***
Кто-то рассказал Цири эту историю до того, как она пришла к нему позже тем утром, он подумал, что она еще толком не разобралась в этом, потому что у нее было действительно странное выражение лица и сдавленный голос, когда они разговаривали. За исключением того, что после того, как она попробовала завести странную светскую беседу, - Итак, как ты поживаешь? — с этой слабой дрожью внутри, он раздраженно сказал: - Черт возьми, Цири, как ты думаешь, как я? - и из нее вырвался смех. Она смеялась так сильно, что ей пришлось лечь на пол. - Ты замужем, - наконец сказала она пронзительно. - За моим отцом. Геральт пристально посмотрел на нее сверху вниз. -Йеннифэр и Трисс будут плакать от смеха, когда я им расскажу, - сказала Цири. -Ты могла бы отнестись к этому немного серьезнее, - кисло сказал он. - Ты знала, какого черта они попытаются сделать с тобой, если кто-то пройдет Путь? -Конечно, - сказала она, все еще невозмутимо лежа на полу. - Один из моих советников - жрец, который месяцами бубнил мне вероучение. Неужели ты думал, что я просто допущу это? Я просмотрела уставы веры и на всякий случай разработала план: я бы открыла портал в другой мир и прошла через него. В свете Солнца это выглядело бы так, как если бы у Эмгыра больше не было дочери. Есть полдюжины аристократок первого ранга с кровью Эмрея, которые бы расцарапали себе лица, чтобы быть названными его наследницей. На самом деле, если подумать, у некоторых из них есть дети. Вместо этого ты мог бы жениться на одной из них. Геральт уставился на нее. -Но это намного забавнее, - добавила она, наконец вставая и отряхиваясь, и, скрестив руки на груди, пристально посмотрела на него. - И не менее того, что вы оба заслуживаете за то, что запихнули меня в комнату, как будто вам нужно было защитить мои нежные чувства. -Черт возьми, - сказал Геральт. Эмгыр плотно сжал губы, когда Геральт поделился с ним проницательностью Цири, но после минутного раздумья пренебрежительно сказал: - Несущественно. У меня нет ни малейшего желания называть Карину вар Фирин или Лоренсию вар Адрейн своими наследницами, равно как и видеть благословение Солнца, возложенное на одного из их довольно туповатых и грубых сыновей. Теперь, когда Цирилла - дочь нашего союза в свете Солнца, благословение снизойдет на ее правление и обеспечит его процветание и славу. -Отлично, — сказал Геральт немного кисло, но он не мог поспорить с идеей сделать правление Цири плавным, и в частности он даже не мог возражать против того, что Цири теперь официально была его дочерью; то, что официально, очевидно, не имело значения, но - ему понравилось, когда персонал сказал, что ваша дочь хочет поговорить с вами, как будто весь мир наконец заметил и согласился с ним. Это почти стоило того, чтобы потом добавлять Ваше Высочество. И трахаться с Эмгыром ежедневно. Ладно, значит, у Геральта и здесь не было особых возражений против этой части. У них вошло в привычку делать это по утрам: он просыпался, вылезал из своей кровати, шел по коридору и встречал Эмгыра в нелепой спальне солнца, и он ложился на великолепные простыни, и Эмгыр вставлял в него свой член до самого конца — неделя ежедневной практики делала все намного более плавным — а затем методично трахал его в течение получаса. Геральту даже не пришлось выполнять никакой работы. Он мог просто лежать там, как законченный сибари́т, закрыть глаза и сосредоточиться на великолепном скольжении члена Эмгыра, входящего в него и попадающего в сладкую точку удовольствия внизу, простыни, поглаживающие его кожу с легким покачиванием, меняющийся сладкий запах садов, их руки, сплетенные над его головой, и сладкое чувство растворения в чистом, чудесном ощущении, ничего раздражающего в мире. А потом они встали и приняли ванну, а потом кто-то принес ему бекон. И двенадцать других завтраков тоже. -О, черт возьми, это хорошо, - пьяно сказал он в тот день, когда Эмгыр снова нашел идеальный ритм, тот же ритм барабанного боя с горы, и продолжал его все это время. -О, черт возьми, да. Да. -Я рад, что ты доволен, - сказал Эмгыр позже, тяжело дыша. -Коронация состоится завтра. Геральт слабо застонал, приглушенно, все еще обхватив голову руками. Но, честно говоря, он сам еще не удосужился предложить Эмгыру тихое исчезновение. Конечно, в какой-то момент он должен был вернуться на свой Путь, но... пока шел отпуск, все было в порядке. В любом случае, он не мог уйти, пока не погаснет Солнце, а оно до сих пор весело горело. Эмгыр даже поставил генерала Морврана во главе своих армий и отправил их на север без себя. -Так какой же будет титул? - покорно спросил он. -Супруг императора, - сказал Эмгыр. - Нелепо, но, по крайней мере, ясно. Мне придется снова взять тебя на публике. -Хорошо, - сказал Геральт, подавляя дрожь и притворяясь, что у него только что снова не встал. Это было... нечто. Эмгыр замер, как пантера, только что почуявшая раненого оленя. -Действительно, - сказал он медленно, задумчиво. -Перевернись. -Что? -Перевернись, - сказал Эмгыр. - Я хочу снова обладать тобой. Как брал тебя на алтаре, как возьму тебя завтра перед всем моим городом, с раздвинутыми для меня бедрами, всем твоим телом, отданным мне... -Ох, черт, - сказал Геральт, перевернулся и полностью сдался, позволил Эмгыру трахнуть его до чертиков, отчаянно задыхаясь, и Эмгыр продержался долго, а когда он закончил, он снова подрочил на Геральта, а затем навис над ним, задыхаясь, мокрый, и сказал отрывисто: - Я войду в тебя завтра, - как обещание. Геральт, пошатываясь, вернулся в свою спальню с кружащейся головой, погрузился в ожидающую ванну и уставился в потолок с чем-то средним между ужасом и отчаянным возбуждением. Он хотел, чтобы Эмгыр вар Эмрейс вошел в него на глазах у миллиона людей. Он был в жопе. Нет, хуже. Он был замужем.***
Церемония была настолько ужасной, насколько он мог себе представить. (автор имеет в виду, что Геральт ее такой уж ужасной и не представлял, скорее наоборот)***
Цири пришла рано утром на следующий день. У нее появилось новое странное выражение лица. - Геральт, я только что узнала — почему ты все еще занимаешься сексом с моим отцом? - Э-э, - сказал Геральт. -Я могу понять, почему он занимается с тобой сексом, - Геральт моргнул, - но я не понимаю, почему тебя волнует, что армии Нильфгаарда нельзя будет победить, пока горит Солнце. -Ох, этот сукин сын, - решительно сказал Геральт. - Продолжит ли Солнце гореть... -До тех пор, пока ты занимаешься ритуальным сексом один раз в день, пока солнце встает, - сказала Цири. Эмгыр даже не потрудился отрицать это, когда Геральт в обычное время спустился в спальню и столкнулся с ним лицом к лицу. - Ты бы предпочел отказаться? - мягко сказал он, указывая на кровать между ними. Геральт скрестил руки на груди. - Может быть, мы пропустим один день. -Мм, - сказал Эмгыр. - Возможно больше чем один, как только необходимость будет устранена. Есть много требований к моему времени. -Ты абсолютная сволочь, - с чувством сказал Геральт. -Возможно, тебя утешит мысль о том, что преимущества не ограничиваются только армиями. Все дела империи будут процветать. -Почему это должно меня утешить? -Потому что я послал тысячу человек, чтобы выследить Сигизмунда Дийкстру и привести его ко мне в цепях, - сказал Эмгыр. Геральт нахмурился. - Хорошо, - неохотно сказал он, хотя знал, что Эмгыр просто дает ему тонкий, как бумага, способ сохранить лицо. А потом стало еще хуже, потому что победа завела Эмгыра. Его глаза заблестели, и он сказал: - Ложись в постель, - и у Геральта пересохло во рту, и когда они легли, Эмгыр сказал тихо, грубо: - Сначала ты используешь свой рот на мне. -Ох, черт, — беспомощно сказал Геральт и упал на него, потому что, черт возьми, ему нравилось отдаваться головой, и он даже не думал раньше о том, чтобы отсасывать член, но, черт возьми, руки Эмгыра сжимали его голову и простыни под ним, гигантская кровать была идеальной, его запах, его член становился толстым и твердым, и набухал на его языке — и Эмгыр говорил с ним, говорил ему густым, похотливым голосом, когда посасывать сильнее, когда использовать свой язык, говорил ему, как он собирается кончить в рот, а затем Геральт собирался снова сильно отсосать ему, чтобы он мог трахнуть его, и Геральт застонал в глубине горла. Была причина, по которой он сам снова и снова оказывался в постели с чародейками: единственное, что от них никогда не исходило, даже немного, — это страх; они не боялись силы ведьмака, его жестокости. И ладно, это, как правило, шло рука об руку с нелепым командованием и желанием быть ответственным за все черт возьми, но он мог с этим справиться. Он провел все свое детство, учась выполнять безумные требования жестокого надсмотрщика, которому отчаянно хотел угодить. А потом Эмгыр, лежавший рядом с ним, сказал почти удивленным тоном: -Ты великолепен, - и Геральт жалобно сказал: - Не говори так, - сказал в отчаянии, а затем Эмгыр перевернулся, повернул его голову и поцеловал. На следующий день эта чертова сволочь заставил Геральта трахнуть его. В тот же день Геральт попросил у одного из слуг календарь и сосчитал дни до осеннего равноденствия. Их было очень много. Он все еще мрачно смотрел на это, когда Эмгыр вошел в свои покои и велел слугам подать им обед на двоих, что по-видимому означало, что он хочет посидеть на диване и целоваться, пока они едят. Он увидел календарь на столе и тихо рассмеялся. - Неужели ты думаешь, что потом ты мне надоешь? -Надежда умирает последней? - Геральт безнадежно попытался, а потом сдался и толкнул Эмгыра на диван, чтобы поцеловать его в губы, и прошел еще час, прежде чем они перешли ко второму блюду. -Ты же помнишь, что мы в браке, - заметил Эмгыр позже, добавив оскорбление к оскорблению. К тому времени они уже были в постели Геральта — его совершенно обычной, неосвященной постели. Эмгыр нежно провел рукой по волосам Геральта. -Да брось, - сказал Геральт. - Я не могу в самом деле провести остаток своей жизни в качестве твоего проклятого супруга, - он сказал это в ужасе от того, что собирался сделать. Он чувствовал себя отчаянно, ужасно счастливым. С каждым днем, когда это продолжалось, уйти становилось все труднее. Все раздражающие и грубые стороны жизни на Пути были стерты с имперской роскошью, и Эмгыр будет трахать его несмотря ни на что каждый день своей жизни и, возможно, даже любить его. У Геральта возникло очень нехорошее предчувствие, что Эмгыр похож на одну из тех гигантских многоножек, у которых верхняя оболочка толщиной в пять дюймов, которую ты не можешь даже поцарапать, как бы сильно по ней ни бил, а потом, как только ты добрался до их мягкого уязвимого места, бум, они исчезли. И он тоже знал себя: он любил, когда его любили, он ничего не мог с этим поделать. Какая-то черная дыра открылась в нем, когда мягкие руки, которые он смутно помнил, мягко толкнули его сзади в объятия ведьмака в воротах в Каэр Морхене, и ушли. Черт возьми, он чуть не умер, проехав тысячу миль и бросившись в смертельный вызов, как сумасшедший, и все ради чертовски раздражающего придурка барда, который продолжал писать песни о нем и которого он чаще всего хотел задушить — ну, или, точнее, ради гребаной лягушки. Кто-то из храма даже нашел эту чертову штуку, все еще висящую там с фиолетовой шапочкой. Теперь она устроилась в большом террариуме в углу спальни Геральта, питаясь мухами, выращенными на тропических фруктах. Очевидно, не в клетке; у императорских слуг не было мух в спальне императорского супруга. Они разводили мух где-то на кухнях, ловили их и приносили на верную смерть в крошечных сетчатых мешочках два раза в день. -Это все твоя вина, - угрюмо сказал Геральт лягушке, кормя ее сам, после того, как Эмгыр наконец оставил его в покое на пять гребаных минут, чтобы заняться менее важными императорскими делами, чем мучить бедных беспомощных ведьмаков неотразимым сексом. -Ква-ква, - удовлетворенно сказала лягушка-не-Лютик и слизнула еще одну жирную медлительную муху. Она определенно стала больше, стала более фиолетовой и переливающейся. Геральт вздохнул. Затем он нахмурился, глядя на лягушку. - Подожди секунду. Где, черт возьми, настоящий ты?