Декабрь 1988.
— Так, давайте ещё раз и по порядку: что мы имеем? — Валера устало потер переносицу. — Я уже запутался. Он сидел за столом в большой гостиной Холмогоровых, пока его друзья разбрелись по разным углам комнаты, не смотря на Валеру и друг на друга. — Ты, Малина, ушла из ОДМО… — … но потом вернулась, — продолжила за него Соня, сидя в кресле и скучающе наматывая пряди волос на пальцы. — … и снова ушла, — кивнул Валера. — Вы, — повернулся он к Космосу и Ане, — вы разъехались. — Уже обратно съехались, — поправила друга Аня. — Ладно, хорошо… А разъезжались вы потому, что ты, Аня, попала на Рижский, так? — Так, — ответил за Аню Кос, не дав ей вставить ни слова. — Попала и скрывала от меня это месяц. — Только не начинай опять! Сдержаться и ничего не ответить своей девушке стоило Космосу очень больших усилий. Однако он справился. Отвернувшись к отцовскому стеллажу, он сделал вид, что очень занят изучением корешков книг. — А вот вы, Пчелкины, разошлись и обратно так и не сошлись, верно? — Верно, — сказала Соня. — Ещё бы мы сошлись! — возмутился Витя. Он стоял, прислонившись к балконной двери, недалеко от Ани, которая сидела на окне и грызла яблоко. Валера озадаченно посмотрел на Витю. Потом на Соню. Потом снова на Витю. — Не понял, — мотнул головой он. — Разошлись-не сошлись… Из-за чего разошлись-то? С чего все началось? — С того, что ты этого придурка пятнадцать лет назад к нам в городок притащил! — разозлилась Соня. — За словами следи! Кто кого еще притащил! Сама приперлась, нам с Космосом песчаную крепость разломала. Одни убытки от тебя были с самого начала… — Я серьезно спрашиваю! — Ладно, — махнул рукой Витя, — С чего, спрашиваешь, началось? Ну, с того, что Малиновская от меня правду скрывала Бог знает сколько, когда из этого своего Таллина вернулась. «Расстраивать не хотела!» Ну прям Мать Тереза! А потом ещё и спуталась с этим, лётчиком… Налётчиком, будь он неладен. — Серёжа просто знакомый из Ленинграда! — Так на могиле и напишем! — Прекрати! Валера, помнишь, летом на Алых Парусах я с одним человеком познакомилась? — «Человеком»… — снова влез Витя. — Хахаль. Так и говори. — Ну, помню, — сказал Валера, не обращая внимания на Пчёлу. — Так вот он просто к нам в Москву по делам приехал, я один, всего один раз с ним встретилась, город показать… — Встретилась ты с ним один раз, а с цветами под подъездом он тебя раз пять ждал, — ухмыльнулся Витя. — Герой-любовник недоделанный… — Кос, — Аня подошла к парню, легонько пихая его в бок локтем. — Может, им рты заклеим? — Ага, нахваталась уже на своем Рижском методов? — Перестань ты всё к Рижскому сводить! Это вообще с тебя всё началось… — напомнила Вишня. — И что?! Это повод теперь до полусмерти его бить? — пока на фоне спор начал завязываться и у Ани с Космосом, Соня не спешила прекращать свой с Витей. — Зато больше не придет! — Конечно, не придет, ты ж ему ногу сломал! — Всё, хватит! — Валера встал из-за стола. — У меня сейчас голова взорвется… Съездил я на сборы. Давайте ещё раз, только в подробностях, но без эмоций. Ничего не понимаете? Вот и Валера не может разобраться с той кашей, какую заварили его друзья, пока он уезжал на сборы во Владикавказ. Придется разбираться вместе.***
Октябрь, 1988 год.
— Почему ты не рассказала мне сразу? — Витя находился в квартире Малиновских. Сегодня он пришел пораньше, его пустил Сонин папа, собирающийся на службу. Пчелкин нёс ей букет её любимых белых хризантем, собираясь разбудить девушку таким сюрпризом, а потом отвезти на работу. И только в то утро он совершенно случайно увидел раны на её ногах. Совершенно случайно узнал, что она уже две недели, ровно с того момента, как вернулась, не появляется в ОДМО. В итоге утро выдалось не таким приятным и нежным, каким должно было. Совсем наоборот. — Ты знаешь… когда я приехала, мне хотелось только одного: забыть это всё. И мне казалось, что если не говорить об этом, не поднимать эту тему, то всё действительно забудется, словно сотрется. Сначала мне казалось, что так и есть. Я не думала об этом и не говорила, и ничего словно и не было. В последние дни я уже стала осознавать, что всё это просто самообман, — рассказывала Соня, сидя в кровати. Витя смотрел в окно, отвернувшись от Сони. Белый букет уже небрежно валялся на полу. — А признаваться не собиралась? — кивнул Витя. — Нет, — пожала плечами девушка. — Уже практически всё прошло, а значит, и говорить не имело смысла. Был шанс пропустить эту неприятную сцену и жить дальше, а со своими чувствами я бы как-нибудь разобралась. — Был смысл, Соня. Смысл в доверии. Смысл в том, что когда два человека любят друг друга, они все свои чувства делят пополам, а не «разбираются как-нибудь». Соня молчала. Возможно, Витя был прав. Но отвечать ей ничего не хотелось. — Не надо меня сейчас упрекать ни в чем, пожалуйста. Самое лучшее, что ты мог сделать сейчас, когда узнал это всё, просто понять меня. — А ты возьми и пойми меня! — развернулся он, резко всплеснув руками. — Возьми и пойми! Что я должен думать? Что чувствовать? Может, ты объяснишь мне?! Моя девушка не доверяет мне, скрывает от меня важные события, просто не считает нужным ставить меня в известность! — Слишком много «я» и «меня». Ты эгоист, Витя. — Ты абсолютно такая же. Казалось, что между ними наступило полнейшее молчание. На самом деле, это было не так. В воздухе по-прежнему витали слова «эгоист», «недоверие», «ты такая же», и многие другие, какие успели прозвучать в этой комнате. Они врезались в стены, отталкивались от потолка, возвращались то к Соне, то к Вите. Шумели и прочно въедались в каждый квадратный метр пространства. Позже Соня это очень хорошо ощутила: девушка смотрела на цветы, кинутые в разгаре ссоры на пол, но видела лишь Витю, кричащего и что-то ей доказывающего. Запах его парфюма, оставшийся в квартире, когда самого Пчелкина там уже не было, душил и напоминал о тех мгновениях, когда был совсем рядом и казался самым чудесным, самым манящим ароматом на свете. Это всё было «до». До того, как Витя заметил раны. — Я пойду домой, а ты… — начал было Пчёлкин, но в ту же секунду его взгляд упал на стопку бумаг и конвертов, лежащих на тумбочке у Сониной кровати. — А это что? — Мама вчера вечером с почты принесла. Я разбирала. Витя пристально разглядывал один из пришедших на адрес Малиновских конвертов. Размашистым почерком в строке адреса был указан город Ленинград, улица Торжковская, дом… дом закрывала другая бумага, его номер не было видно. Зато марка. Марка… её-то Витя видел четко. На марке красовался тот самый известный парусник с Алыми Парусами. Воспоминания о прошлогодней поездке, во время которой он был в ссоре с Соней, ударили в голову. Она там познакомилась с парнем… Как его звали? Пчелкин перебирал варианты в голове. Следующая строка, в которой значилось «от кого», сама всё ему подсказала. Отправитель: Литвинников Сергей… — Это тебе письмо? — в пару шагов парень оказался у тумбочки, держа бумагу в руках. — Это от того? Из Ленинграда? Он выхватил её среди всех остальных писем и конвертов, которые пестрили Сониными фотографиями с показа, обращениями к теперь уже известной модели, и прочим. Московские модели, пусть и не выигравшие поездку в Милан, всё равно взяли приз «зрительских симпатий», прославившись на весь Союз. Теперь фото их команды украшали обложки и развороты «Rigas Modes», «Дамский мир», «Модный свет» и многих других. Малиновской посчастливилось, в некоторых изданиях её фотографиям уделили особое внимание. — Да, именно мне. Поэтому положи, пожалуйста. — Опять что-то скрываешь? — хмыкнул он, уже начиная читать текст. — «Дорогая Соня!..» Как мило, «дорогая»! — покачал головой Витя, приторно улыбаясь. — «… надеюсь, ты меня помнишь…». Очень трогательно, ну-ка, что же там дальше? — Отдай мне! — снова прикрикнула Соня, тянясь за бумагой. — «…Недавно видел тебя на показе по телевизору…», бла-бла-бла, о! «… Залюбовался! От тебя было не отвести глаз!», — дальше Витя уже не мог читать в слух. Слишком был увлечен текстом, чтобы ещё и демонстративно злить девушку. С минуту-две он пробегался глазами по словам, пока не дошел до «Буду в Москве в двадцатых числах октября…» и «… до свидания, настоящая звездочка московской моды!». — Ты ведешь себя глупо, — сказала Малиновская. — Зато ты очень умно, «звездочка». Ты действительно хочешь с ним увидеться? Имей этот разговор совсем другое русло, Соня бы сказала правду: нет. Не хочет. Случайное старое знакомство, когда она дала свой адрес этому человеку, не придавая никакого значения действию, не должно было перерасти даже в обычное общение, тем более, куда уж там до дружбы… Но сегодня ситуация была совсем иной. И ей не оставалось никакого другого выбора, кроме как… — Да. Хочу. Витя внимательно на неё посмотрел, после чего вздохнул, покачав головой. — Я понял. Ну, тогда, до свидания. До вашего с ним скорого свидания. Пока. Витя ушел тихо. Так же, как и пришел. Только между этим приходом и уходом была колоссальная разница и тяжелый разговор. В квартире осталась одна Соня. И растрепанные цветы, каждым лепестком напоминающие ей все детали разговора.***
— Ну, с вами мы разобрались, — вздохнул Валера. — Нет, не до конца ещё, конечно. Но об этом позже. Теперь вы, — Филатов корпусом развернулся к Ане и Космосу. — А что мы? У нас все хорошо, — заверил Кос, усмехаясь. — Всё да не все. Аня, ты каким ветром оказалась в этой мутной истории с Рижским? Вишневская вздохнула. — Ладно. Расскажу. Только не надо мне нотации читать, ладно? Тут есть уже один…***
Октябрь, 1988.
— Нет, ну это так несправедливо! Сама посуди, ты в Доме Моделей зарабатываешь, Валера на своих этих боях какую-никакую копейку получает парни, ну… парни тоже работу имеют. А я? А мне-то что делать? — страдала Вишневская, рассказывая это всё Соне. Девочки сидели в беседке во дворе. Вишня курила уже вторую сигарету за полчаса, без остановки разглагольствуя о такой нелегкой жизни. Соня по большей части молчала, смотря в пасмурное осеннее небо. Рядом стоял магнитофон, который не так давно притащили Витя с Космосом. Агрегат так и кочевал из гаража в беседку, из беседки в квартиры, из квартир снова в гараж, и так по кругу. Сейчас из него раздавался голос Боярского, так кстати поющего «Листья жгут». После ссоры с Витей прошло всего-ничего, и чуть ли не в каждой строчке Соне что-то, да откликалось.Листья напрасно жжем. Разве виновна в том, Что сберегла листва те слова, те слова… Стыдно листву казнить, если устав любить, Кто-нибудь, может быть, вдруг хотел все забыть.
— Вот решила я пойти, попробовать картины свои продавать, — Аня вспомнила, как накануне несколько дней подряд торговала своим творчеством у метро. — Но потом решила, что искусство бесценно! И свернула всю торговлю. — Никто не купил? — спросила Соня. — Нет, — призналась Аня. — Наш народ далек от прекрасного! Не хотят и не надо. — Не расстраивайся, Ань, — сочувственно сказала Соня. — У тебя же есть Кос, а у него есть деньги. Всё под контролем. — Мне свои зарабатывать хочется! И вообще, не могу я больше в этой квартире жить… — А что не так? — Всё, что по имени «Надя» — всё не так! Я придушу эту женщину, клянусь тебе, придушу! Как они все с ней живут столько лет… Вот, например, за одну только прошлую неделю, чего только не было…***
Понедельник — Кос! — раздалось на всю квартиру одним ранним октябрьским утром. — Чего, Анют? — парень вышел из ванной с полотенцем на шее, застав девушку в, по всей видимости, не самом лучшем расположении духа. — Я оставила пять сырников здесь, — она кивнула на пустую сковородку. — Ну? — Что «ну»? Где они все? — А я откуда знаю? — Ты же завтракать оставался! — Ну да! И съел два. Три тебе оставил… — Ну их же тут нет! На кухне появилась Надя. Втиснувшись, как бы невзначай, между Аней и Космосом, женщина взяла кружку чая со стола, и как ни в чем не бывало, ушла обратно, провожаемая одинаковыми взглядами пары. — Ой, Ань, это что, для тебя сырники были? — она всё-таки остановилась перед выходом из комнаты. — Бинго. — Ну прости, не знала. Вкусные, кстати, были, спасибо. — Не обляпайся, — пробурчала Аня, кидая лопатку на стол. — Что? — возмущенно переспросила Надя. — Приятного, говорю! — крикнула Аня в ответ.***
Среда Вишневская стояла в ванной, озадаченно смотря на две вещи в своих руках: маленькая маечка грязно-розового цвета и мини-юбка. Очень-очень мини-юбка. Как её назвал Космос: микро-юбочка. Проблема в том, что маленькая розовая майка раньше была белой футболкой, а мини-юбка — красной юбкой до колена. — Как она до сорока лет дожила, а вещи стирать не научилась? — Кос почесал затылок, смотря на одежду в руках девушки. — Она специально. Она точно специально. Я её убью. — Не говори ерунды! Ну как она могла сделать это специально?! — Она так бесилась, когда дядя Юра из командировки во Владивостоке мне эту юбку привез, а ей ничего, конечно же, она специально! Холмогоров вздохнул. — Я поговорю с ней, Ань. — Ты мне уже который раз это обещаешь! Дай пройти, — Анька пихнула Коса, заодно сунула ему в руки испорченную одежду. — Можешь выкинуть.***
Пятница Сегодня все Холмогоровы собрались за ужином в большой гостиной. Обычно ужинали на кухне и крайне редко вместе: Надя готовила только на одну себя-любимую, так как питалась «диетически правильной едой», Аня ужинала, когда на кухне не было Надьки, Кос возвращался со своего Рижского, часто говоря, что «не голоден, ел в Метле». Ну, а Юрий Ростиславович, в ночи возвращаясь из института, тоже не ужинал, а сразу ложился спать. Так и жили. Но сегодня, видимо, над домом астро-физика звезды сошлись по всем законам Кеплера, и семейство собралось вместе. — Ужин сегодня готовила Наденька, — тепло сказал глава семейства, кладя руки на плечи супруги. Та неправдоподобно улыбнулась, кивая. — Да-да, весь день убила на это… — На салатик? — фыркнула Аня. — Ань, — тихо одернул девушку Космос, та лишь повела плечами, как ни в чем не бывало. — Этот салатик, если хочешь знать, я пробовала в Австрии, и приготовила его точь-в-точь по тому рецепту. Это древний, вкуснейший рецепт салата с черносливом, яблоком, твердым сыром… — Надя описывала и описывала свое блюдо, словно самый изысканный кулинар шедевр, пока все остальные пытались этим давиться и делать вид, что всё действительно очень вкусно. — И с грецким орехом? — спросила Аня, стремительно краснея. — Верно, — довольно кивнула Надя, — видите, все угадыв… — У меня аллергия на грецкие орехи, — Вишня, кашляя и вскакивая из-за стола, перебила Надю. — Я же предупреждал тебя! — крикнул Космос на мачеху, кидаясь за девушкой. — Надя… — Юрий покачал головой, вздыхая. — Ни о чём он меня не предупреждал! Всё врёт!***
Воскресенье — Я только что помыла полы! — Вишня, как ураган, вылетела из своей комнаты, вихрем пронесясь по коридору. — Кто уже натоптал? Действительно, на паркете, который Аня закончила мыть десять минут назад, уже успели образоваться какие-то пятна грязи. — Чьих ног дело, я говорю? Из всего семейства Холмогоровых дома были только Космос и Надя. Почему-то Ане думалось именно на парня. Однако… — Не шуми, — послышалось с кухни, — ну я прошлась, и что? В кухне стояла Надя. Она, будучи в уличной одежде и обуви, делала жадные глотки воды. — Ты почему в грязной обуви на кухню зашла? — Вишневская так и замерла в дверном проеме, увидев открывшуюся картину. — Я заскочила на минутку всего, меня подруга внизу в машине ждет. Не раздеваться же ради стакана газировки. — А мыть это кто теперь заново будет? Я полдня корячилась! — Ну, ты же ещё воду не вылила, правильно? Будь добра, протри… — Ага, не вылила… — тихо проговорила Аня, — пока ещё… — она взяла в руки ведро с водой. — А вот теперь, — Вишня вернулась на кухню. Выдохнула. И-и-и… — А теперь вылила. — Дрянь! — завопила Надя на всю квартиру, так и замерев, облитая грязной водой с ног до головы. Аня могла расти. Могла меняться. Могла взрослеть. Но не изменять этой привычке в своем характере: отвечать на обиду молниеносно. Не всегда адекватно, не всегда разумно, но мстить за себя тут же и сразу. — Счастливо оставаться, — сказала девушка, снимая плащ с вешалки в прихожей. Бедный Космос опять не успел понять, что там произошло. Он вообще лежал и слушал C. C. Catch, когда услышал вопли Нади и хлопок двери.***
— Короче, ушла я вчера из их дома. — Как ушла? — тут же всполошилась Соня. — А почему я только сейчас узнала? А где ты ночевала? А Космос что? — Вот наседка, — засмеялась Аня. — Отвечаю по порядку: вот так, взяла и гордо ушла. Узнала ты только сейчас потому, что вчера я к тебе приходила, а тебя не было дома. Ночевала у себя дома, бабушка все равно уехала к сестре в Балашиху. Когда вернется, не знаю, но живу пока там. Космос приходил, мы не в ссоре. Это там он, дома перессорился со всеми. Отец Надьку защищает, Надька себя саму, Космос меня. Но уходить он оттуда все равно не хочет. Сказал, что «лучше с ними, чем с Калерией у нас дома». — Ну и дела. Но ты ко мне иди, если что, хорошо? Когда такое было, чтобы ты из дома уходила и не ко мне шла… — А где ты была вчера, кстати? — Заявление в ОДМО о возвращении писала… — Что?! — вскочила Аня. — Ты вернуться туда решила? В этот змеюшник? О том, что произошло в Таллине, и о том, что Соня уже больше двух недель не ходит на работу, ребята узнали от Вити. Никто с Соней эту тему старался не поднимать, не показывать, что обо всем знают. В отличие от Вити они её позицию поняли: хотела бы, чтобы знали — рассказала бы. Но тут уже Аня молчать не могла. — А что такого? Никакой это не змеюшник. Кроме Маши никто мне ничего плохого не делал. А Машка по заслугам получила. Больше там не работает. Я-то без работы не могу, понимаешь? — Что тут не мочь?! С такой работы бежать надо, не оглядываясь. А ты!.. — Некуда мне бежать, Ань. У меня карьера только-только в рост пошла. Не сворачивать же это всё… — Ну не знаю, Сонь, не знаю…***
Декабрь, 1988
— Ну хорошо, почему вы с Космосом разъехались — я понял, — кивнул Валера. — Почему ты, Соня, из Дома Моделей ушла, а потом вернулась, я тоже понял. Но как ты, Аня, всё-таки на Рижский-то попала? — Ну ты слушай, а не перебивай, и поймешь, — сказала Вишневская. За окном уже темнело. Начинала завывать вьюга. Незаметно для себя, ребята, до этого рассредоточившиеся по комнате, как-то все стянулись за один общий стол. А Космос, незаметно для остальных, достал припасенную для подобных случаев бутылку вина…***
Октябрь, 1988
Прошло ещё несколько дней после того, как Аня ушла из дома Холмогоровых в свой родной, а после и к Соне. Ещё несколько дней, после того, как Соня вернулась на работу. Всё, кажется, возвращалось к прежней жизни. Парни на Рижском, Соня в Доме Моделей, Валера, как обычно, на соревнованиях… Но что-то всё-таки было не так. И речь шла не только о Пчёлкиных, которые по-прежнему были не вместе. Случилось что-то новое и совершенно непривычное. Аня. Дело было в ней. И в том, что на Рижском теперь были не только парни. Как-то Соне понадобились старые журналы с модными вырезками. Хранились они в их общем гараже. Облазив все ящики, девушка так ничего и не нашла. Может, стопку закинули на шкаф? Она внимательно посмотрела на поверхность шкафа, который Кос притащил неведомо откуда, когда гараж только-только «заселяли» полтора года назад. Наверху стояли только всякие сумки… — Это ещё что? — сказала Малиновская вслух, смотря на ряд клетчатых упаковок, явно чем-то набитых. Шла Соня за журналами, а в итоге нашла кучу тряпья, распиханного по этим авоськам… Джинсы, кожаные куртки, рубашки… Недолго смотря на это добро, Малина убрала всё обратно, закрыла гараж и, погруженная в свои мысли, побрела домой. Думать-то, честно говоря, особо было не о чем. Она прекрасно знала, что это фарцовка. И парочку спекулянтов, живущих с ней по соседству, она тоже прекрасно знала. Но зачем тащить вещи в гараж? Никогда такого не было, а здесь раз и… всё заставлено. Девушка зашла в подъезд, и не успела она подойти к лифту, как услышала за спиной шаги. Без труда определив, что это спускается Космос, она уже обернулась к другу, собираясь с ходу спросить про вещи, но всё испортил Витя, так некстати появившейся за спиной Холмогорова. — Салют, — Космос кивнул подруге. — Привет, — ответила девушка, — Космос, — добавила она и тем самым сделала акцент на том, что здоровается только с Косом. — А со мной уже здороваться не надо? — удивился Пчелкин. — Тебе надо, ты и здоровайся, — только и сказала Соня, заходя в лифт. Всё-таки хорошо, что девушка ничего не успела сказать Космосу по поводу вещей в гараже… — Ань! Ты дома? — с порога спросила Соня, заходя в квартиру. — Ага, — послышалось с кухни. — Ты представляешь, — рассказывала девушка, разуваясь, — парни натащили своей фарцовки в наш гараж! И вообще, я, конечно, в тонкости их хулиганства и прозябания жизни не вдавалась, но они же рэкетом промышляют на этом своем рынке, почти не спекулируют вещами. Более того, Космос, вон, недавно говорил, что Парафин их им вообще всю лавочку с фарцой свернул, больше они им не занимаются… Ничего не понимаю. Сначала ответом Вишневской была лишь тишина. Дождавшись, пока Соня помоет руки, выйдет из ванной, поищет на кухне, чем перекусить, и, наконец, усядется в кресло, Аня начала говорить. — Не Парафин, а Парамон… — исправила Вишня подругу. — И… это не их вещи. — А чьи? — не поняла Соня. — Дедушки Ленина джинсики Levi’s и Montana? — Мои, — вдруг резко сказала Аня. Малиновская закашлялась, подавившись грушей. — Что? — Я расскажу всё тебе, только пообещай пока ничего не говорить парням. Так Аня и посвятила Соню в историю, в которой она всё-таки обратилась за помощью к Парамону. Он ведь ей какое-то время назад свой номер дал, сказал обращаться, если помочь чем надо будет. Вот она и обратилась. — Ты сумасшедшая! Ты куда вляпалась?! Тебе зачем такая работа нужна? — А ты мне что говорила совсем недавно?! Разве ты меня не понимаешь? — Не сравнивай, у меня работа легальная! А твоя — опасная, Аня! Незаконная! — Не гунди, Малиновская, я тебя умоляю! Ничего опасного, я и на Рижском-то почти не бываю. У нас точки не там. — «Точки»… — вдохнула Соня, качая головой. — Только Космосу ничего не говори. И Вите. — Я с ним вообще не разговариваю, что я ему скажу? Только сама спалишься. Точно спалишься, я тебя уверяю. Вы теперь на одного человека работаете. И практически в одном месте. — Ничего я не спалюсь. Потом всё расскажу, как дело прям пойдет. А пока ещё и говорить особо не о чем. Я только-только товар получила. — Ох, Аня… — Не охай, я тебе такие джинсы принесу, закачаешься! — Вишневская!***
— То есть ты, Аня, решила, что никто тебе лучше, чем этот ваш… как его? — Парамон, — с готовностью ответила девушка. — Лучше, чем этот ваш Парамон, не поможет? — Верно. Кто-то, когда слышал о работе фарцовщика, фукал, ойкал, отмахивался. А Аня Вишневская, по её собственным словам, «ничего против не имела». Ей это даже нравилось. Таскай себе красивые шмотки, да таскай. Не всегда это, конечно, проходило безопасно и законно, но, может, так даже лучше? Ане нравилось всё, что могло обеспечить приключения. Беги от таких «приключений», Анечка. — Замечательно ты придумала, — кивнул Фил, — а как ты, Космос, в конце концов обо всём узнал? — О, отличный вопрос! Да, Малин? — Не надо опять начинать! Аня, я теперь понимаю, почему ты тогда от Холмогоровых съехала, это же невозможно — гундёж такой целыми днями слушать! — А я понимаю, — вмешался Витя, — почему ты, Аня, и с Малиновской не смогла ужиться! Это же, наверное, трудно, жить с человеком, который всё скрывает… — А я ничего не понимаю! — возмутился Валера. — Фил, тут всё предельно просто, — махнул рукой Кос, — знаешь, как в песне поется? «Если друг оказался вдруг, и не друг, и не враг, а — так!..» — Это я-то «так»? Ну, спасибо, друг! — воскликнула Соня. — Обращайся, подруга! Месяц, целый месяц ничего мне не говорить! Знать и молчать! — А у неё это, — Витя чиркнул спичкой у сигареты, — в порядке вещей, ты не понял ещё? У них, у девчонок, это вообще, кажется, врожденно. Партизанский ген. — Да завязывайте! — успокоила всех Аня. — Мы Валере просто обзорно рассказываем, как у нас два месяца прошли без него, а не реконструкцию событий делаем, — девушка посмотрела на Валеру, — это они так тебе пытаются в красках не то, что рассказать, скорее, показать, как всё было, когда они о моей… новой работе узнали.***
Ноябрь, 1988
Случилось всё в один ноябрьский день, когда вдарили первые морозы, даже снежок выпал, правда, практически незаметный. Из пункта «А» на Рижский выехал автомобиль с двумя пассажирами. Пассажиры пили пиво и громко смеялись, писклявыми голосами подпевая Сандре. Время от времени травили пошлые анекдоты и снова смеялись. Из пункта «Б» в тоже самое место назначения отправился второй автомобиль, в котором также ехали два человека. Вели они себя куда адекватнее, чем прошлые двое. В их авто приглушенно доносились песни Аквариума на кассете и разговоры о ближайших и дальнейших «бизнес»-планах. Суть задачи предельно проста: понять, когда обе машины пересекутся. Руль «Восьмерки» уверенно сжимали крепкие мужские руки. Пума, один из наиболее приближенных Парамона, вез Аню на Рижский. Сегодня был один из тех редких случаев, когда Ане надо было там появиться. — Ну, не знаю, Вишня, как и сколько ты собираешься скрывать это от Космоса… — Как можно дольше. Узнает — голову мне открутит. — Ты уверена, что его сегодня здесь нет? — Уверена. Он утром сказал, что им с Пчёлой в Люберцы смотаться надо. Ответ на заданную задачу возник сам собой ровно после этих слов Ани. Стоило Пуме припарковаться у рынка, как с ними поравнялся и остановился на парковочном месте тот самый автомобиль. Немая сцена: Аня и Космос, открывающие одновременно двери своих машин и сталкивающиеся лоб-в-лоб. — Ты что здесь делаешь?! — Вишневская смотрела во все глаза на парня. — Хороший вопрос, только это мой! — ответил Холмогоров. — Здорово, — Витя, выйдя из машины, махнул Пуме. — И тебе не хворать, — шмыгнул носом парень. — Ну… Как Люберцы? — Стоят, — сказал Космос. — Как интересно получается… Аня, не хочешь объясниться? — А я предупреждал, — послышался голос Пумы.***
— Вот так, собственно, Космос и узнал, — подвела итог Вишня. Её спокойный рассказ, лишенный всяческих упреков и нравоучений, от которых, признаться, уже устали все, подействовал на ребят положительно. Кажется, будет идеально, если всё таким и останется: пусть все просто сидят, молчат, и под чей-то монотонный рассказ попивают вино. Но далеко не все так просто: Валера ведь ещё не до конца узнал ту часть истории, в какой фигурировал тот самый «гость из Ленинграда». Нить повествования дотянулась до Сони.***
Конец октября, 1988
Малиновская смотрелась в зеркало: светлое трикотажное платье, твидовое пальто, белые сапожки… Длинные светлые волосы были завиты на бигуди накануне ночью. Прям девочка с картинки. Улыбку бы ещё ей, этой девочке. И было бы отлично. До встречи с Сережей в Сокольниках оставалось примерно полчаса. Но она ещё не вышла из дома. Не хотелось, не тянуло. Она невольно вспомнила, как больше полутора лет назад часами крутилась у этого зеркала, трясясь над каждой прядью волос, над каждой складкой на плиссированной юбке, когда готовилась к встречам с Витей. Фантомный трепет и волнение охватили её, словно она наяву переносилась в то время. Но реальность накрыла её своими холодными волнами без всякого предупреждения, возвращая к себе. Ей уже не семнадцать. Витя не ждет её во дворе с букетом нагло наломанной сирени. Никаких «бабочек», какие должны быть, судя по рассказам всех влюбленных и по её собственному опыту, не пролетало даже близко. — И зачем я это делаю? — сказала она в пустоту, беря сумочку с тумбочки и выключая свет в коридоре. Путь до парка был недолгим, как и всегда. Соня шла по тому же маршруту, каким пользовалась всю свою сознательную жизнь: тот же сквер, та же автобусная остановка, то же метро, и ровно те же три минуты пешком до парка от станции. Они с Витей считали. Когда-то. Сейчас, всё это, почему-то, было не таким, как раньше. Чужое, словно незнакомое. — Здравствуй, — девушка улыбнулась, со спины подойдя к Сереже. Парень, приехавший на сорок минут раньше назначенного времени, не ожидал услышать голос опоздавшей Сони именно в тот момент, когда он от нечего делать пересчитывал скамейки, тянущиеся рядами по парку. — Ой! Привет! — ярко улыбнулся он, протягивая Малиновской букет из астр. — Спасибо, — кивнула она, принимая подарок. — Пойдем? — Пойдем! Я, честно говоря, не знаю куда здесь… — Я поведу. За беседой и смехом вечер пролетел довольно быстро, настроение у Сони стало пусть и немного, но лучше. — Сейчас поймаю такси… — сказал Сережа, когда они выходили из парка. Он чуть отошел от девушки к припаркованным в ряд машинам. Малиновская мысленно усмехнулась про себя: «Наивный… Субботним вечером отсюда так просто не уедешь…» — Соня, пойдем! Она не поверила своим словам, когда услышала эту фразу так скоро. Что ж, ему всё-таки удалось договориться… Ну ладно. Дальше она была удивлена, когда он назвал таксисту её точный адрес, словно специально заучивал. Спустя время муторный путь до дома по широким московским трассам был закончен. Девушка снова оказалась во дворе родного дома. — Ну, за то, что, так сказать, проводил, спасибо… И за цветы. И за вечер. На чай не приглашаю… не прибрано, — прощалась Соня. — Было приятно с тобой… — Пойдем завтра в кино? — перебил Соню Сережа, прежде, чем она навсегда бы с ним распрощалась. Вдруг послышался чей-то кашель. Соня обернулась и подняла взгляд вверх. На одном из общих балконов курил Витя, пристально смотря на воркующую парочку. — Я не думаю, что смогу завтра. — А послезавтра? — настойчиво продолжал парень. — И послезавтра тоже… не думаю. — Ну, может, дня через два сможешь, — совсем не спрашивая, а утверждая, заявил парень. — Ну ладно! До встречи, — кивнул молодой человек прежде, чем снова сесть обратно в такси. А Соня, в свою очередь, прежде, чем зайти в подъезд, ещё раз посмотрела наверх, где пару минут назад курил Пчёлкин. Только сейчас его уже почему-то там не было. Воскресное утро, так поздно начавшееся в квартире Малиновских, в которой сейчас были только Соня с Аней (Вишневская по-прежнему обитала у подруги), быстро превратилось в очередные приключения. Октябрьское солнце — явление редкое, похожее на привет от давно прошедшего лета. Девочки решили устроить себе завтрак, по времени уже походящий на обед, на свежем воздухе: вышли на балкон с кружками чая. — Соня! Прячься! — предупредила Аня, увидев, что у подъезда её уже кое-кто поджидает. Малиновская, не успев разобраться, в чём дело, оперативно пригнулась. — Что там? — Не что, а кто, — кивнула Аня, — Серега твой. — Никакой он не мой… Спроси, что ему надо? — прошептала Соня. — Эй, — присвистнула Аня, — молодой человек, а ты Соню ждешь? — Ага, — послышалось снизу. — Да ты не жди. Она… по делам уехала. — А когда вернется? — Завтра! — снова крикнула Аня вниз. — Аня! Говори, что позже… В конце недели! Но было уже поздно. — Ну ладно, завтра, значит, зайду, — кивнул Сережа, положив новый букет, на этот раз, из гвоздик, на скамью у дома. — Спасибо, пока! — Пока… — сказала Аня, проводив его взглядом. — Вылезай, ушёл. — Ну вот пристал, как банный лист… Продолжались Серёжины приходы ещё несколько дней, на каждый из них ему Аня заявляла, что Сони нет. Но в один из дней, точнее, вечеров, Малиновская, всё-таки, решила спуститься к парню и всё ему объяснить. Пчёлкин её опередил… Малиновская открыла дверь подъезда, идя к уже улыбающемуся во все тридцать два Сереже. Но довольно быстро кто-то нагнал её со спины, кладя руку на плечо, силой чуть отодвигая назад. — Подожди, — рыкнул Пчёлкин, — ну чё ты сюда прешься-то всё, а? Что тебе надо? — Ты вообще кто? — удивился Сережа. — Я кто? Первый удар. Соня зажмурилась. — Вот я кто! — Витя! — крикнула Соня, но он полностью её проигнорировал. — Придурок, — Серёжа пошатнулся. — Неправильный ответ, — ещё удар, — всё еще непонятно, кто я? Не теряясь, Сережа кинулся в ответ на Витю, повалившись вместе с ним на землю. — Прекратите! — Ну ты давай, давай, отвечай! — сквозь ругань и прочие звуки, Витя продолжал допытывать парня. — Понял, кто я? Или нет?! В дверях появился Космос, следом за ним — едва успевающая застегнуть кофту Аня. — Брейк, пацаны! — Холмогоров принялся их растаскивать. — Ну всё! Всё! Когда дерущиеся были разведены по разным сторонам «ринга», один из которых уже ожидал свою карету, которая любезно бы доставила его в травмпункт, а другой сплевывал кровь, девочки, наконец, ушли домой. Чтобы возвысить шкалу эмоций в тот вечер до максимума, девчонки организовали совершенно женские посиделки на кухне со всем сопутствующим. К компании прибавилась Марина Александровна, вернувшаяся с работы. Так они и сидели до полуночи, сетуя на нелогичность и «обезьяноподобность», как выразилась Соня, некоторых мужчин. Но все эти детали в своем рассказе, Малиновская, конечно же, опустила.***
Декабрь, 1988
— Ну вы тут и завернули… Я такими темпами опять начну курить. — Ну, — кивнул Витя, — понял хоть что-нибудь? — Честно? — спросил Филатов. — Ни черта. А это ведь мы ещё даже Сашке письмо не сели писать… В комнате снова повисла тишина. Со стороны они были похожи на Рыцарей Круглого Стола… а то и на второй съезд РСДРП. Тут тебе и Ленин, в лице Вити, и Плеханов, в лице Сони, прожигающие друг друга взглядами. — Ладно, — вдруг нарушил тишину Валера, — допустим… допустим, — повторил он, — определенную часть из всего этого рассказа я понял. Один, всего один-единственный последний вопрос, и я к Томке, иначе с ума сойду. Соня, — обратился он, — из-за чего ты в первый раз ушла — мы выяснили. Почему позже ты вернулась — тоже поняли. Но ты сказала, что снова ушла? Так ведь? — Так, — кивнула девушка. — Почему? Недавняя сцена в кабинете у начальства ОДМО возникла у Малиновской перед глазами.***
Ноябрь, 1988
— Вызывали, Маргарита Сергеевна? — девушка появилась в кабинете руководительницы. — Ну зачем же так официально… — Маргарита стряхнула пепел с сигареты в пепельницу и, поправив прическу, внимательно посмотрела на Соню. — Просто попросила зайти. Ты ведь помнишь, — начала она, не ходя вокруг да около, — ровно год назад тебя на показе приметила Романовская? Тебя и Казакову. — Забудешь такое… — Она дала нам год, как ты тоже помнишь. Год на то, чтобы засветиться здесь, в Москве, хотя тебе удалось и на весь союз показаться… Год прошел. И если изначально выбор стоял между тобой и Казаковой, то сейчас, с её увольнением, всё становится куда проще. — К чему вы ведете, Маргарита Сергеевна? — спросила Соня, и так уже всё понимая. — Я лишь хочу сказать, что если ты хочешь… — слова женщине давались с явным трудом. — Если ты хочешь перейти в агентство Романовской в Хельсинки… Я не буду тебя держать. Ей, конечно, по-прежнему интересны вы обе, и не имеет значения, работает сейчас у нас Маша или нет… Но если ты захочешь, я выдвину именно твою кандидатуру. Маргарита Сергеевна смотрела на модель, сидящую перед собой, и твёрдо понимала: как ни крути, а отпустить её придется. Она только что дала ей полную свободу, и прекрасно понимала, что ни одна молодая девчонка не опустит такой шанс. — Вы хотите от меня незамедлительного ответа? — спросила Соня, переваривая услышанное. — Нет, ни в коем случае не тороплю… Думай до… скажем… — она посмотрела на календарь. — Нового года. Раньше него я тебя всё равно не отпущу. А там… встретимся после январских праздников и поговорим. — Я поняла вас, — спокойно ответила Малиновская. — До свидания, — девушка быстро ретировалась из кабинета. Как только она оказалось за дверью, то тут же прижалась спиной к холодной стене, прерывисто дыша. От прежнего напускного спокойствия не осталось и следа. Голова шла кругом… Осознание того, что сейчас она стоит, быть может, на главном перепутье в своей жизни, пытаясь решить, по какой дорожке пойти, не просто ударяло, а безжалостно било…***
— Эй, — позвал Космос, — Валер, проверь, она живая вообще, нет? — Малин, ты о чём так задумалась? Ты с нами или в астрале уже где-то? — А? — опомнилась Соня, смотря на непонятливая лица друзей. — А… да-да, с вами. Ушла я, Валер, — она глубоко вздохнула, собираясь всё рассказать, — потому что… потому что поняла, что не готова ещё снова начать работать. Как-то таллинский показ многое поменял, знаете ли. Нет. Определенно ещё не время ничего говорить. Пока сама ничего не решила, будет молчать… Опять.