unusual

Если бы Кью спросили, как он оказался в подобной ситуации, то он бы гордо поднял голову и заявил, что не имеет понятия, но это абсолютно не делает его несчастным. Скорее наоборот. В любовь с первого взгляда никто из них не верил. Скорее уж в любовь с первой капли крови, вспоминать было все еще немного обидно. Но горячо. И до сих пор было горячо, потому что две грелки прижали его с каждого бока. Эр гордо отобрал две подушки, предпочитая их компанию, но все равно прижимаясь спиной к боку. О решил, что лучше одного из своих парней он не найдет себе подушку. Обвил всеми конечностями, пристроившись щекой на плече. Заодно дружно отрезали все возможные пути отступления. Может это была такая стратегия, чтобы не выпустить его, Кью, из постели раньше часу дня. Вставать рано, если говорить честно, он не любил совсем, но кто-то должен был, а будить кого-то другого было сложно. И опасно в определенных случаях. Эр под боком зашевелился, прижался плотнее к бедру и повернул голову, утыкаясь носом в одну из подушек. Но не проснулся даже когда Кью осторожно заправил прядь волос за ухо. Разглядеть спокойное лицо возможности не представилось. Очень сложно рассматривать что-то, когда практически не можешь двинуться. О посреди сна, кажется, почувствовал лишние движения от своей плененной подушки, обнял покрепче только, цепляясь пальцами за дальний край футболки и крепко обвивая ногами. Дай волю, совсем повиснет и, возможно, слезать откажется. Да он бы и сам не сопротивлялся, пусть делает, что захочет. Пусть оба делают, что только захотят, как с ними спорить, как только им сопротивляться. Он позволяет себе небольшой порыв нежности, когда свободной рукой мягко тянет Эр еще ближе. Тот во сне издает что-то похожее на рычание, но даже переворачивается, в этот раз устраивается головой совсем рядом, тихо сопит на ухо. Успокаивающе. Можно поддаться моменту и уснуть обратно, бросив их троих потом без завтрака, чтобы еще долго и шумно на кухне решали, что лучше будет заказать. Может до самого ужина решали, если бы вообще проснулись к этому самому ужину. Но Кью ведь честно пытался быть заботливым. Как мог. Он старается. Просто они не особенно дают, сами виноваты. Зато он все же умудряется обнять обоих за плечи, откинуть голову на подушку и помечтать больше никогда не шевелиться. Как будто обложенный котами: если дернешься случайно, то проснутся и уйдут. А будить жалко. Дилемма получается. Ему остается только лишний раз трагично вздохнуть, осторожно прижаться губами ко лбу сначала одного, потом другого, может быть прочувствуют. Кью на мгновение, только на пару секунд, в крайнем случае минут, закрывает глаза. Чтобы только насладиться человеческим теплом, совершенном кошачьим сопением с двух сторон. Да и просто ими двумя. А когда открывает вновь, находит себя в гордом одиночестве, зато закутанного в одеяло, чтобы все еще было приятно и тепло. В воздухе мешаются знакомые запахи, в стороне кухни что-то шуршит, а если прислушаться, то он бы еще и смог разобрать тихие переговоры. Кью медленно садится, лениво потягиваясь всем телом и, укутавшись в одеяло, раз уж его бросили так, шлепает босыми ногами в сторону кухни. О только заканчивает с нарезанием бекона, не оборачивается на знакомые шаги, но все равно заметно улыбается: — Долго же ты проспал. Возмущение Кью проглатывает, не спорить с утра кто это еще долго спит. На часах уже больше полудня. Эр торжественно вручает в руки кружку с кофе, одергивает на себе чью-то футболку. Гардероб их уже давно полностью перемешался, бесполезно стало искать свои вещи. Кью все еще не знает, почему именно ему так повезло. Зато он точно уверен, что не расстанется с этим своим везением, да и порвет всех, кто вздумает так глупо попытаться их разделить.

(До начала городского турнира сутки)