Аще забуду тебе

— Боги, желаю всех благ тому человеку, который создал хенге, — от всей души бормочет Сан, едва не промахиваясь мимо собственных сандалий и в последний момент уводя голову от столкновения с косяком. Голове-то хоть бы хны, а вот чинить стены не хочется. На ее лице такие явные следы недосыпа и перегруза, что даже в зеркало смотреться страшно. Не то, что детям показываться. А дети, к огромному сожалению Сан, никуда из ее жизни не деваются. — Шесть часов сорок восемь минут, — индифферентно озвучивает клон из ванной. — Захлопнись, — выругивается Санран и мечется обратно, вспоминая, что оставила стопку конспектов у кровати. Ни над, ни под, ни в кровати они не находятся. — Проклятье! — Под ковром, — гулко доносится до нее. — Что они там делают?! — Сан хватает бумажки и запихивает в хранилище. — Лежат, очевидно. Размножаются делением. Санран мрачно и решительно думает, что отправит на занятия в следующий раз вместо себя — клона. Теорию водная болванка может прочитать и без нее, лишь бы не распалась раньше времени… До академии ей двадцать минут быстрым бегом, пятнадцать — размеренным шуншином и семь — если мчаться во весь опор, собирая по дороге столбы, случайных ниндзя и птиц в полете. И, судя по часам, сейчас самое время вспомнить как она играла в догонялки по всему Узу. Главное не закончить как в тот раз — с переломанными ногами и в тюремной камере. Санран честно успевает, запрыгивает ровно за две минуты до начала в коридор и отпыхивается, снимая с рукава чей-то случайно прихваченный по дороге носок. Кажется, сушить одежду на крыше в деревне, полной ниндзя, это глупо. Но, ой. Хенге — на месте, конспекты — на месте, носок — на ме… в окно. Санран шагает в кабинет, едва выровняв дыхание — ровно в семь часов утра. Ее маленький персональный ад начинается сейчас. Класс пуст почти на половину и это, в целом, упрощает задачу. Правда, не намного. Первую неделю Узумаки честно старалась… И, возможно, поэтому преподавателем вышла довольно нудным. Фуин — это про контроль, внимательность, щепетильность и память в первую очередь. Базовые знания сложные и скучные одновременно. Ими не покажешь красивых перевоплощений или пафосных появлений из воздуха. Самое начало фуин — это бумага и кисточка. Просто и совершенно не впечатляюще. Это для Санран возможность усесться с печатью и неспешно перебирать комбинации — медитативная практика. Для тех, кто впервые сталкивается потребностью сделать из черточек и чакры хоть что-то, кроме мусора… Ну, это не самое увлекательное занятие, мягко говоря. Как только помимо черточек появляются теоретические выкладки, взгляд у взрослых-то становится такой, бездноватый. Кушина его называла «свет горит, а дома никого нет». Рассказывать о восхитительных вещах, таких, например, как гибрид барьера, останавливающего чакру, и фуина, стабилизирующего потоки, бесполезно, пока обе печати для слушателя выглядят так… Ну, словно мастер на лист чихнул, а потом пальцем повазюкал… Санран с тоской вспоминает свои первые уроки: как дядя закинул ее вместе с учебником и набором каллиграфии в простенький задерживающий физические объекты барьер. Плавать он ее, к слову, учил так же — метким броском дальше от берега. Выплывет — научилась, не выплывет — откачаем. Сан очень хочет поступить так же. Останавливает только одно — эти даже толком не понимают что может быть опасным. Вот попытаются выломать силой силовое поле или поджечь бумажку с формулой, а ей потом соскребать по стенам то, что от них останется. Еще и объяснять хокаге что к чему… Честно — Санран без понятия, выглядела ли она такой же тупой в свои десять лет. Учитывая, что в одиннадцать ей дали допуск к Высшему кругу — очевидно, нет. — Сегодня поговорим об опасностях, сопряженных с работой запечатывающих формул. Кажется кто-то тяжело вздохнул, а кто-то скорчил кислую мину. Да, это был седьмой урок, и да, она по прежнему говорила о технике безопасности. Санран и сама от этого устала. Видимо, пока наглядно не покажешь что к чему — слушать ее особо не будут. Она вздыхает и выжигает на листе простенький фуин для хранения вещей. Довольно распространенный, без какой-то защиты или нормированных подпространств. Формировать чакру в тонком листе бумаги и не разорвать его в клочья требует колоссального контроля и, без ложной скромности, долю таланта. — Хранилище, в таком часто переносят вещи шиноби, выполняющие длительные миссии, — озвучивает Узумаки, демонстрируя лист. — Думаю, вы уже сталкивались с подобными. Санран оглядывается задумчиво, но, как на зло, в помещении нет ничего лишнего. Приходится разорить собственные запасы. Ее накрывает волной чужого интереса, как только из запястья изящным движением материализуется ее собственная запасная майка, видавшая лучшие времена. Последняя тренировка с Анко оставила ткань больше похожей на сетку, но для «фокуса» как раз подойдет. — Объем объекта напрямую влияет на количество чакры, необходимое для его запечатывания. Так что, если вы ошибетесь в процессе и не рассчитаете свои силы… Майка медленно проваливается в лист на глазах у всего класса и Сан тут же прекращает подпитывать печать чакрой. Резкий хлопок дребезжит в стеклах комнаты, кто-то прикрывает по отработанной привычке голову… Под ошарашенными взглядами от ткани остается половина, зажатая в кулаке. Лист с фуином скукоживается и тлеет, хранилище, очевидно, не подлежит восстановлению. — Никаких техник или дзюцу, — Санран скидывает остатки в мусорное ведро. — Просто печать хранения. Просто плохо сделанная печать хранения и мало чакры, — поганенько усмехается она. — Это могли бы быть ваши спальники, еда для отряда или ценный груз, который нужно доставить в деревню. В конце концов, это мог бы быть свиток для перемещения трупа. Какой-то слабонервный паренек зеленеет на задней парте. Санран скользит по детям взглядом и фыркает. Нет, ей решительно непонятно как этих собираются выпускать на задания уже через пару лет. — Так о чем это я… Сегодня мы поговорим о технике безопасности при работе с хранилищами.

***

— Сенсей. Санран не сразу понимает, что обращаются к ней, поэтому оборачивается слегка неловко. — Да? — мальчик перед ней… Мелковат. Откровенно говоря, Санран не дала бы ему и восьми. Только спустя несколько секунд до нее доходит, что ребенок перед ней — сын главы клана Учиха и ее пробирает легкая паника — объяснять зачем ей хенге с таким количеством косметических изменений не хочется. С их последней встречи произошло так много всего, что, кажется, будто прошло несколько лет. Она силится вспомнить его имя. — Итачи-кун? Мальчик кивает с серьезным видом. На удивление — никаких компрометирующих вопросов не задает, за что она ему безмерно благодарна. Как он вообще попал на ее занятие? Она могла поспорить, что прежде не видела его в классе. — Я хотел бы сдать вам экзамен. Санран мучима паранойей, устала, плохо спала последнюю неделю и несколько раз опустошала резерв чакры до дна. В первый момент она думает, что поняла что-то не так. Или не расслышала. Или у нее сломался мозг. — Сдать? Досрочно? — переспрашивает она, присаживаясь на край стола. Щиплет себя за переносицу устало. — Да, сенсей. — Ты так уверен в своих знаниях? — немного потерянно переспрашивает она. — Тебе не нужна помощь или больше времени на подготовку? Все же список тем довольно большой. По правде говоря — Санран думала о заявленной программе всю неделю после первого занятия. В результате решила, что спрашивать на экзамене больше, чем подразумевает базовая подготовка, — бессмысленно. Так что тот перечень тем, который она наваяла для самостоятельного обучения, можно было смело урезать вдвое. — Да, — с недетской серьезностью отвечает Учиха. Есть в этом что-то коробящее взгляд. Неправильное. Санран только качает головой и делает про себя пометку спросить у Кушины про мальчика. — Я поговорю с Дайкоку-саном. Если он будет не против, то принесу список вопросов на следующее занятие, Итачи-кун. Будь готов, что придется задержаться на пару часов. И проверить практическую часть. — Хай, сенсей, — Санран дергает плечом на непривычное обращение. — До свидания. Узумаки провожает его взглядом до поворота и промаргивается, наконец, оставаясь в одиночестве. Спать хочется страшно и она протяжно зевает и слегка горбится, зарываясь пальцами в волосы. Все — потом. А сейчас спать. И потом спать. И еще немножечко… Поесть. И снова спать…

***

Пахнет густым ароматом воска, высушенных трав, пыли и дерева. Воздух плывет над синеватым огнем свечей, темнота там, дальше, бархатная, бездонная. Жесткий воротник впивается в горло. Ей так хочется есть, но, к сожалению, ни карри на столике перед ней не утоляет это желание, ни яблоки, ни такояки. Здание вокруг нее старое, оно поскрипывает иссохшей древесиной. В темноте кто-то смотрит, ждет, пока слабость свалит ее, чтобы сожрать самому. Жажда насыщения давит на горло… Санран просыпается не понимая кто она и где она первые несколько секунд. Тяжело дышит, встает и разминается. Ей довольно часто снятся кошмары — не удивительно, при такой-то жизни. Нужно просто отвлечься. Заварить чаю, глянуть на чем она остановилась в последний раз с совершенствованием «стазиса». Ох вопросы для отпрыска Учих, точно… За окном темень — едва ли перевалило за два часа ночи. Нужно успокоиться и поспать еще, ей этого очень недоставало последнюю неделю. Она недовольно смотрит на потухших рядом с кроватью светлячков. Странно, ей казалось, что она заряжала их совсем недавно. Вертит кубики в руках, подает чакру. Комната озаряется уютным желтоватым светом.

***

Санран почти с завистью смотрит на идеальные, как под копирку, иероглифы Учихи. Ух, демонюги с шаринганом, проклятые халявщики. Ей для такого результата всю жизнь нужно было пахать, а им только раз взглянуть достаточно. — Все верно, Итачи-кун. Проверять его тест почти скучно — Санран просматривает ответы по диагонали. Ей было интереснее наблюдать за самим мальчишкой. Сосредоточенный и болезненно внимательный, да. Возможно ему бы давалось и дальнейшее изучение фуин, более глубокое… Узумаки чуть щурится и наклоняет голову, покояющуюся на сложенных руках. Она не успела поговорить с Кушиной, да и в целом, это не то, чтобы ее дело, но… — Разрешишь мне личный вопрос, Итачи-кун? Тот внимательно, высматривая что-то свое, глядит на нее своими огромными черными глазищами. Под ними уже намечаются первые тени усталости — выглядит пугающе. А затем коротко кивает. Не будь Санран знакома с Шисуи — давно бы запаниковала и отвела глаза. — Почему ты решил досрочно выпуститься? Дайкоку-сан сказал, что ты хочешь закончить академию раньше срока, — Санран действительно интересно. На ее пути редко встречались те, кто спешил закончить обучение. Узумаки вообще не слишком спешили жить, в этом вопросе она и сама выделялась среди остальных людей. Возможно дело было в том, что их жизни длились дольше, чем у прочих, а потому их не подгонял страх чего-то не успеть. Только собственная чрезмерная энергичность. — Я хочу быть полезным, — фраза четкая и спокойная, и этим бьет наотмашь по самому больному. Санран едва удается подавить дрожь. От мальчика тянет такой потерянностью и верой, что хочется взвыть. Она улыбается чуть кривовато, запуская пальцы в волосы, и отводит взгляд. Я хочу помогать. Я хочу спасать. Я хочу быть нужной. Полезной. Сделать что-то важное. Повлиять, уменьшить несправедливость, дать надежду. Быть кем-то заслуживающим- — Что же… Похвальное стремление, Итачи-кун. Спасибо, что поделился со мной, — она резковато подымается. — Теоретический тест ты сдал, осталась практическая часть. Узумаки отчаянно не хочет больше об этом думать, не сейчас. У мальчика есть семья, которая может о нем позаботиться, есть клан, способный за ним приглядеть. Он чертовски способный, а, значит, не пропадет. Она думает о горящих адским пламенем каналах чакры и потерянных взглядах старейшин. Она думает о вечно недосягаемой спине дяди перед ней, о холоде пустого дома, о чурающихся взглядах детей в лагере подготовки и шепотках. О полученном в одиннадцать лет допуске Высшего круга. — Итачи, — голос отстраненный и немного прохладный. Санран медленно, почти сонно, моргает, возвращаясь в реальность. Они стоят под дубом на тренировочной площадке и ей чертовски сложно перевести глаза с печатей в ее руках на лицо юного шиноби. Она хочет сказать так много, но замирает в последний момент, чуть приоткрыв рот. Была бы она рада, если бы ей сказали это тогда, в одиннадцать лет, в больнице? Или… — Ты очень талантлив. Если у тебя когда-либо возникнет желание заниматься фуиндзюцу и дальше — я буду рада тебе помочь. — Спасибо, Узумаки-сан. Санран фыркает и сбивает с себя жутковатое состояние транса. Узумаки-сан? Пфф, боги, словно ей перевалило за сотню лет. Хотя, если так посмотреть… — Мы ведь уже знакомы, Итачи-кун, ни к чему настолько… Официально. Впрочем, мы заболтались. Держи. — Барьер четырех элементов, — без вопросительной интонации констатирует Учиха, рассматривая печати. Санран довольно кивает. — Да, он самый. Их часто используют… Использовали при засадах и охоте на кого-либо. Установишь его правильно и экзамен будет сдан. — Хай, сенсей, — Санран поежилась. В движениях у Учихи не было отработанности действий, но… Эта феноменальная обучаемость, почти пугающая. На мгновение Сан чувствует укол сомнения. Стоило ли делать такое предложение? Еще и наследнику великого клана, упаси ками, ее не так поймут… — Бу. Санран ощетинивается кунаями и взвивается на ветку дерева в мановение ока, а только потом слышит до трясучки знакомый хохот внизу… — Ехидна, черт тебя дери, вы с Пугалом решили на пару меня до сердечного приступа довести? — зло бурчит Узумаки, успокаивая заполошно бьющееся сердце и поглядывая на продолжающего работать Итачи. Все происходящие телодвижения его ни капли не тревожат. Шисуи почти скромно улыбается, но в глазах у него бесята. — Мучаешь моего кохая, Злюка-чан? — хмыкает он. — О, значит это месть? И без объявления войны? Я разочарована в твоих манерах, Ехидна-кун, — язвит в ответ Санран и скрещивает руки на груди. Шисуи в ответ пристально на нее смотрит несколько секунд. А затем одним плавным движением складывает печать и произносит развейся. Санран совсем недостойно для сенсея пакостливо хихикает, чувствуя, как короткая волна чакры ударяется о тонкую пленку барьера над хенге, колебля его, но не разрушая. — Ты что, настолько не веришь, что у меня может отрасти чувство юмора? — поддевает она. — Я не верю, что у тебя могут отрасти за месяц такие… — язвит в ответ Учиха и осекается. — Что ты можешь так вырасти за месяц, да. — Нетактичная ты сволочь, Учиха, — от души выдыхает Санран сквозь смех. — Учился у лучших, — едва слышно бурчит парень и тут же переводит взгляд на подходящего к ним Итачи. — Привет! Санран только качает головой, купаясь в море спокойствия, которое Шисуи всегда приносит с собой. Было в его эмоциях что-то, напоминающее солнечные лучики на водной глади, штиль и искорки преломленного света. — Я закончил, Санран-сан, — Итачи кивает всем сразу и обменивается каким-то нечитаемым взглядом с Ехидной. Санран даже проверять его работу особо ни к чему, но она споро складывает печать диагностики и удовлетворенно кивает в ответ. — Поздравляю, ты сдал, — машет рукой она и бросает в барьер камушек, заряженный чакрой, обезвреживая его. Шисуи с интересом смотрит за происходящим. — Не видел раньше таких печатей, — задумчиво отмечает он. Санран в очередной раз дергается, напрягаясь от его внимательности. Холодок облегчения от того, что авантюра с Узу завершилась удачно, проходит по спине. — Это довольно… Старая технология. Я своего рода... Знаток разных выведенных из общего пользования формул, — дипломатично тянет Санран и щурится задумчиво. — Раз уж ты попался мне на глаза, дружище, есть у меня одно дело… — Если ты все еще хочешь проверить иллюзии шарингана на себе, то мой ответ — нет, — бескомпромиссно заявляет Шисуи. Санран даже закашливается от неожиданности. — Да когда я вообще… По-твоему мне от тебя только шаринган и нужен? — возмущенно пыхтит она и осекается, замечая внимательный взгляд Итачи. — Может, я хотела предложить романтическую прогулку: ты, я, лес Хаширамы и огромные плотоядные многоножки. Или ящерицы. Штук пятнадцать. Может, двадцать. Чем больше найдем, тем лучше. Шисуи задумчиво смотрит на нее несколько секунд. — И… Зачем тебе многоножки? — Считай, что это моя жажда мести. Отыгрываюсь за прошлую неудачу, — мямлит Санран. — Ну что, поможешь? — А если нет? Сама полезешь? — Шисуи насмешливо фыркает. Санран удерживается от желания разыграть сценку обиженной и оскорбленной и просто вздыхает. Впрочем, уговаривать Ехидну больше особо не приходится. — Когда, говоришь, надо?..

***

Пол скрипит под коленями, словно под ним что-то движется. Что-то мощное, массивное. Она задерживает дыхание и замирает чувствуя, что нечто медленно, лениво появляется за ней. Оно голодно и зло, оно хочет реванша. — Держи свое кольцо, невеста-неневестная. По горлу проходит клинок. Липкая и горячая волна течет по груди. Санран просыпается от ощущения, словно она захлебывается своей кровью. Она судорожно дышит и не может отогнать чувство скорой смерти и холода, дергается и падает на пол, подымается на четвереньки, пытаясь прийти в себя. Вдох, выдох. Она жива. Почему она вообще жива? Вдох, выдох. Руки слушаются ее, ноги тоже. Тело мелко трясет. Вдох… Санран не может остановить текущие от ужаса и облегчения слезы, утыкается лицом в колени. Что-то не так, что-то по прежнему не так, понимает она. И никто не спасет ее, кроме самой себя. Санран вгрызается в палец с животным остервенением и на мгновение замирает, прислушиваясь к барьерам и сенсорике. Плевать, ей уже плевать, лишь бы спастись. А затем бьет ладонью по полу. — Годжу-сама… Я снова прошу вашей помощи. Пожалуйста.