11 февраля
— Дорогой, — выдохнул Сан, хватая и обнимая Уёна за талию, когда тот пронесся мимо двери кабинки Твайлайт. — Я пытаюсь работать, — запротестовал Уён с дразнящим скулением, губы изогнулись в мягкой улыбке. Он не имел этого в виду, ни в малейшей степени. Сану всегда нравилось отвлекать его, пока он работал — осыпать его шею тающими от разума поцелуями, притягивать к себе для теплых объятий или, как сейчас, прижиматься к нему сзади, обнимать его за талию и шептать на ухо. — Извини, — усмехнулся Сан, хотя Уён также знал, что он совсем не это имел в виду. Улыбка Уёна сместилась вниз, внезапная боль пронзила его грудь, сердце сжалось, когда на него обрушилась определенная печаль. В последнее время это поразило его в самые странные моменты — неизбежная свадьба Сана приближалась быстрее, чем Уён мог подумать. — Иди, ляг со мной, — прошептал Сан в раковину его уха, касаясь губами ее. — Я скучаю по тебе. — Ты следил за мной весь день, Сан. Как потерявшийся щенок. Как Аврора, — пошутил Уён, отбрасывая метлу в сторону и позволяя ей упасть на пол. Пальцы Сана напряглись на талии Уёна, и он практически растаял от прикосновения. — Пожалуйста, детка. Я думаю, там есть теплое одеяло с нашими именами на нем. — Хорошо, — вздохнул Уён с притворной неохотой. — Но ты помогаешь мне закончить мои дела позже. Уён повернулся к нему, в нем нарастал оттенок печали, когда Сан потянул его к сену. Он не был уверен, что свадьба Сана означает для их будущего, но он не мог не думать, что моменты, подобные этому — блаженные, домашние — станут реже.18 февраля
— Сан, я тут кое о чем подумал… Уён провел пальцами по груди Сана, рубашка для верховой езды расстегнута, обнажая его богато загорелую кожу, гладкую и без потертостей и следов. Они были завернуты в одеяло, Уён лежал на груди Сана. Воздух был свежим, но их постель из сена была теплой, когда они лежали вместе и целовались, тепло тел исходило друг от друга. Сан выглядел потрясающе — трепещущие ресницы на расслабленных, прикрытых веками глазах, гибкие губы, раскрасневшиеся и слегка припухшие от поцелуев, щеки, покрытые густым розовым на холодном зимнем воздухе. Сан слегка наклонил голову, заметив конфликт в глазах Уёна. — Что? — Я хотел спросить, не мог бы ты кое-что выяснить для меня. Если ты не можешь… все в порядке. Но… Я уверен, что у тебя есть связи… — Я, вероятно, смогу, но сначала ты должен сказать мне, что такое. — Это касается моей работы здесь… это касается моего отца. Ты ведь знаешь, почему я здесь, верно? Сан покачал головой, нахмурив брови. — Не совсем. Отец только сказал мне, что нанял мне конюха. Он не сказал, почему. Уён избегал этой темы с Саном с самого его приезда. Честно говоря, ему было стыдно за долг своей семьи, стыдно за свое невольное рабство. Сан, конечно, знал, что конюшня не была его первым выбором работы, но он не сказал ему, что заключил договор с дворцом — наполовину потому, что не хотел говорить об этом, а наполовину потому, что с самого начала почти ничего не знал об обстоятельствах своего рабства. Он знал, что его отец напортачил с работой и каким-то образом оказался в долгах, продав своего единственного подходящего сына в рабство, но после этого он не был точно уверен, что произошло. Уён глубоко вздохнул. — Мой отец был слугой короля. Я думаю, он управлял своими поставками. Он большую часть времени отсутствовал, так как жил в помещении для прислуги, так что я его почти не видел. Сан кивнул, призывая Уёна продолжать. — В конце июня прошлого года он пришел домой и поговорил с моей матерью… Я подслушал, как они говорили о том, как мой отец совершил какую-то огромную ошибку, вляпался в неприятности с королем. Следующее, что я помню, группа охранников увела меня во дворец, сказав, что я буду работать здесь, пока долг моей семьи не будет выплачен. Я не знаю, насколько велик этот долг, но с репутацией короля… ну, я мог только предположить, что буду работать здесь всю оставшуюся жизнь. Глаза Сана расширились, выражение лица дрогнуло. — Уён, я… я не знал. Я предполагал, что все дворцовые слуги были готовы… — Все в порядке. Это не твоя вина. Я просто хотел знать, не мог бы ты получить какую-нибудь информацию о том, что сделал мой отец. В чем его долг. — Конечно. Я посмотрю, что смогу выяснить. — Спасибо, — выдохнул Уён, наклоняясь вперед, чтобы запечатлеть благодарный поцелуй на губах Сан.25 февраля
— Прости, что опоздал. Уён поднял глаза, глаза загорелись, когда он остановил свой взгляд на Сане, широкая улыбка появилась на его лице. — Сан… Я думал, ты больше не придешь. Улыбка Уёна померкла, когда Сан направился к нему, его походка выдавала дурные предчувствия. Уён осторожно прислонил вилы к одной из дверей стойла, нервно сдвинув брови. — Что… не так? Ты получил информацию о моем отце? — Да, — сказал Сан таким беспокойным тоном, что Уён начал сомневаться, стоило ли ему спрашивать. — И..? — Ну, я не мог спросить отца напрямую, но я спросил одного из его советников, и, по-видимому, твой отец… уронил ящик с вином во время одной из своих поставок. Глаза Уёна расширились, на лице появилась недоверчивая улыбка. — Ящик вина? Ты… ты ведь шутишь, правда? Сан не ответил на его улыбку. Лицо Уёна вытянулось. — Это был дорогой ящик… очень дорогой. По словам советника, отец угрожал ему публичной казнью… — взгляд Сана опустился, когда он увидел, как лицо Уёна исказилось от гнева и отвращения. — …но твой отец умолял о своей жизни в обмен на рабство своего сына. Единственная причина, по которой он принял его просьбу, заключалась в том, что ему нужен был конюх в свете моего предстоящего брака… Ярость гноилась в груди Уёна, раскаляя его щеки докрасна. — Ты пытаешься сказать мне, что я здесь по контракту, возможно, на всю жизнь, из-за гребаного ящика вина? Потому что король — твой отец — приказал бы казнить моего, если бы не благосклонность его невольного сына? — Уён усмехнулся. — Прости, я не… я не знал. Я не могу контролировать то, что делает мой отец… Уён рухнул спиной на стойло, деревянная дверь заскрипела на петлях от удара. Он чувствовал головокружение, тошноту и, самое главное, ярость. — Знаешь что, это не имеет значения. Вы все, блять, одинаковые. Ты понятия не имеешь, каково это — быть мной. Ты так оторван от людей своего королевства, что даже не подозревал, что мы голодаем. Ты даже не мог понять, что я чахну, пока я не упал в обморок у твоих ног. Выражение лица Сана еще больше вытянулось, глаза мрачно сверкнули. — Я… мне очень жаль. Все его сдерживаемое разочарование вылилось наружу — разочарование в своем рабстве, в своем бесконечном и неумолимом тяжелом положении. — Ты просто можешь приехать сюда, воплотить в жизнь свою идеальную маленькую фантазию со мной, а затем вернуться во дворец, где тебя будут ждать по рукам и ногам. Ты ни хрена не представляешь, каково это — застрять здесь. Итак, что, ты знаешь, сколько у меня долгов? Как долго я буду здесь работать? Сан заметно заколебался, приоткрыв губы только для того, чтобы снова закрыться. — Скажи. — …Всю жизнь. — Я, блять, так и знал, — выплюнул Уён, стукнув кулаком в пустую дверь стойла, и Треже вздрогнуло в стойле рядом с ним. Его глаза наполнились слезами, неприятное давление жгло щеки. Это были не слезы печали, это были слезы разочарования — разочарования в том, насколько он был одинок, разочарования в том, насколько несправедливой стала его жизнь. Сан сделал шаг вперед по направлению к Уёну и медленно развел руки, чтобы обнять его. — Уён, пожалуйста, я… Уён оттолкнул его руку. — Не надо. — Клянусь, у меня никогда не было права голоса в этом. Если бы я знал, я бы… — У тебя никогда не было права голоса в этом вопросе? У меня никогда не было никакого гребаного права голоса в этом! У тебя нет никаких реальных проблем. Ты гребаный принц! Самая большая проблема в твоей жизни заключается в том, что ты должен жениться на принцессе. Боже, ты так не осознаешь свою привилегию, не так ли? Ты живешь во дворце, я сплю на тюках сена морозной зимой! Когда мой отец роняет ящик с вином, я на всю жизнь заключаю контракт с дворцом. Когда твой отец вызывает голод и морил голодом своих людей до смерти, ты все равно спишь на удобной кровати с четырьмя столбиками и получаешь угощение на пирах! Разве ты не видишь, насколько мы разные? Сан снова протянул руки, на его лице появилось отчаянное выражение муки. — Уён, пожалуйста, просто подойди сюда, пожалуйста… Уён снова оттолкнул Сана, заставив его отшатнуться назад. — Я сказал, не трогай меня. — Они отсылают меня отсюда, Уён. Уён замер, гнев на мгновение сменился шоком. — Что? Голос Сана дрогнул, когда он заговорил, маленькие лужицы слез выступили в уголках его глаз. — Они отправят меня в королевство принцессы, как только я женюсь. Перевожу своих лошадей в их конюшни… Я только сегодня узнал, прежде чем пришел, вот почему я опоздал. Я спорил с отцом, но… Уён издал невеселый смешок, игнорируя легкую неприятную боль в груди от тяжести слов Сана. — В любом случае это была ошибка. Все это. Нас обоих повесят, если они узнают. Уён не был уверен, возможно ли это, но выражение лица Сана стало еще более мрачным, истинное отчаяние отразилось на его лице. — Уён… — На самом деле, я беру свои слова обратно, — выплюнул Уён, капая ядом с языка с каждым словом. — Меня повесят. С тобой все было бы в порядке. Они, вероятно, дали бы тебе пощечину, прежде чем отправить тебя в твою удобную кровать. В конце концов, ты же принц. Голос Сана стал тихим, хриплым шепотом с мрачным тембром. — Я не могу… Уён, я не могу потерять тебя… — Ты не можешь потерять меня? Что, потеряешь меня и вернешься к своей роскошной королевской жизни? Как думаешь, что у меня останется, когда ты уйдешь? Ничего. Нихрена, Сан. Ты ничего не знаешь о том, на что это похоже, — огрызнулся Уён, хотя его голос слегка дрогнул, когда он обдумывал свои слова. — Знаешь что, хорошо, что тебя отсылают. Может быть, тогда меня переведут и мне не придется работать на этой паршивой работе. Сан замолчал, уставившись на Уёна широко раскрытым, измученным взглядом, все до последней капли света вырывалось из его глаз. — Просто иди, — наконец сказал Уён, мрачный и раздраженный. — Иди. Он не это имел в виду. Черт, он не имел этого в виду, но сейчас он не мог смотреть на Сана. Ему нужно было успокоиться, нужно было поспать, нужно было подумать без гнева, омрачающего мысли. Он разлетится на куски, если Сан приблизится к нему, разобьется вдребезги, если придется все время смотреть в его полные слез глаза. Сан тихо повернулся на каблуках, даже не оглянувшись, когда уходил. Уён знал, что это была ошибка. Он понял, что это была ошибка, как только Сан проскользнул обратно в двери конюшни, небо потускнело, когда солнце начало садиться за горизонт. Но он также знал, что идти за ним не стоило. Это была не та ошибка, которую он мог исправить между закатом и сумерками. На самом деле, он, вероятно, сделал бы только хуже. Его ноги ослабли, сердце внезапно заколотилось в груди, как будто все обрушилось на него одновременно, безжалостная печаль затопила его конечности. Колени подогнулись, и он рухнул на землю. Он чувствовал тяжесть, как будто тело было сделано из камней, жгучие слезы наполнили глаза и пролились, когда он наклонился, образуя жалкий шар, когда он рыдал на полу конюшни.4 марта
Сан наверняка вернется. Сан вернется, и они смогут все обсудить. Уён сказал бы ему, что он не имел в виду то, что сказал, что он просто сошел с ума, просто увлекся моментом. Возможно, их отношения были незаслуженными, поскольку Сан навсегда уехал в королевство принцессы через несколько недель, но он, по крайней мере, хотел увидеть Сана в последний раз перед отъездом. Он скучал по нему больше всего на свете, зияющая пустота заменила то место, где было его сердце, когда-то полное такой любви и… Любовь. Уён любит его. Уён так и не смог сказать Сану, что любит его. Сегодня у него тоже не было такой возможности.18 марта
Уён планировал их окончательное воссоединение до последней минуты. Каждую деталь, каждое слово. Он планировал, как побежит к Сану, упадет в его распростертые объятия, прижмется к груди Сана и прижмется носом. В конце концов, ему больше нечем было заняться. Он оставался бы там, заключенный в объятия Сана, вдыхая его пьянящий аромат, пока это не было бы всем, что он мог чувствовать. Он хватал бы его за лицо, ласкал щеки и втягивал в глубокий поцелуй, прижимаясь губами к губам Сана, пока тот не осмеливался отстраниться, чтобы глотнуть воздуха. Уён целовал бы каждый дюйм его тела, до которого мог дотянуться, прижимаясь губами к его коже с невысказанной любовью, извиняясь, что не мог выдавить сквозь слезы. Он скажет Сану, как ему жаль, и он будет надеяться и молиться, чтобы Сан простил его достаточно, чтобы сверкнуть одной из тех улыбок, которые заставляли Уёна чувствовать себя в безопасности, тех солнечных улыбок с ямочками на щеках, тех улыбок, которые превращали его глаза в счастливые полумесяцы. И он скажет Сану, что любит его. Он скажет Сану, что всегда будет любить его, как бы далеко они ни были друг от друга. Сан приходил попрощаться. Конечно, да. Конечно. Забрезжил рассвет. Наступил полдень. Наступил вечер. Спустился закат. Сгустились сумерки. Опустились сумерки. Уён отхлебнул эля, к горлу подступила тошнота. У него было полубезумие продолжать отрицать это, цепляться за какую-то крупицу надежды, что он снова сможет улизнуть. Но он даже не пришел днем, даже не пришел, когда ему разрешили. Он, конечно, не стал бы рисковать быть пойманным только для того, чтобы попрощаться с кем-то, кого он даже не увидит, когда у него будет такая возможность. Вероятно, потребовалось несколько часов, чтобы утопить эль и без энтузиазма ковырнуть буханку хлеба, чтобы Уён смирился со своей судьбой. Сан не собирался приходить. Он никогда не придет. Через несколько дней он женится, уедет в другое королевство, и о нем больше никогда не услышат. Сан был лучшим, что когда-либо случалось с ним, и каким-то образом также худшим, и еще хуже было то, что этого вообще не должно было случиться. Принцу с самого начала не следовало с ним разговаривать — члены королевской семьи редко признавали своих слуг чем-то иным, кроме корма, чем-то менее человеческим. Сана, разговаривавшего с ним, не должно было случиться. Сан подружился с ним, этого не должно было случиться. Сан, целовавший его, не должен был этого делать. Но это произошло, и Уён разрушил это, безвозвратно и безнадежно. Одеяло Сана накинулось на плечи Уёна, безвольно упало по бокам и растянулось на сене. Уён завернулся в тепло, представляя, как руки Сана обвиваются вокруг него, заключая в удобные объятия, целуя его в лоб и шепча на ухо. Он вдохнул, закрывая лицо одеялом, вдыхая запах, но он почти исчез, не в силах учуять последние следы, которые он оставил от Сана. Рыдания окончательного осознания сотрясли тело Уёна, слезы, которые он запихнул глубоко вниз, вырвались и потекли по его щекам, намочив одеяло, когда он плакал. Он вцепился в ткань, как будто это был сам Сан, как будто каким-то образом, если бы он просто крепче сжал ее, он бы еще раз увидел его улыбающееся лицо. Он не увидит. Свадьба Сана была через три дня, и Уён больше никогда его не увидит.