Сентябрь, 1988
Соня, натянув одеяло до подбородка, лежала в своей комнате, в любимой кровати. Лежала и думала о том, что такое дом. И, в конце концов, пришла к такому заключению: для неё «дом» это и состояние души, которое она испытывает, например, находясь в компании друзей или в объятиях Пчёлкина, и, непосредственно, что-то физическое, а именно — родная комната. Стены, в которых она выросла, действовали успокаивающе, покидать их совершенно не хотелось. Но придется: сегодня первая рабочая командировка. Первый заграничный показ! Подумать только… Часы показывали четыре часа утра. Накануне девушка легла в девять вечера, чтобы выспаться, но так и не уснула, слишком уж был силен мандраж от предстоящей поездки. Рейс Москва-Таллин отбывал из Домодедово в девять утра. У ОДМО надо быть в половину седьмого. Немалых размеров красный чемодан стоял у порога двери в коридоре и ожидал начала путешествия. — Похоже, я становлюсь такой же, как и мои родители, — вслух произнесла она, думая о маме с папой, которые на работе проводили значительную часть времени своей жизни и бывали на ней чаще, чем дома. — Однако, мне это даже нравится… Уже сама с собой разговариваю, — мотнула головой она, спуская ноги на холодный пол и отправляясь в ванную.***
— Документы взяла? — спросил Витя, провожая Малиновскую. — Взяла, Вить, — сказала Соня, отвечая на этот вопрос уже пятый раз за сегодняшнее утро. — А аптечку? — Взяла, только что со мной может случиться? — усмехнулась она. — Всё, что угодно. Долетишь — позвони сразу же! — Ну, спасибо, оптимист. Позвоню, конечно, позвоню… ну, всё, пока, таксист уже заждался, — она мельком взглянула на мужчину, который никак не мог дождаться, когда же эти двое наконец простятся. — Давай, удачи, — Витя, крепко взяв её за плечи и поцеловав, наконец, отпустил. — Пока, — ещё раз махнула она ему рукой и уселась в желтую машину, простучав сапожками по двору. Машина тронулась с места, и Витя, докуривая и крепче кутаясь в ветровку, ещё некоторое время смотрел ей вслед, прежде чем зайти в подъезд. Над Москвой сгущался туман и дул уже отчетливо осенний ветер, закруживая опавшую листву в свои вихри. Витя бросил окурок в лужу, и, притоптав его носком ботинка, зашел обратно в подъезд.***
— Проводил? — спросила Аня, когда через несколько часов после отъезда Сони проснулись и все остальные. Ребята собрались в квартире Холмогоровых. Пожарили омлет на всех, и, уныло ковыряя его вилкой, все, как один, то вздыхали, то скучающе смотрели в окно. Осенняя апатия, что ли? — Проводил. Уже летит, — добавил Витя, посмотрев на часы. — А долго лететь? — поинтересовалась Аня. — Не, два часа, — сказал Космос, — я летал с папой в детстве. — Какие планы у кого на сегодня? — спросил Валера, решив разбавить появившееся спустя время молчание. Витя с Космосом бегло переглянулись, и Космос сказал: — Нам на Рижский сегодня надо. — А можно мне с вами? — вдруг спросила Аня. — Чего? — бедный Холмогоров аж закашлялся. — Ну, а что такого? Интересно посмотреть на ваш обитель изнутри. — Нечего там смотреть. Не надо тебе туда, — снова сказал Кос. — Да ладно, Кос, пусть прокатится, — пожал плечами Витя, — и правда: что такого-то? — Так! Слушай, ты вообще не командуй. Нет — и точка. — Это ты не командуй! — возразила Аня, вставая со своего места. — Я поеду. — Ну тогда уж и я с вами поеду, — вызвался Валера, — интересно, всё-таки, как у вас там что. — Моё мнение тут вообще никто ни во что не ставит… — проворчал Космос.***
Холмогоровская «девятка» плыла по автомобильным рядам под мерный стук дождя по стёклам. Отец свою «Чайку» ему больше не давал, после того как однажды сын-шумахер решил погонять по ночному городу с Пчёлкиным, да и Космос вдруг решил, что «Чайка» — это старомодно, сейчас молодежи кататься на таком не престижно. Вот отцу к дверям института каждое утро прикатывать — это да, это пожалуйста. А Косу по душе была парамоновская «девятка», которую тот любезно одалживал младшему товарищу. Ну, как одалживал, вообще-то Космос просто получал поручение — отогнать на СТО и обратно. Однако Холмогоров трактовал это как: «Бери, дорогой, бери, конечно, катай своих друзей по всей Москве, гоняй по ночам под музыку на полную, можешь даже пиво прям в салоне пить. Только заедь по дороге на техстанцию, если не затруднит…» — Сделай погромче, — сказала Вишня, которая сидела, прислонившись лбом к холодному стеклу. — Ударишься, если машину тряхнет, — Космос наклонился к магнитоле, прибавив звук. Цой что-то пел про то, что дальше действовать будут «они». Вишне такие песни нравились. Да и всем в компании, надо сказать, тоже.Мы хотим видеть дальше, чем окна дома напротив, Мы хотим жить, мы живучи, как кошки, И вот мы пришли заявить о своих правах, да. Слышишь шелест плащей? Это мы!
— Накаркал, — айкнула девушка, отпрянув от окна и потирая ушибленный лоб. Космос улыбнулся, снисходительно смотря на девушку, сидящую на переднем сиденье. Пчёлкин ещё часто возмущался по этому поводу, мол, Аня его место заняла. Раньше ведь переднее пассажирское, настоящее штурманское, ему принадлежало. А с началом отношений у этих двоих Витю подвинули назад.Дальше действовать будем мы!
— Долго нам ещё ехать? — уныло спросил Валера, облокачиваясь щекой на руку. — Я на тренировку хочу ещё успеть. — Сам вызвался, так теперь и не ной, — сказал Витя, закуривая. — Пчёлкин, мать твою! Просил же не курить в салоне! — пробасил Космос, учуяв запах сигарет. — У меня уже сил нет терпеть! Аж зубы сводит… — пожаловался Витя.<right>Мы родились в тесных квартирах новых районов, Мы потеряли невинность в боях за любовь Нам уже стали тесны одежды, Сшитые вами для нас одежды, И вот мы пришли сказать вам о том, что дальше…
</right>***
На Рижском Ане не то, что бы нравилось… И не то, что бы не нравилось. Ей просто было интересно. Всё это оказалось живым и активно функционирующим механизмом. Действительно, тут был целый мир: мир денег, бизнеса в начальных и не самых легальных его проявлениях, мир, который родился в качестве гибрида бушующей перестройки и накрывшей Союз безработицы. Хотя, по идее — это должен был быть просто рынок. Ну, такой, где бабушки деревенским натуральным молоком торгуют и вещи покупатели прям на улице мерят. Когда-то он таким и был, однако многое в последние пару лет переменилось. Здесь целыми компаниями, хотя, наверное, в этом случае уместнее будет сказать «бандами», проходили здоровенные парни в олимпийках. Были мужики и посерьезнее, носили кожанки и пиджаки. Эти представители отдельного круга общества шныряли от палатки к палатке. Одних они крышевали, с других просто деньги трясли, реже — товар забирали. — Так, вы стойте тут, — сказал Пчёла Ане с Валерой, — мы сейчас по делам смотаемся и быстро вернемся. — Мы с вами, — собралась Аня. — Нет! — тут же отказал Кос. Ещё бы! Холмогорову совсем ни к чему было брать девушку с собой. Нечего ей смотреть, как весёлый, добрый Кос превращается в быдловатого хулигана в такие «рабочие» моменты, как тот, который им предстоял. Им с Пчёлкиным надо было нанести кое-какой визит одному торгашу спортивными брюками. — Тут стойте. От машины только не отходите ни на шаг. Около неё, — Космос усмехнулся, — вам точно ни что не грозит. Валера — отвечаешь головой. Парни быстрым и уверенным шагом ушли куда-то вглубь рынка, а Валера с Аней остались около машины, как им и было завещано. Непонятно, за кого парни переживали больше — за машину Парамона или за Аню с Валерой. — Ну, как тебе здесь? — поинтересовалась Вишневская у друга. — Так себе, — ответил он, волчьим взглядом оглядывая всех вокруг. В карих глазах так и читалось: «Только дайте повод». Драться он любил. Это однозначно. А в таких местах, как это, риск заняться любимым делом возрастал до немыслимых показателей. Но вдруг его выражение лица переменилось, потеплело. — О! Серый! Привет! Вишневская покачала головой, удивляясь способности друга находить знакомых, в основном спортсменов, в любом месте города. Даже в таком большом, как Москва. Пока Валера, который «отвечал головой», умотал болтать со старым товарищем, девушка осталась охранять «девятку» в одиночку. Выглядела она внушающе. Опираясь на капот машины, словно своей собственной, девушка из-под тёмных очков разглядывала народ. На голове ярким пятном была повязана красная бандана, в цвет помады на губах, синяя джинсовка дополняла её образ. Хоть Космос ей и говорил, что в дождливый осенний день это — не лучший вариант одежды, слушала ли она его? Конечно, нет. — Мужик, ты что здесь крутишься? — произнесла Вишневская, когда какой-то тип, явно неблагоприятной наружности (рассекающий шрам вдоль левой стороны лица сразу смутил девушку), появился около машины, придирчиво разглядывая авто. Вероятнее всего, это был какой-нибудь алкаш. Невысокий мужик средних лет, одет не очень-то солидно, по меркам местного рынка. Лысый с красным лицом, с красным носом, ещё и шрам этот. Точно бродяга какой-то. — Я? — ухмыльнулся он. «Ещё и пьяный», — решила девушка, смотря на его наглое и насмешливое выражение лица. — Ты! Иди давай отсюда, — шикнула она и снова отвернулась, разглядывая людей дальше. Нужно родиться или без каких-либо навыков самосохранения, или просто Аней Вишневской, чтобы так разговаривать в таком месте, как этот рынок. — Мне идти? — вместо того, чтобы сдвинуться с места, он лишь оперся на другую от Ани сторону капота. — Ты чё, тугой, что ли? Машину не лапай! Сейчас мой парень придет — голову тебе за неё скрутит! Мужчина расхохотался. Это Аню совсем взбесило. Чего он хохочет?! Космос ведь правда ему разок по башке стукнет — и нет мужика! — А кто твой парень? — сквозь смех, спросил незнакомец. Его лицо стало ещё краснее, а на глазах уже проступали слёзы. — Самый главный тут! — заявила Аня, как вдруг по заказу — услышала голос Космоса за спиной. — Аня… — сдавленно и рассеяно произнёс Космос, смотря на эту картину маслом: разгневанная Аня не подпускает Парамона к его же машине. — Парамон, прости, — Холмогоров подлетел к нему, протягивая руку. — Вот, машина в целости и сохранности твоя. — Ну ты самый главный здесь, что ль? — мужчина протянул ему руку в ответ, крепко пожимая. — Привет. Вижу, — он оглядел автомобиль ещё раз, — почему крыло не докрашено? — Где не докрашено? — искренне удивился Космос, кидаясь к машине. — Давай отгоню ещё разок? — Не надо, гонщик. Сам отгоню уже. Пошли, отойдем, погутарим, — кивнул мужчина, отходя чуть в сторону. Космос достал пачку «балканки», протягивая Парамону. — Ты чё, я такое не курю, — сказал он, смотря на сигареты в руках парня, затем достал свою красно-бордовую с золотой надписью «Dunhill International». Взял одну сигарету себе, остальную пачку протянул Космосу. — На, узнай хоть, что такое настоящие сигареты. — Спасибо… — только и успел сказать Кос, как Парамон отмахнулся от него и кивнул на Аню. — Твоя боевая подруга? — Моя, — расплылся в улыбке Холмогоров. — Она… ничего же не сделала? — Не успела, — усмехнулся мужчина, посмотрев на Космоса, — но ещё немного, и вцепилась бы в меня собственноручно. Вот умора-то была бы, — с прищуром усмехнулся мужчина, смотря на Вишню, которая теперь разговаривала с Пчёлкиным и вернувшемся Валерой. — Умора… — повторил Космос, и, кажется, у него начал дёргаться глаз. — Учится? Работает? — Не учится и не работает, — ответил Кос, не сразу поняв, к чему вопрос. — Если что — приводи, подберем работенку. Понравилась мне твоя подруга. Холмогоров тут же перевел взгляд на Парамона, ничего не ответив.***
Рейс с сообщением Москва-Таллин заходил на посадку в аэропорту эстонской столицы. Соня в компании своих коллег активно обсуждала первую предстоящую командировку. Местное время показывало примерно двенадцать часов дня. Начало работы на сегодня было назначено ещё только на пять вечера: репетиция в костюмах. Это означало, что у девушек есть возможность провести весь день за прогулкой по городу. — Какие красивые домики! — Ничего себе, у них тут оживленное движение! Прям как у нас в Москве! — А это что за башня? — Это церковь. — Да нет… Какая церковь? — Так Лютеранская! А ты какую здесь ждала? Весёлое щебатание русских девушек-моделей разносилось по всему салону, пока Маргарита Сергеевна на них не шикнула. За приземлением последовало такси, дорога в отель, заселение. Ничего особенного не происходило… кроме того, что Соне выпало жить с Машей. — Вот эта полка моя, эта, эта, эта, и эта, — произнесла Козакова, укладывая свою блузочку на одну из них, когда Малиновская вышла из душа. — Мне мало только одной полки, — ответила Соня, смотря на единственную оставшуюся. Козакова лишь пожала плечами, и взяв полотенце, скрылась за дверью в ванной. Соня осталась стоять посреди номера, смотря на гору Машиных вещей, которыми она заполонила почти весь шкаф. — Прости, Маша, я случайно, — сказала Малина и «освободила» себе две полки из уже занятых самостоятельно.***
— Ты что наделала? — раздался вопль возмущения, как только Козакова покинула пределы ванной комнаты. — Ничего особенного, — Малина повела плечом, листая журнал. — Кстати, мы уже из-за тебя опаздываем на пять минут, — она поднялась с кресла, откладывая журнал, — нас ждут девочки в холле. Поторопись, — любезно обойдя одну из кофточек Маши, лежащих на полу среди кучи другой одежды, Соня вышла из номера. — Ты уже больше года в модельном и до сих пор не учла, что не стоит доверять конкуренткам настолько, чтобы оставлять свою сценическую обувь на видном месте… — произнесла Козакова, когда за Соней закрылась дверь. Туфли Малиновской, в которых она работала показ, сейчас лежали в коробке на одной из полок. Но месть — это блюдо, которое подают холодным. По соображениям Маши, сейчас не время было начинать осуществлять родившийся минуту назад план. Придется отложить это непосредственно до дня показа. Поэтому девушка, как ни в чём не бывало, принялась одеваться к предстоящей прогулке по городу.***
Таллин восхищал своими маленькими домиками в старой части города. Словно пряничные, они были аккуратные, самых разных цветов — желтые, розовые, нежно-голубые. Мощенные улочки, уходящие то вверх, то вниз (такой уж был рельеф), за каждым поворотом демонстрировали что-то новое. По пятам за моделями следовал фотограф. Не стоило терять не единой возможности провести фотосессию, будь она даже в течении законных часов их отдыха. А более того: эти фото делаются для международной газеты! Поэтому теперь и неясно, фотосессия это во время прогулки или прогулка для фотосессии. Фотограф не уставал делать комплименты всем девушкам, изъясняясь на ломанном английском с эстонским акцентом, но в особенности для Сони сделал несколько её личных портретов, что, несомненно, было очень приятно для Малиновской, и не очень для всех остальных.***
— Работаем, девочки! Сегодня показ! Всё должно быть на высшем уровне! Помните о нашей главной цели всего этого мероприятия! — Марго, как её звали девочки между собой, командовала своими моделями, прогуливаясь мимо репетиционного подиума и куря при этом уже пятую сигарету за час. А главной целью, собственно, было ничто иное, как неделя моды в Милане. Сначала показ внутри Союза: в Таллин съехались девушки со всех пятнадцати республик, и все из них везли свои самые лучшие коллекции, свои самые сильные кадры. Те, кто выигрывали этот показ, отправлялись представлять Союз непосредственно в Милан. А туда, само собой, стремились попасть все…***
Несколько дней спустя Пока в Таллине во всю готовились к грядущему показу, в Москве, тем временем, тоже никто зря штаны не просиживал. Найдя среди ряда московских кабаков «Метелицу», парни открыли для себя новый прекрасный мир. Было принято решение всем дружно отправиться туда, по дороге ещё и Томку прихватив. — Ну вот, а потом я ему и говорю, мол: «Иди сюда! Иди! Что, труханул, да?!» — Космос рассказывал какую-то историю о том, как он отоварил парня на Рижском. Никто толком ничего не понимал из этого удивительного нетрезвого рассказа, кроме того, пожалуй, что Космосу очень нравилось подчеркивать свою храбрость и полнейшее бесстрашие перед лицом лютого врага. Холмогоров выпил ещё рюмку, и речь со всем перестала походить на человеческую. Что-то среднее между обезьяньим и попугайным языком. — А че вы такие кислые? — в завершение тирады спросил он. — Да так, не поверишь, — усмехнулся Витя, смотря на друга. Тома держала Валеру за руку, озираясь по сторонам. Ей такие злачные местечки не нравились, она привыкла к тихим кафе и хорошим ресторанам. — Ну, чего ты? — кивнул Валера, а затем наклонился, чтобы поцеловать девушку в висок. — Да ничего… — Томка, ты же Есенина любишь… — начал Витя. — С чего ты взял? — перебила она. — Все девчонки его любят, — он сказал это с таким странным самодовольством и уверенностью, словно говорил про себя, — так вот представь, что это, — он окинул помещение кабака, — не какая-то забегаловка, а место прямиком из его стихотворений. Хорошо я придумал? — О, да, великий спец по русской классике, — усмехнулась Аня. — Это мы помним. Ещё со времен выпускного. — А что! Могу повторить, — встрепенулся Витя. — Давай не в присутствии дам, — успокоил его Валера. Непринужденную и незамысловатую беседу прервал знакомый смех. Очень знакомый. — Елисеева! — пораженно прошептала Аня, издали завидев Ленку на пороге. Та смеялась, краснея (наверняка над какой-нибудь пошлой шуткой), в компании нескольких парней, один из которых совершенно по-хозяйски обнимал её за талию. — Твою ж дивизию… — присвистнул Космос. — А она почему сейчас не блистает на весь Таллин? Ленка, не сразу распознав источник звука, отскочила как ошпаренная от того парня, который её приобнимал, если так можно выразиться, и поспешила ретироваться из здания. — Соня говорила, что еë не взяли, — бросил Пчëлкин, не отрывая взгляда от того места, где только что мелькнул белый Ленин хвост. — И что это было? — он уже было подорвался со своего места, но Валера быстро его успокоил. — Не надо, не догоняй, — сказал он. — Почему?! — Пчёлкин вспыхнул с пол-оборота. — Она же… она… — от возмущения он не мог подобрать ни слова. — Да вы сами все видели! — А может, сделаем вид, что не видели? — предложила Аня, смотря на по-прежнему остававшихся там тех парней. — Вы чего! — Пчёлкин был уже близок к опасному уровни злости. — Она Сашку обманывает! Кос, скажи же что-нибудь! Пока Космос думал, что-то осмысливал и взвешивал, Витя махнул на них рукой и, сорвавшись с места, бросился прямо к выходу, на того парня, который только-только обнимал Лену. — Ты че с ней рядом крутишься, а? — Пчёлкин налетел на парня, толкая его. — Э-э, Пчëла! — прежде, чем все остальные успели что-то понять, Космос уже кинулся на подмогу к другу. Растаскивать их друг от друга варианта не было. Оставалось ввязаться в драку вслед за Витей, беря на себя второго из спутников Елисеевой. Пропустить мимо себя такую неожиданно завязавшуюся драку Валера не мог, даже при таком обстоятельстве, как присутствие Томы. Поэтому, кинувшись в самую гущу на подмогу друзьям, он принялся махать кулаками направо и налево, так, что прилетало всем, даже иногда своим. Вскоре подоспела и охрана кафе, пришлось им разнимать дерущихся. — Я сейчас на вас милицию вызову! — ругался пожилой дедушка, в чью смену выпали такие буйные посетители. — Вызывай! — огрызнулся Витя, приглаживая растрепавшиеся волосы. Вид у него был воинственный. Настолько воинственный, насколько он может быть у петуха после драки в курятнике. Девочки, Тома и Аня, крутились около своих парней, то и дело, пытаясь самостоятельно обработать их «боевые ранения». — Вот и вызову! Как особо буйные пойдете у меня! — Ну вызывай-вызывай! — продолжал Пчёлкин. Он-то уже вошел во вкус раззадорился. — Я их вообще в первый раз вижу! — горлопанил потерпевший. — Психи! И Ленку вашу мы сегодня первый раз видели! — А лапал ты её так, словно уже далеко не в первый! — отвечал Пчёла. — Твоя мочалка, что ли? — Друга! — рявкнул тот в ответ. — Девушка, — исправился он. Никто не успел ничего понять, как двое снова сцепились, а вскоре и в кафе пожаловал наряд милиции. — Пройдемте с нами, граждане хулиганы, — сказал один из них. — В отделении разберемся. Кто прав, кто виноват. Возможности увернуться не было. Уже попали. Убежать тоже — догонят. Пришлось идти вслед за людьми в форме. — Что, все в милицию едут? — удивилась Тома. — У нас только так, Том, — усмехнулся Валера, качая головой. — За всё отвечаем вместе… — Ты привыкнешь, — Аня, которой уже было совершено не впервой получать за проделки друзей, хлопнула Тому по плечу, вольной походкой следуя к выходу из кабака.***
— Зато все вместе, — шмыгнул Витя носом, когда их впятером запихали в «уазик». — Ага, — кивнула Аня, с притворной улыбкой. — Спасибо, Витя. Устроил нам день мечты. Я, если что, когда на днях сказала, что мы мало времени вместе проводим — немного не то имела ввиду. На очередном крутом повороте, Томка сильнее прижалась к Валере, который в тот момент недовольно смотрел на Витю. Это его стараниями он сейчас девушку любимую в милицейской машине катает. Не будь еë здесь — он бы первым на тех пацанов кинулся. Но пока Тома была рядом, для него всë было по-другому. — А в чём я был не прав? — снова с вызовом спросил он. — Почему вы хотели сделать вид, что ничего, якобы, «не было»? — Да в том, Пчёла, — Космос посмотрел на него, — что нужно не только эмоциями жить, а хоть немного, но голову-то включать. Во-первых, не пойман — не вор… — Не пойман?! Это ты называешь «не пойман»? — перебил парень. — Этого всё равно ещё мало, чтобы в чем-то её обвинять! Мало ли, что там на самом деле было?! И что ты предлагал сделать? Сашке пойти написать? — Космос стыдил Витю, как маленького мальчика. — А ты знаешь, что с парнями бывает, там, в армии, которые узнают, что девушка их не дождалась? — Всё равно это неправильно, — Витя упорно гнул своё, — он там ждёт, скучает, думает, что и она тоже, а она вон — хвостом крутит! — Разберемся, не пори горяку! — приструнил его Валера. — Только Саше ни слова, ни пол-слова! Мы будем наблюдать за Леной, и если нам не показалось, что она ведëт себя не так, как девушка, ждущая солдата из армии, то уже будем решать эту проблему. — Не держи нас за дураков, кто об этом скажет… — сказала Аня, проверяя на прочность решётку на окне. — Соньки не хватает, — сказал Витя, после недолгого молчания. — Да уж, — прыснул Космос, — не хватает. Она, наверное, там, в своем Таллине, многое теряет, не прокатившись на «бобике» здесь. — Вот приедет, мы ей все про твои выкрутасы расскажем, — сказала Аня. — Ябеда, — Витя показал ей язык. — Сам такой, — Вишня показала в ответ. — А я-то че ябеда! Елисеева сама виновата! — Опять начинается, — вздохнула Тома, взглядом обводя тесный салон машины, в котором они тряслись уже минут пятнадцать.