Дракон

С течением времени мигрень стала утихать. Чжун Ли перестал мучиться жарой и зацикливать на ней все свое внимание. Он вообще как будто перестал обращать внимание на то, что происходило в городе и что не касалось его маленькой, размеренной жизни. Чжун Ли ходил в похоронное бюро как-то по инерции, словно доведенный до идеального автоматизма прибор. Он все еще проводил консультации для интересующихся и, честно сказать, сам себе иногда удивлялся: то, что он помнил тонкие нюансы процесса похорон каждой из эпохи гавани, поражало даже Ху Тао. В память Чжун Ли врезалось много деталей, потому что он все это видел собственными глазами. И хоронил товарищей сам. А еще ему снились эти похороны и скорбные моления, отравляя каждое утро горьким осадком где-то в груди. Ночные кошмары изменили свой вид: ему больше не снились кровавые битвы и развороченные останки друзей и подчиненных. Теперь Чжун Ли смотрел со стороны, как своими руками заворачивал в белые саваны трупы убитых богов и случайно задетых людей. Руки, истертые мозолями от постоянного использования самого разного оружия, больше походили на грубые неумелые каменные изваяния, вырезанные тупым тесаком. На пальцах болели порезы от тетивы. Ладони совсем потеряли облик хорошей подделки. Моракс уже их не скрывал, а зарубцевать шрамы подобием кожи времени не хватало, он помогал хоронить людей и засеивать новые территории полезными культурами. Ураган войны ушел в море и успокоился на глубине, однако потери заставили божественное сердце впервые за всю историю существования вселенной взволноваться. Моракс не смог оставаться равнодушным, видя безжизненные тела своих друзей и своих подданных. Итак, сперва это были простые саваны из самой грубой ткани. Не у каждой семьи в новоявленном маленьком поселении, которое называлось Ли Юэ и робко примыкало своем краем к морю, было достаточно денег, чтобы организовать похороны. Обходились дешевыми природными благовониями из высушенных лесных трав и молитвами Мораксу, а Моракс молитвы слышал и, не взирая на собственные не зализанные раны, которые грозили рваться и обнажать животную натуру, жертвовал собственным состоянием, проводя захоронения. Жизнь плодилась, а гавань разрасталась. Людей перестали пугать скалы, упершиеся своими вершинами в лазурные небеса. Война осталась позади. Единственное место, где она оставалось живой и кровавой до ужаса и мурашек, — сознание Моракса, его память, испещренная множеством ужасов, въевшихся в подкорку. Он все еще помнил, как меньше века назад земля была усыпана оторванными конечностями и изуродованными черепами. Он оглядывался — там, где чернели трупы, теперь взвивалась зелень посевов и бескрайняя желтизна полей. Под ласковым солнцем пшеница наливалась золотом, цветы благоухали в маленьких палисадниках, деревья отдавали весь свой сок в плоды. Люди изобрели благовонные палочки, и Моракс учредил порядок возжигания определенных травяных сборов и чтения молитв за усопших. Нашелся даже человек, доблестно и безукоризненно исполнявший волю Властелина Камня, словно посчитав это служение единственным смыслом своей жизни. Во время первых церемоний сошествия Моракс часто обращал на него внимание, и, когда волосы этого человека поседели все до единого, Моракс благословил его на создание первого коммерческого похоронного предприятия. Человек по фамилии Ху с честью исполнял приказ, так что существование его бюро передалось далее в поколения его немаленькой семьи. Наказы Властелина Камня исполнялись с хирургической точностью, и позже сами Адепты стали частыми гостями в приемном покое и личных комнатах семьи Ху. Божественные оружия скрестились с простыми человеческими амбициями, не первый раз за историю города, но Властелин Камня установил договорные отношения и специально для своих подчиненных составил особый контракт. Далее воспоминания Моракса становились более обрывочными, потому что все, что касалось похоронных церемоний, легло на предков господина Ху. Властелину Камня оставалось следить за прочими сферами жизни своих подданных. Из года в год он проверял, как исполняются его приказания. Похоронное бюро прекратило свое безымянное существование и обросло репутацией безукоризненного предприятия, которое заботилось о людях по ту сторону жизни. Разумеется, не без участия Адептов. Моракс был доволен. Теперь же он сидел вновь в имении, принадлежавшем бюро давным-давно. Конечно, все, от планировки до мебели, претерпело изменения. В наибольшей степени сохранился архив книг и записей, которые переписывали раз в сорок лет, чтобы сохранить священные тексты молитв и заветов Властелина Камня. Чжун Ли пришел в удивление однажды, найдя свои собственные изречения среди прочих свитков. Как ему стало ясно, дедушка Ху Тао, его милой подруги, стал последним из переписчиков. Он вздохнул тяжело, читая то, что когда-то заверил своим людям, — как же это было давно… Он поднялся на ноги после множества войн, составив порядок похоронного ритуала, и ушел с божественного трона, вернувшись в кресло знакомого бюро уже в качестве консультанта. Это было неслучайным решением. Все имело свойство кончаться, и его долгая, трудная жизнь не являлась исключением, он это понимал. За его душу молиться было кому — целый город воздавал почести мертвому архонту. Ли Юэ уже не ютилось на морском берегу — город стойко попирал собою море. Чжун Ли был рад жить и трудиться на благо своей гавани, и только. Пришлось прикладывать усилия, чтобы не сказать слишком много, ведь он был всего лишь честным человеком. Много знать честным людям считалось дурным тоном. Все, что тревожило его по ночам, в ночной тени и оставалось, порой и вовсе забывалось напрочь, когда он видел господина Бай Чжу. Казалось, что образ малоприметного доктора, обитающего исключительно в своей аптеке, вытеснял понемногу то, что Моракс успел скопить в своей памяти за долгие годы бытия. Все занимал он, он один. Медленно, но так уверенно, что Чжун Ли не придал этому никакого внимания. Ему почему-то показалось, что для людей нормально так много думать о других людях. Тем более, если эти другие люди ужасно красивые. Мысли о Бай Чжу были тягучие, вязкие и как будто имели вкус — одновременно терпкие и пряные, будоражащие сознание до самых потаенных уголков души, они отдавали сладостью и даже толикой головокружительного, дурманящего эффекта. Чем больше Чжун Ли думал о руках Бай Чжу, тем пьянее становился. Он ощущал себя невыносимо одиноко, путаясь в своих драгоценных думах, которыми лакомился, как деликатесами, которые лелеял и которыми наслаждался, оставаясь с ними наедине. Его то прожигало молнией насквозь, так, что горело все тело, то он застывал, словно неживой. А в голове одно, точнее один — Всезнающий Травник, которого еще недавно хотелось передразнивать в его привычке зачитывать скучные лекции. Теперь же хотелось иного. Чжун Ли буквально заживо тлел в огне своих жадных мыслей. Ему чуть ли не во сне виделось, как он заявлялся в аптеку, объявлял целому городу, что она закрыта, и касался рук Бай Чжу, рисовал его, читал ему стихи и слушал, как читает он. Чжун Ли хотелось хотя бы просто смотреть на то, как Бай Чжу работает, ему было бы достаточно… Он честно старался думать о чем-нибудь другом. Например, та же жара, наконец спавшая и уже щадящая, не могла оставить без внимания, однако из раза в раз мысль, казалось бы, свободная и вольная, возвращалась туда, откуда начиналась. Чжун Ли, только задумавшись о ласковых солнечных лучах и теплом ветре, о нежной небесной синеве, невольно видел образ Бай Чжу среди природного великолепия. А как он собирает травы, когда солнце стоит в зените? Над какими цветами склоняется? А склоняется ли? Чжун Ли иногда даже тряс головой, чтобы выкинуть из нее Бай Чжу, однако раз за разом он возвращался вновь. Этот Бай Чжу был его собственный, свой, недоступный всем остальным, и Чжун Ли, не в силах избавиться от него, стал ему даже рад. Ему начало нравиться. Он мог думать о своем докторе и не бояться тех взглядов, полной убийственного холода, какие мог бы бросить настоящий Бай Чжу. Настоящий Бай Чжу все еще был невероятно горделивым и занудным и никак не давался, никак не сдавался и стойко держал позиции, чтобы только не слушать комплименты. Чжун Ли уже продлил их контракт на массаж и увеличил количество сеансов, и далось ему это, между прочим, тоже с трудом. Почти что последние деньги! Чжун Ли долго сомневался, метался и выбирал, разглядывая ту копию договора, которая хранилась у него дома. Он то хотел сжечь ее, чтобы избавиться от давящего чувства, то порывался сложить бумагу в карман, чтобы отправиться в аптеку и подписать ее вместе с доктором. Победило желание видеть доктора почаще, и они вместе заключили новый контракт на основе старого. Чжун Ли отдал отмеренную сумму, натурально скрипя зубами, почему-то показавшимися чересчур острыми. Новый сеанс тут же скрасил недовольство, кипевшее в нем, — теплое пахучее масло впиталось в грубую кожу и подарило спокойствие. Вообще-то, мысли о Бай Чжу имели даже почву и причину! По крайней, мере, Чжун Ли себя в этом убеждал. Касания Бай Чжу теперь казались ему ласковее, чем были обычно. Ему чудилось, будто Бай Чжу больше ему улыбался и после массажа тянул время, чтобы поболтать. На Всезнающего Травника, как его привыкли называть в народе, это было так не похоже — обычно он торопился проводить клиента, чтобы принять следующего, и Чжун Ли чувствовал себя исключительным, будучи вне списка обычных посетителей. Его рука то и дело тянулась к руке Бай Чжу, так удачно лежавшей на прилавке, однако что-то всегда ему мешало коснуться тонкого запястья: то Чан Шэн возвращалась на пару секунд раньше нужного, то клиент с срочной проблемой вбегал в хижину, не спросив позволения, то Гуй, не разобрав почерка Бай Чжу, приходил спросить о пропорции для мазей. Чжун Ли старался не держать злобы на эти случайности, но выходило скверно. Как бы ему ни хотелось просто закрыть глаза, это получалось с трудом. Ему было нужно коснуться руки Бай Чжу так, будто от этого зависела его новая жизнь. *** Мышцы снова ныли, разогретые умелыми пальцами. Чжун Ли разминал плечи у выхода из аптеки, позволив себе немного задержаться после сеанса, чтобы пару лишних мгновений поглазеть на Бай Чжу. Доктор даже не тянулся к своим записям, куда обычно заглядывал, чтобы занести результаты наблюдения. Чжун Ли это в какой-то степени льстило. Секунды лились в блаженном промедлении, и он все бы отдал, чтобы так продолжалось дальше, однако идиллию разрушили. Газовые занавеси одернули уверенным движением и вошли. — Добрый день, госпожа, — Бай Чжу отмер от любования и среагировал на клиентку первым, любезно улыбнувшись ей вместо приветственного поклона. Госпожа Кэ Цин ответила ему тем же. Стук ее каблучков отмерил ровно семь шагов от входа до прилавка, прежде чем она заметила Чжун Ли и кивнула ему. Он не сразу понял, что ему пора, и спохватился весьма запоздало. Кэ Цин, казалось, выдохнула, освобожденная от необходимости объясняться перед праздным наблюдателем. Выходя, Чжун Ли совершенно случайно заметил свиток в ее руке, скрепленный печатью, отливающей золотом. Он не разобрал ни рисунка, ни бумаги, однако что-то навело его на мысль, что Нефритовое Равновесие удостоила аптеку личным посещением не просто так. Какое-то шестое чувство, неосязаемое и туманное по ощущениям, подсказало ему, — рабочий приказ. Он не стал ждать, пока Бай Чжу закончит ее прием, и ушел по направлению к похоронному бюро. Там ему нужно было ждать клиента, заказавшего очередную консультацию по вопросу материала для гроба и количества ритуальных денег. Чжун Ли не привык думать о чужих делах. Тем более — о чужих рабочих приказах. Раньше это было так незначительно, что не могло даже в теории заинтересовать Чжун Ли. У него тогда и своих приказов было полно. И дел скопилась целая гора, которую он разгребал не один год. А сейчас, когда он отдыхал на заслуженном отпуске, ему вдруг захотелось подумать и о том, кто стал его окружать, — о простых людях. А о простых людях, которые занимали высокие должности, думать было еще интереснее! Кэ Цин могла подчиняться только Воле Небес, могла выполнять чью-то просьбу или даже передавать заказы фатуйских дипломатов в письменной форме. Последнее предположение Чжун Ли сразу же отмел, вспомнив, что Цисин фатуйцев на дух не переносили. То же шестое чувство вновь зашевелилось, когда он вспомнил госпожу Нин Гуан. В окружении этой невероятной девушки было ужасно мало людей, доверять она могла немногим. И посылать простого служку за чем-нибудь важным в аптеку наверняка не стала бы — Чжун Ли делал выводы из тех наблюдений, какие проводил в течение двух лет. Еще будучи гео архонтом, он пристально следил за Волей Небес, раздумывая, можно ли на нее оставить город. Эта девушка оказалась умнейшей из тех людей ее поколения, на которых Властелин Камня возлагал большие надежды. Нин Гуан обладала всеми качествами, какие требовались для грамотного распределения власти и блюдения законов, поэтому была благословлена негласным разрешением стать во главе города. Однако Чжун Ли как будто постоянно забывал, что она все еще оставалась смертной, а вот теперь ему чрезвычайно приятно было об этом вспомнить. Нин Гуан все еще была человеком, и у нее все еще оставались недостатки и слабые места, как у всякого человека. Чжун Ли не смог удержать себя от соблазнительной идеи попробовать угадать ее слабое место. Какие же дела у нее могли быть с Бай Чжу, который и без того зашивался? Постоянные его работы в лаборатории, вечные сборы трав и часы, которые нужно было проводить за прилавком… Выверенная логическая цепочка снова превратилась в бесконтрольный ворох путанных мыслей, когда вновь перед глазами встал образ Бай Чжу. Чжун Ли вернулся туда, откуда начал, и невольно улыбнулся, подумав о своем докторе. Невозможно было сдержать проявлений нежной радости, которую вызвала одна лишь непроизвольная мысль. Тем временем Чжун Ли уже дошел до похоронного бюро. Улыбку пришлось согнать, чтобы зайти и подготовиться к приему клиента. Ху Тао сидела там, занятая, но снедаемая желанием прогуляться. Чжун Ли понял это без слов, просто взглянув на нее. — Добрый день, госпожа, чем вы заняты? — осторожно спросил он, подойдя поближе. Ху Тао оживилась. — Добрый-добрый день! Я? Да я вот приготавливаю список необходимых трав. Нужно будет на следующей неделе пополнить запасы и купить в аптеке всякого, — она снова осела на свое место, призадумалась и, как будто найдя гениальное решение, воспылала. — Сходишь на следующей неделе? Я буду занята, да и вообще, времени у меня под завязку. Чжун Ли сел напротив и кратко кивнул. Причина была ясна — Ху Тао не особо ладила с тем, на кого Чжун Ли было в радость любоваться. Он это помнил и понимал, поэтому старался не особо говорить с ней о Бай Чжу, хотя, признаться честно, очень хотелось. О Бай Чжу говорить вообще со многими хотелось — с Сяо, с мадам Пин, с Гань Юй, даже с Чан Шэн. Он мог говорить сколько угодно и с кем угодно, только если тема разговора предполагала воспевание золотых змеиных глаз. Сейчас болтать, однако, было не с кем, и Чжун Ли самозабвенно стал ожидать клиента, уставясь в окно. Он опаздывал уже на десять минут. С улицы доносились заманчивые окрики продавцов-энтузиастов, собиравших чайные сборы по континентам Тейвата. Из их слов Чжун Ли понял, что они торговали в гавани последние дни, в скорейшем времени их ожидала поездка в Сумеру. Что-то щелкнуло у Чжун Ли в голове, он недолго думал и поднялся с кресла. — Если господин Фа придет раньше меня, вы его примите, пожалуйста. Я сейчас же вернусь. — Хорошо-о! Чжун Ли со спокойным сердцем отправился на площадь, откуда доносились зазывные речи. На площади снова собралось множество людей с разложенными палатками, однако Чжун Ли, не оглядываясь по сторонам, торопливо подошел к нужному прилавку. Перед глазами вновь встала та толпа, которая так напугала его здесь однажды. Встала прямо-таки непробиваемой стеной. На глаза попались ценники, разложенные рядом с мешочками. — Вам что-нибудь подсказать? — голос услужливого консультанта, как в первый раз, прервал размышления Чжун Ли. Пришлось обратить на него внимание. — Да, будьте добры. Скажите, у вас еще остался чай из Мондштадта? — Конечно, вам один сбор? Только Мондштадт? — Пожалуй, да. Мешочек оказался в руках Чжун Ли, и ему снова пришлось расстаться с кругленькой суммой. Руки снова начали трястись, и с ними вместе — расшитый драгоценными позолоченными нитками мешочек из вельвета. Цветок ветряной астры, вышитый точно так же, как на всех остальных мешочка. Чжун Ли поглядел на него и понемногу выровнял дыхание. Даже на обратном пути он не отшатывался от людей, стоически и с прямой спиной шагал обратно к похоронному бюро. Чжун Ли выдохнул тогда, когда оказался у дверей «Ваншэн». Солнце закрывалось редкими обрывками облаков. Кое-где даже пролегала тень. Это воодушевляло людей — все, словно назло, оживились и засуетились. *** Под конец дня Чжун Ли чувствовал себя лимоном, которого сначала выжали, потом нарезали, а потом еще и сварили. Господин Фа был еще зануднее, чем Всезнающий Травник. Чжун Лин знал, к чему готовиться, однако это ему не помогло. Клиентское желание выпытать из консультанта все возможные и невозможные ответы на вопросы с подковыркой было ему знакомо. Именно оно чуть не убило его во время этой самой консультации. Господин Фа дотошно переспрашивал, повторял и проверял ответы. Чжун Ли даже предлагал ему кусочек бумаги и пишущую кисть, чтобы можно было зафиксировать интересующие моменты, однако пожилой господин отказывался и продолжал вытягивать из Чжун Ли устные, содержательные ответы. Чжун Ли столько говорил, столько вспоминал, что у него пересыхало в горле, пару раз он даже сдавленно прохрипел. У господина Фа округлялись глаза, но он забывал об этом через минуту, потому что спешил задать очередной вопрос. Чжун Ли проводил его с радостью и облегчением. Опустошенный и вымотанный, он распластался на кресле, вытянув руки и ноги. Моральная усталость ощущалась и физически — конечности были железные, неприподъемные. Глаза щипало, а в голове камнем застрял ворох мыслей, в которых разбираться совсем не хотелось. Тяжкий вздох, сделанный как будто и не им, возвестил о том, что он все еще жив. Он нащупал в кармане пальто мешочек, полный ароматного чая. На лицо снова полезла улыбка даже сквозь усталость и почти не двигающиеся мимические мышцы. Только подумав о пристанище спокойствия, которое открывалось ему за газовыми занавесями, Чжун Ли воспрял духом и почувствовал второе дыхание. Он смог подняться, смог убрать все книги на место и пройти к дверям. — До свидания, — бросил Чжун Ли, кивнув Ху Тао. Она не хотела отвечать и пару мгновений мешкала, собираясь сказать что-то. Она недовольно поглядела в спину своего подчиненного, прищурившись, и решилась: — Снова в аптеку идешь? Хуже себя чувствуешь? Пальцы Чжун Ли, уже лежавшие на дверной ручке, одернулись. Он обернулся, чувствуя, как тело снова наливается тяжестью, а сердце — раздражением. «Как узнала? Как догадалась? Что значит этот тон?» — многие вопросы вертелись на кончике языка, однако Чжун Ли сдержал их. Они были точно чужие — порожденные кем-то другим. — Нужно кое-что отнести господину Гую, — спокойно сказал он, даже не подумав, будто и не услышав слов Ху Тао. «Зачем соврал?» — простой вопрос застал Чжун Ли врасплох. Ху Тао удовлетворилась Гуем и уже занималась свитками, однако кто-то ведь вопрошал! Вопрошал его и обращался к нему! Чжун Ли отчетливо расслышал слова и даже интонацию — искреннее удивление сквозило в голосе того, кто спрашивал. Люди называли подобные явления «совестью», и они встречались повсеместно, но что-то копошащееся на задворках сознания никак не давало покоя. Голос отозвался в его голове гулким эхом. Стало не по себе. Мороз пробежал по плечам Чжун Ли. Змей по углам не сидело, призраков не летало. Чужой голос повис в воздухе и прокрутился в голове Чжун Ли еще пару раз. Совершенно непонятно. Чжун Ли молча вышел из бюро и, опустив понуро голову, отправился к аптеке. Люди шли ему навстречу, и каждое лицо казалось чужим, незнакомым и неприятным. Чжун Ли не смотрел на них, чтобы не раздражаться. Солнце сощурило горизонт и облило землю золотистыми лучами. Очередной день гавани близился к завершению. Снова покой, идиллия и мир составили новую пометку в истории Ли Юэ. Все было замечательно, как стало обычно в последние года. Чжун Ли не обратил внимания ни на закат, ни на птиц, ни на облака. Его интересовало единственное — как бы поскорее добраться до аптеки. Он принялся даже считать шаги, не думая ни с кем заговорить и скрасить путь хорошей компанией. Никого не стало, пусть вокруг и было множество безликих людей. Перед глазами вскоре возникли ступеньки и пролетели быстрее, чем звезды обыкновенно падают с небосвода. Одна, две, три. Чуть ли не в пару прыжков Чжун Ли преодолел лестницу и оказался у последней преграды своего единственного пристанища. Газовые занавеси мерно покачивались под слабыми порывами теплого ветра, скрывая желанное. Вдруг ужасно захотелось поправить запонки. Чжун Ли тут же обратил на них все внимание, отвлекаясь от того, что так хотелось увидеть. Пальцы, правда, едва слушались и гнулись плохо, будто снова став каменными. После запонок захотелось огладить складки на пальто, привести в порядок волосы и, возможно, даже призвать копье и схватиться за него, чтобы было спокойнее и сподручнее. Все вдруг страшно заинтересовало Чжун Ли: лотосы, рассыпанные в округе в искусственных прудиках, птицы на крыше аптеки, даже человеческие голоса заимели какой-то смысл. Чжун Ли сделал вдох — выдох сопроводился дрожью. Он все же сделал шаг, коснувшись занавесей. Они легчайше поддались, и сокрытое стало явным. Сумерки забрались и в аптеку. На прилавке и столиках стояли светильники и зажженные свечи. Чжун Ли это очень понравилось. Полумрак придавал ему моральных сил. И все же, он, уже собранный и готовый ко всему, не увидел никого, кроме подрагивающих язычков пламени. Ни Гуя, ни Бай Чжу, ни шевеления в углах. Аптека пустовала, но не была закрыта. Чжун Ли прошел чуть дальше входа. В смежных комнатах никого не нашлось. Шипения он не слышал. Оставалось одно. Он подошел к прилавку и выдохнул — пара глаз уставилась на него. Цици высунулась с нижней полки. — Здравствуй, дитя, — Чжун Ли попытался ей улыбнуться. — Здравствуйте, — ответила Цици. Они помолчали с секунду, и она снова стала что-то искать на полке, которая ее интересовала. Чжун Ли не мог ее прервать, потому что не знал, как бы подобрать момент, чтобы ее побеспокоить. Даже в скудном свете ее волосы отливали сединой, на щеках отражалась болезненная бледность, а в глазах зияла пробирающая до мурашек пустота. Чжун Ли захотелось ее угостить, однако при себе у него не оказалось ничего, чем бы малышка могла полакомиться. Он повторил про себя несколько раз настоятельный наказ, чтобы в следующий раз купить для нее что-нибудь сладкое. Кажется, она любила особое молоко, только вот какое именно… — А господин Бай Чжу сегодня еще заглянет в аптеку? — Бай Чжу сказал про послезавтра. Сегодня — нет. Послезавтра. У вас что-то болит? — Нет, дорогая, мне нужен был господин травник. Я загляну послезавтра. Чжун Ли тяжело вздохнул. Все страстное желание улетучилось в мгновение. Если бы только визит в личные покои не значил верх неприличия, он бы точно заявился туда, но ему все еще нужно было держать себя джентльменом. И спрашивать о самочувствии Бай Чжу постороннего человека с провалами в памяти тоже не хотелось. Пришлось снова отступать. И пока он мирился с поражением, Цици заинтересованно его разглядывала, щурясь и почесывая кончик носа. Чжун Ли захотел задать ей вопрос о необходимости живым мертвецам чесать носы, но спохватился — это было бы некрасиво. — Вы — господин Чжун Ли? — спросила она первой. — Да, я, — он знал о проблеме с памятью, поэтому не оскорбился и не принял на личный счет ее слова. — Бай Чжу сказал искать господина с золотыми глазами, как у вас. Вы — Чжун Ли. Бай Чжу дал вам это, просил передать, если придете. Цици выудила с полки, на которой копошилась, мешочек из красного вельвета, перевязанный позолоченной нитью, и протянула. Не сразу, но Чжун Ли узнал его — множество подобных красовалось на витрине с самодельной надписью «Натлан» тех самых энтузиастов, которые в скором времени уезжали в Сумеру. На завязке вертелся кусочек бумаги, Чжун Ли прочитал записку: «Попробуйте! Это вкусно». Его сердце наполнилось еще более горячим желанием увидеть Бай Чжу. — Дитя, ты можешь тоже передать ему одну вещь? — Да. Я передам сегодня же. Чжун Ли достал свой собственный подарок. Цици подала ему карандаш и бумагу. Записка гласила: «Доброй ночи. Попробуйте перед сном — как вино». Лаконичнее не вышло, как бы Чжун Ли ни старался. Цици спрятала его мешочек и снова стала прибирать на полочке под прилавком. Чжун Ли попрощался с ней и вышел, не утруждая ее обязанностью отвечать. Горизонт уже померк, и земля стала остывать. Чжун Ли вдохнул вечернюю прохладу полной грудью. От волнения и трепетания не осталось и следа — все безвозвратно растворилось, не найдя отклика в змеиных глазах. Газовые занавеси сползли с его плеч, и он увидел изящный силуэт у входа. Девушка стояла, сложив руки на груди. Он сделал шаг в сторону, думая, что дама желает войти в аптеку, но она осталась любоваться небом. — Прекрасное время, — громко возвестила она. Голос ее был надрывным и грузным. — Замечательно, что можно выйти из тени и не бояться обгореть. — Лишь бы дождь пошел скорее, его, считайте, уже неделю допроситься не можем, — ответил ей Чжун Ли и подумал, что мог бы сойти за пожилого господина Фа, который непрерывно рассуждал о приметах, если не говорил о ритуальных деньгах. — Не думаете ли вы, что дождь будет послезавтра? — Ветер слабый… Послезавтра точно не будет. Девушка повела плечами, словно отгоняя от себя сами неприятные мысли о жаре, которая ей опротивела. Чжун Ли пригляделся к ней. От нее веяло легкой прохладой, какая стояла на вершинах гор. Хрустальный заиндевелый воздух сгустился вокруг нее, а она все равно говорила о духоте. «Сняла бы накидку, и было бы не так жарко», — подумал он, но не озвучил свое предложение, только пожелал ей доброго вечера и ушел восвояси. Девушка смотрела ему вслед из-под легкого капюшона. В складках длинной накидки сверкнул драгоценный глаз бога, выражая заинтересованность хозяйки. Е Лань посмотрела на вход аптеки, но так и не вошла. Море было тихим, приветливым, и она засмотрелась на него, потерявшись в своих думах.