Never Did Run Smooth

***

Геральт видел и делал очень много странного дерьма в своей жизни, но женитьба на Эмгыре вар Эмрейсе перед пятьюдесятью тысячами восторженно кричащих зрителей заняла довольно высокое место в списке, еще до того, как они добрались до той части, где его трахнули на алтаре. Оставалось всего одиннадцать минут до конца часа после равноденствия когда они вышли из святилища с планом, так что, по крайней мере, не было времени подумать о том, что, черт возьми, они делали: почти вбежав в Ри́зницу, где несколько безумных жрецов буквально вырезали Геральта из его доспехов и одежды и надели на него официальный золотой наряд через голову, а тем временем Эмгыр был помазан каким-то церемониальным маслом - Геральт мог только надеяться, что часть этого оказалась в полезном месте - и затем они снова выбежали где была стена шума: Геральта словно поразили по лицу Брукские вопли и удары Шарлея. За исключением того, что этот шум не пытался убить его, он был с ним, все кричали от радости, произнося клятвы, прыгали вверх и вниз, танцевали, и это было заразительно; чистое возбуждение проникло в него через теплый камень алтаря, когда он лег на него, и когда Эмгыр задрал наряд и положил руку на бедро, дрожь предвкушения прокатилась по его позвоночнику и превратилась в удовольствие. Геральт уставился на пылающее солнце над головой с каким-то зачарованным недоумением, как у него встал. К тому времени он уже был близок к бреду от некоторого сочетания обезвоживания и адреналина, и похоть решила присоединиться прямо сейчас. Жрецы начали бить в барабаны, и все начали топать в такт, стук эхом отдавался во всем его теле, и Эмгыр приподнял бедра и толкнулся в него, и, черт возьми, да, и Геральт закрыл глаза и схватился за золотое пламя, поднимающееся от края алтаря над его головой, и поднялся, чтобы встретить толчки. Он больше ни капельки не сомневался в силе ритуала; магические потоки бушевали вокруг него, наполняя его: ревущее солнце жаждало обнять Эмгыра, обнять верующих, город и Империю — вся любовь и преданность веков поклонения отражались на них в одной едва контролируемой вспышке жара. Геральту вдруг захотелось быть с ними, захотелось дать им то, чего они хотели. Когда он кончил, толпа разразилась громом диких истерических криков, достигая кульминации вместе с ним, и когда он позволил себе погрузиться в нее и кончил снова, звук стал еще громче, неистовый и настойчивый, барабаны били все быстрее и быстрее, и Эмгыр, тяжело дыша к тому времени, наконец вышел и кончил на него, и люди в толпе окружали их, случайные незнакомцы поворачивались друг к другу и целовались, прижимаясь друг к другу, постанывая в оргазме. Геральт хрипло застонал, схватил Эмгыра за руку, обхватил ею свой член и сделал это в последний раз одним отчаянным толчком, чтобы присоединиться к ним в последнем взрыве, а затем безвольно рухнул задыхаясь. *** Солнце все еще светило посреди ночи. Геральт смутно осознавал, что люди перемещали его после обряда. Он мог бы что-то с этим сделать, если бы пришлось, но, похоже, на то не было причины. Они сняли с него смятый, испачканный наряд, и вымыли, и отвезли его куда-то в экипаже, и еще несколько человек подняли его по лестнице и положили в кровать, и он ничего из этого против не возражал. Он просто погрузился еще глубже, как только они положили его голову на подушку. Но примерно после двенадцати часов сна голод заставил его проснуться; он зевнул и сел. Была середина ночи, но через балконные двери перед ним он мог видеть огненное солнце, все еще сияющее из-за склона горы вдалеке и отчетливо видимое в темноте. Неподалеку раздавалось пение. Он встал и вышел на балкон. Огромный двор по другую сторону того, что должно было быть дворцовой стеной, был полон людей, все еще танцующих и поющих, глядя на палящее солнце. Балкон продолжался вдоль изгиба здания до соседней комнаты, в которой горел свет. Геральт решил, что найдет там кого-нибудь, и, может быть, этот кто-нибудь подскажет ему, как раздобыть что-нибудь поесть, поэтому он прошел по ней и остановился в дверях балкона: Эмгыр сидел за столом, одетый в халат, и писал. Он замолчал, через мгновение поднял глаза и уставился на Геральта. - Э-э, - неловко сказал Геральт. - Ты пришел в себя? - резко сказал Эмгыр, возвращая свое внимание к бумагам. - Более или менее, - сказал Геральт, - я предполагаю, что ты не спускаешься на кухню, чтобы перекусить здесь. Эмгыр протянул руку и коснулся камня, лежащего на его столе, и в комнату мгновенно ворвалась служанка - буквально; она прошла сквозь стену и поклонилась. Эмгыр махнул рукой в сторону Геральта. - Принесите еду, - сказал он женщине, которая тут же откланялась через стену, и примерно через пятнадцать минут в комнату вкатили большую тележку - по крайней мере, через дверь - и двадцать блюд были выставлены на низкий столик посреди комнаты. Еще один волшебный камень был незаметно спрятан в конце, и главная служанка сказала: - Пожалуйста, дайте нам знать, когда вы будете готовы к следующему блюду, ваше высочество, - и только после того, как она выскочила за тележкой, Геральт понял, что она разговаривала с ним. -Ваше высочество? - в ужасе сказал он Эмгыру. -Мы женаты. В настоящее время ты являешься Императорским Консортом, - сказал Эмгыр, не поднимая глаз. -Как долго? - сказал Геральт в порыве надежды. Это звучало как возможно... -До коронации. О, ради всего святого, - тогда кем же я буду? Императрицей? -Примерно дюжина главных офицеров по протоколу отчаянно заняты ответом на этот вопрос в этот самый момент. Ты поставил их в новую ситуацию значительной сложности. -Отлично, - обреченно сказал Геральт, подошел и сел за стол. Ему явно нужно подкрепиться. По крайней мере, еда была фантастической. Он пару раз ел за столом Фольтеста и в домах разных дворян, но ничего подобного не было. Блюда были в основном холодными — неудивительно, как быстро они подали, — но разнообразие было огромным: ровный желейный паштет, приготовленный с портвейном; тонкие ломтики рыбы, обжаренные с одной стороны, холодные и горячие одновременно; раки в ярком маринаде; икра с густыми сливками и круглые тонкие пшеничные лепешки; блюдо из маленьких овощей с маленькими крапинками, которые были очень острыми, идеально сочетались с крошечными обжаренными во фритюре кубиками чего-то, что он не узнавал. - Что это за штука? - Тофу, - сказал Эмгыр, бросив взгляд, который превратился в пристальный взгляд. Геральт с некоторым сомнением посмотрел на него в ответ, затем опустил взгляд на тарелки. -Что, я только что нарушил какое-то правило этикета? Я думал, что должен был это съесть. - Ты должен есть то, что тебе нравится, а остальное оставить, - сказал Эмгыр, - будет второе блюдо из горячих блюд. Ты хочешь этого? -Конечно, - сказал Геральт, - у меня не было много времени, чтобы поесть в дороге. -Очевидно, - сказал Эмгыр, слегка нахмурившись. Он действительно откинулся на спинку стула и наблюдал, как Геральт ест второе блюдо, как будто это была пьеса, поставленная для его развлечения. Геральт не позволил этому помешать ему съесть всех трех перепелов — они были потрясающими, под глазированным медом, с красным вином и кардамоном — и всю миску свежей лапши, заправленной просто маслом, как, черт возьми, вы сделали лапшу и масло такими вкусными; гора жареных овощей; вся великолепная говядина, красные соки, собирающиеся вокруг нее, хрустящая корочка перца снаружи; тонкая рыба в соленой корочке, которая выпустила дымящийся аромат, пахнущий травами, когда он раскрыл ее... -Не желаете ли сладкого блюда, ваше высочество? — спросила служанка, когда они подошли, чтобы забрать пустые тарелки. -Не откажусь, — сказал Геральт и с новым энтузиазмом бросился в эту славную битву. К концу он действительно почувствовал себя сытым, и волны сонливости снова накатывали на него. Он постучал по камню, давая знать слугам, что закончил, откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза всего на минуту, а когда проснулся на следующее утро, он растянулся на диване, а Эмгыр стоял на балконе, глядя на все еще пылающее солнце, слегка нахмурившись. Геральт сел и стер зевоту с лица, чувствуя себя в тысячу раз лучше. Ладно, в настоящее время он был императрицей Нильфгаарда, но, учитывая все это благословение, Эмгыр, вероятно, не мог отрубить ему голову или бросить в темницу, и, кроме того, не было ничего, что помешало бы ему сбежать рано или поздно. На самом деле Эмгыр, вероятно, был бы совершенно счастлив помочь Геральту инсценировать его смерть и исчезнуть через несколько незаметных недель. Он посмотрел на Эмгыра, собираясь спросить, и в позолоченной линии восхода солнца он заметил, что у Эмгыра была небольшая тень, идущая вдоль линии его челюсти, прямо там, где бы он прикоснулся к ней ртом, и его волосы были заправлены за ухо и обнажали линию его горла, и он держал руки за спиной, его длинные пальцы свободно обхватывали другое запястье, его широкие плечи под красным узором шелкового халата, его босые ноги - тысяча чувственных деталей, которые Геральт никогда раньше не замечал в мужчине, как целый новый набор желания были записаны в нем. Ему пришлось подавить желание встать, подойти к Эмгыру и спросить его об остальном: он хотел понюхать, он хотел попробовать на вкус — он помнил вкус рта Эмгыра, его кожи, помнил, как он был внутри... Эмгыр обернулся в задумчивости, и в результате увидел, что на Геральте не было ничего, кроме свободной тонкой льняной рубашки, которую кто-то надел на него прошлой ночью, в основном полупрозрачной. Но Геральт посмотрел на него, стиснув челюсти, и Эмгыр не отвернулся вежливо и не сделал вид, что его там нет, он продолжал смотреть на торчащий член Геральта, как будто думал о том, чтобы что-то с ним сделать, и Геральт сломался; он сказал, стараясь казаться спокойным и не голодным: - Знаешь, если ты хочешь повторить... Эмгыр постоял еще мгновение со странным выражением на лице, а затем действительно сказал: - Пойдем, - и провел Геральта через дверь в комнату, которая выходила напрямую на пылающее солнце, вся комната была пуста, за исключением единственной чудовищной кровати размером с приличную лодку, сделанной из чистого золота, со всех четырех сторон обрамленной восходящим солнцем с пламенем длиной в ярд, извергающимся к потолку. Если бы Геральт был на унцию меньше готов к сексу, он бы все прекратил, просто чтобы посмеяться до упаду: им пришлось откинуть панель, чтобы забраться на нее. Но как только они оказались на нем, ох. Он не знал, из чего был сделан матрас, но он пах невероятно, как сам солнечный свет, а простыни были сделаны из ткани из золотистого атласа. Геральт, наверное, мог просто кататься по ним. Он ухватился за солнечную дугу у подножия и встал на колени, прекрасный свежий весенний ветерок дул ему в лицо, когда Эмгыр вонзал в него свой член ровными толчками бедер, а затем он толкнул Геральта плашмя на великолепный атлас и трахнул его, скользя взад и вперед по нему. Геральт восторженно застонал и кончил три раза подряд — к счастью, кровать была чертовски большой, что они могли просто перевернуться и найти другое место — а затем дыхание Эмгыра стало немного прерывистым, и Геральт хрипло сказал: - Подожди, вытащи еще раз, - и когда он это сделал, он перевернулся и схватил оба их члена в свои руки и решительно погладил — он сам знал, как чертовски приятно чувствовать, как мозоль от меча на краю большого пальца скользит по головке твоего члена, и Эмгыр громко застонал и кончил в его объятиях. Почувствовав, как пульсирует его член, Геральт сам снова перелетел через край. Эмгыр опрокинулся на спину рядом с ним, грудь тяжело вздымалась. Геральт закрыл глаза и роскошно нежился, глубоко вдыхая их запах — раньше он обычно думал о мужчинах как о чем-то вонючем, но в данный момент чувствовал себя очень открытым. Ритуал был каким-то странным потусторонним опытом, на самом деле это не было похоже на секс, но это было; это было все, что он любил в сексе, вознесенное до какого-то почти ослепительного уровня: ткань, теплый воздух, сады - черт, сначала потрясающая еда, сон без сновидений, после двух недель лишений... - Я слишком мало доверял тебе, - резко сказал Эмгыр. Геральт открыл глаза и оглянулся. Эмгыр тоже лежал на спине, уставившись в потолок, но в его лице не было ничего мечтательного или расслабленного; у него был тяжелый, целенаправленный взгляд. - Когда ты отправился в Нильфгаард? -Двенадцать дней назад, в Оксенфурте, - сказал Геральт, а затем застонал, - о, черт, Лютик. Должно быть, он появился в храме голым и понятия не имел, как туда попал. Его, наверное, бросили в какую-нибудь тюрьму. Эмгыр проигнорировал судьбу Лютика, - ты проехал от Оксенфурта до Нильфгаарда за двенадцать дней? Это больше тысячи миль. -Как я и сказал. У меня было не так много времени, чтобы поесть. Или спать, если уж на то пошло, - сказал Геральт, - менял лошадей так часто, как только мог, просто продолжал ехать. -Да, - сказал Эмгыр, - и прибыл сюда едва ли вовремя, без возможности получить разрешение. Как ты узнал об этом проклятии, имея так мало времени для его исправления? Это кажется маловероятным совпадением. Либо ты должен был узнать это раньше, либо слишком поздно... Геральт уже перекатился на его руку и смотрел на него сверху вниз. - Дийкстра, - сказал он. - Чертов Дийкстра. Он подставил меня — нарочно? Зачем бы... - он осекся: - Он знал зачем. -Да, - сказал Эмгыр. - Я должен был отправиться на Север сегодня. Мои солдаты должны были пересечь Понтар через три недели. Падение Редании неизбежно — если, конечно, на весь Нильфгаард не пало проклятие необычайной силы. Я полагаю, он узнал достаточно об обряде, чтобы понять, что либо твой отказ, либо твое бесплодие приведут к проклятию союза — и недостаточно о более туманных положениях веры. -А потом что, у его шавок появился Лютик — о, нет, этот гребаный ублюдок, это была лягушка, - выдавил Геральт, почти задыхаясь от ярости. - Эмгыр, когда ты отправишься на север, лучше бы для меня была лошадь, потому что я собираюсь повесить Дийкстру за яйца. -Как бы мне ни хотелось разочаровать тебя в этой цели, никто из нас не покинет город в течение определенного времени. Эмгыр приподнялся, толкнул боковую панель и выбрался из кровати. -Что ты делаешь, когда тебе нужно отлить ночью? - пробормотал Геральт, выбираясь вслед за ним: изящного способа сделать это не было. - Я удивлен, что ты не поранил себя. -Я здесь не сплю, - сказал Эмгыр. - Это императорское брачное ложе. Это алтарь, посвященный Солнцу, - он указал в окно на горящий символ. Геральт смотрел на это с растущим чувством обреченности. Верно. Очевидно, он еще не закончил трахаться на алтарях. - Как долго это будет продолжаться, конкретно? -Возможно, Солнце будет продолжать гореть до осеннего равноденствия, - сказал Эмгыр. -Шесть месяцев? -Я предлагаю тебе подумать о многих менее приятных исходах ситуации, которую ты позволил себе создать, - сказал Эмгыр немного многозначительно. - И сделай все возможное, чтобы найти утешение в этом.