Аще забуду тебе

Санран немного отстраненно думает, что смирение — это очень плохая вещь, приносящая много блаженства. Тщательно убеждает себя, что вопреки этому — на данный момент необходимая. Требуемая. Должная. Мысли распадаются как карточный домик, стоит Кушине окрикнуть ее на улице, словно бы их и не было. Она, отчего-то, не в привычной одежде, а в прикиде шиноби. Только без жилета. — Тебя дома не поймать, а сама даже на чай не заглянешь! — журит старшая и прицельно выхватывает под локоть, таща в одной ей известном направлении. И все это наносное, топкое, бездеятельное шугливо сбегает из мыслей, как подстегнутые кнутом. Словно кто-то натягивает нить, на которую нанизаны бусины-позвонки до предела. Санран плохо понимает что ей ответить на претензию, только покаянно и неловко улыбается, до крови закусывая щеки изнутри. Кушина смотрит пронзительно, цепко, но улыбается тепло. — Кейко приезжает сегодня! — постанавливает она, как само собой разумеющееся. — А это… Кто? — немного боязливо спрашивает Санран, силясь вспомнить. — Я же рассказывала! Она жила у границы с Чаем, пол года назад я предложила переехать ей в Коноху, — поспешно вводит в курс Кушина. — Но тогда у нее сын был еще маленьким, да и война… — старшая упрямо мотнула головой, отгоняя какие-то мысли. Сан едва поспевала за ней, разрезающей толпу как киль волны. — Там… Не важно. В Конохе им будет безопаснее, — подытожила Кушина. С этим аргументом Санран спорить не могла, озадаченная подбором слов. — А она… С семьей? — Разумеется! У нее сын и муж. И… Еще кое-кто будет. Через пол года, — лукаво улыбается Кушина. До Сан доходит медленно, поэтому она выдает только многозначительное «о». — Вот мы и на месте. Здание отдаленно напонимает то общежитие, в котором живет сама Сан, только немного… Основательнее, наверное. Этот район дальше от башни хокаге, но ближе к торговым улицам. Ран плохо знает деревню, но догадывается, что это преимущественно гражданские кварталы. — Кейко-сан не шиноби? — уточняет на всякий случай. — Нет. Но у нее есть чакра, как и у ее сына. Думаю, ты еще встретишь его в Академии через пару лет. Санран только глубже погружается в свои мысли. Пару лет? Она не задумывалась о своей жизни… На такой долгий промежуток времени. Но необходимость продолжать учить малолетних балбесов, из года в год… Ее угнетала. Не слишком радостная перспектива. Все ее перспективы довольно безрадостные, если так подумать. Им открывает женщина по которой принадлежность к клану понятна с первого взгляда. Типичный для Узумаки овал лица, тонкие губы, аккуратный нос и очень… Выдающаяся фигура. Красные волосы острижены в гладкое каре по плечи и знакомый стальной оттенок глаз — с холодным, фиолетовым отблеском, как у ртути или железа цвета побежалости. — Кушина! — радушно приветствует она. — Я… Ох, ты с гостями, — женщина усмехается и быстро переключается, бойко приосанившись. — Тогда дела подождут. — Мы как раз по делам. Это Санран-чан, ты можешь обращаться к ней за помощью, если меня по каким-то причинам не получается найти, — обходя любые подробности и расшаркивания говорит Старшая. Санран, конечно, не против, но ощущает себя немного преданной. О таком следовало бы… Предупреждать, наверное. — Не стойте на пороге, — уверенным голосом направляет их Кейко. — У нас, конечно, не хоромы, но где присесть найдется. Давай, не вздумай опять внезапно убегать, Кушина! Старшая смеется задорно и пропихивает Сан вперед, заходя следом. — Я человек долга, Кейко. Ничего не могу обещать. Они перебрасываются ворохом каких-то имен и названий абсолютно чужих для Сан и она теряет нить разговора на первом же предложении. Их жилье — две комнаты — полностью заставлено кучей ящиков разного размера и вида. — Мой муж занимается поставкой разной утвари и ремесленных изделий из Чая, — поймав ее озадаченный взгляд просвещает Кейко. — Мы пока только заняты поиском места для лавки и склада, так что живем на коробках. — К слову о лавке, — вклинивается Кушина. — Санран разбирается в таких… хозяйственных фуинах даже лучше меня. — А какого рода эти... фуины? — задумчиво уточняет Кейко, очевидно, плохо понимающая суть. — Сделать небьющиеся стекла. Или отопление и проветривание, — дополняет имото. Сан начинает ощущать себя очень полезным в хозяйстве инструментом. Что, конечно, привычно, но… Отчего-то в этот раз уязвляет. Она и сама не понимает почему. Зато почти наяву чует как у Кейко начинают часаться руки и загорается взгляд. — Я тебя поняла. Без награды не оставим, не бойся, Санран-чан, — с хищной ноткой заявляет Кейко. — Я могла бы запечатать коробки, — неуверенно предлагает Сан. — И освободить место. — О, нет, это ни к чему пока. Иначе потом мы совсем не найдем в этом ворохе нужного, — тяжело вздыхает женщина. — Такеши и без этого путается, а мне не помогает даже два десятка тетрадей с бухгалтерией. — К слову, где Ясуо? — Такеши взял его с собой, приобщает к семейному бизнесу, — фыркает Кейко. — В четыре года? — с сомнением спрашивает Кушина. — Вы же отправляете их в пять учиться убивать, — ответ звенит чем-то нехорошим, злым. Сан чувствует как Кушина у ее правого бока замирает и вслушивается, как и она сама, в эти нотки. Они приносят ей… Огорчение? Разочарование? Сожаление? Коктейль сложный, неоднозначный. Но определенно не положительный. — Кейко… — Мы уже говорили об этом, Кушина. Не стоит, — качает головой женщина и тяжело вздыхает. В ее голосе звучат знакомые непримиримые нотки. — Мое мнение не изменилось. В комнате повисает неуютное молчание и Сан как никогда ярко ощущает себя лишней. В этом диалоге и в целом. Эта жизнь… Новая, чужая, мирная. Торговцы, товары. Враждебное отношение к шиноби и их профессии. Внезапно — разделяемое, похоже, Кушиной. Или неодобряемое? — Я рада была познакомиться, — прокашливается Сан. — Меня можно найти в общежитии у пятого полигона, когда я понадоблюсь. — Но ты даже не посидела с нами! — возмущенно дуется Кушина и от этого почти физически больно. — Мне нужно подготовиться к занятию завтра, сенсей, — гнет свою линию Сан и хмурится, потирая ключицы и отводя взгляд. — Что же, тогда и я пойду, пожалуй. Дел действительно много, — с извиняющейся улыбкой встает из-за стола Кушина. — Ой да, не оправдывайся, — отмахивается Кейко. — Ты же знаешь, я всегда рада тебя видеть. И тебя тоже, Санран-чан. Заглядывай как-нибудь, — ей озорно подмигивают на прощанье. Санран старается улизнуть быстрее от слишком внимательной Кушины и собственного необъяснимого дискомфорта. Смесь из безосновательной обиды, собственной никчемности и какой-то безобъектной зависти. Ей кажется, словно о ней вспомнили, только когда ей нашлось применение. Как первую подходящую деталь прикручивают, когда что-то другое искать лень, лишь бы механизм работал хоть как-то. Она отмахивается от ощущений, пытаясь заскочить на крыши и… Когда вообще в ее жизни что-то шло по плану? — Ты что… Ревнуешь меня? — в глазах у имото такая проницательность, что тошно. — К Кейко? — Нет, — поспешно отвечает Сан и тут же понимает, что это была ошибка. Нет. Нет ведь? Она не ревнует, ни капли! — А вот и да. Анэ! — возмущенно вскрикивает Кушина, когда Сан пытается прибавить шагу и скрыться в толпе, которая, как на зло, рассосалась. — А ну стоять! Сан не хочет думать об этом сейчас. Ревнует? Нет же. Она просто… Устала. Она не знает чего ей ждать. От непонятного и внушающего страх Минато. От слежки, которая, кажется, исчезла, но паранойя душит Сан до сих пор. От собственного шаткого и уязвимого положения. Птичьих прав. Просто Кушина — это единственная твердая почва под ее ногами — и она ускользает. Просто… Возможно… Возможно Санран не хотела бы ей делиться. У всех них есть еще кто-то, да хоть эта чертова деревня, а у нее… У нее есть только фуин и Кушина. Узумаки-старшая опасно щурится и в следующее мгновение земля уходит из-под ног. — Имото! — со злостью взвизгивает Сан, которая была не готова к такому повороту событий совсем. Цепь плотно держит лодыжку. Что дергайся, что не дергайся — висеть ей вниз ее глупой головой, глаза в глаза с самой Кушиной. Та стоит уперев руки в боки как ни в чем не бывало. — Отпусти меня на землю! — Обойдешься, даттебайо! — в тон ей отвечает старшая и уверенно прокладывает себе дорогу к полигону у дома хокаге, если Сан не путается в направлениях от резкой смены… Точки зрения. Провожающие их ошалевшими взглядами люди ее ни капли не волнуют. — Надо надрать вам всем уши, чтоб неповадно было! Стоит! Только! На секундочку отвлечься! — Кушина зла и фонит ки так, что может душу из тела выбить. — Как что-то идет не так! Или вы куда-то влазите! — Я никуда не влазила! Вы меня сами втягиваете! — пищит обмершая Сан. Сочащаяся чакра биджу приводит ее в ужас, а болтушка перед глазами воскрешает в памяти те минуты до свитка. Полные крови, ядовитого от биджудамы воздуха, боли и… Санран кажется, что ее догнали. Что этот клинок — тот, который она узнала до малейшей щербинки после десятков тренировок — вскрывает ей живот до самого горла, а продохнуть не выходит от своей крови, пузырящейся в горле… Она выпускает цепь, отмахивается ей вслепую, лишь бы избавиться от чужой хватки, лишь бы защититься. Вырывается и отскакивает, готовая бить или бежать. — Оставьте меня в покое! — Санран, — голос у Кушины потерянный и, внезапно, уже не злой. Чакры биджу тоже нет, нет клинка, нет крови. — Санран, почему ты плачешь? Под ногами песок полигона, а не трава забытого богами острова в Воде. Воздух пахнет жухлой зеленью, а не болотом и туманом. Сан смотрит на свои подрагивающие руки и проводит кончиками пальцев по лицу — действительно, плачет. Она… испугалась Кушину? — Санран, посмотри на меня, — голос у имото спокойный, размеренный, ни следа предшествующей бури. Ран утыкается стеклянными глазами в нее и заставляет себя глубоко и ровно дышать через силу и боль в ребрах. Тут нет вырывающегося из печатей Санби, нет нападающих нукенинов, все хорошо… Все… хорошо? Кушина шагает плавно вперед и обнимает ее — словно со всех сторон ограждает от мира. — Чего ты испугалась? Санран качает головой отрицательно, не доверяя своему голосу. И впрямь, чего? Это же… имото. Кушина. Солнечная, чуть грубоватая, своя. — Просто привидилось, — Сан облизывает пересохшие и непослушные губы. — Что меня… Что биджу там, опять и… Кушина каменеет рядом, а затем прижимает ее сильнее укутывает их обеих в кокон из цепей, маленький тускло светящийся золотом мирок, отрезанный от остальных. Сан почти чувствует себя виноватой, что из-за нее имото переживает и… — Я доставляю много проблем, да? — устало спрашивает. Опять. От нее никакой помощи — одни проблемы. Что родителям, что дяде… А теперь и Кушине тоже. Какая же она… Бестолковая. Наверное тогда это оправданно, то, что ей пытаются найти применение, да? Чтобы она хоть как-то искупала свою проблемность. Приносил пользу. Только отчего же так паршиво... — Не существует беспроблемных людей, Ран-чан, — мягко говорит Кушина. — Для этого и есть семья. Чтобы решать проблемы вместе. — У тебя есть Минато. Я - лишняя, — проговаривает Сан мысль, словно дергает кунай из раны. Больно, но так нужно. Смирение, напоминает она себе. Но, внезапно, Кушина фыркает и лохматит ей волосы на затылке. — А еще Какаши. И Кейко. Мы все — семья. И должны присматривать друг за другом, проблемные или нет. Думаешь, что я — беспроблемная? — Узумаки-старшая выгибает бровь многозначительно, а затем дергает футболку чуть вверх. В первый момент Сан не понимает на что именно она смотрит.

связание-сила-удержание-подавление-захват-смерть-энергия-запрет-запрет-запрет…

— Это… девятихвостый? — Сан, кажется, коротит мозги от осознания. Печать. Удерживающая биджу. Ками-сама… — Ага, — просто отвечает Кушина, одергивая футболку обратно. С запозданием доходит, что это была шоковая терапия, к тому же — успешная. Но Санран уже не может выкинуть формулу из головы, препарируя ее по частям. — А можно еще раз взглянуть? — как завороженная спрашивает она. Кушина хихикает тихо, прежде чем разразиться громогласным хохотом. — У тебя такое выражение лица… ха-ха! Не могу! Словно я тебе не печать, а святой грааль показала! Санран дуется почти обиженно. Ей действительно интересно, черт возьми. И все еще немного… Неспокойно. Словно они не все договорили. Кушина развеивает цепи и садится на ближайшее поваленной дерево, похлапывая ладонью рядом с собой. Где-то в оглушающей тишине слышно тихое бурление реки и ленивый шелест по-осеннему сухих листьев. — Мы все — семья, Санран. Я, Минато, Какаши и ты, Кейко и ее сын. И нам всем нужно помогать друг другу и приглядывать. Не только ты и я. Все, — весомо выделяет Кушина. Санран поджимает губы и хмурится. Она может смириться с Минато, потому что Кушина его искренне и беспамятно любит. И Кейко — она привыкнет, найдет с ней общий язык… — При чем тут белобрысый, — недовольно бормочет она, колупая носком сандалий песок. Почти жалуется, — Он чужой и злой. — Ему через многое пришлось пройти, Санран, — неодобрительно качает головой. — Но это не повод становится высокомерным мудаком! — возражает Сан, нахохлившись. — Пугало вечно суч… с этим своим взглядом в общем, словно ты пыль под ногами, — тушуется Узумаки, проглатывая ругательство. Кушина похихикивает почти умиленно. — О, боги! Пугало! — скволь слезы, никак не способная отсмеяться, произносит старшая. — Почему именно Пугало? — Пугало оно и есть Пугало, — буркает Сан. О том, что от Хатаке разит таким мертвецким фоном, что не только птиц, но и всех людей распугать можно, она решает промолчать. Сенсей и сама эмпат, наверняка понимает. Кушина похрюкивает от смеха, пока, наконец, не успокаивается. Вздыхает как-то слишком тяжело. — У всего есть причины, Ран-чан. Просто… Пригляди за ним, хорошо? — с мягкой улыбкой произносит старшая, трепля Сан по волосам. — Он и сам прекрасно справляется, — бурчит недовольно младшая. — Ран-чан… — Кушина недовольно качает головой. — Семья, помнишь? Конечно она помнит! Но ведь… Пугало не ее семья! Он вообще непонятно откуда взялся, вон, пускай Минато сам с ним и возится. Они оба — стремные, что хокаге, что Пугало. Кушина, словно слыша ее мысли, отвешивает смачный подзатыльник. — Ладно, ладно… Присмотрю я за этим придурком, — бурчит Сан. — Занеси ему еды в госпиталь. Я и так задержалась с Кейко и с тобой, выбиваюсь из любого графика опазданий, — вздыхает Кушина и выпрямляется, похрустывая суставами. — В госпиталь? Чего Пугало там забыл? — На миссии… Произошли накладки, — мягко обходит вопрос Кушина. — Сама же помнишь, как ирьенины кормят. Сан кривится, мысленно возвращаясь в первую неделю пребывания а Конохе. Да уж. После такого в госпиталь даже едва живым ползти не хотелось. Пугало она, конечно, не слишком жалует, но не заставлять же человека страдать. Так он совсем превратится в черную дыру или уйдет Энму-доно на завтрак. — Бенто, вкусняшки, — бодро рапортует Кушина, вручая две коробки Сан в руки. — Меня не будет в селении какое-то время. Просто… Не поубивайте друг друга насмерть, — напутствует. — А как это — убить не насмерть? — интересуется Сан. — Легонечко так. С любовью, — фыркает Кушина и обнимает напоследок. — Не скучай. Если что — ты всегда можешь обратиться к Минато или Кейко. И даже к Какаши. Сан закатывает глаза, но не отпирается. — Да хранят вас ками, — тихо бормочет она, провожая взглядом скрывающуюся в ветках Кушину. Коробки с едой лежат тяжким моральным грузом на руках. Ну и зачем она согласилась? Вот ведь… Биджу их всех подери. Она прячет их в хранилище, неспешно идя в сторону реки. Думает о том, как Кушина протирала ею землю на этом полигоне первый месяц после… Всего. И Пугало тоже. Этот пакостливый засранец… «У всего есть причины, Ран-чан». Ладно, возможно… Она действительно предвзята. Совсем чуть-чуть. Имото, кажется, смотрит на Пугало как на своего племянника или сына. Они не кровные родственники… Ладно, и такое бывает. Семья это ведь иногда не просто общая кровь, верно? Санран стягивает обувь, подтягивает полы одежды и заходит по колено в воду, ворошит муть на дне пальцами ног. Протирает мокрой ладонью веки и щеки, горящие от недавних слез. Жизнь так сильно поменялась за годы, пока она лежала в свитке. Может, она действительно ошибается? Ну… Во всем. Относительно Минато и Пугала. И деревень. И шиноби. Да и мира в целом. Как там она решила? Будь что будет? Только это и остается, видимо. — «А… В какой палате искать Пугало?» — внезапно доходит до Сан. Она на несколько секунд замирает озадаченно, чтобы сплюнуть зло и выругаться — она же не Кушина, чтобы ориентироваться по чакре и сенсорике! Чтоб этому Хатаке икалось!