Бракованный Малфой

— Чтоб ты сдохла, мам. Ненавижу тебя! — этими словами Драко ответил на врученный матерью подарок. Шокированный тем, что произнёс, он немедленно захлопнул свой рот ладонью. Миссис Малфой едва не заплакала, но затем погладила сына по щеке и ответила с невообразимой печалью в голосе: — Я тоже очень люблю тебя, сын. Драко сразу понял, что с ним что-то не так. Со временем он также вынужденно признал, что его родители в курсе. Иначе как они сносили всю эту грубость и дерзость? В прежние времена стоило ему сказать хоть слово поперёк отцовской воли — и его ждали если не розги, то ужин без десерта или сидение в комнате без игрушек весь день… Теперь же отец просто кивал ему на грубость или бормотал себе под нос: «Замечательно, превосходно…» Отец нанял лучших учителей без промедления. Наследник Малфоев изрядно вымотал им нервы, но отец семейства, казалось, был этому невероятно счастлив. На каких уроках сын устраивал более сильную истерику, тех он получал больше. А те, к которым относился с воодушевлением, он получал лишь в необходимом количестве. Так Люциус пытался помочь сыну проявить склонности к тому, что у него получалось лучше. Прошло достаточно времени, чтобы Люциус, занятый делами министерства, стал забывать, что его сын — дефектный и заколдованный. Старший Малфой был именно из тех людей, кто держит в поле зрения лишь предметы, вызывающие беспокойство. Драко таковым быть перестал. В особенности потому, что нашёл единственный способ чувствовать себя хорошо и не сожалеть о словах и поступках: Драко Малфой взрастил в себе хладнокровие и равнодушие к родному отцу, делающие его невидимкой в собственном доме. Разумеется, полноценным хладнокровием мальчик десяти лет похвастаться не мог, но для своего возраста вполне претендовал на первенство в невозмутимости. Вернее, почти десяти, ведь мальчик как раз ожидал своего дня рождения. Единственный день в году, когда мать окружала его теплом и заботой, ведь теперь она не переносила присутствия сына. Да и ему самому было тяжко, ведь тёплые чувства к матери проявлялись в грязных ругательствах и отвратительном поведении. На день рождения сына, однако, Леди Малфой неизменно собирала в себе все силы и устраивала праздник, украшая гостиную и стараясь игнорировать мысль о том, сколько раз за праздник придётся применить «репаро». Разумеется, Драко накричал на мать и сломал все украшения. Нарцисса обняла сына, игнорируя его попытки вырваться, и сказала о том, как сильно любит его, стараясь не слушать, что он говорил в ответ. Отец в тот день вернулся поздно и в мрачном расположении духа. С ним шёл какой-то мужчина, чьё лицо было закрыто капюшоном. Драко пытался снова внушить себе безразличие, но осознав, что отец намерен игнорировать первенца в единственный в году радостный день, отчаянно заулыбался. Нарцисса опешила, всего мгновение надеясь, что чары, наложенные на сына, пали спустя пять лет. Но услышав оскорбления за устроенный праздник и обвинения в испорченном настроении (что, на самом деле, означало как раз её невиновность), мать поцеловала сына и распрощалась с ним, с трудом сдерживая слёзы. После долгого разговора с нежелательным гостем, Люциус вручил ему горсть летучего пороха и отправил восвояси через камин. Малфою было о чём поразмыслить: от туманных намёков на возвращение Тёмного Лорда, до давно приходивших в голову мыслей о сыне и его учёбе в Хогвартсе. Альбус Дамблдор даже во времена Тёмного Лорда считался самым могущественным волшебником, кого и сам владыка не смел недооценивать. Может ли быть такое, что директор школы не заметит древней магии, наложенной на ученика? Не поздно ли ещё подать заявку в Дурмстранг? Они принимают заявки чуть ли не от рождения, но, может быть, помогут связи… — Отец? — Драко вошёл в кабинет и никого не увидел, ведь отца скрывала высокая спинка кресла, обращённого теперь к камину, а не как обычно — к рабочему столу. — Драко… — задумчиво протянул Люциус, — я как раз думал о тебе только что. Неужели у тебя проявились способности к легилименции? — с толикой надежды во взгляде отец развернул кресло, чтобы видеть сына. — Конечно, я ведь всей душой хочу знать твои мысли, — ответил сын. Люциус напрягся, но не подал вида, что мысленно перевёл это как «подавись своими мыслями, мне они не сдались». Он не признался в этом ни разу, но порой скучал по ласковому мальчику, которым Драко был раньше. Которым Драко, как он думал, был и до сих пор. С Нарциссой точно, но эти слова подтверждали, что сын избавился от тёплых чувств к нему, Люциусу. В прочем, если старый «приятель», встретивший его у дома сегодня, прав хотя бы отчасти, он утвердил отца в правильности сомнительного действия, совершённого над сыном. Даже слухи о том, в чём был уверен старый знакомый, привлекли бы слишком много внимания, под прицелом которого он бы не сумел скрыть сына и постыдные дефекты его мышления. — Что за почтенный господин посещал тебя сегодня? — Дерзишь, мальчишка? — Люциус направил на Драко уничижительный взгляд, который тот стойко выдержал. — Надо было отправить тебя в дурмстранг, но как я мог бы такое предугадать? — Очень жаль, что я разочаровал тебя, отец. Против воли Люциус снова «перевёл» слова сына, но проигнорировал получившееся злорадство. — Тем не менее, у тебя есть ещё шанс не посрамить свой род, мальчишка. Слизерин, факультет на котором училась вся твоя семья, ни в коем случае не принял бы такого, как ты. Однако, мы можем понадеяться, что наш фокус сработает… — В любом случае моё мнение ничего не изменит, — Драко даже удивился, что впервые за долгое время сказал именно то, что думал. Это его удивило. Впрочем это был факт, вне зависимости от эмоций. С отцом Драко больше не разговаривал. Он нередко возвращался мыслями к тому краткому разговору, но лишь первое время. Далее отец снова встал в один ряд с прочими вещами, которые Драко не интересуют. Однако, на следующий день рождения, Драко встретил сову из Хогвартса ругательным возгласом и разбил сразу две вазы, не сдержав ликования. Мать перехватила письмо до того как сын успеет его коснуться, боясь что тот разорвёт его в клочья. Было ясно, что у мужа ничего не вышло, но втайне Нарцисса радовалась, что сына не придётся отсылать так далеко. В последнее время Люциус совсем охладел к нему, и Леди Малфой боялась, что муж отошлёт сына на весь срок обучения, раз Дурмстранг предоставляет все условия для проживания. Сколько бы сожалений и боли не испытывала Нарцисса, глядя на сына, перспектива не видеть его вовсе разбивала ей сердце. Драко был готов. Он давно понял, что испытывать эмоции — всё равно, что чертить ножом по коже: раны заживают, оставляя лишь безболезненные шрамы, но лучше не наносить их вовсе. Это осознание сделало его очень сдержанным. Настолько, что последний год, стоило родителям пригласить кого-то в гости, те спрашивали, на каком факультете учится их сын, ещё даже не поступивший. Никто не смел думать, что мальчик десяти лет может быть так спокоен и тих. За дисциплину Драко хвалили его родителей, отчего матери всегда было немного неловко. В конце концов, она смирилась с тем, что сын стал совсем бесчувственным. Пожалуй, для человека, находящегося в ловушке собственных чувств, не может быть ничего лучше, чем не чувствовать ничего.