unusual

Очень удобно иметь повышенную регенерацию. Эр бы честно хотел бы поделиться ей, но только не может представить, как это возможно. Потому приходится только сожалеть, что люди немного менее прочные. Даже такие люди. О выглядит почему-то немного сожалеющим. Растерянно рассматривает порезанную ладонь, периодически автоматически пытается сжать кулак, но сам себя резко останавливает. Боль ему не нравится, вид собственной крови тоже не особенно радует. Да и вообще странно вышло, стоило на мгновение отвлечься, нож полоснул по раскрытой ладони почти сам собой, а им двоим пришлось оторваться от работы. Стоило бы использовать в следующий раз ножницы. Эр тихо ставит на стол раскрытую аптечку, садится напротив и тянется к чужой руке. Пальцы у него теплые и мягкие, да и выглядит он максимально сосредоточенно и серьезно. В воздухе даже напряжение повисает. О опускает взгляд, ведет плечами, чувствуя несколько секунд себя так неуютно, как только возможно. — Будет больно, — Эр предупреждает на всякий случай, они оба знают ведь без всяких лишних слов. Не хочется причинить больше боли, совсем не хочется, он осторожно касается ладони чуть выше пореза, чувствуя горячую кровь. Сглатывает так, что кадык дергается. О на мгновение еще сильнее напрягается, но быстро притихает. Эр тоже берет себя в руки, отпускает ладонь, отвлекаясь на принесенную аптечку. Лампа над головами тихо гудит и даже раз грустно моргает, оставляя их в темноте на мгновение. На одно мгновение только, Эр успевает прижать к порезу смоченный в спирте бинт. Прижимает чужие пальцы, чувствуя легкую дрожь. О боли не боится, но от этого она не становится приятной. Эр не осуждает не за что, зато осторожно проводит пальцами по костяшкам, оглаживает тыльную сторону ладони, пытаясь не успокоить, но хотя бы сделать терпимее, пусть его никто вообще не просил. Помогать тоже никто не просил, хоть проснувшийся альтруизм уже было не остановить. — Не так уж и страшно, — О кажется его собственный голос будто бы со стороны, немного странный, слишком уж тихий. Никто не подслушивает, но они все равно шепчутся. Эр сам разгибает чужие пальцы. Бинт, согретый кровью и телом, откладывает в сторону, стирает свежим разводы крови и переворачивает ладонь. Чистая повязка ложится аккуратно. Говорить о бессмысленности всего этого вообще О почему-то не хочет, момент кажется с каждым мгновением все более личным и важным. Эр в глаза не смотрит, зато мягко на пару мгновений прижимается губами к замотанным костяшкам, отпускает и тут же поднимается с места, скрипнув тихо стулом. И ободряюще хлопает по плечу, будто ничего и не происходило. Через пару часов и крови в качестве напоминания не останется. О на мгновение сжимает больной кулак, расслабляется так же быстро, не оборачиваясь на хлопнувшую дверь. Стоило бы еще как-нибудь поговорить об этом.