Для чего нам ученики

Йавин-4, 21 ПБЯ Менять имя Нгай категорически отказался, заявив, что не собирается стесняться своего происхождения и прятать его. «Я такой, какой есть, и стыдиться этого не буду!». Упрямство, гордость и принципиальность в некоторых вопросах у мальчишки теперь проявлялись отчётливо нагайские. Зато фамилию он захотел взять от приёмной матери. Корто одобрил, Сэйвард вновь расхохотался, Эссэй в очередной раз припомнил Дарину Рэдвин, а Бэй процитировал слова Шисы о схожести мандалорцев и джедаев. Все прекрасно понимали, что за бравадой и ершистостью юноши прячется волнение. Обучение его подходило к концу, близились финальные испытания, и откладывать встречу с сородичами кровного отца было больше нельзя. Нгай храбрился и хорохорился, убеждал себя, что обучен справляться с эмоциями, изнывал от любопытства и желания узнать новое, и в то же время боялся, не зная, как его встретят и как к нему отнесутся. На задворках памяти всё же слишком глубоко сидели отголоски воспоминаний о первых семи годах жизни. Что если и на Наги он будет для всех чужим и ненужным? С одной стороны – зачем кто-то ещё, когда есть мама Кайн, её учитель, Бэй, мастер Вос, старшие Ривины и даже неизменно-ехидный призрачный Сэйвард? А с другой – что-то каждый раз больно сжималось в груди, стоило подумать, что полукровку не захочет принять и народ отца, что и для них он окажется недостаточно хорош. Откуда взялся этот страх, Нгай и сам не понимал. В Ордене его никогда не попрекали происхождением, а за пределами – принимали за сефи. То ли зов крови, то ли неосознанное желание доказать, что он не хуже и смыть позорное, навешанное в детстве клеймо. ‒ Встреча с тофами и жизнь под их гнётом стали для нагаев слишком жестоким и болезненным уроком. Они с трудом доверяют чужакам и редко позволяют себе сближаться с ними, ‒ говорил Бэй. – Мою мать о её опыте, увы, уже не спросишь, но Ден Сива ещё жив и не покинул Сайджо. И думается мне, что не откажется поговорить с тем, кто выслушает и не осудит. *** Не отказался. Бывший лейтенант экспедиционных сил был типичнейшим нагаем: высоким, худощавым, изящным, обманчиво-хрупким, белокожим и черноволосым. А ещё задумчивым, немногословным и очень понимающим. И это удивляло. Триста лет геноцида едва не отбили у уроженцев Спутника Беш умения сопереживать, понимать и сочувствовать окружающим. На кровных родичей ещё хватало, на соотечественников – не всегда, на всех прочих – уже нет. ‒ Я люблю зелтронку, малыш, ‒ честно признался Сива. ‒ Хотя поначалу наши отношения ничего хорошего в себе не несли. Взаимная зависимость и жажда обладания – плохая штука и никому не делает лучше. Дэни помогла это понять, а ведь я причинил ей немало боли. Она меня ненавидела и, наверное, хотела таким образом отомстить: изменить, сделать непохожим на нагаев, чтобы их образ мыслей стал мне чужим. Потому что знала: смертью и насилием нас не проймёшь, мы слишком хорошо узнали их от тофов. Да и сами едва не превратились в подобие старых врагов. Кое-кто уже начал, генерал Тилтанка, например. Хороший командир, гений во всём, что касалось создания новой техники, но методы… Он был полезен, действовал на благо нашего народа, его терпели, а за спиной шептались, что осторожнее надо быть, пока за своих не взялся. Снаружи шёл дождь, капли стучали по огромному панорамному окну, а в доме было тепло и уютно. Нгай осматривался и пытался понять, нравится ему или нет. Прямые и строгие линии, приглушённые оттенки, металл и стекло, аскетично-элегантный минимализм. Все вещи простые, удобные, практичные и сделанные на совесть. И множество цветов в причудливых вазах, выделявшихся ярким пятном и притягивающих взгляд. Ден, конечно же, заметил, с каким удивлением юный гость на них смотрит. ‒ Дэни научила меня видеть красоту в хрупком и недолговечном. Мы не могли быть вместе, я ей даже не нравился, но в то время не нашлось никого больше, кто сумел бы понять нас обоих. ‒ А что потом? – кружка с горячим шоколадом приятно грела руки. ‒ А потом она вернулась к Киро, которого действительно любила, ‒ Сива покачал в ладони бокал с вином, полюбовался игрой света на поверхности рубиновой жидкости. ‒ И вы смогли её отпустить или… ‒ Смог. Не скажу, что это было легко, ‒ вздох. ‒ Меня рвало на части от ревности и обиды, хотелось кричать, что я пожертвовал всем ради неё: честью, карьерой, возможностью жить среди своего народа, едва ли не жизнью. А с другой стороны я понимал, что все эти жертвы были нужны не Дэни, а мне самому. И что мне хочется, чтобы любимая женщина была счастлива, вот только её счастье – не со мной. Я смотрел по сторонам, спрашивал, анализировал, ‒ мы всегда отлично это умели, ‒ и примирился с выбором Дэни. ‒ Значит, она счастлива. А вы? ‒ А мне достаточно ловить в ГолоНете новости с Искалона, видеть её хотя бы так и знать, что у них всё хорошо. У Киро есть все основания не прощать меня, а Дэни не будет действовать за его спиной. ‒ И с джедаями вы тоже говорили? ‒ С одним, других тогда и не было, кроме Люка. Почему ты об этом спрашиваешь? ‒ Потому что сказанное вами очень созвучно тому, чему учили меня. Нгай никогда не забывал тот урок, а шумящий за окном дождь, кружка в руках и услышанное вытолкнули воспоминание на поверхность. Он откинулся на спинку кресла и начал рассказывать. Ему никогда ещё не случалось быть в такой растерянности. Вроде же не ребёнок, научился понимать, что мир сложнее простого детского деления на чёрное и белое, на своих и чужих, на хорошее и плохое. Что есть множество разных нюансов, что любой из них может кардинально поменять восприятие той или иной ситуации, что не стоит выносить суждение, не зная всего. Но сегодняшний рассказ мастера Скайуокера для многих обернулся немалым потрясением. Для Нгая в услышанном скрывался ещё и отголосок личных раздумий. Как простить того, кто сделал тебе или твоим близким больно? Как увидеть добро в том, кто принёс лишь зло? И как не уподобиться, если вы одной крови? И что делать, если простить не можешь? Нгай шёл, не торопясь, вёл кончиками пальцев по шершавым камням Великого храма и думал. Вот мастер Скайуокер смог и простить, и разглядеть, и не уподобиться. И даже помог своему отцу раскаяться и вернуться к свету, а ведь Дарт Вейдер преступлений совершил побольше чем неизвестный нагайский воин. Подпнутый камешек срикошетил от стены. Мастеру Скауйокеру было проще, наверное, он своего отца всегда любил, и страшная правда не смогла это перечеркнуть. Отвлекать вопросами главу Ордена Нгай не стал, сначала нужно самому всё обдумать. В узкие окна-бойницы заглядывал многоцветный йавинский закат, неповторимый, красочный, не захочешь, а залюбуешься. На него хорошо было медитировать, наблюдая за перетеканием оттенков один в другой, но сегодня не хотелось. Слишком много мыслей в голове, слишком они теснятся и бьются, не давая покоя. Мама Кайн, нарезающая мясо нуны и овощи на ужин, нашлась на общей кухне. ‒ Судя по твоему потерянному виду и общему эмоциональному фону в Академии, Люк рассказал свою любимую историю о силе любви, ‒ она отложила нож и повернулась к приёмному сыну. Нгай машинально кивнул, оглядываясь. Наставница явно вызвалась дежурить в столовой, а мастер Дженнир решил составить ей компанию. Втроём, с помощью дроида, можно успеть многое. ‒ Не могу сказать, что в данном конкретном случае он не прав, ‒ старший наставник отвлёкся от измельчения каких-то орехов. ‒ Хотя и не совсем понимаю, почему в одном случае привязанность помогает не пасть во тьму или вернуться из неё, а в другом – толкает туда. Нас когда-то именно поэтому учили их избегать. ‒ А не надо путать привязанность с зависимостью, а любовь – с жаждою обладанья, ‒ отпарировала мама Кайн. ‒ Запретить проще, чем объяснить разницу. ‒ Я начинаю понимать, откуда у вашего анклава такая репутация. ‒ Только сейчас? Мы и не скрывали никогда, что по доруусанскому Кодексу живём. Не так громко и нагло, как кореллиане, но магистр Йода, подозреваю, если не знал, то догадывался. ‒ Вспоминая Йоду, я практически уверен, что всё он знал, только делал вид, что нет. Но мы отвлеклись, а у Нгая явно есть вопросы. Да и мне интересно будет послушать, в чём разница. ‒ Ой, учитель, только не говорите, что не понимаете! Прекрасно вы эту разницу знаете, только в слова не облекли. Да хотя бы ваши отношения с Эмбер вспомните. И мастер Дженнир глубоко задумался, вернувшись к миске с орехами. Кажется, на ужин будет сладкий пирог или рассыпчатое печенье. ‒ Если услышанное заставило тебя задуматься, значит, стоит рассказ Люка обсудить, - мама Кайн вновь обернулась к нему. – Бери фартук, нож и вон тот контейнер с зеленью. Под хороший разговор любое дело в руках горит. ‒ Да, Люк и Дэни говорили о том же, ‒ задумчиво согласился Сива, сложив пальцы «домиком». ‒ Иногда другими словами, но смысл, пожалуй, один. Нагаи уже начали забывать об этом к моменту вторжения, и я могу только надеяться, что они всё же вспомнят. Мы и так едва не стали вторыми тофами. *** Нгай и Накайн достаточно долго пробыли на Сайджо, чтобы потом увидеть разницу с Наги. Планета не вошла в состав Новой Республики, но близость двух крупнейших галактических маршрутов не позволяла уйти в изоляцию. Хотели они того или нет, но нагаям приходилось общаться с другими расами, кроме макабри и фаруунов, и это оставляло на них свой отпечаток. Всё ещё гордые и высокомерные, но уже научившиеся хотя бы иногда признавать, что не во всём превосходят чужаков. Целеустремлённые и любознательные, с пытливым умом и азартом исследователей, они быстро осваивали новые технологии, изменяя и дорабатывая их под себя. Воины с жёстким кодексом чести, легко нашедшие язык с мандалорцами. Мэндо оседали на Сайджо, нагаи, случалось, надевали броню из бескара, смешанные отряды, даже без вхождения в клан, стали в порядке вещей. Каждый был личностью и подчёркивал это своей одеждой и причёской (а пилоты ‒ ещё и дизайном кораблей) и в то же время на первом месте стояла общая цель. «Сражаясь с тофами, иначе было не выжить. Или мы все действуем сообща, или нас не станет. Но невозможно, и даже вредно, контролировать всё, это убивает инициативу, способность мыслить и изобретать. Нужна разумная мера свободы». Именно через общее дело нагаи учились понимать, что такое забота о других, даже если они иной расы. Но кое-что понять даже не стремились, например, каково это без весомых причин отвернуться от кровного родича, отречься от семьи, предать свой народ. Жадность, трусость, зависть, жажда власти и могущества в число таковых не входили. Через жизнь бок о бок перенимались и отдельные элементы чужой культуры. Нагаи Сайджо строили дома, похожие на дома соседей (отчасти потому, что в доступе были только местные материалы), и понемногу учились украшать их. Они всё ещё ценили в первую очередь практичность и функциональную простоту, но всё чаще на стены, пол, мебель, одежду или личные вещи наносились геометрические или растительные узоры. И только архив экспедиционных сил построили из хрусталя и тросов, как строили когда-то на Наги. Ослепительно сверкали на солнце бесчисленные грани, разносился в воздухе тихий звон, завораживая и успокаивая. Нгай несколько дней подряд уходил за город в холмы и медитировал, позволяя солнечным бликам бродить по коже и под сомкнутыми веками, а слуху – улавливать переливы нерукотворной мелодии. Он принял решение и теперь набирался сил перед его воплощением. «Почему архив хранится на Сайджо? Всё очень просто, ‒ Ден Сива пожал плечами. ‒ Здесь мы вели свою войну, здесь мы больше всего теряли пропавшими без вести. Если их когда-то найдут, нужно будет их опознать. Это ещё и вопрос чести: ни один нагай не должен остаться безымянным и забытым. Так поступали с нами тофы – безвестные могилы, оставленные без погребения или на растерзания зверям тела. Память стала одной из форм сопротивления. А ещё Бэй предположил, что могут появиться и другие полукровки, и оказался прав. Их немного, тех, о которых мы знаем, но могут быть и такие как ты, с иной историей, вероятнее всего. Когда мать не успела или по какой-то причине не захотела сказать, а отец погиб или покинул планету до того, как успел узнать. Если найдутся ещё наши дети, то мы должны знать точно. Потому что это наши дети, наше будущее, даже если они будут жить не с нами». У Дэна очень гибкие взгляды, возможно, потому, что он точно знал – можно измениться и мыслить иначе, но в главном всё равно остаться нагаем, остаться верным своему народу. А ведь Сива – изгнанник, осуждённый и отвергнутый за любовь к Дени. Ещё есть Бэй, выросший вообще вне нагайского общества, но принятый им и принявший его, пусть и не до конца и что-то понимавший иначе. Это не сделало его ни слабее, ни бесчестнее. Есть полукровки, живущие на Сайджо и на других планетах. Кто-то в полной семье, кто-то с одним родителем, но все, насколько это возможно, воспитывались или воспитываются в смешанных традициях. И есть сам Нгай, ученик джедая, который больше не может отрицать своё происхождение и который хочет узнать, каким же был его отец. *** ‒ Теперь ты знаешь его имя, ‒ руки мамы Кайн порхали над панелью управления. ‒ Что дальше? ‒ Дальше я буду осторожно спрашивать и внимательно слушать, ‒ Нгай устроился поудобнее в кресле второго пилота, он снова подрос и пришлось заново подгонять высоту сиденья. Ведь важно не только, кто и что говорит, но ещё кому и как. Один и тот же смысл можно облечь в разные слова и восприниматься сказанное будет по-разному. Одно и то же слово можно произнести с разными интонациями и вложить в него совершенно разный смысл. Нагаи играют не словами, но голосом, очаровывая, располагая к себе и вызывая доверие. Он тоже так умеет, хотя обычно применяет этот дар только для распознавания словесных ловушек. Дар и Силу. Они так плотно переплелись в нём, что Нгай уже и сам не может сказать, где одно, а где другое. Будет ли так же легко впустить в привычную жизнь вторую часть своего наследия? Наги всё ближе, и скоро ему предстоит узнать ответ.