***
Скорпиус благодарил и одновременно ругал Мерлина за открывшийся дар. Благодарил, потому что теперь у него было больше поводов видеться и общаться с Гермионой, а ругал за то, что об этом узнала вся академия, и субботнюю вечеринку ребята решили провести в его честь. В честь Ангела Смерти, как восхищённо называли его однокурсницы. Это его особенно раздражало. Он бы не хотел обсуждать такую личную тему со всеми. Или праздновать. Но слухи распространились так быстро, а Джордж настолько гордился соседством с ним, что в субботний вечер их общежитскую комнатушку посетило около ста человек. Все входили и выходили, гремела музыка, маггловское пиво лилось рекой. Полуголые девицы с курсов постарше пытались дотронуться, поцеловать или ущипнуть Скорпиуса, говоря, что это на счастье. Кто-то в шутку спросил, не появятся ли у него крылья и нимб над головой. Один придурок поинтересовался, каково это обниматься с Гермионой Грейнджер и успел ли он пощупать её грудь. Малфой-младший тогда не выдержал и, недолго думая, ударил его в нос: в драку это не переросло благодаря тем же студенткам. Они набросились на мерзавца и вытолкали из комнаты, ругая на все лады. Джордж остался довольным вечеринкой — он проснулся утром в постели с двумя девицами. При этом Скорпиусу пришлось спать в соседской комнате на полу на наколдованном матрасе, так как его кровать заняли ещё трое пьяных студенток. Они, как потом рассказывал Маркс, ждали его, чтобы «подарить ему удовольствие и разврат». — Ты пропустил всё веселье, ангелок! — смеялся он в обед воскресенья, когда немного пришёл в себя. — Они не дождались и начали такое вытворять втроём, что, наверное, скоро найдут меня и сотрут память. Я их, кстати, угостил одной штукой собственного изобретения… Он знал, что Маркс в ванной потихоньку варил какие-то зелья, изобретая разнообразные психотропные смеси. Он называл это экспериментами ради целительства. Некоторыми «экспериментами» он делился с однокурсниками на вечеринках. Скорпиусу не нравилось увлечение соседа по комнате, а если он пытался убедить Джорджа в опасности его дела, то всегда получал один и тот же ответ: «Не будь занудой, лучше разок попробуй! Это полнейший улёт!» Ему такие развлечения были не по душе. Как и занятия сексом с двумя и более незнакомыми девушками. Его привлекала только одна, и он еле дождался понедельника, чтобы снова увидеть её на паре по рунам. Гермиона ещё раз напомнила ему о своей книге, и он решил, что сделает ей сюрприз: после учёбы забежит к ней в общежитие и отдаст фолиант. Она как-то говорила, что ничего страшного не случится, если он заглянет к ней на чай. Конечно, она говорила это до того рокового поцелуя в соборе, но они же сделали вид, что ничего не было… Значит, приглашение в силе. Скорпиус выбирал одежду, в которой заявится к ней в гости, словно собирался на свидание. Сначала он нарядился в белую рубашку и серо-голубой костюм, от которого его глаза становились ярче, но потом переоделся в джинсы и чёрную водолазку, подумав, что выглядит слишком навязчиво и даже смешно. А так он будто просто шёл мимо и решил заглянуть на огонёк. Он надеялся, что Гермиона пригласит его на чай и… возможно, они ещё раз поцелуются. Да, он мечтал об этом каждый день, каждую секунду без неё и рядом с ней. Скорпиус мечтал целовать её много и жадно. И не только целовать… Он бы никогда не упустил возможность прикоснуться к своей любимой ведьме. Профессорское общежитие встретило его загадочной тишиной. Надеясь не встретить по пути своего отца или профессора Ратценбергер, младший Малфой поднялся на второй этаж. Он быстро нашёл нужную дверь и решительно постучал. В одной руке Скорпиус держал книгу, а в другой кольцо, от которого Гермиона когда-то отказалась. Но оно должно было принадлежать только ей. Других претенденток на это маленькое сокровище он даже и не предполагал. Его стук остался без ответа. Тишина за дверью ясно говорила о том, что хозяйки нет дома. Несколько долгих мгновений Скорпиус вслушивался в грустное безмолвие. Разочарованно вздохнул и хотел было уйти, как вдруг вспомнил её слова: «Любовь побеждает тьму». Он знал пароль. Мог ли он позволить себе воспользоваться этим знанием? Скорпиус был на распутье. Что будет, если он войдёт в комнату в её отсутствие? Рассердится ли на него Гермиона? Он ведь не сделает ничего ужасного, если заглянет к ней всего на пару минут лишь для того, чтобы оставить нужную ей книгу и подарок. Он не станет трогать её вещи или валяться на её кровати. Он не станет делать никаких глупостей. Всего две минуты и он уйдёт. Скорпиус тяжело сглотнул, решаясь на это. Сердце в груди почему-то дрогнуло, когда он прошептал: — Аmor vincit tenebras. Щёлкнул замок, и дверь с тихим приветливым скрипом приоткрылась, приглашая его внутрь. Взволнованно облизав губы, Скорпиус вошёл. Из полуприкрытого портьерой окна светил луч солнца, ложившийся на мебель и деревянный пол игривыми солнечными зайчиками. Парень сделал ещё шаг и вдруг заметил шевеление на кровати. Это была она… Гермиона была дома. Он уже хотел извиниться за вторжение, как услышал её тихий стон. Его сердце тут же заторопилось, забилось, как испуганная птица в клетке. Что происходит? Ей плохо? Она страдает? Может быть, она плачет? Он осторожно двинулся вперёд и замер, поражённый прекрасным видом — на мягком розовом покрывале рядом с большим игрушечным медведем спала его любимая ведьма. Она выглядела такой невинной и красивой — как принцесса из сказки. Влажные волосы хаотичными локонами разметались по подушке, а лицо выражало спокойствие и блаженство. Гермиона мирно спала, лёжа на спине и глубоко дыша. На ней был шёлковый халатик, и, казалось, что ещё одно движение и он раскроется на груди, поднимавшейся в такт дыханию. Скорпиус сглотнул, покрываясь мурашками от столь соблазнительной картины. Он был хорошо воспитан, и поэтому подумал, что именно сейчас ему стоит развернуться и уйти. Закрыть глаза и заставить себя шагнуть назад. Но волшебница вдруг сдвинулась, изгибаясь тазом вверх, и снова тихо застонала. Её ладони сжались в кулаки. Шёлковая ткань соскользнула и… — о, святой Мерлин! — обнажила её правую грудь. Скорпиус закусил губу, чтобы самому не застонать при виде открывшегося тёмно-розового соска, так похожего на ту конфетку с малиной, что они ели совсем недавно. Рот тут же наполнился слюной, а он забыл обо всех правилах приличия, наблюдая, как спящая ведьма возбуждающе ёрзает и еле заметно выгибается на кровати. Прямо перед ним. — Ах… — тихо вздохнула она и, не открывая глаз, сжала бёдра. Чёрт возьми… Скорпиус чуть не выронил свои дары из рук, его член тут же налился силой, дико желая свободы и ласки. Парень как можно тише положил книгу с кольцом на тумбочку у кровати и встал совсем близко, глядя на Гермиону с высоты своего роста. Он жаждал дотронуться до её тёплой нежной кожи. Приложиться губами к красивой упругой груди. И самое приятное — поцеловать эту розовую манящую вершину. Поместить её в рот и ласкать языком, чтобы услышать ещё более громкие стоны. Он снова облизал губы, сдерживая дрожащее дыхание. Гермиона всё так же крепко спала, издавая тихие мурлыкающие стоны и преступно-соблазнительно двигаясь в розовых волнах покрывала. Беспощадно красивая… страстная ведьма… Скорпиус чувствовал себя извращенцем, заворожённо наблюдающим за ничего не подозревающей жертвой. Он представлял, что лежит рядом с ней, целует, гладит, прижимается… Желание откликнулось болью в паху, голова закружилась. Он не выдержал. Засунул руку под тёплую мантию и наконец поправил каменную эрекцию, зажатую в тисках плотной джинсовой ткани, чтобы избавиться от болезненного давления. Прикосновение вызвало у него стон удовольствия, и он, сжав челюсти, продолжил. Второе поглаживание в такт её громким всхлипам чуть не заставило его свалиться на коврик у кровати. Скорп зарычал сквозь зубы. — О… Да… О… — её рука вдруг сдвинулась и легла между ног, открывая ему просто невероятный вид. Мерлин всемогущий… Гермиона была без трусиков! Он ещё сильнее задрожал от возбуждения. Вся кровь прилила вниз, а в голове зашумело. Он сжал член крепче и, уже не думая ни о чём другом, начал двигать рукой. Его глаза словно приклеились к её стройным обнажённым ногам, бёдрам и плоскому животу, запечатлевая этот горячий образ на сетчатке глаз. Ещё никогда в своей жизни он не видел такого захватывающего эротичного зрелища. Его член был готов взорваться… Ещё немного… О, пожалуйста, Гермиона, что же ты делаешь… А Гермиона облизывала пересыхающие губы, её грудь уже полностью раскрылась, и она подавалась к своей руке, лаская блестящую от сочащейся смазки промежность. Эмоции бурлили, как опасное зелье в котле, грозя вылиться через край. Скорпиус не устоял и опустился на колени перед её кроватью, уже не выдерживая накатывающего напряжения. Он боготворил эту прекрасную женщину. Она была так красива, что он бы провёл на коленях возле неё всю жизнь. Он еле сдерживался, чтобы не зарычать громче, следя за её юркими тонкими пальцами и двигая рукой в такт её движений. Гермиона кончила с тихим протяжным стоном. Скорпиус сквозь зубы вскрикнул и последовал за ней, дрожа как будто в лихорадке. Он упал лицом в покрывало и тяжело дышал, приходя в себя. В голове билась лишь одна мысль: «Только бы она не проснулась… Только бы не проснулась…» Он наконец успокоил дыхание и поднял голову: ведьма развернулась к нему спиной, продолжая крепко спать. Скорпиус выдохнул. Он бы не пережил, если бы она застала его у своей кровати с позорным пятном от спермы на штанах. Юноша быстро пробормотал очищающее заклинание и поднялся на ноги. Как бы ни тянуло остаться с ней, обнять её и так же блаженно заснуть рядом, Скорпиус подозревал, что Гермионе не понравится то, что он сделал. То, что он подглядывал за ней. Украл эти сладкие мгновения, как когда-то украл её поцелуй… Дрогнувшей рукой он убрал с глаз светлую чёлку, с тоской разглядывая её изящное тело, завёрнутое в голубой шёлк халата. Надо было убираться отсюда, хоть и не хотелось. Чувствуя себя преступником, Скорпиус схватил книгу, чтобы не оставлять улик о своём присутствии, и бросился вон из комнаты. — Мерлин, с ума сойти… — ошеломлённо прошептал он уже в коридоре, всё ещё не веря своему сознанию — казалось, что случившееся несколько минут назад было его фантазией. Она была почти в его руках — податливая, горячая, стонущая. Он почти ощутил её вкус на языке. Сладкий, как цветочный мёд… Святой Салазар, он точно извращенец! Скорпиус горько вздохнул, мечтательно представляя, как было бы здорово любить её в полном смысле этого слова. Быть ей мужем и любовником. Затащить в постель и не отпускать оттуда пару лет. — Что ты делал у профессора в комнате? — рявкнул знакомый голос, жестоко выдирая его из грёз.***
Драко все выходные провёл в Малфой-мэноре, разыскивая в фамильной библиотеке какие-либо книги по эмпатии. Он хотел узнать — как он пропустил тот момент, когда можно было догадаться, что его сын настолько уникален? Какие именно мелочи он не заметил? Хотя о чём это он? Скорее всего Драко не заметил бы, даже если бы сыну оторвало руку… Вот таким замечательным отцом он был несколько лет назад. И теперь пожинает плоды своего безразличия. Из тысяч фолиантов обнаружилась только одна достаточно информативная книга. Малфой разместился в своём кабинете и, записывая на пергаменте короткие заметки пером, начал её изучать. Оказалось, что эмпаты с детства подсознательно стараются быть в стороне от толпы, чтобы не сталкиваться с людьми, не трогать их. У них обычно мало друзей. Малфой плеснул в бокал огневиски и задумался — сколько же друзей у Скорпа? Если судить по вечеринке в честь его дня рождения, сын общался только с тремя — Тедди Люпином, Изабеллой Забини и младшей Поттер. Да, у него оказалось мало друзей, но они хотя бы были. Не то что в детстве у самого Драко — только подпевалы и телохранители. Эмпаты могут чувствовать тех, кому невыносимо плохо. Хм… Драко было плохо. Но что-то сын не спешил его спасать, а бегал за юбкой Грейнджер… Эмпаты делятся на тех, кто чувствует эмоции одного человека, кто ощущает течение эмоций толпы и кто воспринимает только физическую боль. И только совсем редкие из них могут управлять этим. Менять, утешать, забирать… Значит, его сын из редких. Эмпаты проявляют себя не сразу и не всегда, только в самых экстренных ситуациях. И если не тренируют свой дар, то он остается незамеченным. Получается, что Скорпиус пока в начале своего пути, и ему ещё учиться и учиться, но он уже двигается в правильном направлении, так как поступил именно на целителя. Неужели за то, что сын попал в свою стезю, надо благодарить одну пронырливую хитрую ведьму? Драко фыркнул. Благодарить её? Да никогда в жизни! Он и не заметил, как нарисовал на пергаменте знакомый женский профиль, обрамлённый кудрями. Малфой уставился на свой рисунок, не понимая, почему его рука это сотворила. Грейнджер. Та самая, что так нагло ворвалась в его жизнь в один прекрасный летний день. Та, что бесстыдно вертит хвостом перед его сыном. Та, что имела дерзость дышать в сторону Драко своим тёплым сладким дыханием… Сердито сжав зубы, он пририсовал ей рога и двумя штрихами изобразил на её лице злую ухмылку в полщеки. Эта грёбаная ведьма влезла между ним и его сыном, разорвав тонкую нить их родственной связи. Скорпиус не желал его видеть, а Драко надоело гоняться за ним, чтобы хотя бы узнать, как у него дела. Он был слишком свободен от отцовского влияния и мнения. В деньгах он не нуждался лет с четырнадцати — Нарцисса каждый месяц присылала ему приличную сумму на приятные мелочи, а тут ещё свалилось небольшое наследство Астории, на которое сын мог спокойно купить себе дом и забыть о своём отце. Драко чувствовал, что теряет его. И всё из-за этой проклятой стервы! Малфой принялся методично закрашивать свой рисунок чёрными чернилами. А потом жестоко смял и сжёг его при помощи Инсендио. Когда нарисованная Грейнджер была «уничтожена», он схватился за голову. Он давно не впадал в отчаянье, но сейчас был близок к этому, не зная, что делать. Ему могло помочь только мудрое мнение более взрослого человека. Достав новый пергамент, он начал писать письмо своей матери. Драко редко переписывался с ней: его жизнь была слишком размеренной и скучной. Обычно он предпочитал общаться с ней лично. Он понимал — Нарцисса догадается, что дело совсем плохо. Поэтому он как можно более мягко рассказал о неожиданном открытии уникальности сына. Сообщив о том, что тот, кажется, влюбился в профессора, он постарался описать ситуацию без подробностей и имён. Не хотелось бы, чтобы пожилая женщина сорвалась из Франции ради убийства самой известной волшебницы магической Британии. В понедельник, несмотря на ужасное настроение, он отлично провёл несколько лекций и поспешил в общежитие, надеясь получить ответное письмо матери. Сын, выходящий из комнаты Грейнджер, заставил его забыть обо всех своих планах. Парень выглядел… Чёрт, он был как будто не в себе. Лицо в пятнах румянца, глаза взбудораженно сверкают, взгляд бегает, а волосы в полном беспорядке. — Что ты делал у профессора в комнате? — без лишних предисловий возмутился он, оглядывая возбуждённого сверх меры Скорпиуса. — Привет, папа, — тот вздрогнул и вытаращил глаза, словно его поймали на чём-то запрещённом, но быстро справился с собой. Молодой человек принял свой обычный в последнее время защитный вид — гордо выпрямился, чуть вздёрнув подбородок вверх, и сжал губы. — Я повторяю свой вопрос: что ты там делал? — Малфой-старший гневно сдвинул брови и ткнул пальцем в дверь. — Я отнёс книгу профессору Грейнджер, — он спрятал что-то в складки мантии. — Всё? Допрос окончен, я могу идти? Сэр. — Скорпиус, я тебя предупреждаю! — грозно вымолвил он. — Не делай того, о чём пожалеешь… — Не надо меня предупреждать! — бросил тот, сузив веки. — Я не делаю ничего противозаконного или неправильного. Прости, мне нужно идти, надо готовиться к парам. — Скорп, — прошипел Драко. Тот окатил его холодным взглядом и быстрым шагом удалился из коридора. Вот, значит, как — дерзит отцу! Драко прошипел ругательство ему в спину и постучал в комнату профессора Грейнджер. Пришлось стучать почти пять минут, но он был настойчив. Он должен ей всё высказать! Всё! Она открыла дверь, зевая в ладонь. Влажные всклокоченные волосы, тонкий шёлковый халат с розовыми цаплями на голубом фоне. Запахнулась посильнее, глядя с вопросом в глазах: — Привет, Малфой. Что ты… Малфой! Драко ворвался к ней, зная, что поступает некорректно. — Спасибо за приглашение, — злобно выплюнул он, хлопая дверью. — Я не приглашала тебя, уйди из комнаты! — Грейнджер была возмущена: она недоумённо нахмурилась и развела руками. — Что за дурацкая привычка, врываться ко мне?! Но Малфой был возмущён гораздо сильнее. Он вцепился пальцами в её хрупкое плечо, угрожающе нависнув над ней. На его руку с её влажных кудрявых волос упала капля воды, а ведьма охнула от боли. — Что мой сын делал у тебя? — зарычал он. — Что за дерьмо творится? Ты профессор или кто? — Да отпусти ты, придурошный! — Гермиона задёргалась в его руках, как птичка, попавшая в силки. — Отвечай, Грейнджер! Мне не нравится, что он вьётся около тебя! Когда это прекратится уже? Оставь в покое глупого мальчишку! — Ну так поговори с ним об этом и скажи, чтобы не вился! — отчаянно крикнула она, вцепившись в его руку. — Чего ты на меня напал ни с того ни с сего, будто белены объелся?! Драко обвел её взглядом. Заметил, как ещё одна капля воды мягко ударилась о её кожу у ключицы и соскользнула в вырез халатика — прямо в ложбинку между грудей. Гермиона замерла, следя за ним сверкающими глазами. — Куда ты смотришь? Совсем уже сдурел! — возмущённо воскликнула она, стараясь прикрыться, но скользкая ткань всё равно разлеталась в стороны. — Смотрю, что же нашёл в тебе мой сын! Что же в тебе такого невероятного, что он поддался на твои чары?! — он безжалостно встряхнул её — она была совсем лёгкой и чуть не свалилась на пол. — В тебе нет ничего такого! Ничего! — Если так, то знаешь что, Малфой, выметайся из моей комнаты! Тебе тут нечего делать! — Гермиона схватилась за его руку, но в этот момент он вдруг, не зная зачем, нырнул другой ладонью под полу её шёлкового халата, и она потерялась на долю секунды. Его ладонь оказалась на ошеломляюще нежной обнажённой женской груди, упругой на ощупь. Он сглотнул, сжимая её, его дыхание стало тяжелее. Драко понял, что сделал что-то слишком дикое, и у него два пути — либо остановиться и бежать, либо… — Малфой, ты… И он резко прижал её к себе и скользнул по талии вниз — по бархатистой коже до голых ягодиц. Дыхание перекрыло возбуждением… Она и правда была невероятной… — Ты совсем страх потерял?! — взвизгнула Грейнджер и оттолкнула его, затем последовала звонкая пощёчина. Это было последней каплей… Драко охнул от резкой боли и схватился за щеку. Бешеная ярость затмила его разум, он почувствовал, что звереет. Малфой с рычанием бросился на неё, как бросился бы голодный волк на бедную беззащитную лань. Гермиона потянулась к палочке в кармане халата, но он перехватил её за запястье. Грубо закрутил и толкнул к стене у двери, крепко удерживая за руки. — Не лезь к моему сыну! — горячее, как у дракона, дыхание вырвалось из его рта, он прижался к ней всем телом и надавил. — Ты поняла меня? — Ты не смеешь так себя вести со мной! — попытавшись отпихнуть его от себя задницей, она в шоке оглянулась на Драко, вероятно, ощутив твёрдую эрекцию в его штанах. Да, он был возбуждён. Что-то животное взыграло в его крови, бурлящей от адреналина и похоти. Он был готов растерзать её на куски. — Если я что-то узнаю про тебя и Скорпа, я сообщу начальству, поняла? — шипел ей на ухо Малфой и, совершенно не стесняясь, тёрся об неё своим каменным стояком. — Если ты злоупотребляешь его наивностью и используешь, как сексуальную игрушку, тебя выкинут отсюда с позором! А потом я сам тебя трахну! Жёстко! Чтобы тебе было неповадно соблазнять детей! Грейнджер всхлипнула, но проглотила вспышку страха и, часто дыша, мстительно прошипела: — Иди на хрен, ублюдок! Если ты хоть пальцем меня тронешь, твой сын всё узнает! Я расскажу ему, как ты угрожал мне! Драко захотелось придушить её, но он поступил по-другому. Он попытался ещё раз схватить Гермиону за грудь, говоря себе, что так нужно, чтобы унизить её ещё больше. Она вскрикнула, со всей силы толкнула его острым локтём в живот и смогла вывернуться. Бросившись в середину комнаты, ведьма выхватила палочку и завопила, направляя её на дрожащего от бешенства мужчину: — Вон! Вон отсюда! Выйди отсюда, ублюдок, и никогда не трогай меня! — он увидел в её глазах слёзы, и это отрезвило весь его пыл. — Надеюсь, ты меня поняла! — тяжело дыша, прорычал он и бросился к двери. Он схватился за ручку и вдруг услышал позади звук падающего тела. Это заставило его обернуться. То, что Драко увидел, напугало его. Грейнджер лежала на полу и задыхалась. Её губы посинели, она свернулась в клубочек, дрожа, будто в комнату залетела морозная буря. Халат почти сполз с её обнажённого побледневшего тела, и от этого картина казалась ещё более пугающей. Малфой тут же забыл всю свою злость и бросился к ведьме. Она корчилась на полу, пытаясь что-то сказать или вздохнуть. Он не знал, что делать. — Что с тобой, Грейнджер? — он подхватил маленькую и трясущуюся женщину на руки и отнёс на кровать. По всей видимости, у неё был приступ. Ей нужно было дышать, и Малфой, повернув Гермиону на бок, начал гладить её по спине, заставляя лёгкие работать. Весь адреналин странным образом резко преобразовался в дикое волнение за неё. В горле образовался комок, а сердце долбилось в грудную клетку как сумасшедшее. Какой бы сильной ни была его ненависть к Грейнджер, он не хотел, чтобы она умерла на его руках. — Успокойся, постарайся дышать… Давай… Расслабься, тихо… Ничего страшного не произошло… — проговаривал Драко, одновременно успокаивая и себя. — Уйди. — еле выговорила она, когда наконец смогла глубоко вздохнуть. Ещё один вздох. Выдох. И ещё… Краски постепенно возвращались на её бледное лицо. Щёки и губы порозовели, а карие глаза заметали огненные молнии. И только тогда он вдруг понял, что выбрал неправильный путь. Сжав губы, Малфой опустил взгляд на свои колени, продолжая настойчиво гладить её. — Грейнджер, прости, — проговорил Драко сквозь зубы, злясь на себя за то, что пять минут назад он — аристократ, уважаемый человек, писатель, историк и профессор — как голодное тупое животное напал на маленькую ведьму, а ведь мог просто поговорить с ней. — Я не должен был так себя вести. Я бы никогда… Я не знаю, что на меня нашло. Прости… Чёрт, он бормотал, как последний придурок. Но он и был придурком! — Уйди! — повторила она, нервно отталкивая его руку. — У меня паническая атака, и это ты её вызвал, Малфой! У меня давно их не было… Ты сволочь! Ублюдок! Он потёр руками свои колени, но не встал с кровати, подозревая, что ведьме, возможно, понадобится помощь. Драко ненавидел себя за вспыльчивость. Он думал, что это прошло с возрастом, но стоило Грейнджер перейти ему дорогу, и он снова был на грани. Она могла спокойно заявить на него о нападении. — Слушай, я не знал, что ты… Нет, я, конечно, знаю, что такое паническая атака. Но я не хотел. Серьёзно, — он с сожалением покачал головой. — Нет. Ты именно этого и хотел — запугать меня, — твёрдо проговорила она, натянув халат на открывшуюся грудь. — Уходи, не хочу тебя видеть. Прозрачная капля медленно поползла по её щеке, и внутри него что-то дрогнуло. Как он мог превратиться в такое чудовище? В настолько безудержного ублюдка, способного на насилие… Драко захотел как можно осторожнее дотронуться до её лица и стереть эту дурацкую слезинку. Стереть горькое выражение с её искривлённых губ. Вернуть её дерзость и сверкающий смелый взгляд. Но Гермиона сидела перед ним, закутавшись в халат и обняв себя руками, тихая и равнодушная, как потухшая свеча. — Гермиона, прости, правда… Я перешёл черту, я… Ладно… — она молчала, и он решил, что пора уходить. Всё, что мог испортить, он уже испортил. Он хотел было подняться, как его взгляд вдруг зацепился за зелёный всполох света на прикроватной тумбочке. Кольцо с зелёным камнем… Такое знакомое… Он схватил его и принялся рассматривать, нахмурив брови. Драко хорошо знал, что это за колечко. — Это… Это же… Это кольцо моей жены! — воскликнул он и вскочил с кровати: осознание того, что сын отдал Грейнджер фамильную драгоценность Малфоев, показалось Драко самым ужасным преступлением. — Я убью его! Как он посмел?! Кольцо своей матери отдать тебе! Малфой долбанул по стоявшей на барной стойке чашке кулаком, которым до боли сжимал кольцо Астории. Звон отдался в мозгу гулким ударом. Его сын, каким бы уникальным он ни был, совершил ужасный поступок, который Драко вряд ли ему простит. Он в два шага оказался у двери, горя одним желанием — добраться до своего сына и устроить ему настоящую взбучку, чтобы впредь тот никогда не раздавал драгоценности умершей матери всем подряд. Но его ждало препятствие — Грейнджер что-то шепнула, и замок щёлкнул, не позволяя ему вырваться из комнаты. — Малфой, стой! Не делай ничего в горячке! — закричала Гермиона ему в спину. — Ты уже натворил дел! Остановись сейчас же! Он обернулся и увидел, что ведьма наставила на него волшебную палочку и, кажется, была готова сражаться с ним до победного конца. По крайней мере, она выглядела именно так — словно маленькая фурия: её ноздри раздувались, волосы были в ужасном беспорядке и встопорщились вокруг головы, как у бешеного одуванчика, а глаза снова горели огнём. — Открой дверь! Или я разнесу твою комнату! — угрожающе тихо прорычал он. Она встала с кровати и, не опуская палочку, сделала шаг к нему. — Что происходит, скажи мне? — проговорила Гермиона, судя по всему, совершенно не понимая, отчего он снова взбеленился. Она, вздёрнув бровь, с удивлением разглядывала кольцо, которое он поднял выше. Чтобы она видела. — Это кольцо я подарил своей жене на день рождения, когда она училась на пятом курсе! За год до свадьбы! — отрывисто выговорил Малфой. — Как оно оказалось у тебя? Скорпиус просто взял и отдал его тебе?! Она покачала головой. — Подожди, Драко, давай всё спокойно выясним. Я не буду врать, что ни разу не видела это кольцо, видела. Скорпиус хотел мне его подарить, но я отказалась. Слышишь? — Грейнджер выглядела искренней. — И он не знал, что это твой подарок! Он не знал! Он бросил взгляд на зелёный изумруд. Драко хорошо помнил, как тщательно выбирал это украшение для Астории. Он уже тогда знал, что она станет его женой, и очень хотел, чтобы их совместная жизнь начиналась с чего-то хорошего. Каким бы идиотом он ни был в юности, к браку с Гринграсс он относился серьёзно. Слова Грейнджер нисколько его не утешили. Сын мог чего-то не знать, но раздаривать материнские вещи не имел права. — Мне плевать, чёрт побери! Как он посмел?! Этот мелкий гадёныш! Я не спущу ему с рук… Это слишком! — Драко повернулся к Гермионе спиной и направил на дверь свою палочку. — Фините! Откройся! Чёрт тебя подери, Грейнджер, скажи мне пароль! — Драко, успокойся! — закричала она. — Или я свяжу тебя! Драко понял, что у него от ярости дрожали руки. Он обернулся: — Грейнджер, лучше не вставай между нами! — Если ты что-то сделаешь сейчас, не подумав, то потеряешь сына навсегда! — убеждала она его. — Да что ты знаешь? Что ты лезешь? — Ты успокоишься, а потом вы поговорите! — настаивала ведьма. — Так будет правильно, ты не должен горячиться, ведь он не сделал ничего плохого! Он, в отличие от тебя, ни на кого не нападал! Она сверлила его укоряющим сердитым взглядом. А Драко снова зверел. Как она могла указывать ему? Да за кого эта ведьма себя принимает? Это было последней каплей. — Грейнджер, у тебя нет детей! — закричал он, сжимая кольцо в кулаке. — Нет! И откуда тебе знать, как надо правильно их воспитывать? Просто открой мне дверь и исчезни из моей жизни! Гермиона тут же побледнела и отпрянула. Она закусила губу и больше не смотрела на него. — Ты совершенно неадекватный. Аmor vincit tenebras, — тихо проговорила она, и замок на двери щёлкнул. — Уходи. Делай, что хочешь. Это твоё право… Она отвернулась, обняв себя за плечи. А Драко выскочил в коридор как ошпаренный. Он дошёл до своей комнаты, схватил тёплую мантию и резкими шагами направился к лестнице. Уже на улице, несколько раз прокрутив разговор с Грейнджер в голове, Малфой вдруг понял, что его так бесило, заставляя выворачиваться наизнанку. Да, Грейнджер не имела детей, но защищала его сына, как настоящая мать. Она заботилась о нём и была с ним предельно доброй и ласковой. Она была Скорпиусу лучшим родителем, чем когда-либо был для него Драко.