***
Возвращается домой Ибо слегка уставший. Орешек разбудила их в шесть утра очередным приступом активности, после которого они уже не смогли уснуть. Вечерняя тренировка оказалась очень изнуряющей, каких не было уже давно, что в дуэте с ранним подъемом не пошло на пользу. Закрывая входную дверь, он решительно настроен поужинать и завалиться спать, сжимая в объятиях теплого, вкусно пахнущего омегу, оставив Орешек за закрытой дверью спальни в качестве справедливого наказания. Он тянется к выключателю, вдыхая, чтобы сообщить, что он дома, на случай, если Сяо Чжань не услышал щелчка двери, но не успевает открыть рот. Довольно резким движением его прижимают спиной к входной двери, а губ касается нетерпеливый кусачий поцелуй. — Чжань-гэ? — альфа интуитивно опускает руки на талию омеги просто потому, что делает так всегда, но это не умаляет удивления, касающегося всей ситуации. Такого раньше не случалось. — Прости, ничего не могу с этим поделать, — Сяо Чжань отвечает между поцелуями, невольно улыбаясь. Ибо едва ли успел понять, что происходит, и тем не менее совершенно не задумываясь отвечал на прерывистые поцелуи, придерживая омегу за талию. Так заботливо. — Очень хочется. Он жмется ближе к телу альфы, скользит руками вдоль плеч, обнимая. Ибо ощущает, как к нему прижимается небольшой округлый животик, а следом ощущает и чужое напряжение. Он так возбужден — как долго? Наверное, достаточно долго, чтобы наброситься на него в прихожей. — Сейчас, не торопись, — Ибо оглаживает чужую спину, чувствуя шелк очередного домашнего халата под пальцами, старается говорить между поцелуями, которые все не прекращаются. — Пошли в постель. Так будет правильно, более удобно, чем где-либо ещё, пусть даже на диване, хотя и до него ещё нужно дойти. Сяо Чжань его будто не слышит: цепляется зубами за припухшие губы и нетерпеливо стонет. Ему очень бы хотелось потереться о тело альфы собственным, но живот мешает сделать это, отчего стон получается разочарованным. — Нет, хочу здесь, — он не собирается никуда идти, потому что едва ли дошел сюда — так плохо ему было и так долго все это продолжалось, и он сам совершенно ничего не мог сделать с этим. — Вот так, — меняясь с альфой местами, он уже сам прижимается спиной к двери, целуя снова и снова. Ибо понимает, о чем он, подхватывая бедро, кончикам пальцев чувствуя следы влаги и подтягивая выше, раскрывая чужое тело, совершенно обнаженное под халатом. Им нравится эта поза, очень нравится. Она не самая удобная, и под конец у Сяо Чжаня затекает нога, а если подхватить его на руки полностью — слишком быстро устает Ибо, но ощущения от проникновений потрясающие, не похожие ни на что. — Хорошо, — Ибо шепчет в губы, отпуская бедро, чтобы расстегнуть собственные штаны. Он и не заметил, когда возбуждение накрыло его, хотя разве могло быть иначе, когда его горячо любимый муж встречает его вот так: почти обнаженным, возбуждённым, жаждущим его внимания. — Хорошо. Ты сможешь стоять? — Я беременный, а не раненый, конечно, я смогу, — Сяо Чжань нетерпеливо тянется к члену альфы, ладонью оглаживая уже влажную головку, опускаясь пальцами к основанию, роняя нетерпеливый стон. — Скорее. Снова подхватывая бедро омеги, крепче вжимая его в дверь, Ибо толкается в горячее тело, дурея от урчащего стона последнего. Омега откидывается на дверь, слабо ударяясь затылком, но даже не чувствует боли — все его сознание занимает удовольствие от ощущения наполненности, которого так не хватало. Возбуждение накрыло его неожиданно, без причины, к чему он оказался совершенно не готов, особенно к тому, что справиться с этим самостоятельно не получилось, он безумно хотел своего альфу, а если быть полностью откровенным — хотел его член. — Боже, двигайся! — Сяо Чжань старается податься навстречу, что не очень-то получается: он практически обездвижен телом альфы, но даже так, стоит ему начать двигаться, становится многим легче. Жар, кипящий в теле все это время, начинает меняться, перерастать в наслаждение. Он ёрзает по гладкой поверхности двери, закатывая глаза от удовольствия и совершенно не отдавая себе отчёт в том, какие звуки покидают его лёгкие. Он стонет, вплетая пальцы в волосы на затылке альфы, тянет их наверняка больно, но Ибо совершенно не ощущает этого, все сильнее толкаясь в горячее тело. Перед глазами плыло, и стало только хуже, когда омега сжался, выгибаясь в пояснице, лишь бы кончить вот так, не прикоснувшись к себе, как можно скорее. Тело свело судорогой, и сперма густыми каплями стекала с головки, пачкая их тела. Сяо Чжань обмякал в чужих руках. Напряжение, схлынув, оставило после себя удовлетворение и бессилие, желание лечь, наблюдая яркие всполохи перед глазами. Ибо был совершенно солидарен в этом желании; толкаясь в сжимающееся тело, он подаётся чуть назад, надеясь избежать сцепки ради их общего удобства, но Сяо Чжань сжимается сильнее, заставляя альфу проронить рычащий стон. — Только попробуй достать узел — и я укушу тебя, — он шепчет не открывая глаз, но прекрасно чувствуя, что пытается сделать его муж, совершенно несогласный с таким решением. Секс без сцепки не считается, особенно сейчас, когда он чуть не умер, ожидая его возвращения с работы, чтобы наконец снять это сводящее с ума напряжение. Ибо стонет не то возмущённо, не то удовлетворённо и толкается снова, ещё более резко, чем в последний раз, кончая глубоко внутрь, как привык делать это каждый раз, даже сейчас. Особенно сейчас. Он упирается лбом в плечо омеги, тяжело дыша, переводя дыхание, прежде чем полностью подхватить его на руки и направиться к дивану, по сложившейся традиции садясь на подушку и придерживая омегу сверху, максимально аккуратно. — Если это были те самые гормональные всплески, о которых говорил Лу Хань, надеюсь, это был единичный случай, — Сяо Чжань шепчет, пряча смущенное лицо в изгибе чужого плеча. Ещё минуту назад его совершенно ничего не смущало. Он хотел своего альфу и делал то, что считал необходимым, но сейчас, когда возбуждение наконец спало, он осознал, насколько странным и даже пугающим было его поведение. — А мне понравилось, — Ибо усмехается, откидывая голову на спинку дивана и прикрывая глаза. — Я был бы не против, если бы иногда ты встречал меня вот так с работы. Ибо смеётся, получая болезненный тычок в ребра. Сейчас он даже не подозревает, насколько реальным окажется его желание, пока в одну из ночей Сяо Чжань не разбудит его среди ночи, требуя ласки.***
К середине второго триместра живот заметно подрос. Сяо Чжань мог бы сказать, что это произошло едва ли не в одну неделю. Ещё в прошлый понедельник он более чем спокойно надевал свои спортивные штаны с мягкой резиночкой на животе, а в следующий понедельник резинка оказалась натянула так сильно, что неприятно впивались в живот. Такое стремительное изменение поражало. Сев на постель как есть — в футболке и белье, держа штаны в руках, — Сяо Чжань неверяще смотрел на привычный элемент гардероба. А ведь это только девятнадцать недель, ещё больше половины срока впереди, а он уже сейчас не влезает в штаны. А что будет на тридцатой неделе? Тридцать восьмой? Насколько большим он поедет в роддом? Разумеется, это не было неожиданностью. Он взрослый омега и прекрасно понимал, как именно меняется тело с беременностью, понимал, что наберёт вес, понимал, что поправится, но, столкнувшись с этим, оказался, кажется, совершенно не готов. — Ты ещё не готов? Устал собираться? — Ибо заглядывает в комнату, не дождавшись омегу в прихожей, улыбаясь при виде омеги в забавной позе. В планах была прогулка по городу и ужин где-нибудь вне дома. Последние пару дней он был очень занят подготовкой к следующему заезду и сил на прогулки не оставалось. Сегодня они хотели исправить это, но что-то, видимо, шло не так. — Я никуда не иду, — Сяо Чжань выглядел расстроенным, поднимая ужасно грустный взгляд на альфу. — Что случилось? — подходя к постели, Ибо присаживается на корточки перед омегой, ладонями накрывая голые коленки. — Я не влезаю в штаны. Я стал огромным и круглым, как шар, — голос кажется расстроенным, но Сяо Чжань и в самом деле расстроен, отчего чувствует себя ужасно глупо и расстраивается только больше. — Я хотел надеть именно их, но живот в них не влезает. Опуская взгляд на штаны от мягкого прогулочного костюма, Ибо невольно задумывается. Они покупали его перед беременностью и, естественно, не рассчитывали, что туда должен помещаться беременный живот. С другой стороны, стоило подумать об этом, когда о беременности стало известно, — это ведь в самом деле любимый костюм омеги — мягкий, удобный, идеальный для поздней весны и раннего лета. — Давай купим ещё один, чуть побольше, чтобы бао тоже влез? — единственное, что приходит в голову Ибо, — новый костюм, такой же, как и этот. Сяо Чжань чувствует себя так, будто готов заплакать, хотя и понимает, что это глупость, которая вообще того не стоит, и вместе с тем едва ли сдерживает себя. Это гормоны, честное слово, в здравом уме он никогда бы не стал из-за такого расстраиваться, но вот он сидит с голыми ногами и расстроенно сжимает любимые штаны. — Давай, — глубоко вдыхая, чтобы успокоиться, он согласно кивает. Где-то глубоко внутри хочется сказать: «Нет, мне нужен именно этот», но здравый смысл все же сильнее и становиться истеричным омегой ему не хочется в разы сильнее. — Давай тогда наденем другие и сразу поедем в тот магазин, хорошо? — накрывая щеку омеги ладонью, Ибо невольно улыбается. Что-то такое он тоже ожидал; после полуночной дыни и периодических сексуальных нападений на него он понял, что ожидать стоит всего, в том числе и спонтанных слез, и эпизодов необоснованной грусти. — В шкафу лежат черные штаны, вчера они ещё были мне как раз, я надену их, — Сяо Чжань собирается с духом, глубоко вдыхая. Эти он оставит до времен после родов, когда он снова похудеет и будет в них влезать, а новые — до следующей беременности. Дорога к магазину занимает не больше получаса. Сяо Чжань находит нужную модель всего за пару минут, примеряя для надёжности и беря на всякий случай с запасом, потому что времени ещё много и живот наверняка станет ещё больше. — Можете срезать бирку? Я хочу пойти в них, — Сяо Чжань смотрит на свое отражение совершенно довольный. Новые штаны немного широки в бедрах, но ощущаются совершенно комфортно, особенно в районе живота. Консультант охотно обрезает бирку, кажется даже не удивляясь просьбе или списывая ее на явно беременное состояние омеги. Складывает в пакет одежду, в которой тот приехал. Вот теперь Сяо Чжань чувствует себя гораздо лучше, крепко сжимая ладонь альфы. Он обещает себе, что больше не будет расстраиваться из-за таких вещей, но прекрасно понимает, что не сдержит это обещание. Беременность в самом деле сделала из него капризного омегу.***
На часах была почти полночь, когда Ибо вжал кнопку лифта. В руке шуршал пакет из лапшичной, куда Ибо отправили за самой «сычуаньской» лапшой в этом городе. К концу второго триместра Сяо Чжань ужасно пристрастился к острому. Очень острому. — Ибо? — Цзаньцзынь по привычке появляется буквально из ниоткуда, подкрадываясь из-за спины. Хайкуань идёт чуть поотдаль, улыбаясь уставше. — Ты откуда так поздно? — Острая лапша, — он показательно шуршит пакетом, будто это должно всё объяснить, и это в самом деле все обьясняет. Только глухой ещё не слышал рассказы Сяо Чжаня о том, как Ибо заботится о нем и выполняет его капризы. — А вы? Цзаньцзынь понимающе кивает. Это уже не первый раз, когда Ибо поздним вечером шарахается по магазинам в поисках того, что очень хотел омега, и даже лапшу ему было куда проще забрать самому, смотавшись на мотоцикле туда и обратно, чем ждать курьера. — Были на свидании, — Цзаньцзынь отмахивается, потому что это не так интересно, как содержимое пакетика. Он прекрасно знает, что это за лапша: пару недель назад она чуть не убила его. — Чжань-гэ с малышом захотели острого? — Бао весь в него: в нем течет сычуаньская кровь, которую, видимо, нужно подогревать. Не знаю, как эта лапша ещё не расплавила коробку, — Ибо усмехается, опуская взгляд на пакет с ещё горячей жгучей лапшой. Сам он почти не ест острое. Во-первых, потому что его организм совершенно не привык к такому и острое расценивает больше как попытку убить его, чем накормить. Во-вторых, значимый вклад в его предпочтения внёс гастрит. Сяо Чжань очень заботился о последнем и даже в дни, когда готовил что-то острое для себя, обязательно делал отдельную порцию для Ибо. Эту лапшу альфа даже не планировал пробовать — ему было достаточно одного запаха, который выедал глаза. Как ее ел омега — оставалось для него загадкой. — Осталось недолго, держись, — Хайкуань мягко похлопал его по плечу, приободряя. Он, как человек, который никогда не был в такой ситуации, не мог быть уверен, насколько все это тяжело — ухаживать за беременным омегой. С другой стороны, то, что он видит своими глазами, что рассказывает ему Цзаньцзынь, кажется не таким уж пугающим. Он уверен, что есть куда более требовательные и капризные омеги, чем Сяо Чжань. — Как будто потом станет легче, — Ибо хрипло смеётся, вшагивая в подъехавший лифт. После рождения ребенка станет только сложнее, он знает это, и омега, который пару раз в неделю хотел съесть что-то особенное, и рядом не стоял по уровню сложности с потребностями младенца, но он готов к этому. Готов ко всему, как ему кажется. У него на самом деле нет совершенно никакого опыта общения с детьми, он даже никогда не держал их на руках, но что-то внутри было уверено: когда их ребенок родится — он все сможет. Поймет, что и как нужно делать, это ведь его ребенок. Лифт открывается на этаже, Ибо машет паре вместо слов прощания и открывает дверь в квартиру, зная, что в прихожей его уже ждёт омега на пару с кошкой. — Скорее дай ее, — степень радости омеги почти оскорбляет, но то, как Сяо Чжань уносится на кухню, шурша пакетиком с сумасшедшим энтузиазмом, все же больше умиляет. Ибо нагоняет его, когда по кухне расползается едкий, острый аромат, а сам омега с покрасневшими губами уминал первую порцию жгучей лапши. — Хозяин интересовался твоими делами: беременный омега, который каждый раз заказывает их суперострое блюдо, все ещё его тревожит, — он улыбается, садясь напротив, с улыбкой наблюдая за выражением блаженства на лице старшего. Впервые они оказались в той лапшичной по совету Цзаньцзыня, и владелец тогда долго отговаривал их от заказа острого блюда, переживая, что беременному станет плохо. Тогда он ещё не знал, с кем связался. Сяо Чжань, казалось бы, мог отхлебнуть из котла в аду и ничего не почувствовать. — Зря, этот беременный омега очень доволен их суперострым блюдом, — оттопыривая большой палец для верности, Сяо Чжань довольно улыбается. — Ванна почти набралась. — Возьму одежду, не ешь много, — Ибо качает головой, поднимаясь, и, поцеловав омегу в макушку, направился в спальню. На самом деле Сяо Чжань полностью согласен с беспокойством хозяина лапшичной. Она в самом деле чертовски острая, а он слышал, что некоторые омеги специально едят острое, когда срок подходит, но роды все не наступают, чтобы спровоцировать их. Его роды были ещё очень далеко, а острого хотелось очень сильно. Когда это желание появилось впервые, он даже не побоялся написать Лу Ханю поздним вечером, чтобы убедиться, что он может такое есть, и только получив дозволение, отправил Ибо на поиски острой лапши. Съев около половины порции и ощутив удовлетворение, он прячет коробочку в холодильник, планируя разогреть ее завтра. Небольшая пиала темного лю бао ча приходится как нельзя кстати, чтобы заглушить остроту. Он довольно топчет в ванную, зная, что Ибо уже стащил туда чистые вещи, подготовил полотенца и даже силиконовый коврик на дно ванной, который появился с недавних пор, чтобы у омеги не было и шанса поскользнуться или оступиться, хотя даже это казалось нереальным — Ибо не оставлял и шанса, сопровождая его в ванную каждый раз. Теперь первым в ванную забирается Ибо, чтобы поддерживать Сяо Чжаня на каждом его шаге. Живот стал совсем большой, хотя к концу срока станет ещё больше. Они знают это, но все ещё не перестают удивляться тому, что есть. Сейчас ни у кого не возникнет и капли сомнений, что этот омега в положении. Они умащиваются в привычной для себя позе, в которой Ибо — удобная подушка для омеги. Его ладони накрывают круглый живот, поглаживая. Это такое странное ощущение — кожа туго натянута, а сам он кажется ужасно упругим, даже твердым, чертовски приятным на ощупь. Сяо Чжань откидывается затылком на чужое плечо, расслабляется, прикрывая глаза. Он чувствует шевеления внутри почти как и всегда — медленные и ленивые. Бао почти не толкается, только ворочается внутри, из-за чего сам омега ощущает себя большим аквариумом с рыбками. Первый едва ощутимый толчок он ощутил с неделю назад, когда Ибо не было дома. Чертовски хотелось позвонить ему и рассказать, но в последний момент Сяо Чжань передумал. Отложил эту идею до вечера, а вечером — до лучших времён. Ему показалось, что Ибо будет обидно пропустить такой значимый момент, и он просто ждал следующего пинка, но те случались слишком редко, именно поэтому он чуть не пропустил слабый толчок внизу живота, с опозданием осознавая его, и, накрыв ладонь альфы собственной, направил ее к низу. — Чувствуешь? — он сосредотачивается, смещая чужую ладонь туда, где больше всего чувствуются движения ребенка, и альфа замирает, покрываясь мурашками. Он очень сильно ждал этого, каждый раз напоминая себе, что дети бывают разные и если их малыш не пинается — он просто спокойный, и это даже к лучшему. Слишком активный ребенок может причинить папе неудобства и даже боль, этого Ибо совершенно не хотел, но сейчас, чувствуя слабые пинки чего-то маленького в ладонь, он не мог найти себе места. Восторг в груди разрывал на части, и Ибо не нашел ничего лучше, чем прикусить кожу на плече омеги от переизбытка эмоций, как только можно крепче прижимая к себе. Толчки затихли меньше, чем через минуту, будто малыш повернулся на другой бок и, найдя удобное положение, замер. Укус сменился лёгким прикосновением губ — сухим поцелуем в слабый след на коже и чередой таких же вдоль плеча к виску. — Ты потрясающий, — Ибо никогда не говорил ничего более искреннего, потому что это в самом деле было потрясающе. — Пойдем в постель, — Сяо Чжань тихо смеётся, поглаживая руку альфы под водой. Он прекрасно знает, что потрясающий, как иначе — он создал маленького человека, который уже даже может пинаться, сообщая о своем присутствии. Это в самом деле что-то невозможное. Из ванной они выбираются в том же порядке. Ибо обнимает омегу полотенцем, заматывая махровой куколкой, чтобы собрать лишнюю влагу. Коврик достаётся из ванной — просохнуть, пока Сяо Чжань отходит к шкафчикам, доставая баночку с маслом для тела. То, что масло способно предотвратить растяжки, он слабо верит, все же это процесс, который зависит от многих факторов, в том числе и от генетики, но сам процесс приносил ему удовольствие. В первую очередь потому, что обычно это делал Ибо, как и сейчас. Прижимаясь к спине омеги грудью, он зачерпывает средство из баночки, растирая комочек масла между ладоней. — Такой кругленький, — Ибо глупо улыбается, очерчивая живот, щедро покрывая кожу средством. Живот и в самом деле кругленький. Раньше Ибо даже не задумывался об этом, пока они не начали посещать курсы для беременных и будущих родителей. Только там Ибо заметил, что даже беременные животы могут быть разными: очень большими для своего срока и очень маленькими, вытянутыми или немного опущенными. У Сяо Чжаня, как ему кажется, был самый красивый. Небольшой и в тоже время очаровательно кругленький. — Каким ещё ему быть, — он фырчит, хотя отчасти все же согласен. Его живот в самом деле именно кругленький. — Пойдем в кровать, хватит его натирать. — Он изворачивается в чужих руках, поворачиваясь лицом к лицу, и закидывает руки на плечи альфы. Ладони, все ещё скользкие от масла, ложатся на ягодицы, растирая остатки средства по коже. — Ну что ты делаешь? — Здесь ты тоже мажешь, — Ибо зачерпывает ещё немного из стоящей недалеко баночки, опускаясь к бёдрам. Он бы с удовольствием нанес масло на каждый кусочек чужой кожи просто потому, что ему нравится процесс, да и польза от этого все же есть, пусть и не в качестве борьбы с растяжками, хоть и их не так уж много. — Сам бы и намазал, — Сяо Чжань сопротивляется чисто для вида, знает, что смысла нет и Ибо закончит то, что начал. Он на самом деле совсем не против, это очень приятно, да и кожа сохнет не так сильно. — Зачем, если есть я? — Ибо, совершенно довольный собой, легко шлёпает голую ягодицу и наконец прекращает. В постель они ложатся почти в час ночи совершенно довольные, дожидаясь, когда рядом уляжется Орешек, огибая теплым телом живот омеги. Они оба так привыкли к этому, что все чаще кажется, будто Орешек тоже ждёт его, оттого любовно греет малыша по ночам и нередко забирается на колени омеги, когда он отдыхает или рисует в своей мастерской, будто приглядывая за малышом внутри.