Всё было размыто.
Руби лишь вскользь могла вспомнить, как друзья, увидев её, тут же столпились вокруг с ужасом на лицах. А ещё она слышала голос Кроу — дядя будто бы кричал и говорил всем разойтись. Наверное, он действительно громко кричал, однако, даже будучи рядом, она едва его слышала. Все звучали приглушённо сквозь писк в ушах.
Руби так же помнила, как скользнула во что-то мокрое и тёплое.
Это было приятно и не сопровождалось металлическим запахом, что расслабило её. Ванная, наверное. Она успокоила ноющее от боли тело и почти утянула в сон, пока Руби не увидела маленькие, красные хлопья, плавающие в воде. Она выползла оттуда, громко крича, пока голос её не охрип, а затем села в углу комнаты и рыдала там, пока за ней не пришли.
Теперь же Руби находилась в своей комнате. Кто-то уложил её в кровать. Она не смогла вспомнить, кто именно, но, кто бы то ни был, этот человек плакал и его слёзы падали ей на лицо. Когда он ушел, до Руби донеслись крики: этот человек потребовал объяснить, что произошло. Она также слышала слабое перешептывание снаружи и прочий шум, но ничего было не разобрать.
Руби замерзала под толстыми, тяжёлыми одеялами. Кто-то даже дал ей одно дополнительное, превращая девушку чуть ли не в мумию. Это никак не помогало. Тело тряслось в нахлынувшем на неё леденящем ознобе. С каждым судорожным вздохом она вдыхала ещё больше холодного воздуха, который пробирал до костей и замораживал внутренности.
Было так холодно.
Нет, было так жарко!
Тело сгорало. Таяло под одеялами. Руби вцепилась пальцами в толстую тюрьму, в которую её заточили, но ей не хватило сил высвободиться. Она раскрыла пересохший рот. Вода! Ей нужна была вода! Она вспотела. Волосы ниспадали на лицо и прилипли от града льющегося пота. Их красные кончики нависали над глазами.
Красные!
Она замерзала!
Она горела!
Она замерзала!
Тело тряслось в ужасной лихорадке. Череп взорвался болью и она выпустила слабый, почти беззвучный крик. Она не могла двигаться. От обмякших конечностей не было никакого толку. Ей ничего не оставалось, кроме как лежать и страдать под этой страшной пыткой. Всё было в огне. Всё было во льду. Руби лежала и впитывала это всё в себя. Стойкость и силы покинули её через слёзы из глаз.
А потом ей стало что-то мерещиться.
Она подняла взгляд к потолку и увидела пятно. Единственную, чёрную точку на противоположной ей идеально белоснежной поверхности. Такая маленькая, бессмысленная. Смотреть было больше не на что, так что она полностью сфокусировалась на этой точке. Но чем больше Руби всматривалась, тем больше точка росла. Она распространялась невозможно быстро, пока не покрыла весь потолок. Раньше безупречная белая поверхность окрасилась в омерзительный оттенок красного.
Внезапно, c потолка стали падать маленькие, красные капли. Когда каждая из них приземлялась на Руби, всё внутри начинала колотить волна безумного, наисильнейшего озноба, какой только мог бы испытать человек. Сначала они падали спокойно, но потом с грохотом обрушились на её дрожащее тело, точно дождём. С каждой каплей на чувствительной коже Руби ощущала себя так, словно её избивали кулаками, полыхающими огнём.
И тем не менее она оставалась неподвижной, утопая под этим ливнем. Тело, раздираемое болью и ознобом, ничего не могло поделать с этим багровым водопадом. Тело было всё в крови, а лёгкие наполнялись гадкой, обжигающей жидкостью. Она разинула рот, жадно хватая им воздух, пока всё вокруг покрывала пелена боли и головокружения.
Даже если бы Руби и могла двигаться, она бы не стала. Даже если её тело и было разбито, её разум, каким бы измождённым он не был, ещё оставался ясным. Захлёбывавшуюся под приливом, образы из прошлого чётко напомнили ей, почему это происходило. Что она наделала. Во что превратилась.
Она превратилась в чудовище!
Она заслужила это!
Она заслуживала утонуть!
В дверь тихо постучали.
Она моргнула. Вдруг, ливень прекратился. Пятно исчезло. Боль схлынула, будто она и не возникала. Её дыхание, раньше такое беспорядочное и неистовое, пришло в норму. И медленно, реальность приняла очертания.
Вновь постучали. В попытке образовать слова, её челюсть будто прибавила в весе.
— Заходите, — прокряхтела она. Голос её был тих и слаб, не громче, чем лёгкое дуновение ветерка. Горло измоталось, она вскоре закашлялась.
Дверь открылась и оттуда вышел дядя Кроу с тарелкой свежевыпеченного печенья в руках. Судя по исходящему от них пару, видимо, их только-только достали из печи. Они выглядели вкусно. Прошло слишком много времени с тех пор, как Руби в последний раз пробовала своё самое любимое лакомство. Шоколадная стружка, что украшала их, выглядела восхитительно. Она представила, какого было бы впиться в них зубами.
Но желудок даже не заурчал. Вкусный запах прошёлся мимо без какого-либо эффекта. Её чувства притупились. Всё вокруг казалось затхлым.
Руби повернула голову посмотреть на Кроу. Его лицо источало серьёзность, что никогда не предвещало ничего хорошего. Её дядя всегда смеялся, шутил в любой ситуации и в принципе был расслабленным человеком, даже когда ругал её. Это в нём очаровывало. Если он смотрел таким каменным взглядом, как сейчас, это значило, что: либо настал конец света, либо кто-то совершил нечто ужасное. Она уже знала правильный ответ.
Кроу осторожно положил тарелку на прикроватную тумбочку и сузил глаза, когда увидел, что Руби на печенье даже не взглянула и лишь уставилась в пустоту. Он вздохнул и тихонько сел на кровать.
— Это тебе, — сказал он негромко. — Твой друг Рен испёк их. Пацан хорошо готовит. Лучше поешь, пока не остыли.
Разум вяло обработал сказанное. Руби лениво повернула голову к печенью. Они выглядели вкусно, но так неаппетитно. Она бы не смогла переварить даже стакан воды.
— Это обязательно? — прошептала Руби. Никогда бы в жизни она не подумала, что задаст такой вопрос. Съесть что угодно сейчас было бы равносильно пытке.
— Да, — сказал он твёрдо. — Можно не всё сразу, но это всё равно обязательно. Хотя бы один, маленький кусочек.
Мысль об этом скрутила ей желудок.
— Я не голодна, — пробурчала.
— Я знаю. Но ты все равно это сделаешь. Я не уйду, пока не поешь.
Будь у Руби силы, она бы швырнула эту тарелку в стенку. Вопила бы и кричала во всю глотку. Да не собиралась она ничего есть! Как можно что-то есть в такое время? Она не хотела думать о том, чтобы есть, пить, даже дышать. Она не могла.
Руби могла думать лишь об одном.
Она медленно повернула к нему голову. Её нижняя губа затряслась.
— Как она? — прохрипела.
Каждый стук её учащённо бьющегося сердца посылал по ней новую волну холодного страха. Она взглянула на Кроу полными слёз глазами, а его лицо приняло жёсткое выражение.
— Не думай об этом, — тихо ответил он. — Просто ешь.
И вот так, груз содеянного обрушился на неё, как груда кирпичей.
Плотину прорвало.
— Я убийца, — всхлипнула она, слёзы потекли по щекам.
— Нет! — рявкнул Кроу и крепко схватил её за руку. — Нет, это не так! Руби!..
— Я убила её, дядя Кроу! — от этой мысли голос у Руби срывался, её было практически невозможно разобрать. — Я убила её. Я убийца. Я...
— Хватит! — он сжал руку сильнее, но всё в ней притупилось, чтобы чувствовать боль. Он сурово посмотрел на неё: — Сейчас же прекрати! Ты не убийца, поняла? Никогда так себя не называй. Никогда!
— Как ты можешь так говорить?! — проревела она. Голосовые связки грозились порваться от того, как громко она кричала. — Ты её видел! Это всё из-за меня! Я сделала это! Я... Я...
Убийца. Чудовище. Вот кем она была и больше. Она разразилась рыданиями и не смогла закончить предложение.
Кроу взял её за голову: — Посмотри на меня, Руби. Посмотри!
Она на мгновение угомонила хныканье и встретилась с его взглядом.
— Я вырос с убийцами. Я жил, ел и сражался с ними. Вся моя семья состояла из монстров. Ты не убийца, Руби. Ты лучше и всегда будешь лучше, чем это отродье! Всегда!
— Н-Но... Но...
Он схватил одно печенье и выставил перед её лицом.
— Ни слова больше, — сказал. — Тебе нужно поесть. Немного откусишь — вот что ты сделаешь. Это поможет тебе... собраться.
Руби с горечью глядела на печенье. Пока она не сморгнула слёзы, оно казалось размытым пятном, но когда зрение прояснилось, она вновь увидела, как вкусно печенье выглядело. Рен готовил лучше всех в их группе, он мог приготовить что угодно из любых ингредиентов, и это всё равно будет вкусно.
И всё же Руби есть не хотела. Это не поможет. Что ей может помочь после содеянного? Она будет чувствовать себя так до конца своей жизни.
И всё-таки, дрожащей рукой, она неуверенно взяла печенье и изучила его. Оно и вправду выглядело очень вкусно. Она открыла трясущийся рот и сделала маленький, слабый укус.
Только Руби проглотила, как голод в ту же секунду ударил по ней. Она с жадностью накинулась на печенье, пожирая его, как голодный зверь. Как его не стало, то тут же потянулась за вторым и покончила с ним похожим образом. Она не чувствовала никакой радости в процессе. Она отчаянно пыталась сосредоточиться на вкусе, надеясь, что это поможет ей забыться.
Хотя много времени затеряться в себе у неё не было, ибо одним за другим всё печенье тут же исчезло.
Руби вновь посмотрела на дядю с покрытым крошками ртом и красным от слёз лицом. Мерзкая. Вся в соплях, грязная и мерзкая. Она не заслуживала этого беспокойного взгляда, с которым Кроу на неё смотрел.
На лице его появилась слабая улыбка. Он достал платок и аккуратно вытер крошки.
— Полегчало? — спросил он.
Её голова чуток прояснилась, если это то, что он имел в виду. А так, нет. Совсем нет.
— Вроде... — прошептала она.
— Отлично. Знаю, в это трудно поверить, но это поможет. Тебе что-нибудь ещё принести? Может, стакан молока?
— Н-Нет, спасибо, — она не помнила, когда в последний раз разговаривала так тихо. На глаза чуть вновь не навернулись слёзы.
— Тогда хорошо.
Он дал ей время на то, чтобы еда отстоялась в желудке, прежде чем принять серьёзное выражение лица.
— Тебе не понравится эта часть, Руби, — с грустью сказал он. — Ты возненавидишь это, да и меня тоже за то, что заставляю. Если захочешь кричать, хорошо, но по-другому никак.
— Что ты хочешь?
Он сделал глубокий вдох: — Мне нужно, чтобы ты была честна со мной. Мне нужно, чтобы ты рассказала обо всём, что там произошло.
Руби вытаращила глаза. Она отскочила прочь и попыталась спрятать лицо в подушке, однако он успел схватить её за руку.
— Руби, успокойся! — Кроу не отпускал её. — Руби!
Нет, нет, нет, это чересчур! Пожалуйста, не заставляйте её этого делать!
— Не могу! — завопила она.
— Можешь!
— Прошу, не заставляй меня, — проскулила она, мечась в его руках. — Я не хочу, дядя Кроу. Прошу!
— Ты должна! — он удерживал ей руки над головой, чтобы не дать ей противиться. — Я знаю, это нелегко. Мне и самому это не нравится и поверь, я ненавижу себя за это. Но ты должна рассказать. Нам очень важно разобраться в том, что произошло.
— Ты возненавидишь меня! — продолжала она вопить. — Посчитаешь меня чудовищем! Пожалуйста, дядя Кроу, не ненавидь меня. Пожалуйста...
Сокрушающее объятие вдруг заставило её замолкнуть. Кроу сжал её в своих руках с такой силой, словно вся его жизнь зависела от этого. Он ещё никогда, никогда не обнимал её вот так — так обнимали её только сестра и папа. Любовь Кроу же ограничивалась лишь хлопками по голове и поддразниваниями. Она замерла в его руках, не уверенная, как реагировать.
— Возненавижу? Думаешь, я возненавижу тебя?
Его голос звучал так тихо, так сломлено. Руби даже была уверена, что уловила от него всхлип, однако она не видела никаких слёз, пока он покоился у неё на плече.
Кроу погладил её по голове.
— Ты — свет моей жизни, — прошептал он. — Ты, твоя сестра и отец единственное хорошее, что у меня осталось. Ты моя кровь, Руби Роуз. Моя семья. Как ты могла подумать... будто бы я...
Когда Кроу отстранился, его лицо вновь приняло жёсткое выражение. Уязвимости и след простыл. Его стальной взгляд устремился в её озадаченный.
— Мне нужно, чтобы ты рассказала, что произошло, Руби, — сказал он. — Или ты можешь сделать это завтра, если не можешь сейчас. Так или иначе, ты должна это сделать.
Руби сглотнула. Почему? Почему он заставлял её говорить? Ему не понравится то, что он услышит. Ей почти удавалось удерживать рот закрытым, но под его пристальным взглядом она таки поддалась. И вот так, дрожащим голосом, она рассказала обо всех ужасающих деталях произошедшего.
Руби тошнило весь рассказ. Она осознала, что хуже того, чтобы вспоминать о произошедшем, было рассказывать об этом. Она выросла на историях о смелых героях и их подвигах и всегда надеялась, что однажды люди будут передавать из уст в уста истории уже о ней самой. Истории о том, как Руби убивала гримм и спасала жизни.
Омерзительно, как первая история о ней оказалась история о том, как она кого-то убила. И первой её рассказала она же сама! Руби не играла в ней роль героя — она была чудовищем.
Кроу не промолвил ни слова и лишь слушал, как она жалко пересказывала те события. Когда она закончила, он закрыл глаза, обрабатывая услышанное. Руби готовилась к худшему.
Он вновь открыл глаза.
— Вот как, — пробормотал он. — Хорошо.
У неё кровь застыла в жилах. Хорошо? Хорошо?!
— Ты вообще слушал?! — закричала она, поражённая словами. — Я убила её, дядя Кроу! Я. Убила. Её!
— Я слышал, — твёрдо ответил он. — А ещё я услышал, что ты назвала это случайностью. Ты говоришь правду, я знаю.
Руби не могла поверить своим ушам.
— И что? — взревела она. — Что меняет то, что это случайность? Она всё ещё мертва! Я убила её!
— Ты убила, — слова сокрушили её, словно кувалда. Говорить самой это одно, но слышать от кого-то совершенно другое. — Да, это так. Но ты не виновата — ты защищалась от человека, который пытался прикончить тебя. Ты сделала то, что должна была.
Руби потеряла дар речи: — Я... но...
— Никаких «но», — отрезал он. — Она начала эту битву. Ты её закончила. Ты сделала то, что должна была.
Она сжала руки в кулаки.
— Нет, не должна была! — Руби вновь перешла на крик. — Я не должна была её убивать! Я могла сделать что-нибудь ещё! Я могла...
— Глупости не говори! — резко ответил Кроу. — Не сделай ты этого, вместо этого она убила бы тебя. Не притворяйся, будто это не так. Она бы не прошла такой путь, чтобы найти тебя, если бы не жаждала крови. Не останови ты её, на её месте бы оказалась ты, а настоящий убийца гулял бы на свободе. Ты бы этого хотела?
Руби мрачно засмеялась: — И что, тогда это не важно? Я убила человека, но всё нормально, потому что она была плохим человеком? Вот и всё?
Кроу смягчился.
— Я этого не говорил, — он перешёл на шёпот. — Я пытаюсь сказать, что у тебя не было выбора. Ты не пыталась никого убить. Ты просто защищалась. Очень... жаль, что так всё получилось, но это была не более, чем случайность. Это не твоя вина.
Это Руби не убедило.
— И чья же она тогда? — с горечью спросила она.
Страшно, с какой скоростью он ответил.
— Её, — сказал Кроу твёрдо. — Она первая напала. Она хотела битвы и проиграла. Её смерть — лишь её вина.
— Но ведь убила то её я!
— Потому что тебе больше ничего не оставалось. Ты не хотела драться, но она всё равно втянула тебя в битву. В этой ситуации жертва ты, Руби. Не она. То, что с ней случилось, произошло только по её вине. Ты не ответственна за её смерть.
Руби больше не могла этого выносить, она отвернулась и уткнулась в подушку. Как она могла быть не ответственна за это? Нио не убила саму себя! Не важно, намеренно или нет, она всё равно убила её. Почему он не мог понять это?
— Ты не понимаешь, о чём говоришь, — промямлила Руби из подушки. — Ты никогда такого не делал.
Её дядя хоть и нет-нет да выпивал, и всё же был настоящим героем. Охотником, которым она восхищалась и всегда хотела стать. Кроу бы никогда не сделал нечто подобное, он бы не опустился до такого, в отличие от неё.
В воздухе повисла неловкая тишина. Затем Кроу стал тихо посмеиваться. Однако смеялся он скорее так, как когда в детстве Янг рассказывала ему плохую шутку — он всегда смеялся, но было очевидно, что он не находил это смешным. Это отражалось в его голосе.
Именно так он сейчас и смеялся.
— Приятно, что ты так считаешь, — сказал он, когда смех утих. — Была бы это правда...
На секунду Руби могла бы поклясться, что сердце её остановилось. Уже во второй раз мир её разбился вдребезги. Она не расслышала его. Должна была не расслышать. В кошмаре, который она сама же воссоздала, что-то должно было оставаться за гранью нормального.
Взглянув на Кроу, у Руби кровь застыла в жилах. Его выражение лица было... трудно прочитать. Он словно разрывался, хотел извиниться, но в то же время не собирался отказываться от своих слов. Сочувствовал не себе, а Руби. Он не станет извиняться за свои слова. Он бы извинялся за то, что ей пришлось их услышать. Понимал, что ей это причиняет боли больше, чем ему самому.
Губы его растянулись в намёке на улыбку.
— Думаешь, я не знаю, какого это? Руби... Я охотник уже так давно. Думаешь, за всё это время я ни разу не замарал руки кровью?
Она не могла поверить ни единому слову.
— Н-Но это же... — заикалась Руби. — Ты... Ты не... убийца.
Последнее слово она произнесла шёпотом.
— Как и ты, — заявил Кроу. — Руби, работа охотника всегда благородна... но не всегда чиста. Намеренно я никого не убивал. Но если вопрос в том, приходилось ли мне отнимать жизни...
На этот раз он отвернулся, не в состоянии смотреть в глаза его раздавленной племяннице.
Руби хотела, чтобы всё это прекратилось. Хотела, чтобы весь мир исчез вместе с ней. Всё: Нио, она сама, та ночь. Бум! Всё! Никаких страданий. Никакой боли.
Она промямлила себе что-то под нос.
— Ты что-то сказала? — спросил Кроу.
— Сколько? — пробормотала она, на этот раз громче.
Он сощурился, но потом вновь смягчился: — Тебе не стоит знать, мелкая.
— Скажи! — подняла она голос, но не до крика, ибо он был слишком слаб, однако достаточно, чтобы звучать требовательно.
Кроу сделал протяжный, глубокий вздох и принял ужасно нейтральное выражение лица. По глазам его было видно, как он напрягся, пытаясь сохранить хладнокровие.
— Семнадцать.
Тишина.
Одно слово.
Хватило лишь этого. Одно спокойно произнесённое слово и Руби уже начало казаться, будто она тонет. Её сердце стремительно рухнуло в бездонную дыру несчастья и продолжало так падать, даже когда слова проникли в неё.
Руби не двигалась. У неё закончились слёзы, которые можно было пролить. Лёгкие отозвались болью, когда она попыталась подать голос. По правде, ей казалось, будто она и вовсе уже не жила. Просто существовала в холодном мире, в котором каждую секунду умирала по кусочкам.
— Послушай, Руби. Жизнь не всегда так справедлива, как нам хотелось бы, — Кроу продолжил, будто бы не заметив её пустого выражения лица. — Иногда она заводит тебя в тупик и вынуждает принимать дерьмовые решения. Если бы я смог вернуться во времени и предотвратить все эти смерти, я бы так и сделал. Но сейчас я ничего не могу с этим поделать, ровно как я ничего не мог поделать и тогда.
Медленно, рот Руби задвигался.
— Охотники... не должны... — затем она затихла.
— Знаю, — согласился он. — И, поверь, мы изо всех сил стараемся избежать подобного. Но с некоторыми людьми... с некоторыми людьми просто невозможно договориться. Они тихо не сдаются, не сотрудничают... У нас нет выбора, Руби. Обычно их получается пересилить, если это мелкие преступники. Люди без должной тренировки. Но когда мы имеем дело против, например, разбойников или других людей, равных нам по силе...
— То есть ты был вынужден их убить?
Вопрос был таким резким, что даже такой человек, как Кроу, содрогнулся.
— Это были чудовища, Руби, — сказал он в итоге. — Убийцы, террористы, психи и прочие. Люди, которых я убил, были не лучше той девушки, что пыталась убить тебя, если не хуже. Если бы я дал волю чувствам, они бы продолжили ранить невинных людей. Я не мог позволить этому случиться. Так что, как бы больно мне не было, я сделал то, что должен был.
Он сделал то, что должен был...
— Я не жалею, — продолжил он, — но и не рад. Жизнь — это жизнь, не важно, у кого ты её забираешь. Я ещё помню их лица и имена. И всё же уверен, что поступил правильно. Я могу спать спокойно, зная, что множество людей теперь в большей безопасности благодаря мне. Это мой долг как охотника.
Если Кроу что-то всегда и воспринимал всерьёз, так это своё чувство долга. Она и Янг знали, какое тяжёлое детство он пережил, так что Кроу сильно гордился тем, что помогал людям. Руби всегда вдохновляли его лекции о том, что значит быть охотником, и какие они выполняют обязанности.
Сейчас же Руби чувствовала лишь растущее чувство страха.
— А это пройдёт? — спросила она.
Он яростно покачал головой: — Никогда. Я не хотел устранять этих людей, хотя и заслуженно. Это никогда не пройдёт, да и не должно. Только тот, кто мёртв внутри, может спокойно убивать людей.
Это немного успокаивало. Она уже ненавидела себя за убийство одного человека и не хотела превращаться в ещё большее чудовище, каким уже являлась.
От чего у неё возник следующий вопрос.
— Это и мой долг тоже? — прошептала Руби. — Я должна буду убивать больше людей, чтобы защитить невинных?
Она всегда следовала советам её дяди, но также и понимала, что проглотить эту пилюлю знаний будет непросто.
Глаза его расширились. Некоторое время Кроу глядел с шоком, пока лицо у него не помрачнело и он не закрыл его руками, шёпотом матерясь. Он стал называть себя идиотом, придурком и прочими оскорблениями, которые Руби бы не осмелилась повторить даже в мыслях.
— Какой же я отстой, — прорычал он.
Кроу опустил руки и вновь взглянул на неё, приняв более мягкое выражение.
— Извини, мелкая. Я не тот, с кем это можно обсудить. Был бы здесь Тай, он бы знал, что сказать.
Папа... Она так давно с ним не говорила. Казалось, он был теперь так далеко. Сердце заболело. Так хотелось домой. Хотелось проснуться в своей старой кровати, там, где всё было нормально.
Ужасная мысль поразила её, как удар молнии.
— Мама и папа! — вдруг прокричала она. — А они когда-нибудь, ну... Ты понял.
Кроу сделал паузу. Они вдвоём замерли, пока он раздумывал над ответом. Стук сердца отдавался в ушах, напряжение в комнате едва не душило.
— Я не знаю, — тихо признался Кроу. — Если такое и было, они никогда не рассказывали. Об этом не любят говорить.
Облегчение продлилось недолго, прежде чем её разум вновь впал в безумие. Образ того, как её бестолковый, любимый отец забирает чью-то жизнь, казался просто немыслимым. А что касается матери...
Она больше не могла об этом думать. Она сойдёт с ума.
— Руби, я не знаю, какое будущее тебя ждёт, — сказал он. — И я не знаю, был ли это последний раз.
Он нежно взял её за руку.
— Но зато я точно знаю, что в тебе нет ни капли жестокости. Ты хороший человек, Руби Роуз, и ты будешь самой лучшей охотницей, какой только сможешь стать.
— Даже если мне придётся убивать?
Его лицо сморщилось в попытке подобрать ответ: — Поверь мне, мелкая: плохие вещи иногда просто случаются. Как в ту ночь, например. Это просто плохая удача. Вот и всё. Но и нас плохими людьми это ведь не делает.
— Ты сказал, что убийство тех людей — это хороший поступок...
— Я сказал, что это правильный поступок, — он решительно заявил. — Забирать у кого-то жизнь — не хорошо. Но оправданно. Я убил тех людей, потому что они бы убили невинных. Ты убила ту девушку, потому что она пыталась убить тебя, и то по случайности. Я не говорю, что ты поступила хорошо, но и плохим поступком это не назовёшь. Ты защищалась. Никогда об этом не забывай.
Голова закружилась в попытке решить пазл из тех кусочков, которыми Руби располагала. Весь мир её перевернулся с ног на голову. Она всегда считала, что охотники должны спасать жизни, а не забирать их. Даже худшие из худших заслуживали защиты.
Кто они такие, чтобы решать, кто должен жить, а кто умереть? Кто дал им такое право? Охотники не палачи. Мысль о том, чтобы убивать людей, даже если это спасёт кого-то ещё... казалась неправильной. Они должны спасать всех!
— Голова болит, — тихо пробормотала Руби.
Она улеглась обратно на подушку. Мягкий когда-то материал теперь ощущался жёстким, как камень. Она больше не могла это выносить. Всё вокруг стало расплывчатым.
— Я хочу спать, — прошептала Руби. Глаза закрывались сами собой.
Кроу кивнул.
— Позови, если что-то понадобится, — сказал он. Прежде чем уйти, он повернулся посмотреть на неё в последний раз. — Просто хочу, чтобы ты знала... Ты поступила правильно.
Он вбил последний гвоздь в крышку гроба. Её тело и разум, разгромленные усталостью и виной, наконец поддались сну.
Когда Кроу закрыл дверь, Руби уже отключилась.
* * *
Темнота.
Единственное, что Руби увидела, взглянув в небо, так это нескончаемый мрак. Она лежала на земле и глядела в бесцветную пустоту, что растянулась по всему горизонту. В чёрном, как смоль, небе не горела луна, не сверкали звёзды. Мир оказался в плену у бесконечной ночи, пустой и безжизненной.
И всё же, даже в темноте, Руби по-прежнему могла видеть. Она ясно видела свои ноги и руки, распластанные по полу, а бледная кожа чётко контрастировала с чернотой вокруг. Она лежала на полу и поворачивала голову в разные стороны в поисках любого признака жизни. Но ничего. Она была одна в этом тихом, тёмном мире. Почти что мирном. Здесь ничего не было слышно, ничего не было видно, никого, с кем можно было бы поговорить.
Зато было предостаточно запахов...
Мир вонял металлом. Густой, медный смрад пронизывал её сердце ужасом и скручивал желудок. От его силы она чуть ли не задыхалась. И только тогда она осознала, какой странной была земля. Она не напоминала собой твёрдую поверхность — было мокро, склизко и необычно тепло. Словно бы Руби лежала в водоёме.
Она встала и закричала, увидев, что внизу.
Кровь!
Она лежала в крови!
Руби лихорадочно осмотрелась и осознала, что стояла в озере крови! Оно тоже простиралось до самой темноты и освещало мир тусклым, тёмно-красным свечением. Каждый шаг издавал омерзительное хлюпанье. Весь мир представлял собой землю крови и мрака.
— Ч-Что это?! — проревела она, в ужасе осматриваясь. Из глаз полились слёзы. — Где я?!
Она была готова вот-вот вырвать от ужаса и запаха. В панике она поскользнулась и приземлилась на бок, от чего кровь брызнула в воздух и налила всё её лицо. Руби впопыхах вытерлась рукавом. Вонь была невыносимой. Этот исходящий отовсюду металлический запах она теперь едва ли не чувствовала на языке.
Нужно выбираться отсюда! Нужно выбираться!
— Спасите! — закричала Руби. — Дядя Кроу! Янг! Где вы?
Она принялась бежать по багровому озеру, как умалишённая.
— Кто-нибудь, спасите! Прошу, спасите, кто-нибудь!
Руби бежала, выкрикивая имена её друзей, кого угодно, кто мог бы ей помочь, но ответа не следовало. Лишь одна она в этом мире преследовала по кровавому следу нескончаемую, чёрную пустоту. Бежала до изнеможения, пытаясь достигнуть конца. Даже активировала проявление, чтобы добраться до туда быстрее. Но ничего. Ничего не менялось, куда бы она не направлялась.
Всё бесполезно. Истощённая и раздавленная ужасом, Руби рухнула на колени и закричала в чёрное небо. Безнадёжность и отчаяние заставили её забыть о крови. Она вопила, пока лёгкие её не начали гореть, а потом подняла ноги и уткнулась лицом в колени, тихо всхлипывая.
— Прошу, спасите, — скулила она. Будто бы кто-то мог услышать. — Кто-нибудь… Пожалуйста...
Тишина. Здесь была лишь одна она. Лишь одна тьма. Лишь одна кровь. Лишь одно отчаяние.
Внезапно, кровь впереди неё стала пузыриться.
Руби выпучила глаза, увидев, как кровь, забурлив, обрела жизнь. То, что началось лишь несколькими пузырьками, вдруг превратилось в тысячи, и все они появлялись в одном и том же месте. По мере того, как количество их росло, они пускались неистово шипеть и хлестать, словно кипящая вода. Она отошла. Что происходит?
А затем, медленно, оттуда стала вырастать фигура. Её выталкивала какая-то невидимая сила, фигура продолжала выныривать, пока твёрдо не встала на ноги, вся в крови. Она стояла неподвижно, словно статуя, алая жидкость стекала с неё и раскрывала за собой больше черт. Руби окаменела, когда увидела, что находилось напротив.
Фигурой оказалась низкая девушка, даже ниже, чем Руби. Её волосы насыщало необычное сочетание цветов — смесь коричневого, розового и белого. Она носила стильный костюм, состоящий из белой куртки, окрашенную в розовый на внутренней стороне, которую дополняли коричневый корсет, чёрные перчатки и белые каблуки. Она держала в руке ярко-розовый зонтик, такой же стильный, как и вся одежда.
По правде говоря, различить цвета было невозможно. Любой увидел бы не более, чем девушку, покрытую с головы до ног кровью. Но Руби было виднее. Любая деталь о девушке засела у неё в голове, вплоть до расцветки её костюма.
В конце концов, как она могла забыть девушку, которую сама же убила?
Нио стояла напротив, без эмоций и вся в крови. Она раскрыла глаза, показав свои разноцветные зрачки, которые можно было бы назвать красивыми, не будь они выцветшими и безжизненными. Она пронизывала взглядом сердце Руби. А та в свою очередь потеряла дар речи. Потеряла способность думать. Потеряла способность дышать. Слова её замерли на языке, пока разум пытался тщетно переварить происходящее.
— Т... Ты... — всё, что она смогла выдать. Кое-как она нашла в себе силы попятиться, как нога стукнулась о что-то позади.
Обернувшись, она увидела Кресент Роуз, лежащую неподалёку. Или же то, что должно было быть Кресент Роуз, но вместо этого выглядело, как извращённая версия её оружия. Металл был перекручен и изуродован, по нему виднелись треугольные щели, которые заставляли его выглядеть, как пара острых зубов, и тем самым придавали ранее элегантному дизайну демонический вид. Лезвие стало острее, как никогда, а от того, как изогнулась верхушка косы, казалось, словно оружие улыбалось.
Оно источало настолько жуткую ауру, что Руби в отвращении отшатнулась. Её оружие, которое она так любила всем сердцем, теперь повергало в ужас. Это не было оружием, которое она годами совершенствовала и которое вызывало в ней радость и гордость. Это было что-то зловещее. Что-то, что использовало бы лишь чудовище.
Она увидела в крови своё отражение...
Руби повернулась к Нио. Она теперь начала медленно сокращать дистанцию, а раньше безэмоциональное лицо скривилось ненавистью и злостью. Когда она обнажила клинок, в глазах сверкнуло желание убивать. Позади Руби лежало её единственное спасение — гротескная версия её оружия, которая словно жаждала крови.
Нио всё приближалась, а Руби находилась едва ли не на грани срыва. Все её инстинкты кричали защититься. Взять оружие в руки и сражаться!
Коса ухмыльнулась, когда Руби потянулась к ней дрожащей рукой. Голодное лезвие, распевая, обещало, что разделается с её врагами. Со своей жаждой крови и её непоколебимыми навыками они вдвоём порвут любого, кто встанет у них на пути. Воистину, Красный Жнец.
Пальцы уже было прикоснулись к рукояти, как Руби резко убрала руку, будто обожглась. Лишь одно прикосновение к оружию пробудило в ней воспоминания об их последней схватке и воспроизвело перед глазами. Секунды спустя она неистово задрожала и с ужасом смотрела на оружие.
Снова всё повторялось. Они сразятся, ей повезёт, а затем она...
Нет, не снова! Она не могла сделать это снова! Но что ей ещё оставалось? Если она не будет сражаться, то умрёт, но если будет, то сойдёт с ума!
Нио становилась всё ближе...
Её инстинкты выживания уступили место панике и безумию, и лишь одно оставалось ясным. То, что она давно похоронила глубоко в себе. Тренировки с дядей сделали её гордой воительницей, и даже малейшая мысль о том, чтобы обратиться к этому последнему методу, вызывала отвращение. Но она слишком боялась вступать в бой и ещё больше боялась умереть. Сейчас она не была никакой воительницей. Она была лишь маленькой девочкой, которая просто хотела жить.
И потому Руби повела себя соответствующим образом — упала на колени и принялась умолять нападавшую.
— Это не моя вина! — прокричала она кровожадной девушке напротив. — Я не хотела убивать тебя! Пожалуйста, это вышло случайно! Прости меня!
Шаги Нио затихли и мир погрузился в гробовую тишину. Руби опустила голову в землю и зажмурилась. Страх мёртвой хваткой вцепился в неё, и она слишком боялась взглянуть вверх.
— Я не хотела убивать тебя, — проскулила она. — Я просто пыталась защититься. Но когда увидела, что наделала, я... Это не моя вина! Я сделала это, знаю, но мне так жаль. Мне так жаль!
Руби понятия не имела, действовали ли слова вообще. Нио, как и при жизни, не разговаривала, и потому никак не отвечала на эти мольбы. По крайней мере словами. Руби будет вынуждена посмотреть и узнать, слушала ли Нио вообще. Чутьё молило её продолжать смотреть вниз, и она хотела к нему прислушаться, но нужно было увидеть, обращала ли та вообще внимания на всё сказанное.
Медленно и осторожно, Руби подняла голову...
...и увидела, как Нио подняла клинок над головой.
— Нет, прошу, мне так жа...
А затем клинок опустился ей прямо на лицо.
* * *
Руби вскочила с кровати. Тяжело дыша и обливаясь холодным потом, она лихорадочно осмотрелась, благо глаза быстро привыкли к темноте.
Кровь исчезла. Нио исчезла. Темнота осталась, но лишь потому, что кто-то выключил свет.
Она вернулась в свою спальню! Она в безопасности!
Глаза скользнули к лампе на тумбочке, и Руби незамедлительно её включила. Разогнав мрак, комнату озарил блаженный свет, тусклый, но успокаивающий. Несколько минут она пролежала в кровати и пыталась утихомирить дрожащее тело, пока наконец не отдышалась. Глубокий вдох. Глубокий выдох. Всё пришло в норму.
Руби проснулась как раз перед ударом. Она ещё чувствовала этот лёгкий порыв ветра на лице, при котором Нио опустила оружие. Чувствовала запах и вкус крови, в которой утопал её кошмар. Хотя, это оно и было — всего-то кошмар. Она сказала это себе десять раз, потом ещё десять, пока наконец сама в это не поверила.
И теперь, с окончанием одного кошмара, начался другой. Только она расслабилась, как вспомнила, что наделала. Что изначально и положило начало этому кошмару. Только вот в этот раз, от него было не сбежать...
— Прости меня, — проскулила она в надежде, что кто-то милосердный прислушается. Сколько ей придётся вот так извиняться, пока она не обретёт покой? Мольбы остались неуслышанными, оставляя её одну утопать в страданиях.
Руби посмотрела на часы. Она проспала час. Один час, и то, по ощущениям, словно целую жизнь.
Она не смыкала глаз весь остаток этой ночи.
