Аще забуду тебе

Для августа было жарко. Даже слишком. Возможно, сказывалась близость к пустыне, все же страна Ветра была к Конохе ближе, чем Облака. Санран стерла со лба выступившую испарину и туже затянула пояс белого кимоно. Оно все еще не походило на те, что прежде носили жрицы Энму. У тех была лазурно-синяя нижняя рубаха и ткань плотная, жесткая, накрахмаленная до такой степени, что воротник стоял. У нее же… Ну, приходилось довольствоваться тем, что имеешь. Жрицы всегда были удивительно красивы. Не той, женской сладкой красотой, но какой-то неземной воинственностью и прозрением в глубине глаз, отточенностью движений, непреклонностью. Это завораживало Сан в детстве. Дядя однажды сказал, что эта сила очень дорогой дар и оплатить его невозможно за одну жизнь. Сан тогда не поняла о чем он. Да и сейчас, если быть честной, не понимала до конца. Когда-то в детстве, смотря на синее пламя и этих невероятных, словно выточенных из камня, женщин, Сан и сама хотела стать жрицей Вечного храма, но… У судьбы довольно странное чувство юмора. Санран пакует в свитки рис, карри, сладости и саке. Похоже сейчас у нее просто нет выбора. Ответственность. Ей приходилось много думать об этом с того момента, как Скрытая библиотека стала принадлежать была украдена спрятана в призывном мире. С тех пор, как барьер доверил ей роль главы. Ответственность устрашающей волной накрывала Сан, вызывая фантомное ощущение удушья. Слова — любые, даже брошенные вскользь — жгли язык. » — Я соберу их, я найду, клянусь, я… — Вот вернешься и поговорим, маленькая химе.» Подношения духам на Хакки Яко были традицией столь же древней, как и сам клан. В ночь парада глава оставался в храме, все желающие могли принести угощения и истории, жрицы разжигали благодатный синий огонь, воздух над которым причудливо плыл, а ветер пах холодом и терпким бризом, пробирающим до мурашек. Огромные столы, заставленные угощениями. Обычные люди в нижнем городе праздновали Обон и из храма были видны взмывающие в небо фонарики… Санран нервно сглотнула. Она не знала проводились какие-то ритуалы или нет. Требовалось ли что-то большее, чем пища и присутствие? Была ли какая-то миссия у главы, сидевшего всю ночь под масками и наблюдавшего за торжеством? Возможно было бы правильнее привести в храм Кушину, но…

нет.

Кушина не вспомнила про Хакки Яко, когда Сан спросила ее. Только… пригласила отпраздновать Обон вместе со всеми на площади перед резиденцией хокаге. И это останавливало Санран. Зачем Кушине забытые богами праздники… Что-то тяжелым камнем падало в животе при мыслях о том, чтобы самой пропустить парад духов, скребло в горле. Это было бы неправильно. Это было бы предательством. Не родины, но культуры. А предать культуру, как казалось Сан, много страшнее, чем предать родину или землю. Кем бы она стала, если бы отказалась от своих корней? Кем бы она стала, приняв у того проклятого камня в глубине острова сан главы и отвергнув его? Кем бы… Это ее бремя и она будет нести его с честью, раз боги этого хотят. Святилище встретило ее пылью и запустением. Было похоже на то, что кроме самой Санран никто сюда не ходит. Солнце медленно клонилось к скале, выкрашивая мир в яркий рыжий цвет и вытягивая черные тени от домов и деревьев. Рутина успокаивала. Поменять воду в бадье, вымести листья с энгавы, протереть седзи, полы и стол, расставить еду и напитки. Все это занимало руки и успокаивало разум. Было в традициях нечто утешающее, приобщающее к своим, позволяющее чувствовать себя частью чего-то большего. Санран зажгла факелы с помощью фуин и с налетом грусти подумала, что не знает как жрицам удавалось делать пламя синим. Кажется, она сделала все что требовалось? Мрак начал сгущаться на улице. Санран неуверенно села лицом к маскам, но, помявшись, все же пересела на место главы: спиной к маскам и лицом к двери. Ей показалось, что по затылку прошлось морозное дыхание. Стряхнув с себя оцепенение Сан прочистила горло. Она слабо представляла что ей делать дальше. В ночь парада многие приходили поделиться своей историей, достижениями, победами или провалами, потерями и приобретениями. Смешные и грустные, они словно сгущали пространства храма. Узумаки любили истории и не любили скорбь или чрезмерную помпезность. Они рассказывали сказки детям и давали им сказочные имена, они провожали стариков в последний путь вспоминая их заслуги. Сан не знала с чего ей начать. Возможно с самого начала? — Мне все же удалось сделать тот фуин, — неожиданно громко для самой себя произнесла она и запнулась на полуслове. — Тот, который должен был спасать раненых. И он спас меня. Я выжила. Но что-то произошло и вот я тут, спустя сто с чем-то лет. И тут… Так странно. Деревни в которых живут разные кланы, Сенджу и Учиха, работающие вместе. И тут… нет Узумаки. Точнее они есть, но их так мало и… Я, кажется, теперь глава? Хотя на деле глава Кушина-сан. Она славная. И сильная. О, и в нее запечатан девятихвостый! Это так удивительно. Хотела бы я взглянуть на эту печать. Санран показалось, что ей в затылок уперся чей-то взгляд. Она глубоко вдохнула и выдохнула, отпустив сжатую в кулаках ткань, прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Поскрипывающие половицы отвлекали. — Но, кажется, тут довольно много хороших людей. Они могли бы меня убить или… Не знаю даже. Я привыкла, что безопасно лишь в границах Узу, но вот я тут, за много дней пути от острова, и никто не пытается мне навредить. Это удивляет. Сан представила себе, что рассказывает о произошедшем дяде и воодушевилась. — И я дорабатываю ту печать! Кушина назвала ее «стазис» и это значит что-то вроде заморозки или сохранения. Мне понравилось, так что я решила оставить это название. А еще она учит меня управлять цепями. Так жаль, что мой резерв такой маленький, а ирьенины не успели поставить накопительную печать! Но, думаю, я займусь этим, когда… — Сан замялась, боясь упомянуть Запретную библиотеку. — …когда получу доступ к свиткам. Да. — И я увиделась с Годжу, Шуку-сама. Он назвал вас мальчишкой, представляете? Мальчишкой! А еще, оказывается, Ашина-кун был главой клана. О нем даже есть записи в книгах. Он погиб на Второй войне, кажется. Но я то помню его еще совсем ребенком! Таким… Мелким и сопливым. Это немного смущает. Санран дернула плечами, пытаясь стряхнуть озноб и сосредоточилась на своей чакре, разгоняя ее по телу. Что же еще она могла рассказать? — И я узнала что… Были другие Узумаки. Которые сбежали. Спаслись, — чуть тише продолжила Сан. — Я… Найду их. Очень постараюсь. Кушина позаботилась обо мне и мы вместе позаботимся об остальных. Я обещаю. Грохот заставил Сан вздрогнуть и распахнуть глаза. На небе расцветали яркие разноцветные шары из огня, она могла видеть их через распахнутые седзи. В воздух подымались первые фонарики. Со стороны это смотрелось так внушительно и с размахом, словно солнце вновь взошло и осветило деревню. Завораживающее зрелище.

чужой праздник. чужие люди. чужие. чужие, чужие, чужие-

Санран вздрогнула судорожно втягивая воздух. Это были не ее мысли. Холод растекался под кожей, окоченелый, неотвратимый, заставляющий сердце биться всполошно и испуганно. Что это? Что с ней не так?

чужие забрали то, что им не принадлежит. за это требуется покарать.

Сан непослушными руками хлопнула, вливая чакру в барьер — золотистый купол отрезал ее от мира. Но это не помогло. Ей казалось, что она снова умирает. Каждый вдох давался тяжелее предыдущего и глаза заслезились. Что происходит? Паника мешала мысли в голове.

чужаки должны заплатить.

Санран всхлипнула и пригнулась к полу, скребя по нему скрюченными пальцами. Больно, как же это было больно, словно ее кости заледенели и пытались прорезать кожу. Что-то ее медленно убивало. Голос, этот проклятый голос на границе сознания, который прежде показался ей своим собственным — все твердил и твердил про чужаков. Слишком зло. Слишком кроваво, несвойственно ей. Санран хотела спрятаться. Забраться обратно в свиток. Обратно за все три барьера Узу. Обратно под землю, под воду, под- Символы расцветали на полу неровно, вразнобой, слепо. Сан не понимала что она делает, в памяти всплывали все барьеры, которые она когда-либо видела. Непродуманно, бессистемно. Она не хотела умирать. Пожалуйста. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, ей так не хотелось умирать. Пусть оно уйдет. Пусть оно замолчит. Пусть- Что еще ей было делать? Прятаться.

***

Первым его напряг свет. Точнее, его отсутствие. В святилище было темно и это выглядело тревожно. А следом пришел запах смерти. Что-то неуловимое, так пахли не трупы но… Какая-то заброшенность. Чуждость. Выжженость и покинутость земли после побоища. Какаши легко вспорхнул с ветки. Чертовы Узумаки. Одна шляется черт знает где, вторая… Кушина отчего-то решила, что за Какаши нужно взяться всерьез и дергала его по разным просьбам, стабильно вылавливая по разу в день, если не чаще. Такой… настойчивости не проявлял даже Минато, хотя, как каге и наставник, имел полное право. Он не сразу заметил силуэт, скрючившийся у стола. Фонило холодной, жгучей чакрой, напоминавшей ки. Санран, с трудом опознанная в комке, тихо всхлипнула. Какаши понятия не имел, что делать с плачущими девчонками, тем более, когда вокруг них происходит какая-то чертовщина. За что ему это все?.. — Йо, Узумаки. Он шагнул ближе, хмурясь и принюхиваясь. Сан не ответила и словно бы его не заметила. Только тогда он в полумраке заметил формулы. Длинная сложная вязь стелилась в несколько кругов, выжженная прямо на полу. И не то, чтобы Хатаке был экспертом, но по спине прошелся мороз. Что-то было не так. Он давно научился не трогать чужие техники и не вмешиваться в их течение, пока ты не разобрался что к чему. Тем более в какую-то сложную фамильную дрянь чужого клана. — Санран-чан? Эй? Та всхлипнула чуть громче и еле слышно простонала — ки в комнате взметнулась и снова утихла. Хатаке замер на мгновение, но быстро исправился. Брошенный шаринганом взгляд только добавил вопросов. Картинка сведенного судорогой тела и плотных мертвых скоплений чакры, словно бы насильно упиханных под кожу, пробрала. Это должно быть чертовски больно. Чужеродная чакра, не приведенная к нейтральной, не родственная — такое вызывало отторжение. Да что там, иногда даже нейтральная чакра ирьенинов плохо усваивалась телом, родные братья не могли делиться друг с другом, а матери — с детьми. Чакра была прихотлива и опасна в своей силе. Такое было бы смертью для любого нормального человека. Хатаке чертыхнулся и тут же создал теневика, недовольно отмечая просевший запас чакры и ноющий очаг — техника высокого ранга вместе с шаринганом — совсем не то, что ему хотелось после долгого дня. Клон резво выскользнул наружу убегая к Кушине. Если повезет — она будет тут через десять минут, верхними путями. А что ему делать? Вокруг не было ни души. Даже если это было нападение — противник успел сбежать, хотя чужаков засечь не удавалось. Какаши неуверенно потоптался, раз за разом прокручивая в голове до омерзения четкую картинку и стараясь не обращать внимания на всхлипы. После такого ей явно потребуется ирьенин. Стоит ли послать за ним прямо сейчас? Какаши плохо смыслил в фуин, и сомневался, что научится. Слишком тонкая и малоприменимая область. Обрывочные знания, полученные за последние месяцы с активной Кушиной и Санран, не давали даже призрачного понимания что с ней происходит, что за печать ее окружает. Он бы сказал, что защитная — такие сочетания символов он видел в паре подвалов АНБУ. Но это не объясняло что за чертовщина происходит внутри контура печати и почему поверх готовой формулы налеплено еще десяток непонятных дополнений… — Х-холод-д-дно, — простонала бледная Узумаки, цветом лица слившаяся с ее собственным кимоно. Казалось она сейчас откинется. Хатаке судорожно перебирал в голове варианты действий. Узумаки явно была не в состоянии отвечать на вопросы, что усложняло ситуацию. Какаши недовольно пробормотал и сдернул какой-то кусок шторы со стены, накидывая поверх Сан. Метнулся и зажег факелы, пытаясь понять, не упустил ли чего-то… Краем глаза отметил на столе еду. Подношение? Девочка дернулась и затихла. Ворвавшаяся раньше всех прогнозов Кушина сверкала глазами. — Что?! — без контекста выпалила она, но тут же увидела Санран и отвлеклась на нее, резко меняясь в лице. А потом полыхнуло алой чакрой девятихвостого, перебивая холод в комнате. Какаши напрягся, но, кажется, джинчурики прекрасно себя контролировала. — Ты что сделала?! — Кушина-сан, я не думаю… — начал было Хатаке, но осекся. — Он т-так крич-чал… хо-т-тела…- всхлипнула едва слышно Сан, дрожащими руками впиваясь в штору. — Кто? — напряженно переспросила Кушина. — Хо-л-лод-д-но, — на выдохе прошептала младшая. — Пок-кро-овит-ель… Кушина протяжно втянула воздух и ошалелыми глазами обвела комнату. Какаши даже не сразу понял что к чему. Покровитель? Какой еще… А потом он столкнулся глазами с Кушиной и картинка сложилась. Да они издеваются?! — Ты призвала шинигами?! — сдавленно пропищала Кушина, чуть ли не вырывая волосы на себе. — Кушина-сан, нужно оповестить хокаге, — устало напомнил Хатаке. Разобраться в том, восхищения больше в голосе старшей, ужаса или уважения не вышло. — Н-нет… я пр-росто… свои… обязанности… — девочка лепетала едва слышно. — А. О-он в-се гово-р-рил и го-о-вори-ил!.. Кушина как подорванная обежала круги защиты несколько раз, приседая над некоторыми местами, пока, наконец, не вытащила откуда-то стопку печатей. Шагнула и налепила несколько сразу — на лоб, руки, шею, живот… Санран глубоко вдохнула и обмякла. — Лучше? — обеспокоенно переспросила старшая. — Угу. — Какой контур сработал? Последний, да? — сама с собой продолжила Кушина и шлепнулась на пол, дергая на себя руку Сан. — Кушина-сан! — встревоженно произнес Хатаке, боясь вмешаться и подымая повязку опять. На удивление — все было не так плохо, как прежде. Похоже печати… Впитывали чужую чакру, и ее собственную тоже — Санран сидела с отсутствующим выражением лица. Кушина тем временем налепила на руку еще бумагу и начала что-то выжигать. — Вот дурная! — недовольно фыркнула Узумаки-старшая и поднялась, хлопнув по полу ладонью. Подхватила не сопротивляющуюся Сан подмышку и уверенно шагнула наружу. — Это еще хорошо, что я вспомнила куда ты собиралась. Идем, Какаши-кун. Хатаке тяжело вздохнул.

***

Открыть глаза было сложной задачей. Подняться на кровати — вообще невыполнимой миссией. — Тц! А ну не дергайся! — зашипел на нее голос. Кушина тут же появилась в поле зрения, нависнув сверху. — Ну как, живая? Что болит? Сан издала нечленораздельный звук. Проще было перечислить что не болит. Резерв был оглушающе пустым и очаг чакры противно ныл. О, боги, что она делала? Санран опять провыла, теперь с отчетливой жалостливой ноткой. — Если болит — значит ты живая, порядок. Так что не ной. Кушина подхватила и помогла ей подняться, вливая приторно сладкий чай. Только теперь Санран поняла, что она укутана как гусеничка в несколько слоев спальников и одеял. Память отказывалась выдавать то, как она опять попала в дом хокаге. Обон, Хакки Яко, подношение, фонарики… О… За спиной у Кушины стоял скрестив руки на груди Хатаке, разя пассивным недовольством. Что-то было неизменно. — Ты на кой ляд пошла вызывать шинигами, мелочь? — упершись руками в бока нахмурилась Кушина. Сан, потерявшая опору, тут же начала крениться обратно. Ее опять подхватили и прислонили к стене. — Я не вызывала, — охрипшим голосом пробормотала Сан. — Оно само… — Ага, вот уж!.. — с запалом начала Кушина, но осеклась. — Что, совсем само? — Не знаю, я на Узу услышала в первый раз… Подумала, что показалось… А потом он все говорил и говорил, но я подумала, что это все… глупо так… — Сан сконфуженно замолчала не в силах подобрать слова. — Простите, Кушина-сенсей. Узумаки покачала головой и села на стул, уткнувшись щекой в ладонь. — Не знаю что за жуть ты там выжгла, в святилище, но оно сработало, — Кушина вздохнула и покачала головой. — Я сделала копию и налепила на тебя. Как ощущения? Санран прислушалась к себе. — …молчит. В голове и впрямь было до звона тихо. А еще — тепло разливалось по всему телу. О, как же приятно это было! Санран даже не представляла, что до этого момента постоянно мерзла, а теперь словно плавала в парном молоке! — Ну вот и славно. А то не хотелось бы отбивать тебя у разных клыкастых тварей. — Энму — добрый бог, — спокойно произнесла Сан. — Ну, если это был он… — Ага, поэтому у него во рту кинжал и зовут его шинигами, — фыркнул Какаши. — Он честен. Он убивает быстро и безболезненно, а после смерти дарит покой. Так что да. Он добрый бог. Ты просто остальных не видел, — уперто мотнула головой Сан и поджала губы. — Поэтому… Если бы он хотел моей смерти… — То ты была бы мертва, да, — с довольно неожиданным цинизмом признала Кушина. — Но, что бы там не происходило… Целью не была смерть. А с остальным мы разберемся. Солнце теплым рыжим светом пробивалось в комнату через окно, выделяя усталый и безмятежный вид Сан, улыбку и остроту взгляда Кушины, мрачность Какаши. Целью не была смерть.

***

Кушине тревожно последние дни. Что-то ее… не гнетет даже, но как звон на периферии — заставляет насторожиться. Подстегивает и без того всегда напряженные нервы. И не то, чтобы существует много вещей, способных напрячь носителя Кьюби, по определению перешагнувшего любые границы жути и выходящего за них как к себе домой. Узумаки привыкла доверять своим предчувствиям. Рыть носом землю в поисках подлянки. И, разумеется, находить. Про Санран она думает не сразу, сначала кошмарит канцелярию и приставленных к библиотекам наблюдателей. Потом заходит в клановый квартал и тщательно переворачивает все вверх дном: опрашивает торговцев, двух прытких на-четверть-Узумаки братьев Гина и Цуки, наведывается к пожилой паре. Даже пишет письмо женщине в стране Чая, чтобы убедиться, что все в порядке. Кейко Дзитори — в девичестве Узумаки — уже пол года как собирается перебраться вместе с мужем в Коноху и недавняя новость о беременности ускорила этот процесс. Но и там тоже ничего опасного не происходит. Кушина даже заходит к Микото на чай просто так что редкость, все же они обе — занятые женщины… Итачи - маленький и такой сосредоточенно-внимательный - сверкает на нее глазами. Кушина и сама все чаще задумывается о ребенке, смотря вокруг — волнительная, нежная мысль. А еще лучше — двух. Или трех! Мысли всегда упираются в боязливую, шаткую надежду на долгий мир. На завершение войн. Да, ближайшие пару лет никто не рискнет ввязываться в конфликт, слишком уж истощены элементальные страны. Но после?.. Хватит ли им этого времени, чтобы укрепиться, чтобы, наконец, хрупкие мечты о продолжительном мире стали возможны?.. Кушина видит сколько для этого делает Минато и что-то яростное, похожее на благоговение и воодушевление разгорается в груди, загоняя мрачные, кровавые предсказания девятихвостого глубоко-глубоко. Что бы не случилось — они сделают все, что в их силах. Если придется — Кушина сровняет с землей любого, кто посмеет посягнуть на их кровью и слезами оплаченный мир. Неприятный червячок копошится на душе, лето медленно движется к завершению. Ее руки, наконец, доходят и до прятавшегося до этого момента Какаши. Ребенок — а он, вопреки всем этим громким званиям и опасным миссиям, для нее все еще ребенок — пытается улизнуть. Ключевое слово тут «пытается» — Кушина и сама, между прочим, джонин. Не гений поколения, конечно, в отличии от Минато, но боевого опыта как джинчурики поела сполна. В конце концов на мальчишку всегда можно натравить Санран. Неловкое взаимодействие этих двух вызывало у Кушины волну умиления и ностальгии по их с Минато годам в Академии. Нет, она определенно хочет двойню — мальчика и девочку. И… Кушина с легкой горечью смотрит на пустующее место рядом с собой — Минато срочно сорвался с праздника, как только получил донесение и, похоже, ждать его домой в ближайшие сутки не следовало. Сделанные про запас бумажные фонарики мертвым грузом лежали в хранилище. Не пропадать же им?.. — Каши-кун, не знаешь случайно где сейчас Сан-чан? Можешь ее найти? — с мягкой улыбкой спрашивает Узумаки. Кажется, Хатаке испытывает почти облегчение, услышав просьбу. Находиться в толпе еще и в качестве невольного сопровождающего ему определенно неуютно, так что идею свалить куда по-дальше он воспринимает с энтузиазмом. Не видным глазу, конечно, но Кушину не обманешь — у нее чутье на такие реакции похлеще, чем у акул на кровь. Червячок на периферии сознания затихает. Только для того, чтобы стать сосущей пустотой в груди, как только клон Какаши стремительно выпрыгивает перед ней через пол часа. Один.