Бракованный Малфой

Драко не знал, что сказать. Последний, кого он стал бы винить в своих бедах — это Альбус Дамблдор. Однако, ему не послышалось, что он мог снять заклятие? — Как вы узнали? — только и нашёлся спросить Драко. Перед ответом Дамблдор посмотрел вдаль и как-то печально усмехнулся. — Вопреки расхожему мнению, Сивилла Трелони не зря преподаёт в Хогвартсе. Сколько бы не критиковали эту колдунью, она всё же обладает даром, который себе приписывает. На следующий день после первого испытания на Турнире Трёх Волшебников меня навестила Профессор Макгонагалл, чтобы ещё совсем свежим передать воспоминание об услышанном пророчестве (с Профессором Трелони мы давно уговорились не обсуждать её дар). Услышанные слова, по правде говоря, сначала показались мне бессмыслицей, а затем вызвали сильную тревогу. «Опасность над головой Победителя. Тюремщик собирает союзников, а узник противится Лорду. Двое суть одно. Тот, кого Избранный почитает за врага — его вернейший друг, ему предначертано спасти жизнь, которая может спасти всех нас…» — Как из этого можно что-то понять? — Драко Малфой с нажимом потёр виски, пытаясь срастить странные слова во что-то единое. -Мне самому пришлось потратить немало дней, решая эту задачку. Как ты помнишь, тогда мы ожидали очередного этапа турнира трёх волшебников, и если бы можно было это сделать, Турнир был бы прерван тут же! — Дамблдор, говоря это, вдруг показался очень уставшим и присел на большой камень, чтобы перевести дух. — Пришлось предположить сразу две вещи: первое — победа Гарри Поттера в турнире предрешена; второе — ему грозит огромная опасность, и предотвратить её может лишь тот, кого Гарри считает врагом по ошибке. — Поразительно, сэр, вы — действительно великий волшебник! Не сдержавшись, Драко сказал это так восторженно, что ему стало стыдно. Ему ещё долго придётся учиться контролировать свою речь и говорить не всё, что приходит на ум — с горечью подумал юноша, ожидая реакции Профессора на эту странность. — Это громко сказано, но мне приятно, что ты так считаешь! — добродушно рассмеялся Дамблдор, сбавив напряжение слизеринца. — Сначала, признаться, я подумал, что речь о Профессоре Снегге, но мне не давала покоя фраза «Двое суть одно.» Я искал в своей памяти связь с этими словами и вспомнил древнее заклятие, которое мы в студенческие годы обсуждали с одним приятелем… Дальше нужно было понять лишь одно: кто из неприятелей Гарри проявлял качества ровно противоположные тем, что ценит он и его друзья… — А затем вы пригласили меня в свой кабинет, — подытожил Драко, не дождавшись продолжения разговора от Директора. — После той встречи я много думал, предполагал, как тебе можно помочь, но ни в чём не мог быть уверен. В конце концов, я положился на пророчество и не стал ничего делать, так что тебе действительно есть в чём меня винить! — Я действительно считаю, что винить вас не в чём: мои беды — это мои беды. Никого, кроме меня, это не касается. Казалось, Дамблдор помрачнел ещё сильнее после этих слов. — Видишь ли, я был почти уверен, что я — единственный волшебник в мире, который может разрушить Заклятие Двойника-Противника. — Так это называется? — не сдержал любопытства Драко. — Да, это очень древняя магия, её применяли для наказания предателей, чтобы обратить их продажность против них. Тогда не очень заботились о том, чтобы заклятие могли снять после применения, а понятия о гуманности никого не волновали, когда речь о предателе. — Но вы утверждаете, что могли его снять? — Любое заклятие можно снять, мистер Малфой, если иметь достаточно знаний, опыта и сил. У меня было всё это, но я имел также и представление о цене. Воландеморта же цена не волнует, и он прекрасно знал, что убивает тебя, когда применил неизвестную уже почти никому магию. При всей дурной славе, тебе есть, за что поблагодарить Тёмного Лорда… Драко заметил пробежавшую по лицу Дамблдора тень, попутно удивляясь предположению о благодарности Воландеморту. С Драко он, конечно, снял заклятие, попутно едва не убив, отца убил точно, а мать обрёк скрываться до конца своих дней. Где именно здесь место для благодарности? Дамблдор, казалось, ждал от него какой-то реакции. — Профессор, я не испытываю никакой благодарности или любых других позитивных чувств по отношению к Лорду. Что бы он ни сделал, делал он это не для меня, а при помощи меня. Директор выдохнул, словно тащил что-то всю дорогу на своих плечах и теперь сбросил. Они не говорили больше, пока не вернулись обратно в больничное крыло Хогвартса, где Мадам Помфри, охая и ахая, принялась менять Драко повязки, кое-где пропитавшиеся кровью. Наконец забинтованный снова, Драко чувствовал сильную усталость (видимо, закончилось действие тонизирующего зелья). Однако, он очень хотел спросить у Директора о заклятии, что лежало на нём все эти годы, и потому не желал начинать отдых раньше времени. Уже почти готовый заговорить, он был перебит словами Дамблдора: — Спасибо тебе, Драко Малфой. — Сэр? — он поднял брови, словно их высота могла помочь дотянуться до смысла этой внезапной благодарности. — Это я должен вас благодарить. — Возможно, но и не только. Сегодня ты снял с меня сразу два неприятных чувства, Драко. Первым из них была вина, вторым — страх за твою душу и будущее, ведь отобрав возможность выбирать, тебе не дали научиться делать правильный выбор. Не смотря на то, каким ты являешься на самом деле, я всё же боялся, что в решающий момент выбор будет сделан в пользу Тёмного Лорда… Прости, что я сомневался в тебе, Драко. Впредь я этой ошибки не повторю. Разговор, очевидно, был закончен, и Дамблдор покинул палату. Сдавшись истощению своего организма, Драко выпил любезно оставленное на тумбе зелье и погрузился в сон. Спустя неделю Драко перестали давать сонное зелье, и он тут же отправился в кабинет Директора. Горгулья при входе не пожелала его впустить, однако сам Дамблдор внезапно оказался за спиной юноши. — Чем обязан, мистер Малфой? Кажется, теперь он слышал это приветствие не реже трёх раз в неделю. Малфой проводил в день хотя бы час времени за беседами с Директором, больше слушая, а говоря лишь только затем, чтобы задать очередной вопрос. Главным образом он интересовался древними заклятиями и тем, которое он именовал теперь своим заклятием. Двойник-Противник был чем-то вроде паразита в теле. Он видел глазами Драко, слышал его ушами, но делал и говорил всё совершенно наоборот. Чтобы добиться появления двойника, по словам Дамблдора, нужно было изготовить зеркало с серебряным напылением, поместить в оправу из чёрного авантюрина и скрепить золотом. Затем нужно было преобразовать получившийся предмет в напиток и напоить им предателя. Весь процесс должен был быть произведён в течение строго определённых фаз луны и принято не позже новолуния после изготовления. Снять Заклятие Двойника-Противника значило бы вытащить микроосколки зеркала, разошедшиеся по всему телу, и собрать воедино. Обе части этого процесса потребовали бы немало магической силы. Никто не смог бы после такого выжить, но Нарцисса перенесла своего сына в Хогсмид вовремя, и по счастливой случайности в этот момент Альбус Дамблдор выходил из Трёх Мётел. Заклинания заживления, что она трясущейся в руках палочкой пыталась наложить на сына, не действовали, пока их не повторил Директор, всё же пояснив, как мало они могут помочь в этой ситуации. Драко также узнал от матери, что при бегстве её ударили в спину заклятием. Она умолчала — каким именно, но временами жмурилась без видимой причины: вероятно, магия нанесла более тяжёлую рану, чем мать стремилась показать. Драко не знал, в каких они теперь отношениях, но с некоторым удивлением обнаружил, что хочет впредь защищать Нарциссу от подобных действий.