Soundtrack: White Horse — Taylor Swift
Вики тогда не сразу поняла, что имела в виду его мать. И этот диалог ещё долго в самых разнообразных вариациях бередил её сны. Пока, наконец, через месяц после расставания, ведьмочка, вымотанная бесконечным потоком слёз, с истерзанным в клочья сердцем и пустым взглядом, не свалилась с высокой температурой за пару недель до Рождества. А что же было до? Ничего. Ей казалось, что весь её мир внезапно опустел. Просто замер, предостерегающе задрожал и рухнул. И на его месте, как на выжженной земле, больше ничего не выросло и никогда уже не вырастет. Сердцу было очень больно, физически больно. Оно рвалось из грудной клетки, билось в неистовстве, ныло и никак не успокаивалось. Он унёс с собой всё, оставив её стоять одну в гостиной и глотать беззвучные слёзы. И самое страшное в этом во всём было то, что о его существовании не свидетельствовала ни единая вещь. Не было его одежды в шкафу или обуви перед входной дверью, любимой кружки среди кухонной утвари или шампуня в ванной. Не было ни фотографий, ни безделушек. Не было ничего. Даже переписка в телефоне — и та была удалена Вики пару дней назад, так как её смартфону не хватало памяти. Впрочем, памяти не хватало не только её телефону. Последние недели, лёжа с температурой и забитым носом, Вики находилась почти что в беспамятном состоянии — её мучили кошмары, преимущественно состоявшие из различных вариаций судьбоносного разговора с Лилит. Иногда ей снилось, что та заковывала её в цепи, стремясь добиться согласия от девушки; иногда — что Королева утаскивала Вики за собой в ад и топила в пузырящейся лаве. Но хуже всего были сны, которые на сто процентов передавали реалистичные воспоминания о той встрече. — Как вы можете такое говорить! — она дрожала от подступающих слёз и не верила собственным ушам. — Поверь, дитя, у меня было много больше времени, чтобы изучить своего сына, — со вздохом ответила Лилит. — И я знаю все его уязвимые места. Хочешь спросить меня о том, какая же я мать после этого? — едко усмехнулась дьяволица. — Я отвечу: настоящая. Та, которая не побоится пойти на самые страшные ухищрения, лишь бы спасти жизнь своего ребёнка! — её глаза сверкнули искрой безумства. Настоящего материнского безумства. — Должен быть другой вариант! — Вики замотала головой и вскочила на ноги, принявшись лихорадочно помешивать макароны, едва держащие форму после получаса в кипящей воде. — Я не могу так с ним поступить! Он же… он же!.. — ведьмочка обернулась на Лилит. — Он же меня возненавидит! — И это будет самое гуманное решение из всех, которые есть в нашем с тобой арсенале, — дьяволица поправила складки одежды и тоже встала с табурета. — Люцифер всегда был одинок. Да, он знает толк в развлечениях, его уважают, но… — она сочувственно вздохнула. — Его мало кто понимал. Любые попытки сблизиться с ним мой сын воспринимал настороженно, уяснив, что его по большей части окружают алчные, завистливые, бесхребетные и глупые бессмертные. И я знаю, вижу, что он нашёл в тебе. Ох, Вики, — Королева печально улыбнулась, — поверь, при других обстоятельствах… я была бы счастлива за него. За вас обоих. — Это… неправильно… — Вики начала бесшумно плакать, опершись поясницей о столешницу и напрочь забыв о макаронах. — Это не может быть правильным… — Так же как и ваше с ним будущее, — Лилит подошла к девушке и выключила плиту, затем встала рядом, сложив руки на груди. — Ведь даже не будь правила так суровы, а наказание таким несправедливым, что бы у вас было? Пара десятков лет вместе? Он бы не смог стать тебе мужем, вы бы не смогли создать семью. Конечно, о семье было думать слишком рано. Вики порхала как яркая бабочка, наслаждаясь их с Люцифером романом, и старалась не думать наперёд. Однако изредка перед сном позволяла себе пофантазировать на эту тему. Так, несерьёзно, только чтобы заснуть с довольной улыбкой на губах. В такие минуты она воображала себе, какое бы платье выбрала для их свадьбы, или думала о разных вариантах того, как Люцифер мог бы сделать ей предложение. Иногда мечтала о том, как они вместе с её фамильяром, Дереком и Мелиссой займутся ремонтом домика в лесу, как будут устраивать совместные пикники, ездить в отпуск в конце августа. Порой сон не шёл так долго, что Вики принималась грёзить о том, как она забеременеет и сообщит Люциферу о радостной новости каким-нибудь изобретательным путём. Например, испечёт его любимый кекс с вяленой вишней, поверх которого аккуратными кремовыми завитками выведет что-то из серии «ты станешь папой!» или «скоро нас будет трое!», в общем, слащавую глупость, которую — она была уверена, — её демон не сразу поймёт. И слава небесам, что заснуть Вики успевала до того, как понимала, что её мечтам не суждено сбыться. Но сегодня она не спала. — Ты хороший человек, Вики. Поверь мне — я перевидала много людей. И ты ещё сможешь быть счастлива. Не сразу, но… — Хороший человек не смог бы так с ним поступить, — прошептала девушка, бросив попытки стирать слёзы, которые всё лились и лились из глаз. — Хорошие люди тоже могут поступать плохо. Это не делает вас хуже. Это делает вас людьми. Ты спасёшь жизнь своему любимому. Ты спасёшь жизнь моему сыну, — Лилит медленно развернулась и встала напротив Вики, мягко коснулась её понурых плеч. — Что именно мне нужно ему сказать? — подняв на Лилит потухший взгляд, она поджала губы и на долю секунды задержала дыхание, готовясь услышать роковые слова. — В женщинах Люцифер не выносит только одного, — она сделала короткую паузу, а потом зажмурилась, выдохнув: — когда с ним играют, выдавая желаемое им за действительное. Это не было новостью для Вики. Её фамильяр всегда довольно прямо и ясно давал понять о том, чего он ждёт от этих отношений, а что ему претит. И ей за последние полтора месяца не один раз пришлось доказывать ему, что она вовсе не из тех, кто привык играть чужими чувствами. Она обнажила не только своё тело перед ним, но и свою душу, уверяя его в искренности и чистоте своих намерений. Не подавала ему пустых и ложных надежд, не провоцировала, ничего не утаивала. И Люцифер это ценил. Выходит, чтобы спасти их жизни Вики предстояло уверить его в том, что всё это было напускным, и она уже начинала ненавидеть себя за это. — Я… поняла. — Прости, дитя, — горько прошептала Лилит, коснувшись лба девушки своими губами. Вики услышала тихий всхлип. — Прости. И спасибо. Я навеки перед тобой в долгу. Вики Уокер никогда столько не плакала. И даже сейчас, по прошествии двух месяцев, слёзы всё ещё оставались, всё ещё лились из глаз, стоило ей вспомнить тот день, тот разговор. И то, что было после. После того, как Лилит ушла, пришлось ждать Люцифера ещё целый час. И у неё было время подумать. Не собираясь нарушать обещание, данное его матери, Вики всей душой надеялась, что демон раскусит всю её неумелую ложь. Надежда теплилась в ней, как теплился крохотный огонёк в почти догоревшей свече, когда Люцифер наконец-то пришёл. Она не покидала сердца девушки даже тогда, когда с языка сорвались жестокие слова о полном отсутствии чувств с её стороны. Эта губительная надежда только пуще разгорелась, когда он её поцеловал. Но ей не суждено было продержаться даже пары минут. На что она надеялась? На волшебство. На чудо. На непоколебимую уверенность Люцифера. На свою магию. На случай. Вики чувствовала себя предательницей, самой страшной лгуньей и лицемеркой, но ведь выхода и впрямь не было. Лучше она потеряет его, чем он потеряет свою память, свой дом, своих родных, а возможно и свою жизнь. Она была готова пожертвовать своим сердцем, растоптав гнусной ложью сердце своего любимого, зато сохранив его жизнь. Но он не остался в долгу. Когда Вики, истерзанная и вымотанная, напрочь опустошённая и морально уничтоженная этой грязной ложью, которая служила самым чистым намерениям, увидела, как взгляд Люцифера в миг потух; когда она ощутила, как от него повеяло ледяным презрением; когда услышала его прощальные слова — вот тогда всё было кончено по-настоящему. Она добилась своего. — … Жаль, что сдерживал себя во время секса и не трахнул тебя так, как по-настоящему этого хотел. Жаль, что поймал тебя, когда ты падала — прямо после слияния. Мне жаль, что я потратил столько времени на такую никчёмную ведьму и позорную человечиху, опорочив свою династию. Ты мне противна. Прощай, — демон щёлкнул пальцами в воздухе, напоследок бросив убийственное: — На этот раз навсегда. О, сколько же девичьих слёз было пролито в ту ночь! Как же больно ей было! К боли от добровольного отказа от своего любимого добавилась ещё и боль от его слов: жестоких, злорадных, ядовитых и таких обидных. Она никуда не исчезала, сколько бы ведьмочка ни плакала, как бы часто не кричала в подушку. Что ещё хуже — он оставил её с этой болью один на один. Не с кем было поговорить, некому было поведать правду. Дереку девушка решила ни о чём не рассказывать, чтобы лишний раз не слышать упрёков. Подруги бы её не поняли, да и кто в здравом уме поймёт, не зная всей ситуации, зачем понадобилось расставаться, если вы были так влюблены друг в друга? Пришлось обойтись куда более скудным объяснением: её бойфренд уехал. Он же из Франции в конце-то концов. Вики не могла себе позволить не только не откровенничать на тему болезненного завершения самых важных и серьёзных отношений за всю её жизнь. Она так же не могла себе позволить вволю пострадать на эту тему — нужно было продолжать ходить на работу. Поэтому утром следующего дня, не обращая внимания на опухшее от слёз лицо, она вновь обратилась за помощью к коробке под кроватью. Постаралась выписать на блокнотный лист все свои мысли и переживания, но боли было слишком много, слишком изобильна она была, чтобы уместиться в полупустой коробке из-под обуви. Этого хватало на пару часов — ровно до конца рабочего дня, а когда Вики возвращалась домой переживания вновь накрывали её с головой и она снова засыпала вся в слезах. — …открутить ему голову!.. Нет, я её знаю — никогда не видел её в таком состоянии!.. Вики гнусаво простонала от гудящей, раскалывающейся головы и открыла глаза. — …чёртов лягушатник!.. Не надо меня успокаивать!.. С кухни доносились приглушённые голоса Дерека и Мелиссы, и Вики сразу же стало стыдно — в доме бардак, она похожа на клубень картошки, так ещё и её брат злится и тратит нервы на то, на что он совсем никак не мог повлиять. Это её вина. Во всём виновата только она одна. — Дерек?.. — прохрипела ведьмочка, через силу вылезая из постели. Возня на кухне прекратилась, затем Вики услышала тяжелые шаги брата, а ещё через секунду он зачем-то постучал в дверь спальни и, не дождавшись ответа, тут же её открыл. — Морковка, — натянуто улыбнулся здоровяк. — Ты не отвечала на звонки… — Ви, — отпихнув Дерека в сторону, в комнату прошла Мелисса и вкрадчиво, будто боялась, что от этого вопроса ведьмочка потеряет сознание, спросила: — как ты?..***
— Ваше Высочество, вас… — Заткнись, Элай, если не хочешь, чтобы я тебя начал учить истории оружия, — огрызнулся Люцифер на прислужника своего отца, раздражённо отбрасывая на стол позади себя окровавленный меч. Хотя если быть точнее, это был не просто меч, но древний греческий клинок — ксифос. Отлитый из железа, с рукоятью из слоновой кости, отлично подходящий для схватки вплотную с неприятелем. Настоящее святотатство использовать такое оружие на полуразложившихся тушах грешников, до которых не было никакого дела даже самому Сатане. Их и наказывать не требовалось — само их существование было апогеем жестокости, но вот незадача — Принцу с пару месяцев назад понадобились груши для битья.Soundtrack: Play With Fire — Nico Santos
— Ну, какие ты мне отличия назовёшь? — демон схватил со стола другое оружие. На этот раз это был аккуратный и лёгкий сай. Трезубец с коротким древком и удлилённым средним зубцом. Самое то, чтобы одним точным движением всадить его противнику в сердце. Заключённый, висящий на цепях, рвано вздохнул и закашлял кровью. Сегодняшний «урок» по истории оружия длился уже более часа, и «учитель» всё никак не мог угомониться. — Очень плохо, — недовольно прокомментировал молчание своей жертвы Люцифер, подбрасывая сай в воздух. — Очень, очень плохо. Клинок просвистел в воздухе полтора метра и вонзился в грудь заключённого, но тот не произнёс ни звука. Вероятно потому что десять секунд назад отключился от боли и шока. И нельзя упустить из вида тот факт, что Люцифер ему ужасно завидовал. Два месяца. Целых два месяца он провёл в добровольном заключении на нижних уровнях Ада, с жадностью ища выход своей злости и боли. Но эти двое никуда не исчезали. О, нет, они лишь напитывались от вида искромсанной плоти и крови, льющейся рекой, от звуков трещавшей кожи и ломающихся костей. Но ему всё было мало. Потому что играя в палача, на самом деле Люцифер желал быть жертвой. Как будто мало ему было мук душевных. Проводя день за днём бесконечные часы своей бессмертной жизни в этих сырых камерах, пропитанных смрадом разлагающихся тел, демон уже совсем отвык от солнечного света и, кажется, уже совсем сошёл с ума. Он ни с кем не общался, забросил учёбу, почти не спал и занимался только тем, что карал грешников да маниакально начищал клинки с мечами, освежая в памяти историю каждого из них. Это немного помогало. Не думать о ней. Не вспоминать глаза цвета весенней листвы и аромат хвои, исходящий от её кожи и волос. Не прокручивать раз за разом в голове её последние слова. Не слышать её смеха, эхом раздающегося в глубинах памяти. Забыть, забыть! Стереть, удалить, выжечь из прошлого! Таков был план. И он провалился, потому что Люцифер понял, что не в состоянии отключить чувства, которые так упорно пробивались сквозь его панцирь бездушия. Да, несмотря на сожаление, боль, презрение, ненависть и разочарование он всё равно продолжал её любить. И это повергало его в ужас. После того, как он раз и навсегда попрощался с этой отвратительной лгуньей, он принял решение, что просто позабудет обо всех чувствах. Отключит сердце и превратится в глыбу льда, но не тут-то было. Как же так можно, бесновался Люцифер, кто же придумал эту фантастическую пытку: продолжать любить человека даже после того, как он тебя предал, растоптал и унизил! Это никак не укладывалось в его голове. Поэтому в добавок к жгучей ненависти по отношению к уже не своей ведьме он начал ненавидеть ещё и самого себя. За слабость, за слепоту, за наивность. Он утопал в этой ненависти и терял всякую веру в то, что это когда-нибудь закончится. Когда он бодрствовал, в редкие часы, когда не мучил грешников и не полировал клинки, он весь чуть ли не дымился от ярости. Ему хотелось придушить эту лицемерную дрянь, пронаблюдать за тем, как жизнь покидает её тело, как глаза становятся бесцветными. Он представлял, как упоительно будет звучать для него хруст её сломанной шеи, как пьяняще будет ощутить её кровь на своих руках. Но всё это меркло, когда далеко за полночь Люцифер почти без сил доползал до койки. Когда его пульс успокаивался, а мышцы от усталости сводило судорогами — в эти моменты он понимал, что не будь он таким измождённым, то отправился бы к ней. Пал бы ей в ноги и умолял бы позволить быть с ней рядом. Как же она могла? Как она могла так поступить с ним? Когда он готов был покинуть свой мир и рискнуть жизнью ради неё, эта ведьма, насмехаясь над его чувствами и гордостью, заявила, что ей было всего лишь лестно его внимание. Люцифер привык к Аду, пыткам, казням и грешникам, которым суждено было пройти через всё перечисленное, но он им всё-таки завидовал. Потому что они хотя бы знали, за что. — Люцифер! — прогремело за спиной. — Сын!.. Фу! Демон обернулся и столкнулся с ошеломлённым взглядом своего отца. Лицо Сатаны передавало такой шок, смешанный с отвращением и брезгливостью, что Люциферу стало даже смешно. — Я тебе не пёс. — Да? А вид у тебя прямо как у бешеной псины, — морщась от вида крови и грязи, молвил Дьявол. — За тобой послали уже с полчаса назад. В чём дело? — Я занят, — как ни в чём не бывало демон взял со стола новый атрибут. На этот раз им оказался египетский хопеш — разновидность меча, чем-то по виду напоминавшего серп. — Отпуск закончен. Приведи себя в порядок. К обеду пожалуют гости. — Это без меня. Не до светской болтовни. — Я дал тебе время прийти в себя — благодари свою мать, — ответил Сатана. — Не вынуждай меня прибегать к угрозам. — Это твой привычный стиль общения, — едко усмехнулся Люцифер, поворачиваясь к отцу. — Иного не жду. — Собери свои сопли и засунь их себе в задницу. Прими душ и побрейся, — стряхнув с лацканов своего пиджака несуществующие пылинки, Дьявол грозно посмотрел на сына. — Обед из пяти блюд. Будешь упрямиться — блюд станет шесть. Сделаю из тебя паштет. Развернувшись на каблуках, Сатана направился к выходу из камеры, но вдруг замедлился. Склонил голову к плечу и намного тише и спокойнее произнёс: — Я всегда учил тебя во всём сохранять своё достоинство. И знать себе цену. А зная свою цену… — Добавлять к ней налоги, — на автомате закончил за него Люцифер. — Именно. Соберись. Отец прав, думал демон, смиренным взглядом окидывая камеру. Пора вспомнить, кто он такой и забыть о том, каким он стал с ведьмой. Пускай ему больно, пускай в уголках глаз начинает щипать каждый раз, когда по ночам он вспоминает её улыбку и нежность прикосновений, пускай чувства к ведьме, в первое время казавшиеся распустившимися по весне цветами, теперь превратились в колючий терновник, сковывающий его кровоточащее сердце, до сих пор при нём. Всё же он мог сохранить хотя бы своё достоинство, свою честь, своё звание. Никто и никогда не узнает об этой несчастной истории безответной любви Принца преисподней к несмышленой ведьме. Он привыкнет к этой боли, обрастёт мозолями и спустя годы даже не вздрогнет, услышав её имя. «Я буду продолжать любить тебя, покуда хватит сил. Но ты об этом никогда не узнаешь».