танец и дождь никогда не отпустят тебя,
в их мокром объятии не видно родное окно.
♫ Кино — Танец
Балет, балет, балет, она должна заниматься балетом, должна танцевать, должна быть примой, ради балета часто приносят жертвы, кровавые жертвы, пуанты после долгих упражнений кровью пропитаны, но Гым Нине не позволяли танцевать так — до изнеможения. Если она долго упражнялась, если ноги болели и Нина хныкала, придя домой, то Руна тут же делала ванночку, массажировала ее ступни, плечи, делала все, чтобы Нина смогла танцевать дальше. Буквально все. Руна приносила в жертву балета Нины людей. Она шла к цели и не видела препятствий, даже если препятствия были живыми, даже если это были их знакомые, друзья, родные. Руна была словно одержима идеей, что сестра должна быть прима-балериной. Нина бросила балет сразу же, когда закончила танцевать Жизель вместо Ён Со. Она сожгла свои пуанты, выбросила все учебники, плакала — но жгла и выбрасывала, разрывая листы на кусочки. Она никогда того не стоила. Ни один человек не стоит жизни другого. Нескольких жизней. Насколько же Руна ее любила? Тюремное заключение для сестры было справедливым наказанием, но Нина не могла с этим смириться. Это же Руна. Ее Руна. Они всегда были вместе, Нина считала сестру ближе родителей, они даже иногда спали в одной постели, если Нина не могла заснуть после фильма ужасов или во время грозы. Руна была старше, она казалась Нине крутой, сильной, самой лучшей, и Нина давно бы бросила танцевать, если бы не видела горящие восторгом глаза сестры. Руна надеется на нее, Руна верит в нее, поэтому Нина старалась. Она наконец смогла этого добиться. Нина посмотрела на листок, перечитывая написанное еще раз. Гым Руна будет выпущена из-под ареста и переведена под наблюдение психиатра, так как признана психически больной. Нина не зря закончила медицинский на самые высшие баллы. Диплом психиатра украшал ее кабинет, и работу Нина выбирала и ради сестры, и ради себя тоже. Психиатрия увлекла ее гораздо больше, чем балет. Деньги семьи, оставшиеся на счету, помогли ей добиться разрешения поместить Руну вместо специального заведения под домашний арест. Взятка — все же не убийство. Нина поправила диванную подушку и осмотрела гостиную, все еще не веря, что Руна скоро вернется сюда. Вернется домой. Сколько лет прошло… семь уже?***
Дни в тюрьме тянулись, как резина. Руна не замечала течения времени — не считала его, погружаясь в свой собственный мир. На автомате ела, пила, спала, мылась, делала все, что от нее требовалось, но находилась будто не здесь. В камере было только ее тело, а душа витала где-то в другом месте — или вовсе исчезла, разбилась на кусочки, когда Руна услышала от охранника, что Нина бросила балет, официально объявив об этом. Как она могла? Как она могла бросить танцевать? У нее же так прекрасно получалось, она любила танцы, Руна сделала все, чтобы никто не стоял у сестры на пути! Руна готова была продолжать это делать. Руна не испытывала ни малейшего сожаления за содеянное. Важнее всех всегда была Нина, только Нина, ее Нина. Остальные — даже отец и мать — массовка, герои второго плана, кордебалет. Руна жила только воспоминаниями о сестре, танцующей на сцене. О сестре, забавно дующей на горячий чай. О сестре, прижимающейся к ней под одеялом, пока за окном вспыхивают молнии. Руна любила ее. Руна любила Нину больше всех на свете. Не так, как любят сестер. За это Руна тоже не раскаивалась. Она запрещала себе думать, что сейчас делает Нина. Может, вышла замуж за того парня, что крутился вокруг нее, Чан Гын Су ей нравился, Руна видела. Он выжил только потому, что не отвечал Нине взаимностью и не обижал ее одновременно. Если бы Руна увидела, что Нина плачет из-за него — она бы не простила. Нина могла выйти замуж и не за него. За кого-то другого. Мужчин вокруг было достаточно, влюбиться в ее сестру очень легко, и если сейчас кто-то целует Нину, вот прямо сейчас, если кто-то шарит руками по ее податливому телу, если кто-то входит в нее… Руне хотелось кричать, когда она думала об этом. Она кусала губы так, что во рту оставался привкус крови. Когда ей сказали, что ее выпускают — Руна не поверила. Когда сказали, что переводят на лечение по причине психического заболевания — Руна разозлилась. Какого черта они решили считать ее больной? — Я не сумасшедшая! — оскалилась Руна на охранницу. — Ясно тебе? Проваливай отсюда! Я не чокнутая, ясно тебе, мать твою? — Вот видите, — прозвучавший голос заставил Руну резко замолчать и вцепиться в решетку до боли в пальцах. — Она утверждает, что полностью здорова, но проявляет нездоровую агрессию. Что и требовалось доказать. Простите за это. Руна не верила в увиденное. К ее камере подошла Нина — настоящая Нина. Она повзрослела и стала еще красивее, строгий деловой костюм очень ей шел, как и прическа в виде пучка на затылке. Хотя Нина бросила балет, держалась она все равно с осанкой балерины. — Госпожа Гым, — заговорила с ней Нина. — Я ваш лечащий врач и вы будете находиться под моим наблюдением. Прошу вас, не стоит упорствовать и протестовать, успокойтесь, вам лучше будет сменить обстановку, жить не в камере, правда? — Нина старалась, чтобы ее голос ни разу не дрогнул. Руна поняла, что у нее нет выхода. Нина говорила с ней слишком официально, будто не была ей сестрой, но за Ниной она пошла бы на край света. По одному слову спрыгнула бы с крыши или сбросила оттуда кого-то другого. Умереть для нее, убить для нее… — Да, — через силу выговорила Руна. — Правда.