Узник Бездны

Она нашла Зосиэля на вершине крепостной башни, куда он забрался с мольбертом и сейчас увлечённо что-то рисовал, время от времени бросая взгляд вдаль и снова возвращаясь к холсту. Волшебный взор художника превращал искорёженную скверной пустошь в полную жизни зелёную равнину, окружённую тёмной стеной леса, и Тира невольно залюбовалась чудом, к которому так и не смогла привыкнуть. Свет доброй и чистой души жреца щедро лился с его картин, согревая ожесточённые войной сердца и даря надежду, что рано или поздно всё обязательно будет именно так, как изобразила его кисть. Но сегодня Тира пришла сюда не созерцать и восхищаться, а поговорить с Зосиэлем, который пока что ни словом не обмолвился о происходящем между ней и Тревером, и попросить его помощи в одном деле. Эта мысль пришла командору в голову ночью и показалась удивительно правильной и здравой, но осуществить задуманное без помощи жреца Тира не могла. — Как красиво, — негромко обронила она, глядя на ещё незаконченную картину, — хотела бы и я видеть мир… таким, но увы… Между мной и богиней красоты пропасть размером с Бездну… — Неправда, — чуть улыбнулся Зосиэль, откладывая кисть и поворачиваясь к ней, — будь это так, ты никогда не стала бы спасать моего брата от него самого, не увидела его таким, как вижу я, и… не пришла сюда. — Скажешь тоже, — поморщилась Тира, — я просто обещала тебе найти его и сдержала слово, на то я и командор, верно? — Отчасти. И прежде, чем ты продолжишь спорить, я скажу то, что должен был сказать уже давно — я рад, что у Тревера теперь есть не только брат, но и ты, — тёплые пальцы жреца на мгновение коснулись её плеча, — и если я могу чем-то помочь вам обоим, только скажи. Брат слишком упрямый и гордый, чтобы принять мою помощь, он вбил себе в голову, что это уронит его в моих глазах окончательно, и не даёт мне ни малейшей возможности доказать обратное. Да ты и сама прекрасно помнишь, чем закончилась моя попытка его утешить… — Зосиэль вздохнул, вспоминая тяжёлый и совершенно бесполезный разговор на привале, свидетелем которого стала не только Тира. — Тревер… отталкивает меня, словно боится испачкать своим падением, и продолжает винить себя во всём, что с ним случилось, а ведь это совсем не так. Я не знаю, что было бы со мной самим, если бы не ты, не пал бы я точно так же, как брат? Даже ещё быстрее, ведь Тревер всегда был сильнее, а я — прятался за его спиной. Он брал на себя вину за наши общие проказы, да и за мои тоже, а теперь в помощи нуждается он сам, но упорно не желает это признать. Брат уверен, что стоит только вернуться домой, и всё наладится само, но… — Этого не будет, если не вырвать Бездну из него, — озвучила очевидное для обоих Тира. — Да, — кивнул Зосиэль, — и я готов на всё, чтобы это сделать, я каждый день прошу Шелин простить его и указать мне верный путь, но… — Она молчит, а значит, обойдёмся без богини, не в первый раз. — Командор, я… — Её верный жрец и последователь, а я нет, и совершенно ничем ей не обязана, — резче, чем хотела, произнесла она, — у меня с богами вообще не срастается, но это и к лучшему. Привыкаешь рассчитывать только на себя и своих друзей, а не ждать милостей свыше, за которые потом придётся дорого заплатить. И хватит о них, лучше послушай, что я придумала. Помнишь дезертиров, которые рассказали нам правду о Тревере? — Зосиэль кивнул. — Я уверена, что ему тоже нужно это услышать, ведь нет ничего сильнее правды! Эти двое не связаны с Тревером кровными или… сердечными узами, и тем ценнее их слова. Он может не верить тебе или мне, но не им. Вот только… я понятия не имею, где их искать, а ты? — Я… — задумчиво начал жрец, — могу отправить гонца в Кенабрес, но ты же понимаешь, что прошло столько времени… и даже если случится чудо, и они окажутся там, мы не можем приказать этим несчастным приехать в Дрезен. — А нам и не придётся. Эта встреча нужна не только Треверу, но и им самим, чтобы наконец-то избавиться от вины за его… смерть, — уверенно сказала Тира. — Попробовав это сделать, мы не теряем ничего, а приобрести можем много, к тому же, Тревер узнает об этом, только если у нас всё получится, — она на мгновение замолчала и добавила, глядя Зосиэлю в глаза: — Я не отдам его Бездне, слышишь… чего бы мне это ни стоило! — Верю, — тепло улыбнулся жрец, — и, прости меня Шелин, даже немного завидую брату… Я до сих пор знаю о любви только из книг, а ему повезло познать её уже дважды. — Он хочет, чтобы после победы я… поехала в Андоран с вами, — вырвалось у Тиры не дававшее покоя всё это время. — А ты?.. Мне ты можешь сказать правду, какой бы она ни была, — Зосиэль осторожно коснулся её руки. — Ты столько раз выслушивала и поддерживала меня, теперь мой черёд. — А я не умею выращивать виноград и работать в поле, не знаю, как делать вино, — медленно начала она, уже не глядя на жреца, — моей семьёй всегда был отец, а слово «мать» я просто не… Я боюсь не вписаться в ваш солнечный и светлый мир и невольно помешать Треверу вернуться домой. Я не хочу ему навредить, потому что… — Любишь? — Да… — Тира криво усмехнулась и покачала головой, — так странно говорить об этом не с ним, а с тобой… Я поклялась быть сильной, когда демоны убили отца, и до сих пор у меня это получалось, а сейчас я чувствую себя так, словно иду по тонкой перекладине через пропасть и любой шаг может оказаться последним. Я стараюсь не думать о том, что будет после победы… я люблю Тревера, но понятия не имею, как быть женой и матерью… Ну вот… сказала… и знал бы ты, как сложно это было. Да и разве может командор быть… такой? — Помнишь, ты застала меня за игрой в карты? — негромко и мягко спросил Зосиэль. Тира кивнула, и он продолжил: — Тогда ты сказала, что я не всесильное божество милосердия, а такой же смертный, как и все, и теперь я возвращаю тебе эти слова. Несмотря на дарованную тебе силу, кое в чём ты ничем не отличаешься от обычных женщин. Ты хочешь того же, что и они, и боишься не справиться с новой и непривычной ролью, тем более, в чужой для тебя стране, но я уверен — тебе понравится в Андоране, а мои родители сделают всё, чтобы ты чувствовала себя, как дома. — Похоже, именно этого я больше всего и боюсь, — Тира нервно взъерошила волосы, — я никогда не видела свою мать, она… отправила меня отцу сразу после того, как родила. Знаешь, что она написала ему в единственном письме? «В Иадаре нет места таким, как ты и твоё порождение», — процитировала намертво врезавшиеся в память строки. — Порождение, вот кем я была для неё... с тех пор я ненавижу слово «мать» и боюсь невольно оскорбить вашу, которую совершенно не знаю. Обычная мирная жизнь пугает меня сильнее всех демонов вместе взятых… Я понимаю, как смешно, глупо и неправильно это звучит, но это… правда. — Не смешно, — уже без улыбки обронил Зосиэль, — и тем удивительнее, что ты, не познавшая материнской любви, сумела сохранить этот священный огонь в своей душе и сейчас даришь его моему брату. И твой страх… ты боишься не за себя, ведь так? — Тира молча кивнула. — Уверяю, что все твои опасения исчезнут без следа, как только ты увидишь нашу маму. Именно она посеяла в моей душе те зёрна добра и света, которые взрастила вера в Шелин. И не только в моей. Тревер стал паладином и ушёл воевать, чтобы война никогда не пришла в Андоран. Да и отец… Ты не сказала ни слова о своём, но я почему-то уверен, что с нашим вы столкуетесь быстро, ведь это он учил нас с Тревером драться, а его глефа до сих пор идеально наточена и отполирована до блеска. С твоего позволения, я напишу родителям о том, что, возможно, мы с Тревером вернёмся домой не одни, и постараюсь пояснить матери, что не стоит с порога окружать тебя заботой и закармливать горячими булочками. — Ну, против булочек я точно не буду, — невольно улыбнулась Тира, стараясь убедить себя в том, что Зосиэль прав, а все её тревоги совершенно беспочвенны. — А что ты напишешь им о Тревере? — Я… должен сообщить им правду, но… мне кажется, будет лучше, если Тревер сделает это сам, — задумчиво начал жрец. — Я не смогу написать, что он лишился сил, стал рыцарем Преисподней и был пленником Бездны, но и скрывать такое от них… нельзя. Я уверен, что любить его меньше, они не станут, скорее наоборот, но… они ждут героя в сияющих доспехах паладина, а Тревер… О, Шелин, почему ты допустила это?! — вырвалось отчаянно и пылко, но уже через мгновение Зосиэль взял себя в руки и бросил на Тиру чуть виноватый взгляд: — Ты пришла ко мне за советом, а я вновь пытаюсь просить его у тебя… И всё же… как поступила бы ты? — Молчанием здесь точно не поможешь… но и посылать письмо в тайне от Тревера — нельзя, — после долгого раздумья, ответила она. — Так почему бы вам не написать его вместе? Я знаю, что это будет непросто, но… мы должны думать не о себе, а о нём. Представь, что будет, если отец или мать назовут его героем? Мы оба знаем, чем это закончится… — Увы, — тяжело вздохнул жрец, — значит, решено: я отправлю гонца в Кенабрес, поговорю с Тревером о письме и буду молиться, чтобы он услышал меня и понял правильно. — Спасибо, — наконец-то улыбнулась и Тира, — за всё.

***

— Мастер Винис! Это действительно вы?! Слава богам! — дварфийка, выглядящая сейчас гораздо лучше, чем тогда, в Утраченном Святилище, бросилась к Треверу, стоящему в казарменном дворе, и замерла в шаге от него, не решаясь подойти ближе. — Агна? — изумлённо спросил он, не веря своим глазам, а после перевёл взгляд за её спину: — Нирал? — Я, мастер, — полуэльф смущённо улыбнулся, — не думал, что узнаете… И до последнего не верил, что вы… — Живой! — дварфийка быстро вытерла повлажневшие от слёз щёки. — Выходит, не зря командора Ангелом кличут… Это же чудо настоящее — из Бездны вас вызволить! — Это уж точно, — кивнул Нирал, подходя на шаг, — мастер Винис, вы… простите нас, что от демона вас не спасли… Сбежали, как трусы последние! По-хорошему, нас всех казнить за это стоило… — Вы бы не смогли, — глухо обронил Тревер, заметил стоящих поодаль Зосиэля и Тиру, и понял, откуда в Дрезене взялись эти двое. — Он просто убил бы вас. — Но мы даже не пытались, — горько произнёс полуэльф, — вы столько добра для нас сделали, а мы… — Мы каждый день молились за вас, — вклинилась в разговор Агна, — и за вашего брата. Он и вправду настоящий святой… ведь кто ещё мог бы нас простить, да ещё и в Кенабрес отправить… золотом, едой да письмами снабдить. Мы ведь так там и осели, обжились маленько, но как узнали, что вы вернулись — бросили всё и сюда. Увидеть вас хотели и прощения попросить, хоть и не заслужили такой милости. — Неправда, — покачал головой Тревер, видя в глазах обоих бывших дезертиров неподдельные радость и… вину. — Кому стало бы легче, убей Вирлонг и вас? Мне? Нет. Грему? Не думаю. — Жаль, не нашли мы его, скотину, — процедил Нирал, сжимая кулаки, — сперва не до него было, самим бы как-то уцелеть, а когда очухались малость, его и след простыл. Но, если когда-то свидимся — не жить подонку. Язык его поганый своими руками вырву за то, что брату вашему наплёл… — А я помогу, — мрачно добавила дварфийка, — вы, мастер Винис, говорили, что он своё золото на медяки разменял, да только… отродясь у него никакого золота не было, зато дерьма навалом. — Вот и не стоит о нём, — поморщился Тревер, — а вам я скажу один раз и повторять не стану — в том, что тогда случилось, виноват только Вирлонг и он уже заплатил. — Вирлонг это… — начал полуэльф. — Демон в чёрной маске, — закончил за него Тревер, — дохлый демон. Мы убили его в Бездне, а командор уничтожила проклятую маску. — Правда?! — глаза Агны стали просто огромными, в них плескалась смесь страха и восхищения — искреннего и почти детского. — Да. Эта тварь больше никого не утащит в Бездну, не продаст на Арену и не заставит сражаться на потеху демонам, — скрипнув зубами и невольно сжав кулаки, процедил Тревер. — Боги, — всплеснула мозолистыми руками дварфийка, — что ж вам вынести-то пришлось… — И всё из-за нас, — вырвалось у Нирала, — мастер Винис, а может… окажите нам честь, сходите с нами в таверну, там и поговорим, а то здесь… — он указал взглядом на многочисленных невольных зрителей, — народу больно много… — И правда, — нахмурился Тревер, словно только сейчас заметив застывших в молчании крестоносцев, Сиилу и даже капитана Харматана, — но лучше пойти ко мне, если командор не против. — Только за, — улыбнулась Тира, не пытаясь подойти ближе, поскольку предстоящий разговор касался только его и этих двоих. — Увидимся позже, — она тронула Зосиэля за рукав и пошагала к выходу с казарменного двора, невольно вспоминая, сколько сил пришлось приложить жрецу, чтобы отыскать дезертиров в Кенабресе. Но оно того стоило, ведь достаточно посмотреть на Тревера, чтобы понять — эта встреча была действительно нужна, а значит — потрудились они с Зосиэлем не зря.

***

— Использовать ресурсы крестового похода в личных целях недопустимо, а ты сделала это уже дважды, — по-военному чётко заявил Тревер, входя в её покои вечером того же дня. От него сильно пахло вином, но ногах он стоял твёрдо, только глаза неестественно блестели, а руках он сжимал бутылку, которую со стуком поставил на стол и снова повернулся к ней: — Что скажешь в своё оправдание, командор? — Во-первых, ресурсы похода, о которых ты так печёшься, нисколько не пострадали от моих личных целей, — откладывая книгу, с которой напрасно пыталась скоротать время, и садясь на постели, начала Тира. — Во-вторых, что делать с собственными деньгами, решать только мне, а в-третьих, в поиске Агны и Нирала орлы Аневии не участвовали. Я оправдана? — спросила, впервые видя искры смеха в его глазах. — Почти. Будешь, когда дашь мне штопор и найдёшь пару кубков, — совершенно серьёзно ответил он и выжидательно скрестил руки на груди. — Кружки подойдут? — приподняла бровь она, лихорадочно пытаясь вспомнить, а были ли вообще в спальне кубки. — За неимением денщика, — преувеличенно тяжело вздохнул Тревер, — приходится полировать доспехи самому, и… пить вино из кружек, — он взял протянутый ею штопор, быстро открыл бутылку, наполнил кружки и протянул одну ей. — Давай, командор, за мастера Виниса. До дна! — и первым осушил свою тремя большими глотками. Тира сделала один и невольно поморщилась — вино было слишком крепким, такое она пила всего лишь пару раз и впечатления остались не из приятных. Поставить кружку она не решилась, продолжала держать в руках, внимательно глядя на Тревера и пытаясь понять, чего ожидать дальше — очередного взрыва или… — Не пошло? — спросил он, видя её реакцию. — Слишком… крепкое, — честно ответила Тира. — Правда? Не заметил… — пожал плечами Тревер, снова наполняя свою кружку. — Но ты права, мне стоило спросить, что пьёт командор, прежде, чем тащить сюда это. — Тревер… — осторожно начала она, — ты… — В полном порядке и живее всех живых, если ты об этом, — прозвучало скороговоркой. — И даже неожиданная встреча с прошлым не испортила мне этот день. Скорее… наоборот. Это была твоя идея или брата? — Моя, — не стала отрицать Тира, — а исполнение — его. — Молодцы… — усмехнулся Тревер и сделал большой глоток. — Опять решили за меня и провернули всё за моей спиной. Но я не сержусь, — он сел рядом с ней на кровать и полез в карман, вытащил оттуда сложенный вчетверо лист бумаги и бросил ей на колени: — Я даже написал это, но отправлять без твоего высочайшего одобрения не стал. — Это… — осторожно касаясь бумаги пальцами и изо всех стараясь выбросить из головы упорно лезущие туда воспоминания о материнском письме, начала Тира. — Письмо, — подсказал он, пристально глядя на неё, — то самое… которое Зосиэль так просил меня написать. Даже предлагал сделать это вместе, но руки у меня пока что на месте, да и голова вроде тоже. — Я… не могу это прочесть, это… же твоё письмо и адресовано оно… — Родителям, ждущим домой двух сыновей-героев, — теперь в голосе Тревера ясно слышалась злость, и Тира невольно напряглась, ожидая худшего. — Но брат пра-а-в… — протянул он, — они должны знать, что герой у них только один, а второй — падший паладин, бывший рыцарь Преисподней, раб демонов, гладиатор Алушиниррской арены и… любовник леди командора. Как думаешь, какой из моих титулов порадует их больше всего? — он яростно развернулся к ней, требуя ответа пылающим хмельным взглядом. — Каким из них они смогут гордиться?! — Тем, который ты не назвал, — как можно спокойнее начала Тира, — сын, вернувшийся домой живым. Разве не это самое важное для матери? — Они провожали меня на войну всем кварталом … — не слушая её, сказал Тревер, словно сам себе, — а я громко и пафосно клялся вернуться с победой, потрясая щитом, который… — он осёкся и опустошил кружку двумя большими глотками. — Спас жизнь моего брата, ведь если бы не щит, я снёс бы Зосиэлю голову. Правда, об этом я писать не стал, у матери слабое сердце и… — он выронил кружку и закрыл лицо руками, застонал глухо и болезненно. — Только такие, как Агна и Нирал могут по-прежнему видеть во мне героя, но они не знали, кем я был до Ордена гвоздя. А родители… провожали на войну паладина, а кого им придётся встречать? — Сына, сдержавшего данное слово, — уверенно ответила она, — я знаю это, хоть никогда не видела твоих отца и мать, но… у плохих людей, никогда не бывает таких сыновей, как ты и Зосиэль. Они не учат детей добру, а… вышвыривают их за порог, как мусор, — голос Тиры всё же дрогнул и Тревер это услышал, отнял ладони от лица и спросил требовательным и почти трезвым голосом: — Ты говоришь о… — Кьонинской ведьме, когда-то давшей мне жизнь, — она от души хлебнула из кружки и закашлялась, — она связалась с келлидом от скуки, а когда наигралась — уползла обратно в свою эльфийскую нору. Наверное, я должна сказать ей спасибо за то, что не убила меня ещё в утробе, не отдала в приют, а отправила отцу с… проклятым письмом вместе. Но я не могу, — она покачала головой, — не настолько я милосердна, как Зосиэль. — Тира… — он придвинулся ближе и осторожно обнял её за плечи. — Молчи… Я не смогу об этом ещё раз… Не хочу. Никогда не хотела. Это моё дерьмо, и мне с ним… — Нам, — прозвучало мягко и веско, а пахнущие вином губы коснулись поцелуем её лба, — ты пытаешься вылечить мою душу, но почему-то не думаешь о своей. Это неправильно. — Возможно, — передёрнула плечами Тира, — но я вспомнила об этом не для того, чтобы ты меня пожалел. Я хочу, чтобы ты понял, что для нормальной матери нет большей радости, чем сын, вернувшийся с войны живым, а такие, как моя, к счастью, встречаются гораздо реже, чем женщина, подарившая тебя Голариону и мне. — Откуда тебе знать, какая она, если вы никогда… — Я видела, как сияли глаза Зосиэля, когда он говорил о ней, это невозможно подделать или сыграть, тем более он ещё худший актёр, чем я, — невольно чуть улыбнулась она. — А читать твоё письмо я всё равно не буду, — Тира решительно протянула ему листок, — ты лучше сделай это сам. Завтра, когда… — Протрезвею? — прозвучало насмешливо, но уже без единой капли злости. — И это тоже, — не стала спорить она, — в любом случае, отправить его сейчас не получится без… нецелевого использования ресурсов крестового похода, в котором ты обвинил меня несколько минут назад. — И правда, — Тревер улыбнулся шире, — а шёл ведь сказать спасибо за Агну и Нирала, ну и письмо заодно показать, там ведь… не только обо мне, но и о тебе, а значит — не такое уж оно и личное. Я действительно хотел, чтобы ты это прочла и сказала прямо — оставить так или убрать пару-тройку слишком… смелых слов. — О том, что ты — любовник леди командора? — Почти, — он поморщился, только сейчас осознав, как это прозвучало, — я писал, что возвращаюсь не один, а с женщиной, с которой хочу связать свою жизнь. Как думаешь, это можно оставить или… — Можно, — чуть помедлив, ответила Тира, вызвав этим коротким словом мимолётную, но полную облегчения улыбку на его напряжённом лице. — Вот и славно, а теперь я, пожалуй, пойду… — он приподнялся, собираясь встать, но она сделать этого не дала, крепко сжав руку Тревера в своей: — Куда и зачем? Между прочим, моя кровать гораздо шире и удобнее твоей… — Не спорю, но за стеной бдительная стража, Аневия, Ирабет и вишенкой на торте — параликтор Деренге, — мрачно перечислял он досадные помехи, обнуляющие все удобства командорской кровати напрочь. — Во-первых, — начала загибать пальцы Тира, — стража не стоит прямо у моей двери, а стены в цитадели толстые; во-вторых, Аневия и Бет ночуют не здесь, а у себя; в-третьих, сравнение Регила с вишенкой мне чертовски нравится, и он тоже явится только утром. Шах и мат, мастер Винис. — Никогда не любил шахматы, — пробурчал Тревер, окончательно сдаваясь и начиная расстёгивать куртку…