как русалочка, ты танцуешь фокстрот,
под ногами ножи,
здесь любить или жить —
тебе решать.
♫ Princesse Angine — Русалочка
— Добро пожаловать домой. Руна смотрела на обстановку, родную и знакомую с детства, узнавала ее и не узнавала одновременно. Все эти вещи были из другой жизни, она привыкла к камере, тесной и почти пустой, к одиночеству и решетке, а здесь было просторно, светло, уютно, и… здесь была Нина. — Спасибо, — выдавила Руна, снимая обувь и проходя следом за ней внутрь. Она вела себя слишком тихо и смирно, тише, чем Нина рассчитывала. По пути домой в машине Руна не произнесла ни слова, смотрела не в окно, а на свои руки, и первое, что она услышала от сестры после того, как они покинули тюрьму — это короткое вымученное «спасибо». Что же с ней сделали? Что она сама с собой сделала? Почему все так сложно? Нина нашла бы общий язык с любым пациентом, даже самым трудным, но с родной сестрой — не знала, как работать. Правильно говорят, что родственников лечить не следует, но в этом случае только Нина могла заняться лечением. Потому что заболевание она, как могла, притянула за уши. Руна вела себя неадекватно, но иногда — более чем адекватно, и первое обследование судебного психиатра не показало отклонений. Нине пришлось много чего подтасовать и подделать, пока не вышло составить достойный освобождения диагноз. — Хочешь чаю? — наконец спросила Нина.***
Руна взяла чашку и посмотрела на сидящую напротив сестру. В домашней обстановке и она выглядела домашней, уютной, такой же Ниной, как всегда, в ее бежевом халатике и с распущенными волосами. Ничуть не изменилась, и дула на горячий чай так же смешно. — Нина, — Руна поставила чашку на стол. — Ты правда психиатр? Нина заулыбалась — наконец сестра заговорила с ней по-настоящему. Она должна была заговорить с ней первой по всем правилам, она же работает с ней, но… И здесь Нина оказалась трусихой. — У меня диплом специалиста, — гордо ответила Нина. — Молодец, — Руна слабо улыбнулась, делая глоток чая. — И в этом достигла совершенства. Значит, будешь меня лечить? Нина покраснела. — Твой диагноз немного… — Фальшивый, — закончила Руна. — Хорошая работа, Гым Нина. — Иначе ты так бы там и осталась, — смутилась Нина еще больше. — А я не могла допустить, чтобы ты провела там всю жизнь. — Ты же осуждала меня, разве нет? — Руна подняла глаза. Нина ожидала, что взгляд сестры будет тяжелым, но она смотрела вопросительно и немного печально. — Нет, — твердо ответила Нина. — А как же те слезы, желание уйти из дома и отречься от меня? — Руна не вспомнила родителей. Только себя и Нину. В ее мире всегда была только она и Нина, отец и мать — проходные герои. — Как же заявление, что ради тебя не стоит убивать людей? — Давай поговорим о другом, — мягко сказала Нина, и Руна, настроенная спорить и ругаться, осыпая сестру обвинениями, вдруг сдалась и покорно кивнула. Что-то в голосе у повзрослевшей Нины было особенное, то, чему не получалось противиться. — Как ты проводила время там? — спросила Нина. Руна закусила губу. — Как все. Больше ей нечего было сказать — это не для ушей Нины. Нежные и хрупкие цветы не должны касаться ничего грязного, уж точно не Руна станет тем человеком, кто испачкает ее. — Тебя не обижали? — вырвалось у Нины. Руна хохотнула. — Какой ты еще ребенок. — Я рада тебя видеть, — сказала Нина. — Я так рада. Руна сжала губы и промолчала, чтобы не высказать все накопившееся. Как она скучала по ней, как невообразимо счастлива видеть ее, как любит ее, как мечтала о ней все это время… Не стоило так сразу, не стоило прямо сейчас. Во рту появился знакомый вкус крови.***
Нина проводила Руну в ее комнату, и ушла в гостиную, нервно теребя рукав халата. Руна дома, Руна говорит с ней, почти как обычно, но что говорить ей, как вести себя с сестрой теперь? Какую модель поведения лучше избрать? Стоит ли относиться к ней, как к психически больной? Насколько диагноз, поставленный Ниной, на самом деле верен? — Нина, — позвала Руна, подойдя сзади. Она надела пижаму, расчесала волосы, перед тем приняла душ и вымыла голову, от нее приятно пахло шампунем. Руна обняла сестру со спины, соединила руки у нее на животе и прижалась носом к ее затылку. — Нина, постой так немного, — неразборчиво проговорила Руна ей в волосы. — Пожалуйста. Нина замерла. По телу побежали мурашки — не от страха, не от волнения, это было что-то другое, совсем не такое, чего Нина от себя ожидала. — Руна, — сказала она, просто чтобы что-то сказать. Руна крепче прижала ее к себе, и Нина ощутила спиной ее грудь. Они женщины, они сестры, что не так? Почему она так реагирует? Совершенно нездорово — может, Нине тоже нужен диагноз? — Руна, — снова проговорила она, просто наслаждаясь возможностью позвать сестру по имени. Руна прижимала ее к себе уже чересчур крепко, почти до боли. Нина не просто терпела, Нина хотела бы вжаться в нее еще сильнее. Всего лишь проявление эмоций после долгой разлуки, потому что они были сильно эмоционально привязаны. Вот и все. Ничего сверхъестественного.***
— Я буду сидеть дома постоянно? — спросила Руна на следующий день. Нина виновато улыбнулась, поставив перед ней тарелку с омлетом. — К сожалению, пока — да, но если я договорюсь… Точнее, когда я договорюсь, к тебе будет приходить тренер, а с ним мы обе сможем гулять. «Мы» заставило Руну растаять. Нина не собиралась оставлять ее одну, они будут гулять вместе, а тренер — что тренер? — Кстати, а что за тренер? — спросила Руна. — Мой друг, — сказала Нина. — Мин Чан Ук. Мужчина. Друг. Глаза Руны потемнели. — Хорошо, — сказала она.