Гвеннит

      Поезд остановился, и Геф аккуратно вынул Гвен из вагона. Утвердившись на ногах, девочка посмотрела лучистыми от радости глазами, в которых, впрочем, затаился страх, на мальчика и протянула ему руку.       — Пойдем?       — Пойдем, котенок, — мягко улыбнулся Геф.       Как же давно она стояла на этом перроне, простившись с родными. Тогда она уезжала в неизвестность и не чаяла вернуться живой. Как многое изменилось с той поры… У нее больше нет опухоли, нет смерти, нависшей над ней и только ждущей какого-то особенного момента. У нее теперь есть Гефест, ставший за эти три месяца всем. Бесчисленное множество раз спасавший ее… Оберегавший даже, казалось, от самой себя. Она уже не смотрит в будущее со страхом обреченной. У нее теперь есть оно — это самое будущее. Радостно улыбнувшись, девочка делает шаг.       Петунья вглядывалась в серость разделительной колонны, в которую когда-то давно ушла ее доченька. Ребенок, которому оставалось жить так мало, у которого не было детства — только больницы, больницы, больницы… Ее малышка ушла тогда в эту серость, и Петунья прощалась с ней… Вернон в тот день долго утешал рыдающую женщину, Дадли даже не поехал в школу, но прошел день и пришло письмо от незнакомого мальчика, рассказывающее, что ее девочка в волшебной больнице, где ей обязательно помогут. Тогда у нее в сердце зародилась надежда. А потом оказалось, что этот мальчик встал между ее доченькой и смертью. Просто встал и не отдал.       Родители мальчика пододвинулись поближе, безмолвно поддерживая ее. Петунья помнила, как они впервые приехали в гости, как мягко расспрашивали. И свою истерику помнила. Тогда отец мальчика сказал: «Мой сын сказал, что пока он дышит — она будет жить. И я ему верю». Поверили тогда и они с Верноном. Просто в жизни ее маленькой доченьки случилось чудо. Чудо по имени Гефест.       Барьер пошел волнами, и на платформу в нормальной части вокзала ступили двое. Петунья в первый момент не узнала в этой счастливой коротко стриженной девочке свою дочь. Увидев, как та смотрит на мальчика, который не просто шел рядом, но и незаметно страховал ее, Петунья поняла, что хотела сказать малышка в своих письмах. Вдруг девочка увидела их. В ее глазах промелькнула радость, испуг и счастье. Она хотела рвануться, побежать, но мальчик не пустил, что-то шепнул, на что девочка кивнула и спокойно подошла.       — Мама! Папа! Братик! — Гвен принялась обнимать свою семью, не выпуская руку мальчика, на что тот виновато улыбнулся, обнимая другой рукой своих родителей.       — Доченька, может отпустишь своего Гефеста? — спросил Вернон.       — Никогда, папа, — сказала Гвен.       — В туалет я с тобой не пойду, — улыбнулся мальчик, и Гвен громко, счастливо рассмеялась, будто отпуская весь прожитый здесь страх.       Дадли подошел и обнял обоих, шепнув мальчику на ухо: «Спасибо за сестру». Потом они все двинулись к небольшому, но вместительному микроавтобусу.       — Сначала думали, чтобы вы неделю у нас, потом неделю у Грейнджеров побыли, раз уж вас расцеплять нельзя, но потом мистер Грейнджер сказал, что все поместимся, и папа согласился. А почему вас расцеплять нельзя?       — Потому что, братик, пока рядом Геф, я не умру, — очень серьезно сказала Гвен.       — У нее ночью бывает патологическое дыхание и апноэ, можно просто не успеть, останавливается-то она быстро. Я-то чувствую и просыпаюсь в любом случае, — не совсем понятно объяснил мальчик, представившийся Гефом.       — А ты успеешь? — серьезно спросил Дадли.       — Всегда, — так же серьезно ответил Геф.       — Он меня столько раз спасал, даже когда я умерла… ой, — закрыла рот ладошкой проболтавшаяся девочка.       — Гефест? — вопросительно поднял бровь мистер Грейнджер, пока Вернон успокаивал Петунью.       — Остановка, — пояснил мальчик, — двадцать семь секунд.       — Ты?       — Я, пап, еще профессор помогал — дефом работал. — Глаза мальчика на минуту пронзила такая боль, что отец, уже увидевший седую прядь, не решился расспрашивать дальше.       — Давайте о ваших приключениях дома, хорошо? — сказал Вернон, которому тоже стало нехорошо от откровений дочери, в отличие от Петуньи, все, о чем говорили мистер Грейнджер с сыном, он понял.

***

      Дома, переодевшись с дороги, причем Геф страховал Гвен и все это видели, они расселись за столом. Не спрашивая девочку ни о чем, Геф уверенно наложил ей еды, что вызвало удивленный взгляд Вернона.       — Я же знаю, что она любит, — ответил мальчик на невысказанный вопрос, но сам к еде не приступал, внимательно наблюдая за девочкой, у которой проснулось желание пошалить.       — Не хочу ку-ушать, — протянула она капризным голосом, отчего Геф только вздохнул, взял вилку в свои руки и принялся привычно уговаривать.       — Ну вот давай этот кусочек за папу скушаешь? Смотри, как вкусно, ты только понюхай, как пахнет. А вот этот за маму… — мальчик понимал, что Гвен играет, но решил поддержать ее игру.       А Петунья чувствовала, как по ее лицу текут слезы. Спокойно, не торопясь, тихо уговаривая мальчик привычно, видно же, что привычно, кормил ее любимую расшалившуюся доченьку.       — Если ночью было нехорошо, она утром плохо кушает, — объяснил Геф. — А кушать надо, потому что таблетки и зелье.       — Го-о-орькое, — протянула девочка.       — Зато помогает же?       — Помогает, — улыбнулась Гвен. — Ладно, давай я сама, сам поешь. Мама, знаешь, он всегда кушает только после того, как покормит меня.       Видя, как ее сын заботится об этой девочке, миссис Грейнджер тоже не удержала слезы. А в простой фразе девочки было столько… Миссис Грейнджер на минутку стало завидно, хотя она очень любила мужа. Вот, оказывается, как выглядит то, о чем книги пишут. Тут Гвен уронила вилку и побледнела. Никто не успел даже среагировать, как Гефест обернулся к ней.       — Что случилось? Где болит? Как болит?       — Жжется опять…       — Тихо-тихо, не плакать, сейчас пройдет… — На свет появился баллончик, который тут же зашипел, распыляя лекарство, после чего мальчик уверенным жестом развернул девочку в правильное положение, прислонив к себе спиной.       — Дыши, маленькая, дыши, вот так, сейчас все пройдет, все будет хорошо…       Петунья, рванувшаяся к дочери, замерла. Мальчик все проделал быстрыми, уверенными жестами, привычно… Вот оно что, он это делал привычно, будто не раз повторял. И женщина вспомнила письма дочери, понимая, что это вовсе не фигура речи и не преувеличение.       А мистер Грейнджер с гордостью смотрел на сына, потому что видел не влюбленного мальчика, а врача. Правильные вопросы, правильная реакция, правильный разговор. Сын будет отличным доктором. Есть чем гордиться, есть.       — Ну что, прошло? — спросил Гефест, все внимание которого было сконцентрировано на Гвен.       — Да, только…       — Я помню, давай покормлю?       — Ага…       — Слабость у нее после приступа сильная, а кушать хочется, да и нужно кушать. Сама она не может, потому… — начал объяснять Геф, но его прервали.       — Не надо объяснять, парень, корми, — сказал Вернон, только что испугавшийся за дочку.       — Гефест, часто она так? — спросил мистер Грейнджер.       — Нет, пап, только когда понервничает, а тут она перенервничала, вот и дала, — спокойно ответил Геф, аккуратно кормя девочку. — Устанешь — скажешь, да?       — А чего она перенервничала? — спросил Вернон.       — Боится… Что вы будете против нашей ночевки.       Вернон подошел к стулу и присел, чтобы его глаза были на одном уровне с глазами дочери. Сегодня он видел достаточно, чтобы понять. Даже то, что за «покормить» доченька пошла к мальчику, а не к нему, очень многое сказало мужчине.       — Гвен, доченька, мы против не будем. Если тебе так легче и лучше, то пусть так будет. Мы тебя любим, малышка.       — Я вас люблю, — ответила девочка.