Дух леса

Лоренцо вернулся именно в тот момент, когда из дома выходил лекарь. — Умерла, — устало сказал он. — Умерла, — заплакала Мэгги и в истинно женском порыве, ища поддержку у человека, которого хорошо знала и любила, бросилась к Тому. Том обнял её, прижался щекой к волосам и печально вздохнул. Лоренцо взбежал вверх по лестнице и вошёл в комнату. Холли лежала на том же месте, где он оставил её. Лицо у неё было белое как простыни. Но свеча ещё слабо горела. — Успели, — сказала кикимора. Лоренцо обернулся. Чёрная кошка прыгнула на постель, подняла мордочку вверх и принюхалась. — Слабая, — заключила кикимора. — Совсем слабая. Если бы не хозяин, давно бы уже померла. Кошка потопталась немного у Холли на груди, потом устроилась поудобнее и начала громко урчать. — Три дня и три ночи пусть сюда никто не заходит, — сказала кикимора и прикрыла глаза. — И помни о своём обещании, мальчишка. — Вовек не забуду, кикимора, — пробормотал Лоренцо. Он закрыл дверь на ключ и спрятал его в кармашек у самого сердца.

            * * *

Фанни сидела перед небольшим зеркалом, прикладывая холодное полотенце к покрасневшим щекам и глазам. Её каштановые кудри давно распрямились, поэтому она заплела волосы в простую косу. Её взгляд был отрешённым и совершенно потерянным для этого мира, да и мыслями она была слишком далеко от реальности. Перед глазами всё ещё стоял образ Граема: его обезображенное лицо и тело, и опозоренная честь. Но был и ещё один образ, образ мужчины в чёрном. Было в нём что-то, что граничило с ужасом, что-то, отчего волосы на задней части шеи становились дыбом. Он пришёл на рассвете. Вместе с городской стражей. Они поймали Граема, и его признание было лишь вопросом времени. Однако Фанни была уверена, что он уже знал. Льюин знал, что она тоже была причастна, и он этого просто так не оставит. От вновь пережитого волнения у девушки закружилась голова, и она задышала глубоко, чтобы замедлить биение своего сердца. Её чувства к Граему нельзя было описать таким священным словом как любовь. Нет. Фанни никогда не верила в любовь, о которой с такой пылкостью в сердце писали стихи поэты. В обществе, в котором Фанни выросла, для любви не было места. Зато она верила в силу, в силу денег и в силу своей красоты. Она осознала это слишком рано, и слишком рано научилась этим пользоваться. Практичная, с циничным сердцем Фанни играла роль невинной девушки, используя мужчин так, как ей того хотелось. Граем не был для неё исключением. Они были любовниками, но не влюблёнными. — Фанни. Тихий голос заставил девушку встрепенуться. Она резко выпрямилась и повернула голову в сторону балкона. Дверь была приоткрыта. — Фанни, — вновь нараспев повторил чей-то голос. — Вилли, это ты? — девушка медленно приподнялась со стула и нерешительно подошла к балкону. Солнце уже давно село, погрузив розовый сад в непроглядную темноту. — Не смешно, — озлобленно произнесла девушка, быстро закрывая дверь. — Фанни, — донеслось уже у неё за спиной, отчего девушка похолодела. Она боялась обернуться, потому что теперь знала, кому принадлежал этот голос. Льюин стоял у закрытой двери весь облачённый в чёрное, как тень, у которой не было собственного тела. Ростом почти в шесть с половиной футов он заставил Фанни вновь почувствовать себя маленькой девочкой. Её сердце забилось тяжёлыми ударами, когда она осознала, зачем он пришёл к ней в комнату. — Вы убьёте меня? — сипло спросила Фанни, сделав нерешительный шажок в сторону кровати. Льюин тихо засмеялся, и от этого смеха её ноги чуть не подкосились. — Прежде чем Вы убьёте меня, знайте! — неожиданно воскликнула она. — Я люблю Вас! — выпалила девушка, чуть ли не задыхаясь от страха. На этот раз Льюин засмеялся чуть громче. — Это правда! Я люблю Вас, — говорила Фанни, желая взять ситуация под контроль. — Люблю с тех пор, как Вы … — Выложил тысячу фунтов на стол? — язвительно закончил за неё Льюин. — Чем я не подхожу? — с тихим упрёком спросила Фанни. В ней проснулась уязвлённая женщина. Она подняла голову и начала развязывать бантик ночной рубашки у себя на груди. — Разве во мне есть какой-то недостаток? — она медленно сняла одежду, оставшись теперь стоять перед мужчиной совершенно голой. Девушка сделала ещё один медленный шаг в сторону кровати, убирая с плеча косу. Её тяжёлая поднявшаяся грудь пленяла взгляд. Её округлые бёдра жаждали прикосновений. Девушка уперлась спиной в одну из колонн, несущую балдахин, и игриво увлажнила нижнюю губу, прикусив её зубами. В ней не было никакого изъяна. Она была красива, и Фанни это знала. — Ты мне отвратительна, — ответил Льюин с таким презрением, что Фанни вздрогнула. — Граем мне уже всё рассказал, но мне хотелось бы услышать и твою версию произошедшего. — А что если я закричу? Фанни продолжала смотреть на мужчину, почти не моргая. Она была слишком нервной, чтобы повернуться к Льюину спиной, слишком напряжённой, чтобы пропустить хотя бы малейшее его движение. Однако она не смогла разглядеть довольный изгиб его губ, с оттенком, слишком беспощадным, чтобы назвать его улыбкой. В темноте блеснула холодная сталь. Тонкий кинжал со свистом влетел в колонну прямо над головой Фанни. От испуга ноги у неё подогнулись, и она рухнула на пол. — Я убью тебя быстрее, чем ты успеешь даже пикнуть. — Я всё скажу. Я всё скажу, — повторяла Фанни; ей казалось, что она сходит с ума. На мгновение воцарилось жуткое безмолвие, после чего она заговорила: — Я всегда знала, что мама ненавидела тётю Эли, и у неё на это было полное право. Отец никогда не уделял ей внимания. Ни ей, ни нам. Он словно жил сам по себе, и наше существование его только бесило. Но когда приходила миссис Эллингтон, он вдруг преображался, становился другим человеком. Никогда я не видела его таким внимательным, заботливым, как в эти моменты. Я была ещё ребёнком, но даже мне хватило ума догадаться, что отец любил тётю Эли больше всего на свете. Любил так сильно, что одним вечером я застала, как он ублажал себя, смотря на её портрет. Мерзость, — выпалила Фанни с отвращением. — Вы и представить себе не можете, как я себя чувствовала в тот момент. — И ты рассказала всё леди Виктории, — спокойно предположил Льюин. — Мама была в ужасе, — прошептала Фанни. — Столько лет она мирилась с его безразличием. Так стойко переносила его пренебрежение. Но это? — лицо Фанни исказилось в гримасе отвращения. — Ни одна женщина не будет терпеть такое. Я её понимаю. — Ты знала о том, что она наняла разбойников? — Нет. Я узнала об этом только недавно. Когда вы приехали, я заметила, что с мамой… что-то не так. Она была не просто напугана. Она была в ужасе. Сначала я подумала, что это из-за сходства Сьюзан с тётей, из-за отца. Смотреть на него было противно, как бессовестно он волочился за Сьюзан. А она — эта дубина! — ничего не замечала и только улыбалась, кротко опустив глазки в пол. Тошно. Фанни перевела дух. — После приёма я проследила за мамой. Она о чём-то горячо спорила с Граемом в конюшне. Я слышала лишь урывками, да и было так холодно, что я толком ничего и не разобрала. — Тогда-то ты с ним и сблизилась. Фанни фыркнула. — Это было проще простого. Пара ласковых слов и томных взглядов, и этот дурачок решил, будто бы я им заинтересовалась, — она пренебрежительно усмехнулась. — Граем аж раздулся от гордости. — Твоя распущенность меня совершенно не интересует, — с холодком в голосе отозвался Льюин. — Что было дальше? — Он мне всё рассказал. — И ты смолчала? — Моя мать достаточно настрадалась, — с вызовом ответила Фанни. — После всех унижений, которым подвергал её отец… — Тогда почему не убить его? Фанни горько рассмеялась. — Только женщина может любить, даже когда надежды вовсе нет. Очень глупая женщина, — добавила Фанни так тихо, думая, что Льюин её не услышит. — Граем грезил о богатстве, а я просто хотела жить снова спокойно. Я не просила его никого убивать. Просто припугнуть, чтобы вы поскорее уехали и больше никогда… не возвращались. — Что мать, что дочь, — пророкотал Льюин. — Больше никогда не попадайся мне на глаза, Фанни. У неё подогнулись колени, когда в темноте вспыхнули жёлтые глаза, которые вперились в неё так пронзительно, словно стремились добраться до самой сердцевины, до самой души, болезненно вороша всё внутри. И прежде чем Фанни смогла что-то понять, они потухли. В комнате больше никого не было. От накатившего на неё страха Фанни разрыдалась, а потом потеряла сознание.