***
Гендзюцу никогда не было сильной стороной Сан. Оно вообще не было ее стороной и все навыки в этой области заканчивались на умении противостоять, кондовом и простом, стоящем на трех столпах: паничном «развейся», остановке чакры и боли. Поэтому, когда Анко предложила начать с чего-нибудь простого и показала три ручные печати, после которых мир сместился на пол метра вперед, это выбило из равновесия. Змеюка мерзко захихикала и великодушно предложила потренироваться на ней. И… ничего не получилось. Вообще. То есть совсем. Ни с первого, ни со второго, ни с тридцатого раза — клановая упертость не давала отступить. Санран пыхтела, кряхтела, скрежетала зубами и повторяла проклятый алгоритм наложения гендзюцу до тех пор, пока пальцы не начинали неметь. Митараши мерзко хихикала сначала, но, видя бесплодные попытки, предположила, что она или делает что-то не так, или не имеет ни грамма предрасположенности к ген. Последнее, конечно, случалось редко, но всякое может быть. Сан насупилась и принялась за попытки с еще большим усердием и мрачной решимостью. Но за две недели беспрерывных тренировок она получила только явное смещение Инь-компоненты, израсходованной почти в ноль, головную боль и зацикленное в голове «преобразовать-змея-крыса-птица-направить-прервать». На после того, как во сне ей всю ночь виделась неподдающаяся техника, она плюнула и пошла к Кушине. Как выяснилось — к походу она подготовилась плохо и тут же получила кармический пинок за это, жбан еды на целую команду и выговор за растрепанные волосы, которые старшей не давали покоя. — Биджу его разберет почему так может быть, — выдала свое экспертное мнение сенсей, тарабаня пальцами по столу. — Идем Микото-чан спросим, она в этом эксперт. — В этом — это в биджу-знает-чем? — В этом — это в гендзюцу. В биджу-знает-чем тоже она эксперт, но я тебе этого не говорила, — хихикнула Кушина. Про свою миссию старшая Узумаки ничего не говорила, но временами очень показательно кривилась. А еще — ела за троих и с энтузиазмом кормила остальных, так, что уйти из ее дома на своих двух стало подвигом. Чаще получалось укатиться. Погода за окном была наймерзнейшая. Холодная, влажная и бесснежная. Санран под страхом смерти не решалась чихнуть при Кушине, но очень хотелось, поэтому она морщилась и шмыгала носом, ловя недовольные взгляды. — У тебя ничего теплее нет? — выразила, наконец, свое недовольство старшая, таща за собой на буксире. На улице оказалось неожиданно людно, что сбивало с толку, но перед Кушиной толпа расступалась как волны. Сан дернула головой, с непривычки хлестанув себя косой и ойкнула, вздрогнув. — Я себе фуин тепла налепила под кофту, мне не холодно, — хихикнула она. Кушина покачала головой и прибавила шагу. — Ух ты, ярмарку к О-сегацу открыли! — В каком это смысле к О-сегацу? — потерянно пробормотала Ран, пялясь во все глаза на ларечки. — Еще ведь рано… — Так уже через две недели Новый год, самое время, — довольно утвердила Кушина. У Санран на лице застыло очень сложное выражение, где-то между «что, уже?» и «хрень какая-то, быть этого не может». Смотрящие на нее с прилавков белыми глазами дарумы уверенно утверждали своим существованием обратное. Ярмарка сверкала огнями, гудела голосами и музыкой. И оказалась совершенно, категорически неожиданной, выбивая из Санран дух. Взяв на вооружение данго (Сан заметила, что ни одно посещение квартала Учих не обходилось без него, и уже подумывала последовать примеру) они успешно добрались до дома главы, не замерзшие благодаря чакре, но отчетливо посвежевшие. — Кушина, рада тебя видеть, — с проницательной улыбкой произнесла Микото. Санран в который раз удивилась насколько же эта женщина красива и грациозна — глаз не оторвать. По привычке поклонилась, тут же схлопотав подзатыльник от имото. — Я тоже скучала! — радостно произнесла Узумаки-старшая уже готовая напасть с объятьями. — Не стой на пороге, прошу, — прервала Учиха, пропуская их в дом с лукавым блеском в глазах. — И рассказывай какой предлог придумала на этот раз, чтобы встретиться. — Ты слишком хорошо меня знаешь, это не честно, — хихикнула Кушина. — Никаких предлогов, только стоящие причины! Санран-чан пыталась наложить гендзюцу смещенного зрения, но, увы, у нее не выходит. Надеюсь ты сможешь сказать в чем может быть проблема. Очень важная причина для визита на мой вкус! Дом Учих — без единой пылинки или брошенной вещи — казался царством порядка и стабильности. За все посещения, сколько Сан помнила, тут не изменилось ни единой детали. Даже запах — легкий цитрусовый аромат саше — и тот оставался тем же. — Показывай Санран-чан, скомандовали ей. И она показала. На момент даже ужаснулась что будет, если сейчас-то у нее получится… Но, предсказуемо, не получилось. Микото нахмурила тонкие брови и издала заинтересованный звук. — Давай-ка еще раз, — ее глаза вспыхнули красным, заставляя напрячься. Сан сглотнула сухость во рту и повторила это проклятое преобразовать-змея-крыса-птица-направить-прервать. С тем же результатом. — Хм, как это интересно получается, — произнесла Учиха. Читая между строк и отбросив клановый гламур это означало «хрень какая-то». — Чакра, проходя через крысу, должна менять свою структуру, — погасив взгляд сказала Микото. — Но у тебя этого не происходит. Поэтому наложение образа не срабатывает. Так же должны работать простенькие иллюзии на пространство, они у тебя получаются? Санран кивнула и, не тратя время зря, накрыла иллюзией тарелку на столе. — Стоп. Откуда у тебя тут две первых печати? И змея заменена на… Кто тебя научил накладывать иллюзии так? — с легким недовольством поинтересовалась Учиха. — Д-дядя, — чуть запнувшись призналась Санран и оглянулась на Кушину в поиске поддержки. — Не знаю почему это вообще срабатывает, но это неправильно. Иллюзии накладываются через свинью и четыре последних печати, без вот этой вот самодеятельности. Санран сморщила лоб, хрустнула костяшками и попыталась сделать как сказали, накрыв иллюзией еще одну тарелку… И, что характерно, не получилось. Все три куноичи озадаченно разглядывали стол, словно тот сейчас подскочит и убежит. Этого тоже не произошло. — Кхм, ну, технически выполнено верно… Не знаю, почему чакра не меняет структуру как должна, — Микото бросила острый беглый взгляд на Кушину, издавшую протяжный хмык. — Можешь попытаться заменить змею на первые три печати иллюзии. Это… должно сработать по логике вещей. Санран, уже вспотевшая от напряжения, повиновалась. Микото перед ней сощурилась на мгновение и кивнула. — Сработало. Что и требовалось доказать… Мы даже не разломали мой дом с этими экспериментами, я благодарна. Кушина вдруг заалела и прокашлялась, видимо, вспоминая что-то свое. Микото бросила на нее насмешливый взгляд, вытирая ладони о фартук. — Полагаю ты захочешь потренироваться в гостиной… — Благодарю за помощь, Микото-сан, — все еще сбитая с толку пробормотала Санран и поежилась, тонко уловив намек. — Мне, пожалуй, пора идти. — Заглядывай как-нибудь на чай, Санран-чан, — тонко улыбнулись ей, смягчив тон. — Я бы послушала как идут дела в академии. Итачи очень интересно рассказывал о твоих уроках… Сан стала равномерно красной, как только что была Кушина, пискнула придушенно и испарилась, словно ее тут и не было. Чур ее, чур. Страшные люди эти внимательные и дотошные Учихи.***
Хенге позволяло слиться с фактурой дерева, легкая иллюзия поверх делала ее на вид единой со стволом, вход на полигон был с подветренной стороны, фуины дезориентации равномерно отталкивали взгляд… Жертва не должна ничего заподозрить. Санран устроила идеальную засаду. И сидела в ней третий час подряд, околев до легкой синевы. Проклятущая Митараши никак не появлялась. Клон, ушедший на поиски, не развеивался и не возвращался. Санран раздражало, что она в этой проклятущей деревне когда надо никого не могла найти, зато ее — даже из-под земли достанут, отряхнут и потащат по делам. Первый всплеск энтузиазма и вдохновения на почве «наконец-то получилось!» начал отступать. Но Узумаки была не из тех, кто так просто сдается. Она жаждала возмездия и признания за недели издевательств над собственными провалами, она жаждала крови! Разумеется, получила шиш с маслом. Появившаяся Митараши иллюзию скинула, завязалась привычная потасовка с тайдзюцу и стихийными техниками в пол силы. Вода Сан брала верх над огнем у Анко, что последнюю бесило, зато в тай Змеюка ее укладывала на лопатки или сворачивала в неприличные фигуры. — Получилось, надо же, — фыркнула, сидя на ее спине. Санран начинала всерьез задумываться, что кататься на чьей-то шее это хобби Митараши. — Показывай. Санран замялась, плюнула на сомнения и показала. — И че это такое? — озадаченно посмотрела на ее руки Анко. — У меня так работает? — неуверенно пожала плечами Узумаки. Ей в лицо фыркнули. — Знаешь ли, пользоваться техникой, когда она работает через жопу — это дебилизм. Осуждаю, — припечатали ее. — Еще и печатей больше, чем надо… Сан пригорюнилась. Окей, ладно, доводы у Змеюки были логичными. Но вот подтекст… А как оно, работает-то, действительно? Тот момент, когда эта крамольная мысль поселилась в голове, нужно было обвести кружочком в календаре, объявить траурным днем и ходить обивать пороги храмов ежегодно, моля, дабы таких оказий никогда больше в жизни не случалось. Но, как легко было заметить, с богами у Сан отношения не ладились. Поэтому оставалось скорбеть, мучиться и разбираться.***
Начать стоило с того, что фуины — печати письменные и мудры — печати ручные были двумя сторонами одной медали. Как речь — письменной и устной. Только через чакру и напрямую к мирозданию. Так что технически любое дзюцу можно было записать в фуин. Практика, как это всегда бывает, несколько отличалась от теории. Хотя бы тем, что многообразие фуинов было просто бесчисленным, а мудр — дюжина основных и еще пара сотен разных вариаций, которых наплодилось вместе с экспериментами, индивидуальными способностями и прочей головной болью. Окей, не поймите не правильно — Санран никого не осуждает, но выглядит для нее вся эта камасутра на пальцах как извращение, если сравнивать с ладностью и красотой фуин. Шиноби вообще из покон веков пихали чакру во все, что движется. А что не двигалось — двигали и пихали, так почти все кеккей генкай родились. Жуки, тени, глаза… Впрочем, она сбилась с мысли. Мудры. Все мудры можно было расписать в фуины, а потом прочесть их, уж в этом-то Санран была дока. Опять же, не всякий фуин можно было заставить работать. И тут начиналась грустная часть искусства. Если бы все было так просто, то фуинами можно было обмануть матушку-природу и швыряться всеми стихийными техниками разом. Шибко умные мастера во времена Санран этой уловкой пользовались, мешая разные стихии — то, что оставалось в результате, проще было посыпать песочком и огородить барьером, пока там фонящая чакра не рассосется. Слишком результат этих техник был непредсказуемым. И, ко всему прочему, трудозатратным. И потом, при реализации, чакрозатратным… Одно дело — найти воду, напитать чакрой и сформировать технику пальчиками и импульсами. Другое дело — напитать чакрой фуин, который преобразует ту в стихийную с дичайшей «наценкой», а затем сформитует в технику… Сложно, долго, по всем фронтам затратно. Поработай ручками и не тренируй другим мозг — вот к какому ответу приходишь спустя пару попыток. Поэтому в здравом уме ни один мастер не записывал технику через фуин. …Зато при некоторых способностях запечатывали техники целиком. Это было как запечатывание объекта, только в сотню раз сложнее и… Санран мотнула головой и уставилась на развернутый рулон обоев с выкладкой. Хорошо. Допустим. В оригинале печать змеи была для снятия образа, а крысы — для его интеграции с потоком… Чтобы это выяснить ушло три дня с перерывом на академию и один вялый спарринг. Ее же три мудры — они делали странное. Они формировали внешний источник, накладывали отражение и, зачем-то, требовали сигнатурного согласия. Сначала Санран очень долго и страшно ругалась, а потом до нее вдруг дошло то, что до Кушины, кажется, дошло еще в их последнюю встречу. Ментальная защита. Это был способ взаимодействия с ее собственной ментальной защитой! Что было, по факту, логично. Потому что идеальный барьер он не допускает не только проникновения внутрь, но и извлечения чего либо наружу. Даже самостоятельного. Потому что всегда найдется хитрая лазейка… И далее по списку. Узумаки были хороши в хитрых лазейках, это был их хлеб. В общем спустя неделю загадка больше загадкой являться перестала и стала грустной реальностью. Гендзюцу для Санран было пустой тратой времени. Разве что запечатывать его в свитки, хотя за такое ее бы дядя отхлестал прутьями и выкинул в море. Санран очнулась от своих мыслей за три дня до нового года, наткнувшись в своем окне на силуэт Кушины. Очень злой силуэт. Потерянно заозиралась, ойкнула… И тут же была прибрана к рукам. Потому что все Узумаки знали — грамотно обработанный шиноби очень полезен в хозяйстве.***
У Кушины было два десятка горшочков, охапка бамбуковых стеблей и тележка с сосновыми ветками. У Санран было все терпение и смирение мира. Куда старшей столько кадомацу она не представляла — она вообще мало могла себе представить, когда ее погребло под мешком шариков, веревочек, ленточек, тесемочек, бантиков, лески и черт знает чего еще. Она была занята тем, чтобы ничего не выронить и не задохнуться. Это было по-своему уютно, сидеть у Кушины на кухне, обложившись горами блестящих безделушек, и пить чай с засахаренными каштанами. Приходилось отмахиваться от переизбытка еды, которой старшая готовила столько, что хватило бы всю деревню прокормить. Но в остальном — удивительно мирно. Где-то на подоконнике бормотала та коробка — радио, Санран, это называют радио — время от времени сообщая новости с ярмарки. — Ты же придешь на новогоднюю ночь, ане? — почти шутливо спросила Кушина, подвязывая к веткам маленькие серебристые колокольчики. Сан проводила это действие сонным взглядом. — Мне понадобится твоя помощь! И, между прочим, у меня уже есть подарок! Отказ не принимается… Это предложение ощущалось как удар в нос. Подарок. Боги, это ведь значит, что ей нужно подготовить подарок в ответ! Она отдала свою последнюю зарплату за набор кистей, а ее неприкасаемые сбережения… А ведь еще нужно разослать открытки… Пресвятые ками, что ей делать-то?! — Я еще приглашу Каши!.. — доносится в спину, когда Санран словно ветром сдувает. Что ей придумать? Это будет позор! Настоящий позор, предки ее проклянут! В панике и отчаянии взгляд падает на выкладку на полу ее комнаты. Ладно, думает она, ладно. У нее почти нет денег и она без понятия что дарить таким людям как Кушина и Минато. Пугало это еще… Но зато у нее есть бумага и фантазия. Санран задумчиво смотрит на выкладку и улыбка расползается по ее лицу почти хищно. Идея… Странная. Но, ками, кто тут из них нормальный, покажите пальцем, она посмеется. Дарить просто кусок бумаги кажется не очень правильным решением, поэтому Санран подскакивает и несется на ярмарку — искать стеклянные колокольчики… Она еще помнит как подглядывала за рыбаками на Узу, когда те вязали сети. И стеклянные поплавки. Оплетали круглые прозрачные сферы нитями, как те блестели на воде, преломляя солнечный свет, звенели в рубках баркасов… Фурин, в муках рождает ее мозг, она прикрепит формулу к стеклянному колокольчику. И оплетет их красными нитками. И добавит бубенчики. И фуин света. И… Кажется, от ее ухмылки на улице шарахнулся прохожий, так что Санран поспешно придает лицу серьезное выражение. Осталось только придумать что ей хотелось этим пожелать.***
В последний день года Санран, всклокоченную и с безумным видом, сенсей вытряхивает из квартиры и тащит в их с Минато дом. Сознание это отмечает очень поверхностно, потому что важнее то, что она успела. Возможно Сан немного… Ладно, много перестаралась в запале энтузиазма, но переделывать казалось кощунством. Еще было два десятка простеньких открыток. Ничего особенного — Санран не умела рисовать, просто строчка пожелания удачного года, три маленьких лотоса в углу вместо начертания ее имени и завиток — вместо фамилии. Сан вообще не думала, что у нее появилось столько знакомств. Это казалось… Страным. Но были учителя в академии, была Микото, был Шисуи — слишком много Учих в твоей жизни, шептал напряженный голос в голове, всегда готовый к атаке — была Анко и ее команда. Был странноватый навязчивый Гай. Были Кейко и мелкий Ясуо, висший на ней обезьянкой. Был старик Ичиро. И это не считая Кушины и их… Семьи? Санран подумала об этом тепло и немного обреченно. Кушина, Минато и Какаши. Семья. Маленькая, странная, еще не родная, но ее. В руки Санран сунули гору лука и она очень быстро пришла в себя, проживая все этапы от отрицания до смирения за пару секунд, и столкнулась взглядом с унылым Хатаке, сидящим над такой же горой овощей. Кухня выглядела как кипящий ад. Вокруг сновало еще три клона Кушины, суетясь и причитая. — Биджу подери, нужно купить еще тык- — Я могу! — почти в унисон произнесли Сан и Какаши, тут же яростно глядя друг на друга. Нет, ну уж вот. — …квы. — Я туда и обратно, — скороговоркой выдал Хатаке, подрываясь из-за стола. Сан вцепилась в его кофту до треска ниток, тоже подскакивая. Нет! Не-а! Она не останется в этом бурлящем котле один на один с имото и горой, которую нужно нарезать кубиками! — Знаю где продают лучшие, — перекрикивая его произнесла Санран, усиливая хватку чакрой, когда белобрысая зараза попыталась вырваться. Тот, осознав, тут же сделал подсечку и попытался отпрыгнуть, но просто утащил ее с собой к окну волоком. — У вас четверть часа на все! — гаркнула Кушина в догонку, так, что оба вылетели за подоконник одним слитным движением, ускользая от ее гнева. Пусть тот и был напускным, но волосы от ужаса дыбом вставали исправно. Санран отплевалась от своего хвоста и мрачно глянула на Хатаке, расправляющего водолазку в месте ее хватки. — Веди, раз уж знаешь, — фыркнул тот. Хотелось съязвить и что-нибудь такое сказать… На нос приземлилась снежинка. Санран с изумлением на нее уставилась. Потом потерянно и с недоверием — на небо. — Шевелись шустрее. Сан фыркнула и подпитала печати тепла чакрой. Ха! Да скорее этот злыдень научится смеяться, чем она замерзнет! То, что при этом от хаори повалил пар, Санран демонстративно решила не замечать.***
— Представляете, пришла и просто утащила его на руках! Из самого кабинета! — восторженно вещала женщина у прилавка в пол голоса. — А то ты бы своего мужа не оттаскала, если он домой не является… Санран пропустила шепотки мимо ушей. Рыночная площадь всегда кишела историями и слухами. И в этом случае всегда значило именно что всегда. Она помнила Узушио, она помнила десятки других деревень — с ниндзя или без — площади, прилавки магазинов, меж торговцев — информация текла. В полный голос или шепотом. Санран нравились газеты, их можно было прочесть занимаясь своими делами. Но в газетах не было по-настоящему важных историй, тех, о которых боятся говорить громко, но не могут молчать. Поэтому Санран слушала. Это было надежнее… И привычнее. В этот раз она не скрывается под хенге и чужие взгляды жгут кожу как кислотой, взвинчивают нервы. — …Другоубийца. Слово падает тяжелой ношей, разрезая шум толпы и неразличимые шепотки. Словно вокруг выкачали воздух. Что? Сан хмурится и кусает губу, чуть сбиваясь в движении. Она слышит такое не в первый раз, слухи, обрывки информации, но что… Какаши за ее плечом каменеет. От него фонит такой болью, что хочется закрыть глаза, уши, рот и сбежать в другую страну. Сан неосознанно скользит взглядом мимо, но на секунду задерживается. Хатаке — гениальная зараза — замечает, и в воздухе звенит напряжение пополам с вызовом. Словно он ожидает, что его сейчас ударят. Мысли в голове у Сан испуганно застывают на мгновение, как муха в смоле, а затем принимаются проноситься с бешеной скоростью сразу по нескольку, напоминая пчелиный рой. Первым потоком ее память извлекает любые подробности. То, что было сказано — это про него? Другоубийца? Какое глупое прозвище. Она уже слышала его прежде. Что-то связанное с историей о погибшей команде? Единственный выживший? Так это связано с Пугалом? Что еще об этом говорили гражданские? Гражданские всегда так много говорят… И так мало из этого по делу, что Сан сомневается и делит надвое. Вторым, более приоритетным потоком, выступает самоконтроль. Санран не дает дрогнуть ни мускулу в теле, но и это тоже ошибка. Застывшее выражение лица продает ее с потрохами. Сан тут же исправляет заминку, перекатывая в ладони монетки и слегка хмурясь, сбивая напряжение мышц. Третьей, самой загруженной частью в ее голове, судорожно производится анализ. У нее есть слухи — раз. У нее есть выбитый из колеи, вечно мрачный, опасно-нелюдимый, с его ущербным эмоциональным спектром Какаши — два. Есть Кушина, которая говорит, что Какаши — семья. О Какаши надо позаботиться. «Он многое пережил, Санран». Голова бурлит как котел. Кушина не стала бы разбрасываться текими словами попусту, верно? Есть ли тут место ее сомнениям? Какаши, который тащил ее до Конохи на закорках. Какаши, вытащивший ее из святилища и перебиравший с ней свитки сутками на пролет. Какаши, которого она месяц кормила почти с рук- Все это мелькает в голове за долю секунды между услышанным словом и шагом, вместе с провернувшейся в руке монеткой. Это сложно назвать осознанным решением, скорее — совокупность эмоций. Узумаки всегда убивали их эмоции. Санран выразительно фыркает и кидает в Хатаке вязанку с тыквами — могла бы и запечатать в запястье, но этот жест кажется правильным. Ей бы пошутить, что им, изгоям, нужно держаться вместе, но Какаши эту шутку вряд ли оценит, поэтому она молчит. Пусть думает что хочет. Но правде стоит смотреть в глаза: Кушину боятся как огня, Какаши за что-то ненавидят, а сама Сан… Ну, она просто чужая. И не стремится стать своей. Такая вот семейка отщепенцев, в которой один только Минато социально одобряемый, но в том такое устрашающее мрачное нечто глубоко пустило корни, что Санран на месте окружающих бы поостереглась. Ей так странно, что никто этого не видит. Или не хочет видеть. Из их четверки, в которой джинчурики, другоубийца и чужачка, бояться нужно было теплого и улыбчивого господина хокаге. Наверное, думает Санран, смотря в стеклянные глаза Хатаке, отрешившегося от всего мира, наверное быть отвергнутым своей деревней не легче, чем потерять ее. Итог у всего — одиночество. Знать, что от тебя отказались. Что тебя оставили. — Не вырони тыквы, а то имото открутит нам головы, — почти безразлично произносит Санран, чуть похлопывая его по плечу и тут же отступая. — Я тебя прикрывать не намерена, Пугало. Тот хмыкает с этой его фирменной надменностью, но злости или отторжения Сан не чувствует, поэтому дразнится и показывает язык. — Опять лепишь свои дурацкие каракули на меня? — лениво тянет парень. Санран щурится опасно. — Это ты дурацкий, а фуины — замечательные, огородное ты Пугало, — со свистом доносится от Санран. Какаши в базовых социальных взаимодействиях неловкий и отбитый какой-то. Так что многого она в ответ не ждет — не окрысился и славно. С Хатаке вообще как-то все непросто, будь ее воля, Санран бы с ним не связывалась. Парень то раздражительный не в меру, то бледный, словно все эмоции из него выбивали ногами, то мрачный, словно чуть что и будет фонить ки. Фу таким быть, фу. Промелькнула мысль, что общение с Пугалом напоминает приручение одичавшей кошки. Санран фыркнула весело, представив себе как на его белобрысой голове будут выглядеть кошачьи ушки. И уверенно задвинула бардак в своей голове в дальний угол. Сегодня — Новый год. Так что сегодня ей плевать. — Шевелись быстрее, а то… — Кушина откусит тебе голову? — с иронией уточнил Хатаке, видимо, углядев паттерн ее угроз. И ушел в шуншин, оставляя раздразненную Сан бурчать проклятья под нос в тщетной попытке его догнать.***
Кушина и Минато смотрят на колокольчики… Озадаченно это еще мягко сказано. Препарирующе. А потом синхронно переводят взгляд на Санран так слаженно, словно практиковали это перед зеркалом. Сан удерживает нервное подергивание под контролем. Хотя ей внезапно очень хочется провалиться сквозь землю. — Это гендзюцу? — медленно произносит Минато. Окей, теперь Сан признает, что, возможно, не следовало дарить технику в обертке безделушки двум ниндзя. Даже с наилучшими пожеланиями. — Ну… Типа того? — неуверенно произносит Сан, предательски потея. — Как это работает?! — прерывает ее Кушина и глаза у той нездорово горят. — Нет! Молчи! Сама разберусь! Какаши за ее спиной с подозрением смотрит на свой колокольчик. Если с Кушиной выбрать образ для запечатывания было просто, с Минато — тоже довольно беспроблемно… То с воспоминанием для Пугала пришлось помучиться. Она запечатала в фуин буквально полторы секунды своей памяти — смазанные и легкие. Призрачная копия. Каждому свое. Пропекшийся солнечный пляж, чайки, шум волн — для имото. Ветреный осенний день на пристани, соль в воздухе и звон буйков — для Минато. В памяти Сан много таких маленьких созерцательных моментов, глупых, отвлеченных. Последний пришлось выбирать дольше всего. Рокот шторма за тонкими, но несокрушимыми стенками комнаты, теплая и сонная полутьма, котацу и теплый чай. Спокойствие. Ей самой никогда не хватало спокойствия, но Санран всегда хотела им делиться. Такой вот парадокс. — Ох, колокола начали бить! — встрепенулась Кушина. — Так, все за стол, живенько! Санран хихикнула, все еще ощущая себя не в своей тарелке. За окнами, в ночном мраке, медленно кружились снежинки. У нее на руках оставался последний — неудачный и глупый колокольчик, который она сделала первым, пробным вариантом. Оставить или?.. На восьмом десятке ударов колокола, когда Кушина вытащила их всех наружу, смотреть как на площади пускают фейрверки, Сан просочилась между домами, оставляя на своем месте клона. Хатаке хмуро глянул на болванку, но ничего не сказал. Снег поскрипывал под подошвами и морозил пальцы. Облачка пара при выдохах белели перед глазами. Санран застыла у дверей святилища — оно казалось огромной голодной пастью, готовой ее проглотить. Без факелов и светлячков, влажная древесина была контрастно черной на фоне снега, поглощающей весь свет. Нерушимой. Сан помялась неуверенно. Вытащила стеклянный колокольчик — маленький, размером с кулак — и зацепила дрожащими пальцами за уступ крыши. Фуин света едва заметно тлел на язычке. — Спасибо, — пробормотала она. Поклонилась еще раз, прытко развернулась на пятках и побежала. Ее ждала Кушина, наверняка сообразившая сразу, что рядом осталась подделка, Минато-сан с его безграничным терпением и зыбкостью, но принятием, дурной Какаши… Ее ждала семья. Маленький огонек над входом в святилище медленно затухал за ее спиной.