Для чего нам ученики

Йавин-4, 15 ПБЯ Забота тех, кто рядом, обучение у Накайн и тренировки у Бэя быстро делали своё дело. К десяти годам Нгай перестал напоминать затравленного заморыша, вытянулся, окреп, осмелел и всё сильнее походил на отца. Уже сейчас было понятно, что как только через пару-тройку лет он перерастёт подростковую нескладность, то будет высоким, худощавым, обманчиво-изящным, гибким и текучим. И обладателем мелодичного и чарующего голоса. В анклаве мальчика уже взялись учить пению и не могли нахвалиться. Нгай легко брал как высокие, так и низкие ноты и без особого труда справлялся с заданиями, что не всегда давались ребятам постарше. Бэй на это качал головой и повторял, что хотя бы на Сайджо лететь рано или поздно всё-таки придётся, чтобы сородичи показали свои приёмы. Сам он тут не помощник, не в мать пошёл. А виртуозное владение голосом – умение всех нагаев. Но пока о том не шло и речи. Накайн всего лишь несколько месяцев как перевезла воспитанника на Йавин и теперь не без гордости и с лёгким недоумением наблюдала, как мальчик крадётся по зарослям вокруг Праксеума, оттачивая навыки маскировки. И всё бы хорошо, только иногда он пропадал не только из виду, но и из Силы. Ненадолго, но молчала даже связь учитель-ученик. «Сам освоил, молодец. Талант, ничего не скажешь. А вот кому его дальше учить? Возможно, что и не мне…». ‒ Нгай, подойди, пожалуйста, ‒ голос даже не дрогнул, хотя с волнением получилось справиться далеко не сразу. Долго ждать не пришлось, через несколько мгновений ученик уже стоял напротив, отряхивая руки и тунику. ‒ Да, учитель? ‒ Ты сейчас осознанно закрывался в Силе или это случайно вышло? ‒ У меня получилось, да? – взгляд тут же просиял. – Я подумал: вот самому можно спрятаться и глазами не увидят, и даже камерами. А можно ли мысли так спрятать? Ведь если у противника тоже Сила, то он тебя почует. Как тогда скрыться? Это плохо, да? ‒ Нет, ‒ Накайн покачала головой и улыбнулась: – Просто тебе потребуется ещё один учитель. И я даже знаю, кто может нам помочь. *** Едва услышав, зачем Люку понадобился Бэй, Корто Вос поймал себя на мысли, что ещё познакомится поближе с таврианской целительницей и её учеником. Предчувствия не обманули. Соратница по Ордену пришла к нему в один из сумеречных йавинских вечеров. ‒ Прости, что отрываю от дел, мне нужна твоя помощь, ‒ смотреть на неё было приятно. Яркая, живая, наполненная светом. Не завораживающе красивая, не величественно-холодная, скорее, миловидная и непосредственная. Все в Ордене нынешнем были нетипичными по меркам Ордена прежнего, и Накайн с её разноцветными плетеными браслетами на руках и такими же шнурочками в волосах легко вписалась в их пёструю компанию. А ещё она охотно делилась знаниями, бережно сохранёнными на Тавре. Какая же помощь нужна теперь ей самой? ‒ Что случилось? ‒ Нгай всё успешнее осваивает искусство маскировки. И не только на местности, но и в Силе, ‒ тихий вздох. – Целителя из него не выйдет, менталистику он схватывает на лету, но полноценно выучить Тень может только другая Тень. *** Йавин-4, 19 ПБЯ Дела на Сайджо и задания от разведки занимали немало времени, но всё равно при первой же возможности Бэй долетал до Йавина или Тавры, чтобы навестить Нгая. Он продолжал учить юного сородича. Накайн в их занятия не вмешивалась, оставив за собой только общую подготовку, историю, этику и всё связанное с менталистикой. Младший Вос тоже, ему хватало своих тренировок с неожиданным падаваном. Вот и сейчас разведчик предпочёл провести отпуск в стенах Академии джедаев. К нему уже привыкли и не удивлялись. Приходили послушать байки исследователя космоса, узнать что-то новое, научиться чему-то («отмычек» в рукаве Бэй держал немало, как в прямом, так и переносном смысле). Тионне расспрашивала о делах давно минувших дней, Корто вспоминал совместную службу в разведке, Люк спрашивал, что передать Хану и как дела у Озрея. Нгай же очень долго не желал даже слышать о далёкой родине отца, ни о планете, ни о народе. Он мгновенно ощетинивался, отрицал свою к нему принадлежность и упрямо твердил, что его дом – Тавра, а семья – мастер Инг. Наставницу он звал матерью и, справедливости ради, Накайн и относилась к нему именно как к своему ребёнку. Фенн, узнав об этом, отметил схожесть мандалорцев и джедаев. Потом то ли прошёл подростковый бунт, то ли взяли верх прививаемые в Ордене непредвзятость и рассудительность, но парень стал задавать вопросы. Он ещё не готов был прощать и понимать, но уже решил хотя бы разобраться. К счастью, перед Нгаем не стояло такого выбора как в своё время перед самим Бэем. И тот искренне этому радовался, но понимал: не получится вечно бегать от себя и прошлого. Рано или поздно придётся с ним встретиться и лучше быть к нему готовым. Предложение, которое он собирался озвучить, было рискованным, но надо же с чего-то начинать. ‒ На Сайджо до сих пор хранятся списки экспедиционных сил вместе с образцами крови. Так сделали, чтобы осталась возможность опознать погибших и сообщить семьям. Если хочешь, мы могли бы запустить общий поиск, ‒ тренировки начнутся только завтра, а сегодня они собирались прогуляться. Джунгли на много километров вокруг Великого храма изучили вдоль и поперёк уже давно и никто не ждал опасности. ‒Нет! – Нгай зло и резко огрызнулся, потом сник и сел на землю, обхватив руками колени. – Он всё равно не даст мне желаемого. ‒ А чего бы ты желал? – Бэй устроился рядом и, обняв за плечи, притянул подростка к себе. ‒ Чтобы моим отцом были вы. Но это невозможно, вас там точно не было. Да уж, трудно не запомнить или с кем-то перепутать беловолосого одноглазого гиганта. И трудно не сообразить, что младший крепко-накрепко привязался к нему. Детей у легенды Внешнего Кольца никогда не было, только братья – родной и названный – и вот теперь общий с мастером-джедаем воспитанник. Странно так, непривычно. Озрей до сих пор недоумевал, слушая его рассказы, а вот старый друг Фенн всё понял. Сам Бэй вспоминал Анаула Сато и думал, что всё логично. Его точно так же вырастил чужой по крови человек. Для нагаев это нечто невероятное, а для мандалорцев – в порядке вещей. Они и взрослых в клан принимают. ‒ Думается мне, что если бы твой отец знал, то тоже бы не оставил тебя. ‒ Если он вообще думал хоть о ком-то, кроме себя и своих желаний, ‒ снова злость, боль и горечь в словах, тут и Силой владеть не надо. – Но он явно не думал, иначе не взял бы мою кровную мать против воли! Старший полукровка изменился в лице. ‒ Ты уверен? ‒ севшим голосом спросил он. ‒ Для нагаев насилие над женщиной – это бесчестье. Они за такое и убить на месте могут, если узнают. ‒ А если нет? И вы же сами рассказывали, что их не волнует никто, кроме кровных родичей и соотечественников. Так кому какое дело до чужачки с захваченной планеты?! А это «против воли» я и от матери слышал, когда она ругалась, что я на того подонка похож, и соседи шептались о позоре от захватчика рожать, пусть и не по своей воле с ним была. В детстве не понимал, недавно вспомнил и накрыло… ‒ говорил Нгай тихо, не замечая текущих по щекам слёз. Не плакал он давно, но теперь накопилось и прорвалось. Бэй накрыл его своей курткой и обнял покрепче. ‒ Я не мэндо, но у нагаев нет практики усыновления, так что, наверное, пусть хотя бы так… Ни кир'тайл гай са'ад, малыш, я знаю твоё имя, как имя своего ребёнка. *** Сэйвард ржал. Абсолютно неприлично, несдержанно и неподобающе своему возрасту, положению и опыту ржал. Он был весьма своеобразным духом Силы, сочетая в себе черты ситхских и джедайских призраков. На Тавре ходил где хотел и являлся кому хотел, за её пределы тоже мог выглядывать, но пообщаться – только с несущими хоть каплю общей крови. Поэтому и на Йавин иногда заглядывал. Таврианские джедаи – все в какой-то степени друг другу родня, хоть раз линии да пересекались, а в древних и старых семьях и не раз. Накайн могла его видеть, но не сказать, что всегда была рада. ‒ Нет, ты в итоге даже Редвин переплюнула! – отсмеявшись, промолвил бывший ситх. – У неё такого выверта с мелким Алшейтом не вышло. ‒ А что тут из ряда вон выходящего? – Накайн новость уже переварила и воспринимала теперь абсолютно спокойно. – Да, не самая распространённая ситуация, но так тоже иногда бывает. Алтэя Инг, если ты помнишь, тоже, помимо родной дочери, ещё и товарищу по Ордену помогала сына воспитывать. Приёмного, между прочим. И нет, они не были ни супругами, ни любовниками, хоть и жили под одной крышей. ‒ Мне казалось, для джедаев не настолько важны символы и ритуалы. ‒ Нгай ещё не джедай, а Бэй вообще не джедай. И да, им это было важно, а Нгаю ещё и нужно. Ещё одна опора для обретения стабильности. Она не будет лишней, когда мы всё-таки полетим на Сайджо и Наги. Спрашивать, точно ли вопрос с путешествием решён, Сэйвард не стал. Зачем? Это очевидно. Мальчику придётся встретиться с другой частью себя и, возможно, это станет его испытанием. Что ж, остаётся только пожелать ему успеха. *** Даже суровые воины иногда испытывают желание подурачиться. Вот и Бэй не отказывался в шутку побороться с Нгаем после основной тренировки. Часто это заканчивалось валянием друг друга по густой траве, со щекоткой, взрывами хохота и безудержным весельем. Потом можно было лежать, вытянувшись во весь рост, смотреть в небо на переливы цвета в атмосфере, слушать, как дышит раскрасневшийся и довольный ученик и отвечать на его вопросы. Любопытство мальчишки становилось поистине неуёмным, а немолодой разведчик знал много интересного. Нгай пристроился рядом, перекатившись на живот и подпирая голову рукой. Судя по взгляду вдаль, он явно обдумывал очередной запрос на информацию от старшего сородича. Тот его не торопил. Зачем? Спешка в любом деле вредна. Помнилось ещё, как Накайн поощряла любое разумное проявление детской любознательности, слишком уж малыш был приучен ничего не спрашивать, ничего не просить и вообще не привлекать к себе внимания. ‒ Бэй, ‒ наконец Нгай решился, ‒ верно же, что нагаи любят подчёркивать свою индивидуальность через одежду и причёски? Утвердительный кивок. Младший и сам так поступал. Правда, тут явно не обошлось без невольного влияния приёмной матери и таврианского анклава, потому что густые чёрные волосы ученика уже много лет не встречались с ножницами, разве что кончики слегка подравнять. Из замысловато уложенного на затылке пучка выбивались только тонкая косичка с бусинками на конце да отдельные короткие прядки. ‒ Ты признаёшь, что и сам нагай, и что многое от них перенял, ‒ продолжал подросток. – Но почему тогда носишь всего лишь простой хвост? Разведчик приподнялся на локте, перекинул свою буйную гриву через плечо, пропустил её сквозь пальцы. ‒ В моём случае достаточно цвета. У нашего народа таких даже в старости не бывает. Хотя мы до неё и доживать-то вновь стали совсем недавно… ‒ но младшему пока все подробности жизни под властью тофов знать не обязательно, хватит и известного в общих чертах. В те годы его ровесники уже вовсю воевали и открывали счёт убитым врагам. Сам Бэй в четырнадцать летал в первые разведывательные миссии, а до того сполна хлебнул сомнительных прелестей коронетских задворок. Но не стоит их опыт переносить на юного джедая, у него всё ещё впереди. Трястись над мальчишкой как над оранжерейным цветком никто не собирался, как и испытывать на прочность. ‒ Из-за войны с тофами? ‒ Да. Они сделали нагаев такими, какими галактика знает нас сейчас. Нет, гордость, дисциплинированность и кодекс чести нам были свойственны всегда, но после завоевания мы стали упорнее и безжалостнее, подрастеряли сочувствие и милосердие. Смогли измениться почти до неузнаваемости, а потом закостенели. Не помогли даже союзы с макабри и фаруунами, хотя их мы признавали за равных, ведь они тоже достойно сопротивлялись захватчикам. А потом мы пришли в эту часть галактики. Я и сам был причастен к подготовке вторжения. Считал, что это поможет народу моей матери, народу, где меня приняли как своего. На Империю злился за ксенофобию и лицемерие, Альянс как наследников Старой Республики воспринимал прекраснодушными идеалистами, слишком слабыми, чтобы что-то изменить и покончить с беззаконием на окраинах. Типичное «одни не могут, другие не хотят». Но поверить Люмии было огромной ошибкой. С ней мы всё сильнее уподоблялись тем, кого ненавидели. Даже я, выросший на Кореллии и служивший в КорБезе, поддался её внушению, что уж о других говорить, кто ничего, кроме однородного общества, вечной войны и угнетения, не знал? Нет ничего страшнее уверенности, что цель оправдывает средства и что любые жертвы допустимы, особенно если их приносят другие. Мы удержались на краю лишь чудом и сейчас снова понемногу меняемся. Это надолго, за пятнадцать лет не перекроить то, чем жили три столетия. Но нам дали этот шанс, вот что главное. *** После отбоя Нгай долго ворочался, вспоминая и дневной разговор, и другой, произошедший пару лет назад. С мамой Кайн они часто уходили на берег реки за Великий храм, слушали журчание воды, изучали растения, беседовали или медитировали. Зов крови у каждого свой. Приёмную мать тянуло к любым водоёмам. Она могла опустить ладонь и спокойно перебирать пальцами струи, могла скинуть сапоги, устроиться на вдававшемся в реку камне и болтать в волнах ногами, могла с хохотом бегать вдоль берега с учеником наперегонки, поднимая брызги и плеща в него водой. Теперь к ним присоединялся и мастер Вос. Он тоже был ироничен и немногословен, общая черта всех разведчиков, наверное, но всё же немного иначе. В словах и душе Бэя где-то в глубине всегда прятались горечь и вина. Джедай-Тень такого груза не нёс. Разговоры на троих выходили ещё интереснее, расширяя кругозор, чему немало способствовали разница в опыте, воспитании, взглядах на некоторые вещи. ‒ При всём моём уважении к Ордену прошлого, запрет на эмоции был неразумен. Невозможно не испытывать их, можно лишь контролировать проявление, ‒ целительница сидела на земле, скрестив ноги и запуская в реку плоские камешки. Те забавно подпрыгивали, прежде чем утонуть с глухим «плюх». ‒ А как же первый пункт? – мастер Вос, устроившийся на стволе поваленного дерева, выгнул бровь. – Он всё ещё звучит как «Нет эмоций, есть покой». ‒ В поступках и суждениях. Не действовать и не говорить, поддавшись чувствам и эмоциям. Этим мы отличаемся от тёмных. Киффар кивнул. ‒ Справедливости ради, не только этим. ‒ А чем ещё? – Нагай тут же подался вперёд, ловя каждое слово. ‒ Тем, какие себе ставим цели, какие методы считаем допустимыми для их достижения, какую цену оправданной и выбором, кто её будет платить, ‒ наставница развернулась и теперь внимательно смотрела ему в глаза. ‒ Эмоции же – самый безотказный спусковой крючок по дороге во тьму. Но холодная расчетливость или высокомерное презрение так же опасны как и страх и ярость, гнев и ненависть. Несколько минут на полянке стояла тишина. Сказанное требовалось обдумать и уложить в голове. В двенадцать лет это сделать не так-то просто, хотя некоторые, и став старше не справляются. Нгай хмурил лоб, беззвучно шевелил губами, проговаривая про себя, что-то высчитывал, загибая пальцы. Потом поднял на мастера Воса задумчивый и непонимающий взгляд. ‒ А как же Тени и разведчики? Ведь им часто приходится притворяться кем-то другим, преступниками там или имперцами. ‒ А ещё иногда падшими, ‒ кривая усмешка. ‒ Меня эта участь миновала, а вот отец прошёлся по самому краю во время Войны Клонов. Да, в таких случаях приходится идти против своей сути, чтобы не вызвать подозрений. И крайне важно помнить, кто ты есть на самом деле, отделять себя от личности того, кем притворяешься, не считать то, что ты делаешь, повсеместно допустимым и безоговорочно оправданным. Да, иногда приходится принимать тяжёлые решения и совершать поступки, что не делают чести. Но тогда нужно быть готовым к последствиям, принимать за них ответственность и не оправдывать себя. Да, признавать вину – тяжело, но с собой стоит быть честным, это поможет удержаться. ‒ Вечно жить виной тоже нельзя, ‒ добавила мама Кайн. – Иначе она сожрёт тебя и лишит сил. Из неё нужно извлечь урок, чтобы не повторить в будущем и если возможно, исправить причинённое зло, большое или малое. Если нет – искупить. ‒ А если прощать не хотят? ‒ А это уже чужой выбор, над которым мы не властны. Нельзя заставить простить, как нельзя заставить раскаяться. И то, и другое должно быть искренним и личным выбором.