unusual

Кью трагично вздохнул и перевел взгляд с методично отскабливающего гарь от сковородки Эр на открытое окно. Ночью оказалось невозможно холодно, но сидеть в дыму было еще хуже. Но может стоило бы задохнуться. Других вариантов по выживанию у них все равно не осталось. Дэви вряд ли обрадуется ночному звонку и факт, что сильнейшая администрация турнира, абсолютные неудачники в бытовых вещах, вроде готовки, только комичности и добавит. Так что вариант с идеальным ужином пришлось отложить с сожалением. Идея разбудить О, который должен был уже пару часов мирно сопеть дома, отпала следующей. Не ответит ведь, а если ответит, то ничего внятнее мычания не получится, но утром обязательно припомнит. Хотелось спать. Но больше, чем спать, хотелось есть. Других разумных идей не было. Кью почесал затылок, перевел взгляд на родную спину. Эр медитировал над стекающей в слив водой, иногда поскрёбывая сковородку губкой, пока не почувствовал взгляд. Повернул голову, пожал плечами и выключил воду совсем. — Безнадежно, — он практически синхронно рассмотрели остаток пригарелого мяса, который, кажется, собрался жить на антипригарной поверхности. Сковородка широким жестом оказалась в мусоре. А они все же соизволили пристроиться на кухонном диване. День оказался чертовски выматывающим, чтоб и ноги отваливались и плечи гудели, руки не поднимались. Кью сдался собственным усталым желаниям, скользнул по чужому колену выше, вцепился пальцами в сложенные в замок ладони. Эр расслабился, поддался, подставил руку, позволяя пальцам сцепиться с чужими. Эр был теплый. Всегда приятно теплый, чтобы к боку хотелось прижаться, склонить голову на плечо, пусть ноздри даже едва ощутимый одеколон заденет, что угодно пусть случится. Они и прижимаются плечами, сцепляются пальцами покрепче, чтобы спал гнет голодной смерти и безысходности. А он правда ведь спал, только запах гари перебивал одеколон. Он поморщился, тихо фыркнул, повернул головой и тут же столкнулся со знакомым взглядом. — Сам виноват, что отвлекся. — Ты тоже должен был следить. — Я был занят. — Хлеб это не…— договорить ему все же не дают. Проигрывать в споре Эр не собирается, но усталость наваливается так, что аргументы не находятся. Кроме, конечно, последнего. Поцелуй выходит трепетный, с привкусом вишневой газировки, сигарет и пустого желудка, но все равно приятный, родной. Пальцы сжимают волосы, ткани рубашки цепляются, а дыхание заканчивается совсем скоро. Он стукаются лбами, хрипло смеются и возвращаются в исходное положение. Двигаться больше не хочется совсем. Разве только веки прикрыть на несколько минут. Несколько минут, а потом сразу в кровать. Так уж и быть, без ужина. Открыть глаза обратно уже не получается совсем, пока первые лучи солнце не щекочут щеки, а спина не начинает напоминать о неудобном положении.