***
— Ты уверен, бао? — папа тяжело вздыхает в динамике, и Сяо Чжань вздыхает вместе с ним. Этот разговор длится достаточно долго, и почти все это время Вэйшен пытается убедить сына в том, что ему нужна поддержка. Причина была до ужаса банальной — Вэйшен хотел приехать к ним на время его родов, чтобы помочь молодым родителям адаптироваться, привыкнуть к появлению нового члена семьи и наладить новый ритм жизни, который теперь будет постоянным для них. Это было разумно. Чертовски разумно. Но Сяо Чжань не хотел. Дело было совершенно не в папе или их отношениях с Ибо. Они успели подружиться и сейчас вполне себе неплохо общались, каждому из них было бы вполне комфортно, но что-то внутри противилось этому. Сяо Чжань не мог объяснить, что именно его смущало, но был уверен только в том, что не хочет делить это время с кем-либо, кроме Ибо. — Пап, все нормально, — он улыбается, зная, что старший омега услышит эту улыбку в его голосе. — Мы справимся сами. А если не справимся, я тут же позвоню тебе, чтобы ты нас спасал. Вэйшен в очередной раз вздыхает. Он пытается понять, честное слово, пытается, но у него так отвратительно плохо получается это. Он понимает, что причина этого, скорее всего, в его собственном опыте. Когда а-Чжань родился, он едва ли мог справиться с этим один, и его собственный папа очень помогал ему. Сейчас он не знает, как бы справился, останься в самом деле один на один с маленьким ребенком, и он очень боялся оставить вот так собственного сына. — Это ваш первый ребенок, и это тяжело, все станет совершенно другим, и с этим нужно будет смириться. Ночи без сна, плач, пеленки... Ты после родов восстановишься не сразу, Ибо придется многое взять на себя — то, что он совершенно не привык делать, — он говорил все это не раз, но Сяо Чжань не переставал стоять на своем. — Ну, пап, правда. Ты ведь знаешь, как ко всему этому относится Ибо, тебе не о чем переживать, — Сяо Чжань тоже повторял это не раз. Он и Ибо — они оба понимают, как изменится их жизнь, и понимают, что все домашние дела лягут на плечи Ибо, а ещё забота о самом омеге и помощь в заботе о ребенке. — Он аккуратист и без меня вполне в состоянии держать дом в чистоте, на крайний случай мы просто наймем горничную, а по поводу готовки — за время беременности он узнал номера доставки, мне кажется, каждого ресторана в Нью-Йорке, — эти вопросы, бытовые, волнуют папу больше всего, но Сяо Чжань даже не думает о них. Возможно, если бы Ибо зарабатывал меньше, все это в самом деле было бы проблемой, но он сорвал чертов джекпот — его альфа вполне себе состоятельный мужчина, который может себе позволить купить то, что не может сделать сам. — К тому же на курсах нам советуют много литературы на тему родов и жизни в первый год. Ибо читает даже больше, чем я. Это не менее важно, чем уборка и готовка. Менять подгузники, кормить, мыть и купать, одевать — это чертовски сложно. Они ни разу не делали этого, но понимают, что первое время им будет тяжело, и все же все это он хочет пройти сам. С самого начала окунуться в жизнь, которая станет для них обыденностью, не полагаться на папу и не ждать, что кто-то придет и спасет его. Он должен научиться распределять свое время и силы сам с самого начала. — Я не сомневаюсь в нем, просто переживаю, — Вэйшен сдается. Это не первая «битва», которую он проиграл, и с каждым поражением приходит осознание, что войну он проиграет тоже. Даже Ибо не посмел согласиться с ним, несмотря на лёгкий страх, оставшийся в альфе после их знакомства. Он все твердил, что если его Чжань-гэ не хочет, значит, так должно быть и они справятся сами. Он тоже чувствовал, что это время они должны провести вдвоем. — Это тяжело, бао, правда тяжело, и это нормально — бояться и не знать, что делать, не справляться. Но я хочу быть уверен, что, если Ибо не справится, это не скажется на тебе и на ваших отношениях, не приведет к разочарованию, или ещё хуже — послеродовой депрессии. Было очень страшно представить своего ребенка без желания продолжать такую жизнь. Ещё страшнее представить его сожаления обо всем, что случилось: сожаление о беременности, о родах, о появлении ребенка. И он искреннее хотел помочь им справиться с этим. Сущий пустяк — помочь с уборкой, приготовить завтрак и ужин, забрать на время ребенка, чтобы они отдохнули, выспались, провели время наедине как пара, а не как родители. Вэйшен переживал. — Если я почувствую, что мы не справляемся, я скажу тебе, правда, — Сяо Чжань прекрасно понимает, что волнует папу, хоть тот ни разу не сказал этого прямо до этого момента, но даже такая откровенность не изменит его решения. — Я тоже переживаю, но я знаю, что Ибо не оставит меня с ребенком один на один, ну разве что кроме тренировок или гонок, и даже здесь он изменил свое расписание, чтобы как можно больше времени проводить дома. Сяо Чжань не врёт. Ибо в самом деле сократил количество тренировок к минимуму, оставив только в вечернее время, чтобы утром проводить время дома и давать омеге возможность отдохнуть. Гонки, конечно, нельзя было сместить, но Сяо Чжань и не хотел этого. Начальство и без того слишком сильно шло Ибо навстречу, давая возможность свободного посещения, правда, это тоже имело свои последствия: контракт, заключённый на два года, они продлили ещё на один сезон. — Хорошо… Хорошо, — старший сдается окончательно. Вздыхает в трубку, чем-то неприятно шуршит по ту сторону и, видимо, садится на стул, не иначе как напряжённо расхаживая до этого по квартире. — Как ты себя чувствуешь? — Все хорошо, — такая смена темы очень нравилась Сяо Чжаню, отчего он и сам расслабился, удобнее устраиваясь на диване, поднимая со стола небольшую пиалу, наполненную свежим чаем пуэр. — Для омеги, у которого предполагаемая дата родов уже на следующей неделе, я чувствую себя прекрасно. — Хорошо, а как Ибо? Он справляется? — С чем именно? — вариантов было слишком много, но на каждый был ответ: «Да». Ибо со всем прекрасно справлялся. — С положением интимных дел, — Вэйшен фырчит в трубку, а Сяо Чжань невольно смущается. Это ещё одна тема, которая беспокоит папу, и, конечно, не зря — это важная тема. Для многих эта тема становится проблемой, когда активная интимная жизнь резко прерывается и альфа, привыкший к любви и ласке, остаётся на обочине жизни, занимая второе место после ребенка. — Раньше вы спали как кролики, я даже не удивлен, что и в беременность не переставали, но сейчас у тебя последние недели, и после родов на восстановление уйдет какое-то время. Он справляется? «Справляется рукой в душе» — наверное, это был бы самый уместный ответ, но нет. Даже в душе они справляются вдвоем. — Ну… мы все ещё спим… — он тянет смущенно, вспоминая их последний безумный секс, благодарный, что это именно разговор по телефону, а не личная беседа. Не хотел бы он рассказывать папе о том, что происходит в их постели и чем занимается Ибо, каждый удобный раз припадая к его груди. — А после родов, не знаю… есть же и другие варианты — межбедренный секс, разве нет? — он фырчит, припоминая рекомендации самого папы, и тот невольно смеётся в трубку. — Ты говорил с врачом? Тебе можно? — Лу Хань сказал опираться на собственные ощущения: если есть желание — можно, только осторожно, — омега закидывает в рот ещё кусочек фрукта. О своих переживаниях, касающихся действий альфы, он тоже говорил и все ещё продолжает утешать себя словами врача о том, что это нормально и многие альфы делают так не только до родов, но и после, до самого завершения лактации. Главное, чтобы молока хватало ребенку. — С моим уровнем гормонов желания хоть отбавляй. Возможно, время после родов будет заслуженным отдыхом для Ибо. Не то чтобы Ибо как-то страдал от его активности, но сексуальных нападений на альфу все ещё не стало меньше. Ещё и эти его ночные приступы любви, да и в целом. Ибо так сильно заботился о нем, выполнял его прихоти, приносил еду, любил, гладил и покупал вещи, которые казались омеге очень нужными и буквально необходимыми. Положив трубку, Сяо Чжань глупо пялился в пиалу, делая последний глоток чая. Он так редко думает о том, как сильно Ибо любит его. — Папа звонил? — альфа вытирает влажные волосы, только вышедший из душа. Опускается на диван рядом, сперва целуя омегу в щеку, утыкаясь носом в изгиб плеча, чтобы лизнуть теплую кожу, прижимаясь к ней губами. — Да, он все ещё хочет приехать, сильно переживает за нас, — отставляя пиалу на журнальный столик, Сяо Чжань жмется ближе к альфе. — Он боится, что с появлением ребенка мы отдалимся друг от друга, что не справимся с трудностями… — Это нормально — он ведь твой папа, и он прошел через все это в одиночку, конечно, он боится, что ты столкнешься с тем же, — зная историю детства омеги и даже общие очертания молодости Вейшена: его беременность и первые годы с маленьким ребенком на руках, он в полной мере понял, почему тот так относится к сыну и почему с такой осторожностью относился к нему. — Да и наверняка его все ещё смущает мой возраст. Но я уверен в себе, и я уверен в том, что даже после появления ребенка ты будешь стоять для меня на первом месте. — Эй, — Сяо Чжань возмущённо тянет, щипая альфу за плечи. — Что? Это будет правильно, — Ибо сопротивляется: ловит пальцы омеги, спасая свои ребра, и прижимает того ближе, целуя в макушку. — Из всех нас сложнее всего будет именно тебе, и я должен приложить максимум усилий, в первую очередь заботясь о тебе, чтобы ты чувствовал себя хорошо. Если хорошо тебе — хорошо и малышу. Это звучит как одна из установок, которую им дали на курсах и которая пришлась им по душе больше всего. Все ведь и в самом деле было именно так. Альфа должен заботиться об омеге, а омега — о малыше, ведь для ребенка именно его присутствие необходимо, и не только в плане кормления. Рядом с папой дети счастливы, и Ибо решительно настроен сделать все, чтобы Сяо Чжань тоже был счастлив, даря свое счастье их малышу. — Четвертый триместр беременности? — он смеётся, вспоминая название этой установки. О том, что первые три месяца после родов — четвертый триместр беременности, в течение которого омеге нужен покой и забота, а ребенку — постоянное нахождение рядом с папой для мягкой адаптации к началу своей новой жизни в большом мире. — Именно он, — Ибо улыбается, дыша сладким запахом старшего и прикрывая глаза. — Совьем тебе гнездо, где вы с малышом будете чувствовать себя комфортно и безопасно, а я буду заботится о вас. Ибо хочет сделать именно так — создать условия, в которых омега будет восстанавливаться после родов и налаживать свое здоровье.***
— Ибо, кажется, пора, — трогая альфу под одеялом, Сяо Чжань тихо шепчет, будто вовсе не пытается разбудить. — Пора? — Ибо просыпается тут же, уже приученный за долгое время беременности, но совсем не сразу осознает чужие слова. Сонно смотрит на омегу, чуть покрасневшего, с влажной от испарины кожей, и подрывается на кровати, окончательно проснувшись. — Началось? — Да, это уже точно не тренировочные схватки, — омега улыбается чуть уставше. Сейчас только пять утра, и каждый час из этих пяти он переживал медленно нарастающие схватки, которые точно нельзя было спутать ни с чем. Ибо подрывается с постели, первым делом натягивая на себя спортивные штаны, лежащие на полу, будто собираясь бежать из горящего дома. Сяо Чжань тихо смеётся, прерываясь на размеренное глубокое дыхание, переживая очередную схватку. — Почему ты меня не разбудил? — доставая из шкафа чистую футболку, Ибо лишь на секунду прерывается на возмущения, пролезая в горловину и следом доставая одежду омеги. — Как давно это началось? — Зачем? Чтобы ты раньше паниковать начал? — Сяо Чжань любопытно выгибает бровь, осторожно садясь на край постели и поднимая руки, чтобы помочь Ибо надеть на него футболку. — Я в порядке, лег, как мне было удобно и дышал, а когда понял, что это оно, — написал Лу Ханю. Он уже на полпути в больницу, будет ждать нас там. Он с трудом поднимается, когда приходит черед надевать штаны, и опирается на плечи альфы. Он не беспомощный, не умирающий и все ещё не раненый, и тем не менее он уже чертовски устал за все это время и совершенно не уверен, что сможет уверенно стоять на ногах, особенно когда тело сводит от очередной схватки. — Даже врачу написал, а меня не разбудил, — Ибо бубнит себе под нос, на самом деле совершенно несерьезно, если Сяо Чжань решил, что так ему будет комфортнее, — хорошо, но он очень хотел бы быть рядом с ним все это время не как бессознательно спящее тело, а как опора и поддержка. В конце концов он мог бы сделать массаж, размять поясницу, принести воды… — Хотел, чтобы ты отдохнул, потому что после родов я устану и наверняка усну, а ты будешь приглядывать за мной и за бао, — садясь на кровать уже полностью одетым хотя бы на первый взгляд, Сяо Чжань придерживает живот, отвлекаясь на глубокое дыхание. — Ты спал вообще? — разобравшись с одеждой, Ибо немного суетливо передвигается по комнате, скидывая в рюкзак телефон омеги, зарядку, и все то, чем он пользуется каждый день, закидывая рюкзак на плечи. В коридоре их ждёт две немаленькие сумки с вещами, их тревожные чемоданчики со всем необходимым на роды и послеродовой период. — Пару часов, а потом проснулся, — он выдыхает, морщась от очередной схватки, и старается дышать, что уже получается куда хуже. — Прекрати болтать, ты отвлекаешь меня. — Прости-прости, — Ибо мягко целует старшего в лоб и послушно ждёт, пока тот расслабится, чтобы помочь подняться. Им нужно успеть спуститься в машину до очередной схватки. Звучит невыполнимо и по итогу все равно не получается. Промежутки между ними становятся все меньше, и приходится сделать небольшую остановку на первом этаже. Ибо старается не говорить лишнего, вообще не говорить по возможности, чтобы не отвлекать омегу. Тот много читал о погружении в себя во время схваток и в процессе родов и очень хотел прочувствовать этот момент, погрузиться в себя и как можно более спокойно и осознанно пережить его, а не истошно кричать и биться в панике, как нередко это происходит. Ибо старался всеми силами помочь омеге в этом или как минимум не мешать, пока они не добрались до больницы. Лу Хань встречает их едва ли не в дверях, с улыбкой глядя на слегка тревожного, все ещё взъерошенного альфу и собранного омегу. Он мягко подхватывает Сяо Чжаня под руку, чтобы провести его в родовую, где им займутся медбратья и помогут подготовиться. Он даже не здоровается с ним, зная, как именно омега хотел рожать, и у него это, казалось, получалось — он размеренно дышал и выглядел при этом так, будто все происходящее сейчас под его полным контролем. Никакого страха или паники, ни намека на растерянность, будто происходящее сейчас давно знакомо ему, и он был готов пережить эту боль. — Переоденься в палате и проходи вон в ту дверь, — отдавая указания альфе, он медленно уводит омегу в родовую. Ибо требуется пара секунд, чтобы и самому глубоко вдохнуть, будто это он переживает схватки, а не омега, и торопливо пройти в палату, которая будет их домом на ближайшие несколько дней. Он оставляет там сумки и переодевается в комплект, оставленный для него сотрудниками — синие штаны, футболку, совсем новенькие кроксы и медицинскую шапочку. Из родовой не доносится и звука, что должно было бы его утешить, ведь, значит, ещё ничего не началось, и в то же время это слегка пугает. Вдруг Сяо Чжань родит вообще без единого звука? Он так сильно сосредоточен на себе и происходящем с его телом — что, если он контролирует ситуацию именно настолько? Ибо, возможно, хотел бы этого, потому что он не контролирует ситуацию вообще, и от этого переживает только сильнее. Он входит в родовую, кажется, как нельзя вовремя, когда омегу уже переодели в удобную одежду и даже разместили на кушетке, которая больше напоминала кресло. Сяо Чжань все ещё был сосредоточен, хоть и было заметно, что это даётся ему сложнее, чем раньше. Ибо без раздумий подошёл ближе, беря омегу за руку и целуя в висок, давая понять, что он рядом. Сложно сказать, помогло ли это омеге, но он крепче впился в руку альфы. Если бы кто-нибудь спросил Ибо, как долго все это тянулось или что происходило вокруг, он не смог бы ответить, даже если бы очень постарался. Все его внимание было сосредоточено только на Сяо Чжане, считывании его эмоций и безмолвной поддержке: прикосновениях, поцелуях, лишь бы только омега знал, что не один. Даже если Ибо не может прочувствовать его боль, он рядом, он видит ее и знает, как тяжело это даётся старшему, особенно когда болезненные стоны все же срываются с губ омеги. Этот водоворот тревоги прерывает только детский плач и осознание, что это плач их ребенка. — Кто это? — впервые за долгие несколько часов Сяо Чжань говорит, и его голос кажется ужасно хриплым и обессиленным. Ибо хотел бы утешить его, но не может отвести взгляд от ребенка, которого опускают омеге на грудь. — Это маленький альфа, — Лу Хань улыбается, придерживая малыша, будто боясь, что руки омеги могут ослабнуть. Сяо Чжань обнимает маленького альфу совершенно без страха или опаски. Будто он в самом деле знает, как именно нужно делать это. — Не плачь, все уже хорошо, — он прикрывает глаза уставше, поглаживая маленькую спинку и слабо улыбаясь в ответ на поцелуй альфы в лоб. Ибо осторожно накрывает тельце малыша, кажущееся в самом деле крошечным на фоне его ладони. — Давай его мне, нужно его искупать, и врачи должны убедиться, что он в полном порядке, — Лу Хань возвращается, кажется, слишком быстро, осторожно забирая малыша с груди омеги. Тот только успокоился, хочется верить, что лишь потому, что чувствовал всем телом того, кто был ближе всех к нему. — Это займет какое-то время, но как только они закончат, я принесу его в палату, куда сейчас отправитесь вы оба. Хорошо? Ибо первым выгоняют в палату под предлогом того, что ему стоит обустроить кровать так, как будет удобно омеге. Последнего привозят в палату едва ли не через полчаса, ещё более уставшего и сонного, но в чистой накидке, которая служила пижамой, и с чуть влажными волосами, кажется, ему даже дали умыться, чтобы чувствовать себя лучше. Ибо торопится помочь ему перелечь в кровать и удобнее устроиться. Он так и не придумал, как нужно обустроить кровать, чтобы было удобно, придя к выводу, что его так просто выпроводили, но почти не расстраивался, — видимо, так было нужно. — Чжань-гэ, как ты? — Ибо шепчет, сам не зная почему. Они остались в палате одни, в совершенной тишине и уединении, но уставший вид омеги подталкивал к тому, чтобы быть тихим и осторожным. — Совершенно обессиленно, — Сяо Чжань и сам отвечает шепотом. Он не помнит, кричал ли он, но горло немного саднит, отчего в самом деле хочется говорить шепотом. — Поспишь? — Ибо мягко перебирает волосы омеги, поглаживая кончиками пальцев висок и завиток уха, жмется губами ко лбу и переносице. Он хотел бы поцеловать каждый сантиметр его тела, не зная, как ещё можно выразить всю ту любовь и благодарность, которую он испытывает сейчас. Сяо Чжань ведь сделал так много: он подарил жизнь маленькому человеку, плоду их любви друг к другу. То, что будет связывать их всегда, их ребенок. — Не сейчас. Хочу увидеть его, — улыбаясь уставше, омега все же прикрывает глаза, опуская руки на живот поверх одеяла. Он все ещё кажется ему слишком большим, но Лу Хань предупредил, что он не исчезнет сразу после родов. Его тело проделало огромную работу, и теперь ему нужно время на восстановление. — Это так странно, что он не рядом со мной, я привык, что он — часть меня, а теперь он где-то в другой комнате с врачами, — это в самом деле странно и совершенно непривычно. Чувство пустоты почти пугает, даже несмотря на то, что он пытался быть готовым к этому. — Ты привыкнешь, — Ибо тихо смеётся, аккуратно опуская голову на подушку омеге. Это не очень удобно — тянуться к омеге сидя на стуле у кровати, но лечь рядом он все ещё боится, полагая, что тело старшего все ещё болит, и ему необходим покой. — Придет время, и ты даже будешь ждать, когда он съедет от нас, лет через восемнадцать-двадцать. — Это кажется чем-то невозможным, — поворачивая лицо на бок, чтобы видеть альфу перед собой, он улыбается, находя чужую ладонь своей, все ещё слишком теплой. Он ощущает себя слишком странно, совершенно невесомо от усталости, но совершенно не ощущает боли. Возможно, дело в препаратах, которыми врач ему помогал, а может, все это — магия его подсознания. Он родил меньше часа назад, но уже почти не помнит той боли, которую пережил, будто все было не с ним и не здесь. Через неделю он, наверное, и вовсе не вспомнит, каково это было. — Как тут родитель? — дверь палаты открывается бесшумно, отчего пара вздрагивает, услышав голос Лу Ханя. Он уже тоже переоделся в чистый хирургический костюм. На его руках лежал их малыш, маленький альфа в светлом костюмчике для новорожденных, слабо укутанный в одеяльце, которое они купили для него. — Мы уже закончили и пришли к вам. Давай-ка, отец, подойди. — Он улыбается, подзывая альфу, и тот встаёт, кажется не отдавая себе отчёта в собственных действиях. — Пока что держать его на руках — целиком твоя обязанность, давай его Сяо Чжаню, только когда тот сидит или лежит, передавая из рук в руки. Никакой лишней нагрузки, понятно? — Он говорит то, о чем их уже предупреждали на курсах. Тело омеги должно восстановиться и прийти в норму, что может занять до нескольких месяцев, в течение которых ему нужен покой и отсутствие нагрузок. Ибо полностью с этим согласен, зная, что теперь все, что требует усилий и затраты энергии, ляжет на его плечи. Он не против. Подходя к врачу, он все ещё пораженно смотрит на личико своего сына. Надо же. Своего сына. Мог ли он подумать об этом ещё с пару лет назад? Кажется, нет. — Давай, держи вот тут, под попу, — Лу Хань делает акцент на собственном положении рук и тянется к альфе, чтобы передать ребенка ему. Ибо едва ли понимал, как именно нужно поставить руки, и тем не менее совершенно уверенно тянется к маленькому альфе, каким-то внутренним чутьем понимая, как именно его нужно держать. — Отец с опытом? Лу Хань улыбается, подмечая для себя уверенность чужих движений и отсутствие страха, который нередко бывает у альф. «Как я его возьму, он же такой маленький», «А если я его уроню, вы что». Ибо знал, что не уронит, знал, что не причинит боли, будто делал это уже не единожды. — Нет, это первый раз, — он все ещё поражен, но скорее тем, что держит в руках ребенка, которого родил Сяо Чжань, ребенка, которого они так долго ждали, их ребенок. — Привет, бао. Распределяя вес малыша на одной руке, он не может удержаться от желания коснуться кончиками пальцев крошечного носика. Малыш уже не реагирует на это, тихо дыша сквозь сон. — Очень хорошо получается, молодец, — Лу Хань хвалит совершенно искренне, почему-то и сам испытывая гордость от того, какой хороший отец получается из этого альфы. — Не бойся его, он вполне крепкий мальчик, пятьдесят два сантиметра ростом, три четыреста весом. Он тоже вымотался и пока спит, но когда проснется, вы это услышите, приложите его к груди. Если не получится — позовите меня или медбрата, — оставляя инструкцию на ближайшие пару часов, он совершенно спокойно оставляет пару наедине с ребенком, уверенный, что их помощь вряд ли понадобится. — Чжань-гэ, глянь, какой он красивый, наш альфа, — Ибо подходит к постели, совершенно поглощённый малышом в собственных руках. Самое странное ощущение, которое он когда-либо испытывал, и в тоже время самое волшебное. Сяо Чжань едва сдерживает желание податься навстречу, стоит альфе подойти, но тот не затягивает, видя чужое нетерпение, и передал малыша в руки его папочки. Кажется, им в самом деле слишком странно находиться порознь. — Я не могу поверить, что родил его, — прижимая спящего ребенка к себе, Сяо Чжань боится, что не сдержится и заплачет. Он так долго его ждал, так боялся, что не сможет, переживал, что опоздал, но вот он, вопреки всем его страхам, лежал в его руках, совершенно здоровый, очаровательный альфа. — Потому что ты удивительный, — Ибо не сомневается в этом ни капли. Его омега — небожитель. Кто бы ещё смог сделать нечто настолько невероятное как создание новой маленькой жизни. Они сидят в тишине какое-то время, рассматривая спящее лицо малыша. Сейчас он казался совсем маленьким, даже кругленьким, совершенно не похожим ни на одного из них, хотя Ибо был уверен, что разрез глаз ему достался от омеги. В конце концов, когда дети совсем маленькие, сложно понять, на кого они больше похожи, но они, определенно, смогут подождать, пока он не станет старше. — Как мы назовем его? — Ибо будто вспоминает то, о чем давно забыл, и это было в самом деле так. Все это время они звали его «наш бао», рассудив, что придумают имя позже, когда узнают, кто именно родится, чтобы имя в самом деле подходило ребенку. — Я так привык называть его «бао», — Сяо Чжань тихо смеётся, кончиком пальца очерчивая крошечный носик-кнопочку. — Как на счёт Суо? Ван Суо. — Суо-эр, — Ибо улыбается, подушечкой пальца нажимая на мягкую щёчку малыша. — Сейчас он все-таки куда больше бао. — Для нас он всегда будет бао, — спорить с этим было сложно. Оглаживая мягкие щёчки Сяо Чжань не мог назвать его иначе, чем своей сладкой булочкой. Они могли бы просидеть так весь день до самого вечера, рассматривая их сына, касаясь мягких щек и носика, обмениваясь короткими фразами, но на одно из прикосновений малыш забавно сощурился, будто вот-вот заплачет, и это было в самом деле так. — Он просыпается, — открывая и в самом деле широкие глаза, малыш казался потерянным и слегка недовольным, что и не странно. Кто был бы доволен, оказавшись во внешнем мире, когда привык к совершенно другой обстановке. — Такой хорошенький. — И такой громкий, ну ты чего, — стоило маленькому альфе окончательно проснуться, он в самом деле заплакал, пока ещё тихо, то и дело срываясь на громкие хныканья. — Давай-ка попробуем вот так. Перекладывая его удобнее на одну руку, Сяо Чжань потянул край больничкой рубашки в сторону, что вышло не слишком аккуратно, но Ибо поправил край одежды, стараясь помочь даже этим, малым. Прижимая малыша ближе к груди, кончиками пальцев касаясь щёчки, чтобы привлечь внимание, омега невольно морщится, стоит тому припасть к груди. — Больно? — Ибо немного волнуется, потому что обычно омега не испытывает дискомфорта. Как бы ни было ему сейчас неловко думать об этом, но Сяо Чжань давно должен был привыкнуть к такому. — Немного, уже все прошло, — поглаживая маленького по спинке, он наконец расслабляется, удобнее устраиваясь на чуть приподнятом изголовье. Он привыкнет к этому — Сяо Чжань не сомневается, что кормление не будет доставлять ему дискомфорта. — Ты волшебный, — Ибо целует омегу в висок, не зная, как ещё передать свои ощущения и чувства. Он волшебный. Разве может быть что-то более волшебное, чем омега, который кормит твоего сына? Ибо уверен, что нет.