После меня

Он услышал, как провернулся ключ в замке их входной двери, и открыл глаза. Кусок белого неба в окне казался искусственным. Егор представил вдруг, а что если он действительно живет в искусственном мире и всё, что его окружает — Макс, друзья, люди, с кем приходится пересекаться по работе — актеры, которым платят, чтобы они находились с ним. А если всё — декорации, тогда то, что произошло вчера, тоже отрежиссировано. Эта мысль показалась ему дикой. Сам факт того, что кто-то может режиссировать его страдания, вызывал тошноту. Он притворялся спящим, когда Макс уходил, Егор не хотел с ним говорить о случившемся, не хотел обсуждать это. Не хотел видеть его сочувственный взгляд, он просто не хотел, чтобы Макс снова проживал подобное из-за него. Он не знал, куда Макс ушел, как надолго и чем будет заниматься, Егор принял решение пока не думать об этом. Для начала стоило попробовать встать с кровати. Голова кружилась, но не критично. В ванной первым делом он посмотрел на себя в зеркало. Вчера казалось, что глаз выглядел хуже, но, похоже, компресс вкупе с противовоспалительными оказали нужный эффект. Бланш, конечно, оставался внушительным, но хотя бы сам глаз не заплыл и зрение не ухудшилось, хотя движения из стороны в сторону доставляли боль. С губами было хуже: нижняя по центру лопнула и распухла. Егор умылся, как смог. Как смог, почистил зубы и решил принять душ. И всё бы ничего, но как только стены ванной поплыли, он понял — идея принимать душ сейчас, пока он один в квартире, оказалась плохой. Горячая вода расширила сосуды и усилила кровообращение. Перешагнув борт ванной, он схватился за полотенцесушитель, но было поздно — темнота обрушилась откуда-то справа, затягивая в свой вакуум. Последнее, что он увидел, были падающие с полок флаконы. Сознание возвращалось кусками. Кафель пола, собственные сланцы, прозрачный флакон с маслом для тела, белое полотенце. Постепенно он ощутил, насколько замерз. Звуки возвращались медленно, и мелодию собственного рингтона он узнал не с первого и даже не со второго раза. Он все-таки приподнялся на руках, различая на полу красное. Выругавшись про себя, начал пересчитывать языком зубы, что на фоне сотрясения выходило крайне сложно. Зубы были в порядке, и наконец он понял, что кровь идет носом, снова. Лежавшее рядом полотенце вдруг взметнулось вверх, слишком быстро и резко для того, чтобы Егор понял, что происходит. Полотенце легло на плечи. Он посмотрел в сторону двери, в проеме мелькнул силуэт, и в следующее мгновение над ним склонился Макс. Почему-то Егор не слышал ни шагов, ни дверного хлопка, ни скрипа паркета, услышал только, как Макс матерится слишком близко от его уха: «Какого хрена? На пять минут оставить нельзя». Егор поправил полотенце на плече. — Сейчас, подожди. — Макс куда-то исчез и вернулся уже с халатом в руках. Он ощупал его руки, колени, плечи, и только убедившись, что переломов нет, попытался поставить на ноги. Егор шатался, а потом почувствовал, как его уже подняли над полом и уносят из ванной. Он видел полок, край капюшона повседневной Вершинской толстовки, его плечо и небритый подбородок с темной щетиной. Почувствовав под собой постель, Егор нащупал подушку и прижался к ней щекой, обхватывая. Заземлиться не получалось, комната настолько сильно вращалась, что становилось страшно, что она никогда не остановится. — Тебе не надо было вставать, — проговорил Вершин, отходя от постели, чтобы взять пакет из аптеки. Но Егор поймал его за руку. — Не уходи, — проговорил, так и не рискуя открывать глаза. — Нужно было сразу сказать, что тебе плохо. — Было нормально, пока в ванную не пошёл. — Какого хрена, Егор? — Макс сел рядом. — Просто… скажи, какого хрена ты творишь? Я вышел на пять минут и не успел вернуться, как ты уже вытираешь собой пол в ванной. — Я не знал, куда ты ушёл. — И что с того? У тебя постельный режим и капельницы. — Мне нужно было в душ. — Ты мог мне сказать? — Я не думал, что будет так. — А надо думать. Я был уверен, что ты спишь, когда уходил. И проспишь до вечера… Если так будет дальше, придется лечь в больницу. Макс почувствовал, как Егор крепче сжал его руку, Вершин прочитал за этим жестом его привычное «не злись», которое вслух Егор сейчас не произнёс. Он молчал, держась за подушку, как за спасательный круг и не спорил. Макса постепенно начало отпускать. Он накрыл халатом его коленки, на одной из которых уже наливался внушительный синяк, потом встал и накрыл его одеялом. — Совсем плохо? — проговорил Вершин, замечая, что лицо Егора по цвету сливается с подушкой. — Сейчас пройдет, только ещё немного полежу. Макс задвинул плотнее шторы: — Скоро придет врач. После капельницы станет легче. — Я не знал, что ты договорился. — То, что ты не лег в больницу, лечения не отменяет. — И ты останешься со мной? — Конечно, пока не буду уверен, что тебе лучше. — Отменил все дела на сегодня, да? — Дела подождут, твоё состояние меня куда больше волнует. Егор хотел, чтобы Макс его обнял, хотел полежать с ним немного и помолчать, как обычно, но он не решился попросить, чувствуя, что Вершину сейчас не до «полежать вместе». — Я на кухню, сварю кофе. Тебе сделать что-нибудь? — Нет. Макс знал, что в таком состоянии Егор, конечно, есть какое-то время не сможет, поэтому и настаивать не стал. За кухонным окном утро было пасмурным, тяжелое небо и влажный снег. Настроение совсем не новогоднее, хоть на окне красовалась выключенная гирлянда. Вот и Макс подумал о том, что их выключили. Всего несколько дней назад они целовались у этого окна, и самой большой проблемой для них обоих было плохое настроение Егора из-за одиноких предпраздничных вечеров. Теперь же всё изменилось. Кофе не лез в глотку. Макс вернулся в спальню. Егор лежал в той же позе, так же крепко сжимая подушку пальцами. Он ещё раз проверил шторы, вытащил из кармана толстовки телефон и брякнув его на тумбочку, лег рядом с Егором. Притянул его к себе осторожно и обнял, сразу чувствуя, как естественно и привычно Егор устраивает голову у него на груди. Макс прижался губами к его макушке и прикрыл глаза, концентрируясь на биении его сердца рядом со своим. Тихо. — Тебе всё ещё нужно в ванную? — спросил Макс. Он почувствовал, как Егор улыбнулся. — Вечером. — Только не в одиночку. — Хорошо. Макс провел рукой по его спине и в тишине не заметил, как отключился. Разбудил их звонок домофона. Врач пришёл.

***

Уже несколько дней ставили капельницы и кололи уколы. Бланш на лице из сине-красного стал просто синим. Постоянное головокружение сменилось кратковременным. Егор мог вставать и начал есть за столом, только вот в душ в одиночку ходить не решался, не столько из-за страха снова упасть, сколько из-за реакции Макса. Редкие вспышки его опаляющего гнева всегда было сложно перекрыть даже аргументированным протестом. Егор уже давно знал, что для Макса есть болезненные вещи, которыми пренебрегать не стоит, и одной из них было здоровье Егора, а точнее его отношение к своему здоровью. Врач ушёл около двенадцати дня. И Егор снова остался один в их квартире. Он думал о том, что завтра 31 декабря, а он никому не купил подарков и нужно бы посмотреть что-то в интернете, но он впервые не представлял, что подарить Максу, Илье. Только с Платоном было всё понятно. Детям всегда легче выбирать подарки. Снова зазвонил телефон. Номер не определился. Егор знал, кто это звонит, и от понимания внутри всё сжималось. Уже четыре номера родителей Роберта он внес в черный список. Но его мать каждый день звонила с нового. Сначала она пыталась запугивать, угрожать, но когда следствие обзавелось новыми уликами, его мать уже просила решить дело по примирению сторон, и Егор пошёл бы ей навстречу, но Макс запретил.

***

В тот день, когда он упал в ванной, Максу вечером позвонил Илья и попросил о встрече. Вершин пытался отложить разговор на потом, но Илья настаивал, только просил Егору пока ничего не рассказывать. И Макс поехал, оставив Егора одного на свой страх и риск. Он вернулся глубоко за полночь. Егор спал, еще не зная, что перевес теперь был на их стороне. Макс рассказал только спустя пару дней о том, что Илья пересмотрел записи с камеры. Если Егор в их группе отвечал за звук, то Илья отвечал за видео и соцсети. Он часто снимал происходящее в студии, ради ютуба, ради модного сейчас бекстейджа записи альбома, так делают многие группы для своих фанатов. И в тот вечер Илья ушёл, а запись продолжалась, пока не разрядилась камера. Именно эту запись Илья показал той ночью Вершину, именно её Вершин показал своему адвокату. Тот встретился с представителем Роберта и его родителями, и в следствии наступил переломный момент. С одной стороны Егор был рад, что в тот день Илья сделал запись, и он был ему за это благодарен, но с другой, он понимал, что на ней, и что это видели все, в том числе и Вершин, и лучший друг. Адвокаты и следователи. Круг зрителей «веселого» аттракциона ширился, аттракциона, про который он бы предпочел забыть, будто его никогда не было, но теперь существовала запись. Запись, которую он бы не стал смотреть под дулом пистолета. Он представлял, как тяжело сейчас его Вершину, представлял, что он чувствовал, когда смотрел её впервые с Ильей, потом со своим адвокатом, потом двумя адвокатами, потом со следователем и ещё бог знает с кем. «Бедный Вершин». — Егор открыл ноутбук, чтобы выбрать ему подарок, но мысли расползались, он листал фотооборудование, секс-игрушки, шарфы и парфюм, худи и носки, одежду для спорта, а в голове шарманкой крутилось: «Они видели, они видели, они видели это». Вечером пришла медсестра, чтобы поставить капельницу и сделать укол. Когда во флаконе осталось меньше половины спасительного «коктейля», вернулся Максим. Егор услышал шорох одежды в прихожей, зашумела вода в ванной, Макс заглянул в гостиную. Поздоровавшись с сидящей в кресле молодой женщиной, он подошёл к Егору. Тот лежал на диване и свободной рукой листал ленту в телефоне. — Что смотрите? —  Стараясь не задеть штатив капельницы, Макс наклонился и поцеловал его в щеку. — Привет, — прошептал Егор тихо. — Да просто каналы переключаем… — неопределенно ответила Марина. — Как ты? — спросил Вершин, садясь на край дивана. — Нормально. Тут недолго осталось, иди пока поешь. Вершин снова поцеловал его в щеку и, уходя, наклонился включить гирлянду на ёлке. Егор снова подумал о том, что не купил ему подарок. Егор слышал, как в прихожей Вершин провожает медсестру. Он согнул онемевшую после капельницы руку и спрятал её под одеяло, какое-то время смотрел на мигающие огни на ёлке. Слышно было, как за окном проносятся машины. Захотелось к нему очень. Егор встал медленно, лечение шло на пользу, и голова уже не кружилась так сильно да и обезболивающие он стал принимать реже. Придерживаясь за диван, он прошел на кухню. Макс стоял у стола, перед ним лежала разделочная доска, на которой он нарезал листья салата. По телеку мелькало что-то предновогоднее, но Вершин убавил звук на минимум. — Что готовишь? — спросил Егор, наблюдая за ним. — Салат из копченной грудки и бобовых, там много белка. Егор закатил глаза: «Конечно, белок-белок-белок. Мы знаем уже всё про этот белок, который ему необходим, как вампиру кровь. Будь благословенен личный лечащий врач». — А себе? — спросил Егор. — На двоих делаю. Егор взял бутылку колы и повертел её в руках. — Купил? — Как просили. Он взял стакан и налил себе, отпил немного и только сейчас заметил, что Макс тоже пьет что-то такое же темное из стакана. — Там ведь не только кола? — Не только. Егор подошел сзади и обнял его, прижимаясь губами к шее. И Вершин замер, по спине разошлись мурашки. Егор знал, что Макс любит, когда он, Егор, так делает — обнимает сзади и дышит в шею. — Мне нельзя ещё? — Что именно? — То же, что и тебе. — Егор сдвинул его стакан подальше от края. У микроволновки стояла початая бутылка виски. — Тебе пока максимум только кола, малыш, — ответил Макс, высыпая нашинкованную кубиками грудку в салатницу. Под пальцами Егор чувствовал, как перекатываются мышцы его пресса. Тонкая ткань футболки была нагрета теплом его кожи. Егор погладил ладошкой его живот, накрывая рукой кружок пупка, и прижался щекой к плечу. — Хоть нам и есть что отпраздновать, но пока максимум кола, — повторил Вершин. — И что мы празднуем? — оживился Егор. — Всё закончилось, — Макс повернулся, отправил на стол готовый салат, отпивая свой коктейль. — Закончилось? — Да. Дело закрыто. Обвинения сняты. Ты больше не под подпиской. — И как? — Долгая история и день долгий, но в итоге всё прошло, как надо. — Ты его видел? — Егор отвел взгляд, подходя к окну. — Его — нет. Мы разговаривали с его родителями и адвокатом. — И как родители? — Это не важно. Важно то, что они больше не имеют претензий. Дело закрыто по соглашению сторон, и теперь у них вопросы только к своему сыну. — Они видели запись? Макс замялся. — Я не знаю. С ними работал их адвокат, наверное, он им всё показал. Но мы это не обсуждали. — Хорошо, что это закончилось перед новым годом. — Егор почувствовал на плечах его руки. Крепкие, горячие ладони прошлись по рукам. Макс обнял его, прижимая спиной к своей груди. Егор развернулся и, чтобы больше ни о чем не говорить, поцеловал его сам в губы. — Виски мне нельзя, но хоть так попробую, — он прошептал, пряча улыбку в поцелуй. Вершин завелся быстрее обычного и Егор сразу почувствовал, как ярко на Максе сказалось их недельное воздержание. Для одного поцелуя эрекция Макса была слишком крепкой и Егору это, ясное дело, льстило. — Пошли, — прошептал он, беря его за руку и уводя с кухни. — А как же праздничный ужин? — проговорил Вершин хрипло. Егор только закатил глаза в своей невозможной скептической манере и повел его в гостиную. — Под ёлочкой, значит, хочешь? — Макс смотрел, как Егор опускается на диван, притягивая его к себе. Его губы были сухими и горячими, поцелуи отзывчивыми. В какой-то момент Максу показалось, что Егор торопит события. Меньше всего Вершину хотелось сейчас торопиться, виски расслабил нервы, напряжение сошло на нет, осталась только томное сексуальное желание. Егор был именно напряжен и сбивчив, а Максу хотелось, чтобы они поймали одну волну. Он целовал его, ложась сверху, медленно водя руками по телу и забираясь под одежду. Егор выгибался и подставлял, как всегда, шею под его губы, трогал в ответ жаркими ладонями, но нервно и скомкано. Макс провел пальцами по его лицу, заглядывая в глаза и пытаясь понять, что с ним происходит. Смотря на него снизу вверх, Егор дышал слегка сорвано приоткрытыми губами и Максу нравилось, как играет свет от огней на его щеке и шее. Он потянулся снова за поцелуем, и снова Макс почувствовал в его движениях напор обычно ему несвойственный и неестественный. — Детка, пожалуйста, расслабься. Я всё сделаю сам, — Макс поглаживал его под футболкой, пытаясь напомнить ему о том, что это просто они, вдвоём, такие как есть. Но заметил, как Егор кусает губы и сводит брови. — Ты напряженный очень. Как ты хочешь? — Макс приподнялся на руки и снова поймал его взгляд. Совершенно точно он теперь ощутил потребность Егора что-то ему сказать и ждал, когда Егор уже произнесет, но он молчал, смотрел на него, а потом снова попытался поцеловать и притянуть к себе. И Макс снова поплыл, член приятно упирался в его бедро и Егор так призывно выгибался, разводя ноги и подпуская его к себе. Но что-то было не так, Макс чувствовал — что-то происходит, но в этом состоянии не мог понять. Выверенным движением он запустил пальцы, чтобы ослабить резинку его штанов, чтобы приласкать его и будто обжегся. Вершин оперся ладонью в диван выше его плеча и снова посмотрел на Егора, по отведенному взгляду всё было понятно, но теперь только дурак бы не понял. — У тебя не стоит, — проговорил Вершин. Егор закрыл руками лицо. Макс выдохнул шумно, рассеянно провёл пальцами по волосам и сел. Собственная эрекция была мучительно стойкой. Он пережал переносицу и прикрыл глаза, чтобы успокоиться и унять возбуждение. Поправляя на себе сбившуюся одежду, Егор сел, опуская ноги на пол. — Я могу… без этого, — проговорил он сбивчиво. Макс непонимающего на него посмотрел: — Без чего ты можешь? — Могу отсосать, — будто со стороны он услышал свой голос. Это прозвучало, как… Он узнал то же потрясение во взгляде Вершина. И чем дольше смотрел, тем глубже погружался, считывая, что такому унижению Макс в самых грязных мыслях его подвергнуть не смог бы. А вот он себя почему-то мог. Оглушенный, Егор сидел, осознавая, что же произошло только что между ними. Красноречивое молчание Макса всё более чем объясняло. Больше всего на свете он хотел, чтобы Вершин сейчас что-нибудь сказал ему, но он молчал. И молчал, и молчал. Егор поднялся, пошёл в ванную и закрыл за собой дверь.