Прелести героизма

Они сидят так какое-то время. Должно быть, долго. Флиппи не уверен, для него время до сих пор пребывает в состоянии абстрактном. Теперь даже ещё больше, когда мир совершенно потерял все звуки, свидетельствовавшие бы о том, что он ещё жив, ещё существует на необъятных просторах вселенной. Это даже не сравнить с погружением под воду, настолько тишина абсолютная, настолько мёртвая. Спокойная. Флиппи глаза закрывает, стараясь покою этому совсем отдаться, впустить его в себя целиком, и пусть тот сотрёт все мысли его, все тревоги выжгет пустотным холодом. Может Сплендид продолжает что-то там себе под нос бормотать - бесполезные, ускользающие мимо утешения, может нет, это не важно. Из объятий выпускает медленно, неохотно - Флиппи находит в себе силы порадоваться, а то становилось всё более неловко, несмотря на обстоятельства и всё такое. Во Флиппи эмоциональный штиль ненадолго, он знает, потому цепляется за него как может, упивается им, пока может. Сплендид уходит и приходит быстро, неся в руках махровые полотенца. Флиппи моргает. Он всё ещё очень мокрый. А то полотенце, которое он вокруг головы обматывал, в углу валяется ненужным и одиноким. С волос капает, с одежды, он чувствует, как футболка неприятно прилипла к телу и морщится. Сплендид вытирает ему волосы почему-то сам, напротив усаживаясь прямо таки по-хозяйски, будто заботливая мать над своим нерадивым дитём. Но Флиппи это не раздражает. Флиппи это не унижает. Флиппи в атрофии чувств, он принимает всё как должное, как рутинную обыденность, лишь на задворках сознания предчувствует надвигающийся срыв. Но это будет потом, так что сейчас не важно. Сплендид мнётся, убирая в сторону полотенце. Жестами пытается что-то показать. Это не нужно. Флиппи по губам читает, а потому палец к губам подносит, призывая к прекращению мимического спектакля. ⸺ Хорошо, сейчас пойду переоденусь, ⸺ Сплендид оторопевше замирает и кивает, криво улыбнувшись. В спальне темно. Флиппи за собой дверь запирает и переключателем щёлкает. В платяном шкафу, на самом деле, не одна лишь военная форма, только кроме неё он ни разу так ничего и не надел. На самом деле, даже и не пытался, хотя себе каждое утро обещал попробовать. Сейчас тоже пробовать стремление не появилось, и возможно не появится никогда, так и кому какое дело? От прошлого не сбежать. Флиппи сапоги стягивает, не расшнуровывая, как будто в трансе. Куртку снимает солдатскую, футболку, на кровать всё бросает, не заботясь. Из шкафа достаёт точно такие же вещи, разве что сапоги берёт без шнурков и немного повыше. Садится на край кровати, взглядом в никуда упираясь. Движения все автоматические, бездумные, только поднимается он уже через силу. Тянет лечь и забыться во сне, но сон небезопасен, а по дому ходит гость, ждёт его, кажется. Надо сказать ему, чтобы домой летел. Нет смысла с ним сейчас оставаться, только праздник себе портить. Сплендида он находит в ванной, явно чем-то озадаченного. Тот замечает его и оборачивается. ⸺ У тебя разве нет фена? ⸺ спрашивают губы. Тонкие розовые губы, такие же немые, как и всё остальное в мире. Флиппи на них почти засматривается, влекомый неожиданной красотой этого. В ответ он только качает головой. Фена к него нет. Сплендид вздыхает, стоит, думая, что делать дальше. У Флиппи почему-то язык не поворачивается сказать ему уходить, он лишь смотрит и ждёт, что тот сделает. В голове слова просто не складываются, отказываются подчиниться и всё, даже если бы он действительно хотел, не смог бы с ними совладать. Сплендид снимает куртку, о которой в тревогах совсем забыл, кладёт её на батарею, оказываясь в одном свитере. Глупом свитере, типично-Рождественском таком, словно бабушка связала. Голубой, с вышитыми белыми нитками маленькими белочками и ёлочками, чередующими друг друга в широких рядах. Очаровательно. О, он сказал это вслух? Потому что Сплендид краснеет, выдавливая скомканное спасибо, и быстрым шагом направляется к кухне. Тяжело следить за тем что говоришь когда этого не слышишь. Ну и ладно, всё равно он не может сказать чего-то особенного или подставляющего, пока мысли так сильно путаются, превращаясь в невнятную кашу. Флиппи идёт за гостем следом. На плиту он ставит чайник, газ включает и лезет доставать им чашки, всё больше утверждаясь в позиции хозяина дома. Свет включает, суетится. И всё как будто не с Флиппи происходит, как будто не в его доме это происходит, не на его кухне. Сверхмощные беруши, или что это такое вообще, поставили барьер удивительно прочный. Флиппи на стул опускается и, похоже, то ли дрёму проваливается, то ли фокус теряет, но когда окружение вновь обретает привычную чёткость, перед ним полная кружка чая, а на голове опять полотенце. Моргает - ещё и тарелка с печеньем. Хорошо. Сплендид напротив него, уже пьёт, язык обжигая. Никто, разумеется, за столом говорить ничего не пытается, но когда они заканчивают, Сплендид зовёт с ним на улицу. Флиппи туда не хочется, но он всё равно идёт. Из благодарности, из чувства ведомости, просто так. Пальто поверх формы и вперёд в холодную зимнюю ночь вслед за героем. Ветер, впрочем, не такой уж сильный, как ожидалось. Мороз заставляет вздрогнуть и покрыться мурашками, обнимая себя за плечи. Флиппи выдыхает облако пара, озираясь по сторонам, словно приходящий в себя после пьянства, но окончательно отрезветь ему не дают подхватывающие руки. Мгновение - они поднимаются в воздух, так стремительно всё выше и выше, покоряя непроглядно чёрные небеса. Флиппи испуганно за Сплендида хватается, не смея шевельнуться. Глаза жмурит. Было бы ещё страшнее, если слышать свист в ушах, но и так ему достаточно, ведь так быстро, так внезапно и умопомрачительно. И тогда они замедляются. Сплендид останавливается, мягко парит, не двигаясь, успокаивающе голову к Флиппи клонит, потираясь. Ждёт. Шок выветривается довольно быстро, в конце концов, не зря же он прошёл столько, сколько прошёл, так что Флиппи открывает глаза и озирается по сторонам, не в силах совладать лишь с внутренним трепетом перед подобной высотой и перед подобной сверхъестественной силой. Полотно небосвода раскрашивает в яркие цвета салют вдалеке, красочный и красивый теперь, когда можно смотреть на него, не слыша взрывов, теперь, когда можно смотреть и видеть его, а не летящие снаряды. Зрелище восхитительно настолько, что забывается и еле тлевший в груди страх, и злость на такие неожиданные выкрутасы, что должны бы поражать и отвращать своей наглостью, но в результате ничего такого почему-то не происходит. Почему и как - это на третий план уходящие вопросы, они незначительны, они нисколько не тревожат. Картина прекрасна, прекрасны расцветающие во тьме узоры, горящие так завораживающе, они осыпаются вниз звёздной пылью и исчезают, оставляя после себя след из впечатлений на душе. Всплески искр манят, возбуждают, Флиппи чувствует себя таким живым, он не может перестать улыбаться, не замечая одинокой слезинки, скатившейся по щеке и рухнувшей вниз. Они любуются фейерверками до тех пор, пока их не перестают пускать. Там, на земле, все жители - мелкие точки, собираются обратно по домам, укладываться в постели и прятаться в тепле. Флиппи жаль, что всё так быстро кончилось, но его не достигает разочарование. То, что только что случилось, было лучшим, что случалось за последние... Года... Они спокойно летят над лесом, дальше от города, дальше от жилых мест. Ветер утихает, не колышет более тонких ветвей, не играет со Сплендидовым шарфом, закидывая насмешливо ему в лицо. Всё кажется волшебным, таким, каким не могло быть в реальности, и Флиппи наслаждается, доверяется, растворяется. В какой-то момент они начинают снижаться. Сплендид осторожно ставит Флиппи на ноги и тот с удовольствием падает в снег, разведя в стороны руки. Сплендид фыркает и падает с ним рядом. Вверху целая бездна черноты, где за облаками, за атмосферой скрывается космос. Безграничный, невероятный. Одурманивающе красивый и безразличный, там лишь вакуум и смертельный холод. Думать о нём странно. Космосу нет дела до Земли, ни до её проблем, до того, какие и за что на ней идут войны, как на ней страдают или купаются в счастье люди - это для него ничтожное, мелкое. Человек не больше какого-нибудь жалкого насекомого. Там нет причин для боли, для сражений... Ничего, кроме пространства, кроме пыли. Флиппи руками-ногами туда-сюда водит, снежного ангела делает. Снежные ангелы существуют точно, в библейских он уже давно не верит. Беруши из ушей вытаскивает, садится, поворачиваясь к Сплендиду, тем же самым занимающимся. У него сердце щемит от накатившей нежности, он не знает, как сказать. Забота трогает сильно, до глубины, и для благодарности у него слов не находится, но он всё равно пытается: ⸺ Сплендид, я... Спасибо, я... Спасибо, ⸺ получается неловко, сбито. Сплендид ему только улыбается широко. Солнечно. ⸺ Без проблем, дружище. Всё для тебя в этот чудесный праздник! Но Флиппи качает головой, он хочет более ясно показать, хоть как-то. Так что ползёт к лежащему и обнимает, неудобно полу лёжа, полу сидя. Недолго - отстраняется почти сразу, и видит щёки покрасневшие, глаза блестящие, всё такие же кристально-чистые. Встаёт, руку подаёт. Сплендид тут же за неё берётся, глядя на него как-то дико, словно больной. У Флиппи ум ясный, отрезвлённый свежим воздухом, так что можно размышлять адекватно и вопросы задавать. Один называет тотчас. ⸺ А что это за беруши такие невероятные? Не слышно ничего абсолютно, как оглох. ⸺ А, это, ⸺ Сплендид затылок чешет, от снега отряхиваясь, ⸺ одна из разработок моего агентства. Для всяких миссий опасных, где как раз оглохнуть можно. ⸺ Да-а-а? Что за миссии? Сплендид отмахивается, не хочет сейчас о работе. Флиппи понимает. Флиппи расспросит потом. ⸺ Прости, ⸺Сплендид виновато взгляд опускает, ⸺ я тебе их не могу оставить... ⸺ Да ты что, всё хорошо! Просто сегодня, ну... Просто сегодня. И не сегодня. Вчера, позавчера, позапозавчера... Второй год уже как, да? Уже второй год, как он не может разобраться, как он не может забыть. Нет, всё же так хорошо было, нельзя это так портить, ну... ⸺ А давай снеговиков слепим? ⸺ первое, что на ум приходит. Флиппи улыбается несколько натянуто. Отвлечь, лишь бы отвлечь его... ⸺ О, хорошая идея! Круто, тогда будут у нас друзья-снеговики, щас-с, ⸺ он как будто легко переключается, кивает согласно. Или притворяется? Сложно сказать. Наверное, сейчас это не важно, главное, что он подыгрывает, что он не спрашивает. Флиппи снега загребает в кучу, хлопает по нему - лепится замечательно, и начинает катать по поляне, увеличивая ком новыми слоями. Есть чем заняться, чем прикрыть нарастающую досаду. Если Сплендид ещё не понял, что произошло, то скоро поймёт. Узнает, начитается и либо уйдёт, настороженно кинув взгляд напоследок, прочь от нестабильного психа, прочь, либо потащит по врачам, пылинки сдувать начнёт, трясясь над ним, как над статуэткой фарфоровой. И что хуже, Флиппи не знал, а пути назад нет. Не отвертеться, не ускользнуть. Он будет спрашивать, как бы, конечно, пытаться помочь, только... Он всё испортил. Даже это место, где мог бы начать сначала, оставив всё позади, но нет, он всё испортил, испачкал. Переживать заставил, а если так пойдёт, то он ему все нервы истреплет, а Сплендид этого не заслуживает, он заслуживает спокойной жизни со спокойным психически уравновешенным человеком, кто любил бы его без оглядки через плечо, кто доверял бы ему. Флиппи выдыхает измученно, голову назад откидывает. Что ему теперь делать?