unusual

— Опять? Ты серьезно? — вообще-то в планы на вечер спасение дурных самодовольных несчастных не входило. Но почему-то Пак Муджин все же решил побыть альтруистом еще немного. К тому же Мандук на той стороне провода действительно звучал как-то грустно, да и адрес назвал недалекий, так что можно было еще разок вытащить эту тощую задницу из очередных неприятностей, в которые он влип. И что это вообще за новая традиция образовалась, будто бы самого первого раза не хватило. Может стоило его тогда бросить, чтоб тот решил, что стоило бы звонить кому-нибудь еще. Или, что было бы намного лучше, перестать играть в героя. Перестать, например, рваться защищать всех подряд от разыгравшейся дворовой шпаны. Шпана в страхе перед загадочным скрипом инвалидной коляски убегать отказывалась, а полиция - честные стражи закона – никогда в жизни вовремя не приезжали, ставя горе-защитника в очень неловкое положение. Тот только радовался от этого, послушно подставлял вторую щеку, ребра, голову и все, что только имел. Лучше бы его научили превращать воду в вино, а не играть в спасителя. — Это последний? — а в голосе честно раскаянье, Мандук мотает головой, чтобы скинуть с глаз влажные от крови волосы. Спрашивать, чем прилетело в этот раз, не хочется. Очень хочется развернуть и уйти подальше и подольше. Но герой смотрит на него своим непередаваемым взглядом, улыбается немного виновато и стирает тыльной стороной ладони кровь из уголков губ. Говорит, что не хочет беспокоить сестру. Говорит он это каждый раз, а еще каждый раз говорит, что это последний. Но голос и выражения лица выдавали его с головой. Сиял, совершенно не пытаясь скрыть этого. Жертва же спасена, что еще нужно. И совершенно не важно, что будет после с припуганными озлобленными маньячными подростками и беднягами, от издевательства над которыми оторвали тех самых озлобленных. Точно стоило бы развернуться и скрыть в направлении дома, но почему-то он решает, что можно тоже поиграть в героя. Только благодаря этому героическому порыву Мандук со всеми амбициями остался бы на месте. Остался бы и мокнуть под дождем. Муджин выругался (под осуждающим взглядом) сквозь зубы, но все же выбрал направление собственного дома. Ну а куда еще тащиться. Горе-герой притих, вжал голову в плечи и даже гордо промолчал всю дорогу, даже не пискнул, когда по лестнице пришлось сначала тащить его отдельно. Отдельно. На ручках, как будто принцессу, жену или кого там еще. И даже усадить всего холодного мокрого на собственный диван. Муджин прикинул, что дождется, пока проклятый дождь закончится и оттащит домой. Или в окно выбросит, зависит от того, как незваный гость себя вести будет. А тот ведь уже привычно начал открывать рот, чтобы, видно, выразить благодарность за удачный и комфортный подъем. Прилетевшее точно в голову полотенце оказалось быстрее, чем поток слов. Когда он захлопывает дверь, оставляет мандуковское персональное транспортное средство в коридоре, с дивана уже слышится совсем спокойное ровное сопение. Мандук, растрепанный полностью, с остатками запекшейся крови на виске, прижимается здоровой половиной лица к мягкой обивки дивана. Если смотреть на спящего, то он даже раздражать не будет. Муджин принимает осознанное решение. Надеется, что осознанное. Надеется, что решение. И очень надеется, что вообще может себе позволить. Но все равно касается чужие мягких влажных волос, осторожно (ласково, о ужас, почти) ведет по ним, заправляет за ухо и осторожно отстраняется, задумчиво хмурясь. Приходится соображать, чтобы еще такого сделать, чтобы не разбудить. А то опять шум и суета поднимется. Укрытый пледом, спящий Мандук кажется даже больше ребенком, чем он есть. Совсем немного наглым, потому что голова резко наклоняется в другую сторону, стоит только сесть рядом. Наклоняется, а после и вовсе опускается на плечо. Муджин прячет легкий смешок за наигранным недовольством. Но все равно не отстраняется.