-то непонятным и щемящим чувством в груди, наблюдая за тем, как утопает его маленькая рука в этой большой ладони с длинными, красивыми пальцами. — Поддерживаем идеальную температуру, значит? — усмехается Юнги, счастливо заглядывая в глаза омеги. — И идеальный баланс в отношениях, — подтверждает Чимин и, не выдерживая, осторожно опускается глубже в объятия альфы, прислоняясь к его широкой груди как к чему-то комфортному и родному. — У тебя сердце сильно бьется, — говорит Чимин, прислушиваясь к стуку внутри Юнги. — Я думал, твое сердце — камень. — Я тоже так думал. Но потом я встретил тебя, и весь асфальт души разбился вдребезги. — Боже… после расставания мы стали такими тошнотворно ванильными, — хмыкает Пак, прикрывая глаза прямо на груди Мина, и полностью расслабляясь и отпуская себя в его сильных руках. Он чувствует то давно забытое чувство дома, словно Юнги — это именно та стена и та крепость, в которой Чимин должен был провести всю жизнь, но в какой-то момент отчего-то ушел оттуда. Но сейчас он здесь, с ним — и комфорту омеги нет никакого предела. Самое странное, что оба даже не имеют понятия, что планируют делать дальше. Каковы последствия этой встречи, какие решения они примут и как поступят потом. Ничто из этого не имеет сейчас значения — парни просто счастливы наконец-то быть вместе, растворяясь в этом долгожданном моменте, о котором втайне грезил каждый из них. Юнги усмехается, осторожно убирая светлую прядь волос омеги за его маленькое покрасневшее ушко, после чего говорит хриплым и решительным голосом, готовым оправдать любые приторные словечки и фразы, что слетают сегодня с их уст: — Можем себе позволить.