unusual

— Люди глупые, — Кёичи осторожно стукает по плечу холодной банкой виноградной газировки, Самюэль послушно сдвигается немного в сторону, чтобы уступить место. Холодный алюминий обжигает ладонь, когда Кёичи вручает банку. Зато прижатое чужое бедро греет. У них есть достаточно места, но сидят все равно впритык. Непроизвольно так получается всегда. Ну почти непроизвольно. Кусанаги, привычно скромный во всякого рода ухаживаний, оказывался обходительным, чутким и заботливым, пусть проявлял это сдержанно, а еще слегка смущался иногда, стоило только ответить ему каким-либо образом. Но сейчас Росинант отвечать был не намерен. Работа оказывалась стрессовой. Более чем стрессовой. Постоянное напоминание о том, что случилось 17 лет назад, играло свою особую роль. Одни воспоминания тянули за собой другие. Он нахмурился, стянул с переносицы очки и потер влажные губы запястьем, слегка одернув пиджак и рубашку. Захотелось сжать чертовы очки в руке, ощущение, что теперь он был крысенышем еще и в очках, никак не хотело покидать. Да еще и тем, кто не смог спасти никого, замер, как полный невозможный идиот. Кёичи немного нетерпеливо подтолкнул его бедром, заставляя обратить на себя больше внимания. Пшикнул своей банкой газировки, поставил ее рядом с собой и выудил вторую из чужих рук. Вскрыл еще и её, а после вручил обратно Самюэлю. Сделал все, чтобы выдернуть из пустых мыслей. Очень удачно, стоило отдать ему должное. — Не всегда надо их слушать. Даже чаще не слушать, — продолжил он дальше в философском тоне, не обращая внимания на чужие сведенные к переносице брови. — Тогда почему я тебя должен слушать? — Самюэль насмешливо фыркнул и сделал несколько крупных глотков. В горле все равно пересохло, все пришлось кстати. Кёичи легко пожал плечами, отвечать он не хотел, потому что они оба могли представить ответ. Все равно он бы оказался не совсем точным. — Особенно глупо слушать тех, которые были в прошлом. Ты же не хочешь быть сам глупцом, — философия потянулась дальше, захотелось треснуть так, чтоб несчастная повязка со лба слетела. Рука не поднялась, Кусанаги вовремя улыбнулся так тепло и легко, как только он один во всем мире мог улыбаться. Потому только он смог спокойно продолжить, будто бы не замечая никакой реакции в ответ: — Так что не повинуйся толпе. Мы оба знаем, что ты лучше, чем кто-либо мог быть. Но ты и меня, конечно, можешь не слушать, никаких проблем с этим, я уж точно ни на что не обижусь, — по колену хлопнул совсем не больно, ободряюще скорей. Будто бы пара несчастных фраз правда могут вернуть в норму. Может и могут. Самюэль поджимает губы, сглатывает так, что сжимается горло, но гордо поднимает голову. Одновременно и Кёичи встает с места, лениво потягиваясь, оборачивается еще раз через плечо и подмигивает двумя глазами сразу. — В конце концов, ты ведь должен быть важнее их. Себя слушай, — заикнуться бы, что ему легко говорить, а потом смотрит на спину и думает, что Гидре может на дне тоже не особо то хорошо жилось. Может стоило бы хоть раз спросить об этом. В другой какой-нибудь раз, Кусанаги манит его легким движением за собой, возвращаться бы пора, пока остальные не забеспокоились.