unusual

— Он спать стал больше, — Кью тасует карты, откладывает на стол, а через несколько мгновений опять тянется к колоде. Нервы больше не помогает успокаивать, даже сигареты не работают. Пальцы предательски подрагивают, когда он держит зажигалку. Приходится спрятать руки под стол. — Хотя бы он в создании, — сущая правда, а О все равно не поднимает взгляд. И не надо, потому что в нем окажется только предательское сочувствие. Постукивает по столешнице, а после обхватывает обеими ладонями кружку, рассматривая собственное отражение в темном чае. Заходит он все реже, оправдывается тем, что детишки растут, а без присмотра их надолго оставлять нельзя. «Только не вздумай притащить кого-то из них сюда» «Не надейся, у вас слишком мало места» А его ведь нужно более чем, иногда Кью вспоминает разбитые стекла, запах дыма, поломанную мебель, будто бы тогда было немного легче. Сейчас главная проблема спит в соседней комнате, запрятанная в несколько одеял так, чтобы его не разглядеть было. «Продержись еще немного, все будет хорошо» Не сказать, что действительно вышло хорошо. Регенерировало тело ужасно медленно, но умереть не позволяло. Под пальцами на сонной артерии билась кровь, светлые ресницы подрагивали. Эр будто бы уже смирился с участью, но сопротивления не оказал. Неестественно бледный, склонивший голову к плечу, пачкающий все вокруг кровью. Чтобы с тех самых пор практически не бодрствовать. Иногда становилось хуже. Кью трет переносицу. Пальцы приятно охлаждают кожу, а в мешки под глазами можно будет всю руку спрятать. Он бы и спрятался, но в соседней комнате тихо скрипит кровать. Ворочается, кажется, лишь бы не проснулся. Хотя какой там, всю ночь провел с открытыми глазами, сгибаясь приступами кровавого кашля, а после и сгорая в жаре собственного тела. Ничего не помогало. Ровно ничего, только рядом сидеть, касаясь горяченного лба, успокаивающе поглаживая по светлым волосам, выслушивая лихорадочный бред, стирая с сухих губ кровь. Проклятое «Тише, все хорошо будет» смозолило язык, от влажного полотенца пальцы остались влажными, будто он несколько часов провел в ванной, а эффекта не было. А он будто бы становился только горячее, а метался только активнее. В свете одной настольной лампы в нескольких метрах от них, кажется, слезы смешались с потом. Горячая кожа обожгла кончики пальцев, Кью вздрогнул, поморщился и еще раз тяжело вздохнул. И все было бы лучше, если б таких ночей было меньше. Никаких нервов не напастись на него, будь проклят еще пару сотен раз, будто не был до этого. Дверь закрывается медленно, неохотно. Дел все еще огромная гора, с которой надо разбираться им всем. А главный виновник такого количества работы в очередном беспокойном сне на скрипящей кровати. Дышит надрывно, тяжело и хрипло. Придется еще пару упаковок бинтов достать, если опять додергается до кровотечения. Края раны рваные, зашить еще тогда было невозможно. Он закрывает дверь ногой, мнет в кармане полупустую пачку сигарет, останавливаясь в шаге от кровати, тяжело вздыхает и садится куда-то на край. Прохладная ладонь накрывает теплый лоб, зарывается в светлые пряди, Эр что-то совсем тихо, но крайне недовольно, мычит и размыкает губы, глотая ртом воздух (окно бы открыть, пока они тут не задохнулись). И открывает глаза. Кью замирает на несколько секунд под горящими рубинами, но в ответ только мягко улыбается. Руку убирать даже не собирается. — Разбудил? В ответ только тихий кашель, кадык нервно дергается. — Твое дыхание еще в коридоре слышно, — голос у Эр хриплый, совсем тихий и измученный, сорванный. И так чертовски непривычно слышать его так просто. Кью сглатывает совсем тихо, очень уж хочется сорвать, прижать к себе покрепче, вцепиться в плечи, встряхнуть и сказать, что он тут большой придурок, слабак и идиот. Но у него так и не получается сделать ничего, взгляд цепляется за улыбку. Привычную такую, черт подери, хоть и слишком вымученную. Хотя бы какой-то прогресс.