16 июля
— Ну, так ты ее не поймаешь. Уён чуть не выпрыгнул из своих ботинок. Голова резко повернулась к плечу, наблюдая, как Сан неторопливо направился к нему плавной, скользящей походкой, которую можно было увидеть только у членов королевской семьи. Он шел с той же грацией, что и его лошади, как будто это был танец, как будто он просто плыл по земле, а не погружался в мягкую пастбищную почву. Прошла неделя с тех пор, как он видел его в последний раз, как и сказал Сан — он сможет приходить посмотреть на своих лошадей только раз в неделю. — Испачкаешь сапоги, принц, — поддразнил Уён, сверкнув улыбкой. Сан пожал плечами, один уголок его губ приподнялся, обнажив очаровательную ямочку, сквозь которую просвечивала мельчайшая вспышка зубов. — Для чего еще я тебя нанимаю, как не для того, чтобы их чистить? — Конечно, точно не ловить твоих лошадей, — сказал Уён со вздохом побежденного. Недоуздок безвольно свисал с его ладони, насмехаясь над его бедственным положением. — Всегда так? — Что? — Ловишь их? Я наблюдал, как ты бегаешь кругами последние десять минут. Конечно, это не всегда такая большая борьба. — Ты недооцениваешь мою бездарность, принц. — Сан, — поправил он. — Верно. Сан. — Громкие слова для конюха, — отметил Сан, и это было почти оскорбительно, если бы не искреннее удивление, написанное на его лице, нахмуренных бровях и небольшом наклоне головы. — Полагаешь, все твои слуги бедны и необразованны? — Полагаю, что не думал об этом. — Неудивительно, что подданные видят королевский дворец таким оторванным от королевства, — пробормотал Уён себе под нос, хотя Сан разобрал достаточно, чтобы его губы скривились в легкую гримасу. Сан отмахнулся от этого почти незаметным покачиванием головы, быстро меняя тему разговора. — Если ты хочешь поймать ее, тебе придется оставаться на месте. — Кажется, это противоречит здравому смыслу. — Уён снова взглянул на Сана, пряча свою хитрую ухмылку. — Я знаю, еще одно громкое слово для такого бедного конюха. Он внимательно наблюдал за лицом Сана, когда тот сжал губы, подавляя веселую улыбку. — Если ты будешь преследовать ее, она будет продолжать убегать. Ты должен обмануть, заставив думать, что она ловит тебя, а не наоборот. — Ее зовут Треже, верно? — Верно. На самом деле она одна из самых старших, которые у меня есть. Она у меня с тех пор, как я был совсем маленьким. Она всегда была такой упрямой. Настроена на свой лад. — Сан шагнул вперед, выхватывая повод из рук Уёна. — Но она прекрасна, не так ли? — Чрезвычайно, — промурлыкал Уён, переводя взгляд с пастбища на крупного зверя. Она была теплого красновато-коричневого цвета с блестящей, блестящей шерстью, которая сужалась до глубокого черновато-коричневого цвета прямо перед ее копытами. Ее грива и хвост были такими же темными, почти черными, а тонкая белая полоска, как молния, спускалась по ее лицу. Ноги поднимались высоко вверх по телу, составляя большую часть огромного роста, высокого и пугающе величественного. Сан кивнул, теплая улыбка появилась на его губах, когда он наблюдал, как она смело приближается к ним. Его глаза сверкали восхищением, как будто он наблюдал за младенцем, делающим первые шаги. — Она из Ганновера. Чистая кровь, конечно. Вишневый залив, один из моих любимых цветов, если бы мне пришлось выбирать. Уён не знал, что означает абсолютно ни одно из этих слов, но кивнул с притворным интересом. — Она, наверное, доставляла тебе больше всего хлопот из всех, не так ли? Уён кивнул. — С тех пор как ты научил меня приносить Авроре угощения, она практически сама возвращается в конюшню. Сан разразился смехом, безудержным и легко заразительным, глаза прищурились, превратившись в милые полумесяцы. — Я же говорил, она милая. Когда понимаешь ее, это почти как если бы рядом был другой человек, на самом деле. Она такая умная и выразительная. Иногда меня это поражает. Уён не ответил, но не мог не восхититься тем, как Сан с таким почтением говорил о своих лошадях. — А Лулу легко поймать, так что уверен, у тебя с ней не было проблем, — закончил Сан, как раз когда Треже рысью направилось к их месту на пастбище. Сан взглянул в ее сторону, протянул руку, чтобы погладить ее по шее, когда она поклонилась ему. — И смотри, она придет, пока ты не бросишься в погоню. Сан провел ладонью по ее носу, затем вернул повод Уёну. В отличие от Авроры, недоуздок Треже был изготовлен из мягкой кожи и украшен золотыми застежками. — С другой стороны, я позволю тебе привязать ее. Учишься на практике, хм?23 июля
Уён сидел на большом камне у края реки, используя руки, чтобы удержаться на скользкой поверхности. Пальцы ног коснулись поверхности мягко журчащего потока, освежающе прохладного на обжигающе горячей коже. Вдоль территории дворца протекала река, отмечающая северную границу владений, и Уён часто проводил свои перерывы в такие жаркие дни, как этот, охлаждаясь в реке. На самом деле это было больше похоже на ручей, где он встречался с лошадиными тропами Сана, неглубокий и спокойный — достаточно глубокий, чтобы было удобно пробираться по нему, но не настолько глубокий, чтобы волноваться о том, что утонет или его унесет сильным течением с белой водой. Солнце безжалостно палило, угрожая окрасить кожу в глубокий, болезненный красный цвет. Пот бисеринками стекал по его лбу, стекая по лицу. Волосы были убраны с лица, насколько возможно, но несколько прядей вырвались и прилипли к шее. Он застегнул рабочие брюки, позволяя воде остудить ноги, но решил полностью снять рубашку, материал униформы был неприятно влажным от скопившегося пота. Он наклонился, зачерпнул пригоршню воды в ладони и поднял ее, чтобы плеснуть себе на лицо. Он крепко зажмурился, удовлетворенный вздох вырвался от прохладного облегчения, которое потекло по его щекам, вода капала с подбородка на грудь. — Расслабляешься? Уён поднял глаза и провел ладонью по лицу, чтобы вытереть воду вокруг глаз. Сан сидел на Авроре, ее великолепная серебристая шерсть в пятнах почти сияла, отражая солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь деревья. Уён только однажды видел, как Сан катался по тропам, так как обычно вместо этого выбирал арену, но изнурительные условия были слишком гнетущими, чтобы не искать укрытия в тени леса. Он выглядел великолепно, почти неземно, ослепительный принц верхом на своем скакуне, как что-то из сказки. Капли пота блестели на золотистой загорелой коже, гладкой и чистой, как он и ожидал от принца. Он был одет в рубашку поло с короткими рукавами, и Уён отметил, что это был первый раз, когда он увидел руки Сана, которые обычно были спрятаны под блузкой для верховой езды с длинными рукавами. Они были удивительно четко очерчены, сухие мышцы каскадом спускались к предплечьям. — Возмутительно позволять вашим слугам работать в таких условиях, — проворчал он, хотя жалоба была перемежена шутливой улыбкой. — Ты, кажется, забываешь, что не так давно у меня была твоя работа. Я много лет работал в жару. — А потом твои слуги проводили тебя домой, в твой уютный дворец. Сан на мгновение замолчал. — Я… думаю, я не могу с этим спорить. — Что касается меня, у меня сегодня вечером свидание с тюком сена и буханкой хлеба с моим именем. Сан наклонился, чтобы погладить гриву Авроры, затем выпрямился в седле, уперев пятки в стремена и слегка перенеся вес. Его глаза блуждали по груди Уёна слишком долго, чтобы чувствовать себя комфортно, непонятное выражение застыло на его чертах лица. Внезапно Уён остро осознал свое полуобнаженное тело, осенило осознание того, как он должен выглядеть, так бесстыдно выставляя себя напоказ наследному принцу своего королевства. Прежде чем он успел схватиться за рубашку, Сан отвел взгляд, через мгновение прочистив горло. — Что ж, продолжай. В конце концов, сегодня жарко, — Сан поправил поводья, побуждая Аврору перейти на шаг почти незаметным толчком каблука. — Проследи, чтобы лошади сегодня получили дополнительную пресную воду. Ходи к колодцу три раза, если нужно. — Да, конечно, сэр, — сказал Уён, и в смущении случайно проскользнуло почетное выражение. Сан сжал губы, рискнув в последний раз оглянуться на Уёна, прежде чем пустить Аврору рысью. — Сан. — Конечно, Сан.30 июля
— Клубничку? Сан держал на ладони большую клубнику, слегка размягченную после путешествия из дворца в изнуряющую летнюю жару, но все еще сочную, аппетитно поблескивающую красным. У Уёна мелькнула мысль взять его себе. — Ты будешь кормить Аврору. — Ч… нет. Нет. — Уён яростно замотал головой в знак протеста, делая несколько осторожных шагов назад. — Знаешь, я иногда наблюдаю за тобой на пастбище. Аврора, возможно, недостаточно разборчива, чтобы отказываться от угощений с земли, но ты понравился бы ей еще больше, если бы сам дал их ей. Остальным тоже. — Сан, я не могу. — Я знаю, ты можешь. Она не причинит тебе вреда, обещаю. Руки Уёна уже тряслись, бесконтрольно свисая по бокам. Достаточно было того, что он должен был быть рядом с лошадьми, и, ловя их в полях, Уён испытывал достаточно беспокойства, чтобы у него чуть не подкашивались колени каждый раз, когда проскальзывал через ворота пастбища. Он поднял глаза, встретившись взглядом с Саном, в глазах которого таился успокаивающий блеск — тот, который на мгновение почти убедил его, что ему могут не откусить руку. Но когда он оглянулся на Аврору, ее звериный череп еще больше встревожил Уёна, он не мог не почувствовать тошноту. — Вот, — тихо сказал Сан, беря раскрытую руку Уёна в свою. Он положил клубнику в середину ладони, липкую, и небольшая лужица розовой жидкости просочилась в складки кожи. Он поднял их руки вместе, направляя Уёна к ней. Она тут же оживилась, взволнованно вскинув голову, затем наклонилась, чтобы прижаться своими мягкими губами к ладони Уёна. Уён заерзал, когда ее губы прижались к нему, нежно взяв клубнику и отстранив ее голову. Он вздохнул с облегчением, как только она перестала интересоваться, вместо этого наслаждаясь сладким угощением. — Видишь? — прошептал Сан через мгновение, поднимая взгляд на парня. — Не так уж и плохо, да? Уёну казалось, что он вот-вот разрыдается, неприятное жжение собралось прямо под глазами. Он сглотнул и кивнул. — Я не умер. Сан улыбнулся, прищурив глаза, посылая тепло по телу, которое нельзя описать — возможно, комфорт, — облегчая часть беспокойного беспокойства. Уён внезапно осознал, что рука, все еще лежащая в руке Сана, слегка дрожит. Он смущенно отдернул ее, а щеки вспыхнули. — Ты не умер, — повторил Сан, расплываясь в улыбке, и на мгновение Уён забыл, почему его трясло.6 августа
Уён не мог сказать, что он не был разочарован тем, что Сан не разговаривал весь день. Он подумал, что ему стало слишком комфортно в присутствии Сана, хотя тот приходил только раз в неделю, Уён должен был знать лучше, чем рассматривать разговор с принцем как нечто большее, чем привилегию. Он держал голову опущенной, выполняя свои обязанности так же тихо и уединенно, как и в любой другой день, хотя не мог не бросать на принца украдкой взгляды каждый раз, когда тот входил в конюшню, чтобы оседлать другую лошадь, прежде чем выскользнуть обратно на арену.13 августа
— Я принес тебе кое-что. Уён взглянул на Сана, стоявшего перед ним, выпрямившись и спрятав руки за спину. Едва заметная улыбка тронула его губы, но он заставил себя сдержаться, сжимая губы, пока они не стали прямыми, серьезными, как будто он пытался скрыть волнение. Гладкая кожа блестела затонувшим свечением от теплого света, проникающего через окна конюшни. У Уёна еще не было возможности поговорить с ним, так как проводил большую часть времени между своими хлопотами по хозяйству в сарае, охлаждаясь в реке или совершая дополнительные поездки к колодцу. Жара была почти невыносимой, но уже спадала, когда солнце начало спускаться за горизонт, и удушающе благоухающий воздух конюшен, по крайней мере, обеспечивал необходимую тень. — Лучше бы это была не очередная клубника, — пошутил Уён. — Я не знаю, смогу ли выдержать это снова. — Лучше, — сказал Сан, не в силах сдержать улыбку. Уён склонил голову набок, положив большую вилку, которой чистил подстилку лошади, на край стойла. Сан медленно вытянул руки вперед, раскрыв ладонь, чтобы показать маленькое пирожное в банке из-под мини-пирога с золотистой корочкой по краям и ложкой фруктового джема посередине. — А… пирожное? — Фруктовый пирог, — поправил Сан, позволяя улыбке полностью сформироваться на лице, обнажая ямочки на щеках. — Я… могу взять? — Конечно. Я принес это для тебя. Сан поднял руку в воздух, побуждая Уёна взять ее с его ладони. Он повиновался, опасливо потянувшись к нему. Он повертел его в ладони, рот так сильно наполнился слюной, что пришлось проглотить слюну, скопившуюся в уголках губ. Оно выглядело изысканным, блестящим и глазированным, как будто было несъедобным. У него никогда не было ничего подобного — возможно, он и не был беден, но он не мог позволить себе такую еду. Это была элита во всех смыслах этого слова. — Ты уверен, что все нормально? — спросил Уён через мгновение, и он услышал, как его собственный трепет дрожит в его голосе. — Мне пришлось утащить это, но, в конце концов, ты мой личный слуга. Технически, ты выполняешь мои приказы, — серьезно сказал Сан. — И я приказываю тебе съесть это. Ты ведь сегодня закончил со своими делами, верно? — Только что закончил с последним стойлом. Я собирался проверить воду, прежде чем… — На сегодня можешь закончить, — вмешался Сан. — Почему бы тебе не сесть и не поесть? Уён нервно, глупо огляделся, как будто кто-то еще мог быть там, чтобы застать его за тем, что он расслабляется. — Это еще один приказ? — наконец сказал Уён. — Да. И если ослушаешься, я расстроюсь, — Сан скривил лицо в игривой гримасе. — Ну, кто я такой, чтобы ослушаться его высочества? — Вот именно. Так что садись. Ешь. Уён отряхнул одежду и рухнул на тюк сена. Он не уверен, чего ожидал от Сана, но это было не для того, чтобы сидеть рядом с ним. Он шаркал задом по тюку сена, пока ноги не оторвались от пола, аккуратно скрестившись между собой. Уён смотрел вперед, молча отрывая маленький кусочек корочки пирога, кладя его на язык, позволяя маслянистому золотистому тесту раствориться на языке, шелушащемуся и хрустящему. Вздох стона сорвался с его губ, не в силах сдержать блаженство от вкуса чего-то столь божественного. Он откашлялся, выпрямляясь, когда смущенный жар прилип к его щекам. — Знаешь, я бы хотел, чтобы мне не пришлось возвращаться, — сказал Сан рядом с ним, прорвавшись сквозь смущение Уёна. — Знаешь, там есть лишний тюк сена, — пошутил Уён. Сан вздохнул. — Ты, конечно, шутишь, но я серьезно. Лучше бы мне никогда не возвращаться в этот дурацкий дворец. Если бы я мог остаться здесь на всю ночь, я бы так и сделал. Я бы спал в кабинке, если бы мне позволили. Но отец приказал своим охранникам сопровождать меня туда и обратно. Мне не разрешается оставаться после наступления сумерек. И если меня не будет на арене, они придут за мной. Теперь, когда судьба отношений нашего королевства зависит от моего брака, он держит меня на еще более жестком поводке. — Ну, солнце только-только садится. У нас есть немного времени до сумерек, верно? — Слава богу, да. Здесь я могу забыть, по крайней мере на несколько часов, о своем предстоящем браке. — Девушка… принцесса. Она тебе нравится? — Она милая, полагаю. Но я чувствую… Я ничего к ней не чувствую. Может быть, так оно и есть. В конце концов, это брак по договоренности. Отец ожидает, что я буду проводить с ней много времени, но я бы предпочел быть здесь. Уён кивнул, не зная, что сказать, откусил еще один маленький кусочек печенья, делая все возможное, чтобы насладиться сладкой начинкой, когда она растворилась на его языке. — Я думал, это будет похоже на сказку, наверное. Сказка. Уён вспомнил, что недавно думал о сказках. — О чем ты? Сан откинулся назад, позволяя спине упасть на тюк, волосы разметались вокруг, как беспорядочная корона вокруг головы. — Любовь. Я думал, это будет похоже на сказку. Принц и принцесса, собирающиеся пожениться. Возможно, ожидания были слишком высоки. — Или, возможно, ты не можешь заставить себя любить кого-то, кого даже не знаешь. — Отец настаивает, что это придет со временем. Мы начали вместе брать уроки танцев, готовиться к балу. Я думал, что смогу что-то почувствовать, когда обнимал ее, когда танцевал с ней, но нет. Теплое свечение гвоздики омыло внутренность конюшни, отмечая, что солнце опускается за горизонт снаружи. Уён откусил кусочек пирога. — Не могу поверить, что говорю это, но думаю, что согласен с твоим отцом. Прошло всего чуть больше месяца, верно? Пять недель. Ты должен дать себе время. — Я впечатлен. Ты считал. — Мне немного стыдно говорить, что твои визиты — единственная интересная часть моей недели. — У меня тоже, — сказал Сан, и Уён смотрел на него достаточно, чтобы увидеть улыбку, которая заплясала на губах, кожа светилась теплом в отфильтрованных лучах заходящего солнца, и он выглядел изысканно по-королевски — и все же каким-то необычайно нормальным, растянувшись на двух тюках сена, заложив руки за голову, чтобы слегка приподнять ее от шершавой поверхности. Некоторое время они молчали, конюшня наполнилась звуком шарканья копыт по стойлам, отдаленным щебетанием птиц, когда они устроились на стропилах. Уён сосредоточился на пироге, медленно исчезающем в банке. Он нахмурился, откусывая последний кусочек золотистой корочки, рассеянно ковыряя крошки, в то время как Сан шаркал рядом с ним. Свет в конюшне потускнел, когда оранжевый закат начал угасать, переходя в мягкое сияние сумерек. — Разве тебе не следует скоро спуститься вниз? — Возможно, — вздохнул Сан. — Они придут с минуты на минуту. — Уже почти смеркается. — Знаю. Хотя я бы предпочел остаться и поговорить с тобой. Снова стало тихо, и Уён бросил еще один взгляд через плечо. Глаза Сана были закрыты, вздымание груди было заметно под тканью рубашки для верховой езды. — Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, — тихо сказал Уён. — Еще минуту. — Ну, я никуда не собираюсь уходить. Так как насчет того, чтобы рассказать о том, как проходят танцы на следующей неделе? Может быть, даже покажешь мне несколько своих приемов. Я бы с удовольствием поужинал и посмотрел шоу. Глаза Сана слегка приоткрылись, и он рассмеялся. — Отметь это в календаре. Он знал, что это была простая шутка, но часть его обдумывала возможность отнестись к ней серьезно. — Значит, это свидание? Наконец Сан сел, резко вытянув ноги. Он провел рукой по нечесаным волосам, спутанным от падения на тюк сена. Из-под прядей торчала горсть сена, и Уён наклонился, чтобы выдернуть ее из волос. Сан заразительно хихикнул, улыбка была так похожа на солнечный свет, что он был практически собственным источником света в полутемной конюшне. — Буду считать дни.