Бойфренд на Рождество

***

В восемь часов утра Юнги чувствует себя выспавшимся настолько, насколько не удавалось за последние года три, и фитнес-часы согласны с его ощущениями, показывая впервые с момента их покупки 11 часов крепкого здорового сна. Не то чтобы он большой фанат ЗОЖ, скорее, эти часы лишний раз напоминают, что не за горами старость. За окном уже вовсю слепит морозное солнце, а сквозь занавески проглядывают невесть откуда взявшиеся пушистые снежинки, бросающие лёгкие тени на стену. Чимин рядом с ним спит как морская звезда, его ноги и руки раскиданы в стороны и очевидно переходят незримую, установленную, его половину кровати. Юнги раздражённо ворчит, снимает с себя его ногу, закинутую ему на бёдра, и мысленно спрашивает себя, ну зачем, какого лешего он заказал номер на двоих вместо двух раздельных? Ах, да. Всё ради плана. По общей договорённости (и за дополнительную оплату, конечно) они решили подготовиться к своим ролям по максимуму и пожить пару дней до приезда в родительский дом вместе, чтобы не казаться слишком уж ненатурально в глазах семьи. Ведь если они увидят хоть намёк на сомнения в этих отношениях, мать никогда не перестанет доканывать его уговорами на брак с какой-нибудь дочерью своей ну очень близкой подруги. Вот не надо ему всего этого. Не для того он сбегал на другой конец планеты, чтобы снова погружаться в эти межсемейные интриги. Пока Чимин спит (да как он вообще может спать так долго?), Юнги даёт и себе время как следует проснуться, лениво разглядывая его. Юнги не будет озвучивать это вслух, но если говорить честно, то он мало встречал в своей жизни людей, настолько же красивых, как Пак Чимин. Есть в нём какая-то… искра. Его красота не скучная, она не кричит и не подчинена стандартам моды, она просто есть. Ты просто смотришь на таких людей и сразу думаешь: «Вау, вот это красота…» Но он не идеален, не отшлифован. И это подкупает. Его приятного светлого цвета волосы после сна выглядят как солома, но это даже… мило. Лицо у него опухло, но это не портит его красоты ни на каплю, у него очень мягкое, почти женственное лицо, в котором столько контрастов: острые высокие скулы, но миленький нос, хитрый пронзительный взгляд, но по-детски живой, когда он улыбается, полные, упругие даже на вид губы, которые сейчас надуты уточкой, и точёная челюсть с острым подбородком. И его кожа… Чимин явно уделяет ей много внимания, она выглядит такой гладкой и даже блестящей, как варёное яйцо. Так и тянет ткнуть в его щеку пальцем, чтобы проверить… Да, это не яйцо. Скорее… Юнги не может толком подобрать правильную ассоциацию. Нектарин? Он ещё раз мягко нажимает на упругую щеку. Или всё-таки яйцо?.. Чимин фыркает носом и хмурится, и Юнги тут же отдергивает руку, тихо посмеиваясь, когда он почесывает то место, в которое Юнги только что тыкал. Смешной он. За этим разглядыванием Юнги почти теряет бдительность, потому что Чимин ворочается и перекатывается, возобновляя попытки закинуть всего себя на него, но Юнги вовремя уворачивается и сползает с кровати, спасаясь от этой тактильной лавины. Чимин во сне явно этим недоволен и бурчит что-то себе под нос, но тут же находит утешение в соседней подушке и теперь обнимает её. Юнги хмыкает, глядя на него, и хватает полотенце, чтобы принять утренний освежающий душ и после заказать завтрак в номер.                             — Итак, как мы познакомились? — О, это было просто невероятное совпадение! — невинно хлопая ресницами, тут же вживается в роль Чимин. — Мы учились вместе, но на разных факультетах, и я был тайно влюблён в тебя, а ты меня совсем не замечал, бессердечная ты ледышка. И вот, этим летом сама судьба привела меня в твоё турагентство, я хотел подобрать путёвку на Гавайи, а там был ты, выходил из лифта, весь такой шикарный босс большой компании, и моё сердце буквально остановилось в этот момент, я не смог устоять и пригласил тебя на чашечку кофе. Понятия не имею, как, но ты согласился, и с того дня мы начали встречаться. А теперь моя очередь, — улыбается он. — Мы уже живём вместе? — Пока нет, — отвечает на этот раз Юнги. — Но… если ты конечно не против, я предлагаю переехать ко мне, как только мы вернёмся в Нью-Йорк. Что скажешь? — Конечно, я согласен! — всплескивает руками Чимин. — Не так экспрессивно, — морщится Юнги. — А то она подумает, что ты охотник на богачей и только и ждёшь момента, чтобы захомутать меня и прибрать к рукам мои деньги. — Я думаю, это хорошая идея, — тут же Чимин поправляет себя. — Мы же встречаемся уже больше полугода, и, кажется, готовы к этому шагу, да? — Супер. Продолжай в том же духе. Юнги кивает и прикидывает ещё возможные вопросы, которые они не проработали. — Если не против, я спрошу снова, — подаёт голос Чимин. Юнги вопросительно поднимает брови. — Ты собираешься сделать мне предложение? — Они вряд ли такое спросят, — отмахивается он. — Мои родители не настолько продвинутые, чтобы думать о том, что мы можем сыграть свадьбу. — В Америке это не запрещено, — напоминает Чимин. — И ты не можешь знать на сто процентов, что они спросят. По крайней мере, если не отец, то твоя мать вполне возможно подкараулит тебя и наедине спросит об этом. — Ладно, дай подумать, — устало растирая лицо, Юнги вздыхает. Они просидели за подготовкой весь день, почти не покидая свой номер, узнавая всякие подробности друг о друге и выдумывая истории о своих свиданиях, совместных праздниках и других радостях жизни парочек. Например на день рождения Чимина Юнги подарил ему браслет от Картье, а на их стодневную годовщину Чимин устроил им обоим ужин в арт-хаусном ресторане. Подойдя к делу с умом, они даже выбрались на второй день из номера, чтобы прогуляться по городу и купить друг другу подарки к Рождеству. Точнее, Чимин их выбрал и любезно одолжил его кредитку, чтобы купить. Подарок для себя — какой-то брендовый белый свитер — он отдал сразу Мину, а вот свой подарок для него Чимин спрятал, заявляя, что Юнги найдёт его только под ёлкой. Ну, так даже интереснее. За окном уже опускается темень. Это их последний вечер в отеле, который они посвятили проработке всех упущенных деталей и закреплению легенды. — Если моя мать спросит, собираюсь ли я сделать тебе предложение, — отвечает наконец Юнги, — то я скажу, что давно думаю об этом, и… да, собираюсь. И что уже купил для тебя кольцо и хочу сделать предложение в день святого Валентина. Доволен? — Более чем, — мечтательно вздыхает Чимин. — Я, наверное, был бы безмерно счастлив получить обручальное кольцо посреди кровати с красными шёлковыми простынями, усыпанными лепестками роз. Спасибо, Юнги, ты просто воплощение романтики, мечта, а не парень! — Вообще-то, — морщит нос Юнги, улыбаясь, — я бы скорее подарил его после какого-нибудь ужина в хорошем ресторане. Но твоя идея круче. Я позаимствую на случай чего? — Да как угодно, — отмахивается Чимин. Ему так идёт этот румянец… От смущения это, от веселья или алкоголя — уже не понять, но Юнги даже засматривается. С влажными волосами, алыми щеками и такой довольный и расслабленный, Чимин сидит в мягком кресле напротив него и протягивает руку за своим бокалом красного вина, оставшегося после ужина. Завтра утром им предстоит неблизкий путь до Пусана, а потом всё закрутится-завертится, и уже не будет времени, а может и возможности вот так поговорить, открыто, без риска быть рассекреченными. — Да уж, Мин Юнги, — вздыхает Чимин, — ты настоящий счастливчик. — Это ещё почему? — удивляется он. — Заполучить себе в пару такого офигенного парня, как я, это просто джекпот! Сам подумай. — Чимин начинает загибать пальцы. — Красивый, креативный, умный, стильный, самодостаточный… — И скромный, — добавляет за него Юнги, посмеиваясь и припоминая ему его же слова: — Прямо мечта, а не парень. — О том я и говорю, — цыкает он языком. — Это слишком неправдоподобно. Я думаю… Может, мне быть ревнивым? Или стервозным? Избалованной сахарной деткой? — Ну… Может совсем чуть-чуть избалованным, — соглашается Юнги и корчит просто ужасно-милое лицо. — Я же так тебя люблю, мой прелестный цветочек… — Фу, нет, прекрати! — вовсю хохочет Чимин. — Не сболтни при родителях эту приторную фигню, вся наша игра сразу раскроется! — С чего бы? — смеясь вместе с ним, спрашивает Юнги. — Ну… Потому что это на тебя не похоже? Ты не похож на того, кто бы придумывал милые прозвища или носил парные футболки на свидания. Чимин беззаботно пожимает плечами, всё ещё хихикая, а вот Юнги смотрит на него с немалым удивлением. — А какой я, по-твоему, человек? Чимин хмыкает, отводя взгляд. — Не знаю, ты… Просто… Я думаю, ты бы не стал меняться ради кого-то. — И почему же? — пытается докопаться Юнги. — С чего такие выводы? — С того, — поясняет Чимин, — что в свои почти тридцать ты до сих пор один. Ты нанял меня притворяться твоим парнем. Ты оправдываешь отсутствие отношений занятостью, но по факту просто не нашёл того, с кем бы оставался собой. С кем не пришлось бы притворяться милым и играть на публику в счастливую любовь. Нет, он не такой. Он же не такой? Почему Чимин так решил? Что за бред… — Тебе нужен кто-то, — продолжает Чимин, — кто просто был бы рядом и не давил. Не сомневаюсь, что у тебя было достаточно попыток построить отношения, ты же успешный, богатый, красивый, наверняка много кто добивался твоего внимания. Но, в конце концов, ты сейчас один. И перестал пытаться найти такого человека, с которым не пришлось бы строить отношения, а они родились бы сами. Поэтому ты выбрал уединение. Так удобнее. Проще. — Но отношения меняют людей, — возражает Юнги. — Чаще всего так и происходит. Они заставляют тебя меняться. Поэтому я не хочу всего этого. — Да, чаще всего, но не всегда же? И ты в это веришь, — с мягкой улыбкой утверждает Чимин. — Вот в чём вся загвоздка. Проще же оставаться одному, но собой, чем из раза в раз тратить время не на тех людей, подстраиваясь под них и их представления об идеальных отношениях. Или можно просто ждать, что возможно когда-нибудь найдётся твой человек. Так? — Но… Не заканчивая вопрос, Юнги обрывает себя на полуслове и в полном смятении пытается найти опровержения всем этим словам, но… Но разве это неправда? — Знаешь, — жалуется вдруг Чимин, совсем сбивая с толку, — у меня есть одно неприятное качество, которое во многом мешает по жизни. Это он так пытается перевести тему? Юнги не против. Это лучше, чем давать Чимину дальше копаться в своей душе. — И какое? Чтение мыслей? — предполагает он в шутку, когда Чимин не отвечает, но его это особо не веселит. — Это долго объяснять. Но да, — кивает он задумчиво, — что-то вроде того. Я просто хорошо чувствую людей. Легко понимаю, что у них в голове. И я бы хотел, чтобы мне было плевать на это, чтобы меня не волновали чужие чувства, но проблема в том, что я ничего не могу сделать, чтобы ограждать себя от их влияния. И если в твоём случае ты сам пытался заставить себя поменяться ради кого-то, то я это делаю неосознанно и даже не с любимым человеком, а с любым. Его голос звучит всё тише и тише, почти переходя на шёпот. — Как будто я пустая книга для них, в которой каждый пишет о себе… И это звучит всё бредовее. Но если брать во внимание бутылку на столе, в которой вина осталось почти на дне, поздний час, стресс и волнение перед их ''премьерой'' для родителей, то Чимина можно понять. И невозможно одновременно. Чимин горько вздыхает, глядя куда-то вдаль, возможно, в свои прошлые отношения или даже нынешние, кто знает. — А я не могу ничего с этим поделать. Могу только прекратить общение и отмываться от чужих каракуль на своей собственной душе. Но… но если я хочу понять, кто на самом деле передо мной и что у него на уме, мне достаточно просто прочесть это по своим чувствам. Точнее, не своим, а тем, которые они на мне оставляют. Юнги ни черта не понимает из того, что он говорит, если честно. И Чимин, похоже, видит это по его лицу, потому что морщит нос, выпивая своё вино до дна, и, вроде как, сбрасывает это странное напряжение, хотя теперь его голос звучит куда менее позитивно, чем в начале вечера. — В толпе легко. Когда людей вокруг много, никто не обращает внимание на меня. Но когда долго нахожусь в компании кого-то одного, я начинаю терять себя, погружаясь в чужие чувства. Один из плюсов моей работы в том, что общение с кем-то обычно ограничивается одним вечером, но даже так мне потом требуется день или два, чтобы избавиться от этого ''налёта'' другого человека в своей голове. А ещё тяжелее, если это человек с сильной харизмой, властный, жёсткий. — А друзья? — припоминает Юнги. — Что насчёт них? — У меня есть несколько друзей, с которыми я вижусь пару раз в месяц или даже реже. Есть мой самый близкий друг — Джин. По каким-то причинам он исключение, и с ним я могу, наверное, прожить всю жизнь, если захочу. — Чимин с мягкой улыбкой пожимает плечами. — Мне хватает. И вдруг Юнги осеняет… — Тогда почему ты не отказался от меня сразу? Эта поездка обойдётся тебе в две недели общения со мной буквально один на один. Ты не боишься, что… Недовольно надув губы, Чимин с сожалением заглядывает в пустое дно своего бокала и отставляет его на столик рядом. — Как я и сказал, есть исключения. Сокджин, например, почему-то не оставляет на мне никаких отпечатков, что, кстати, не мешает мне прекрасно ''читать его мысли''. Я встречал ещё пару людей, как он, но таких мало. А жаль. Редко бывает, что, тесно общаясь с кем-то, я остаюсь… собой. И в твоём случае… Чимин вздыхает. Фраза остаётся незаконченной. Но догадаться нетрудно: он пытается сказать, что Юнги оказался именно таким человеком. — Но когда ты понял, что я для тебя тоже исключение? — тихо спрашивает он. — В первую встречу, наверное? Чимин решительно доливает остатки вина в свой бокал и залезает в кресло с ногами, прижимая их к груди, будто в попытке защититься. И боязливо, опасаясь быть высмеянным или непонятым, он всё же делится частью своей души, а Юнги не может не оценить такое доверие. Вообще, он даже и вспомнить особо не может, когда в последний раз вот так задушевно общался с кем-то ещё, кроме Намджуна. Чимин вздыхает и завороженно покачивает в бокале вино, выглядя одновременно таким далёким и таким близким, что даже удивительно. Они знакомы всего ничего, но такое ощущение, что знают друг друга уже несколько месяцев… — Я пробыл около получаса один на один с тобой, потом ещё час, когда мы подписывали договор. И мне было легко понять, что ты за человек. Но, несмотря на это, я ушёл нетронутым, понимаешь? — шепчет Чимин. — Это ощущение всегда такое непривычное… Ты не оставил на мне отпечаток. Это меня и удивило, и я всё пытаюсь понять, когда это закончится, но… почему-то этого не происходит. Он тихо смеётся и качает головой, будто сам в это не верит. — Я — это пока ещё я, как бы странно это ни звучало. Но когда твоё присутствие начнёт давить, мне будет тяжелее быть рядом. Конечно, это не нарушит наш договор, я пробуду с тобой столько, сколько необходимо, но мне нужно будет чуть больше личного пространства. Чтобы не потерять себя. Снова. «Снова?» — так и тянет спросить. Но судя по вымотанному и уставшему виду Чимина, этот вопрос не для этого вечера. И что бы то ни было — надуманные теории о собственной избранности или действительно странная патология в голове Чимина, — не верить ему Юнги не может. Тем более, когда Чимин так легко сформулировал то, что сам в себе Юнги не мог понять долгие годы, списывая своё одиночество на тотальную нехватку свободного времени. Да, он… Он действительно просто не хочет быть с тем, из-за кого придётся меняться. Или меняться напрасно. Прямо как и сам Чимин избегает таких людей. А именно — почти всех. С детства наблюдая за своими родителями, Юнги замечал, как отец, приезжая после долгих командировок, находил отдых и утешение в объятиях матери. Несмотря на их ссоры, на эмоциональный характер мамы и строгий нрав отца, ни она, ни он не менялись ради друг друга, и, возможно, в этом был секрет их долгого брака? Они оставались собой и до сих пор остаются. Поэтому Юнги воспринимал любовь как нечто исцеляющее и дающее мир двум разным душам. А на опыте сталкивался только с грязью, скандалами и разбитым в очередной раз сердцем. В его представлении любовь — это отдушина, а не труд. Труда ему и в повседневности хватает сполна. И это откровение опьяняет. Как будто Юнги только что наконец объяснили таблицу умножения, на которую он смотрел, читал, но не понимал, как это работает. А теперь понимает. — Из тебя, наверное, вышел бы гениальный психолог, — подмечает Юнги, на что Чимин со смешком возражает. — Гениальный психолог — это Сокджин. А я просто чересчур эмпатичный и восприимчивый. Вот и всё. — Как скажешь. В любом случае, Юнги соглашается с ним. Пока здесь не на что возразить. — Тогда скажи, если для тебя всё это станет… слишком. Чимин кивает в ответ, салютуя бокалом, и осушает его до дна, а после встаёт со своего кресла и подходит к нему. Тёмные глаза с поволокой, блестящие алые губы приоткрыты. Какой же он всё-таки красивый… Чимин наклоняется к нему, щекочет пальцами шею и оставляет невесомый сладкий поцелуй на губах. — Это для закрепления… — шепчет он, — нашей легенды, конечно. — Конечно. — Юнги сглатывает, а руки сами ложатся Чимину на упругие бёдра, спрятанные под халатом. — Я кажется плохо запомнил конкретно вот этот момент, повторишь? И Чимин ловко забирается ему на колени, чтобы обвить ладонями лицо и закреплять этот урок так долго, как это будет нужно для самого лучшего усвоения в разгоряченном вином сердце Юнги и его затуманенной развязными поцелуями голове.