Всё зелёное

Тоня Я уговорила Амелина пойти ко мне, чтобы отметить его поступление. Он, разумеется, долго отказывался и придумывал различные отговорки, но потом сдался. Заказали суши и салаты. Мама у меня совсем ничего не готовила, но зато она достала бутылку красного сухого вина, банку оливок, чесночный хлеб и сыр. И пока ждали суши, накрыла стол. Заглянув на кухню и увидев вино, папа обрадовался, откупорил бутылку и тут же подсел к нам, заметив, в своё оправдание, что вино мы не пьем, а это значит, что без помощи нам не обойтись. Папа у меня был молодой и компанейский, он обожал всякого рода спонтанные посиделки и разговоры. — Ну, и как там в деревне? — спросила мама. — Чем занимались? — Да ничем, — ответила я. — Купались, загорали и бездельничали. — Красота… — с мечтательным вздохом протянул папа. — Где мои семнадцать лет? — А что-то интересное было? — принялась любопытничать мама. — Приключения какие-нибудь? — Мам, — я строго посмотрела на неё. — Вы когда меня к Косте отпускали, ты сама сказала: «чтобы без приключений». Помнишь? Мне не нравилось, что они так оживились и набросились с расспросами. — Да, конечно, — мама сделала вид, что не замечает этого. — Но я же не те приключения имею в виду. А какие-нибудь интересные. Весёлые. Что-то необычное же было? Может, воровали яблоки у соседей или ходили на рыбалку? — Воровали яблоки? — папа подозрительно покосился на неё. — Ну, а что? Я когда была маленькая, у нас в деревне это было лучшим развлечением. — Мы не маленькие, — отрезала я. — И яблок у нас самих был полон двор. Мы разбирали Костин хлам в доме и спали в одной комнате. Но ничего такого не было. Мамино лицо вытянулось, она перестала жевать. — Нам обязательно об этом знать? — Ты спросила о необычном. — Так, Костя! — нарочито громко воскликнул папа и поднял бокал. — Я слышал, тебя можно поздравить с поступлением? Амелин смущённо кивнул. — Туда, куда хотел? — спросила мама, показывая, что в теме. — На перевод? Английский? — Вот я не понимаю, — тут же подключился папа, не давая Костику и рта раскрыть. — Кому сейчас нужны переводчики? Ну, допустим, если это китайский или фарси, то ладно, но английский каждый ребёнок знает. — Дим, ты меня опять перебил, — обиделась мама. — Что за дурацкая манера? — Дурацкая манера — делать замечание при гостях, — с улыбкой привычно парировал папа. — Всё ясно, — мама встала, подошла к вытяжке над плитой и, включив её, закурила. Кухню заполнил сигаретный дым и низкий гул вытяжки. Я сделала бутерброд с сыром и сунула Амелину в руки, которые он старался держать под столом, опасаясь засветить шрамы. — Я хочу книжки переводить, — сказал он. — Довольно тяжело точно передать идею автора на другом языке. — Почему? — удивился папа. — Просто берёшь и заменяешь слова. Не вижу проблем. К тому же английский язык очень простой. У нас: зеленая зелень зеленит зеленую зелень. А у них: green green green green green, — папа был настроен шутливо и вникать не хотел. Амелин же почему-то волновался, хотя я сто раз его предупреждала, что мне не важно, понравится он им или нет. Но ему всё равно хотелось понравится. — Про зелень немного иначе переводится. — Да не важно, — отмахнулся папа. — Зелёное и есть зелёное. — Это только поначалу кажется, что стоит лишь заменить слова. На самом деле, люди на других языках видят мир совсем иначе. К примеру, слово «окно». В русском языке произошло от «ока». Древние люди представляли окно, как глаз дома. А в английском, если вслушаться, «window» — это то место, куда дует ветер, в арабском языке окно — дыра. Костик так увлёкся, что я вовремя успела заметить, как он по привычке собирается подтянуть рукав, и перехватила его руку. — Там, в деревне, я хотела вывести из яйца цыплёнка. Костя даже инкубатор сделал, но, к сожалению, ничего не вышло. Яйцо разбилось. — Только цыплёнка нам не хватало, — рассмеялась мама. — И чего вас в Москву потянуло? Не понимаю. Свежий воздух, солнце, природа. Вас же оттуда никто не гнал? И мы с папой не возражали. — Ну, вы-то понятно, — сказала я. — Вам лишь бы меня сбагрить. — Тоня! — мама укоризненно посмотрела исподлобья. — Тебе не стыдно? Стыдно мне не было, потому что я сказала правду. Это вовсе не означало, что родители плохо относились ко мне, но они чувствовали себя намного спокойнее, когда я была пристроена. Что, на самом деле, было не так-то просто. Три раза они пытались отправить меня в детский лагерь и каждый раз с одинаковым результатом — папа приезжал за мной через неделю и забирал домой. По правде говоря, моя социальная приспособленность не сильно отличалась от Амелинской, с разницей лишь в том, что его люди сторонились, а ко мне постоянно липли, пытаясь набиться в друзья. Но если Костик откликался на хорошее отношение с благодарностью, то я терпеть не могла тех, кто беззастенчиво вторгался в моё личное пространство, наивно полагая, будто ему там рады. После того, как с лагерями у нас не сложилось, в дни летних каникул мама стала отправлять меня к бабушке — папиной маме под Тверь. Месяца на два, а то и больше, потому что у бабушки со мной проблем не было. Я всегда умела занять себя, не требовала особого внимания, не привередничала в еде и не пропадала на улице с местными детьми. Но в этом году я туда не поехала. Из-за Амелина, разумеется. И пока не отправилась к нему в деревню, родителям приходилось мириться с моим присутствием. — Тоня, ты где? — папа пощёлкал пальцами перед моим носом. — Костя рассказал нам про дом. — Какой дом? В деревне? — Ну, ты чего?! — мама покачала головой. — Та усадьба, куда вы зимой укатили. — Капищено? А что с ним? — Я сказал, что Герасимов его продает, — Амелин долгим, многозначительным взглядом посмотрел мне в глаза, но я никак не могла сообразить, что он хочет этим сказать, ведь он сам предлагал мне не говорить об этом родителям, когда Герасимов попросил помочь с продажей. Мама с папой были риелторами и разбирались в подобных вопросах. — Объект очень интересный, — сказал папа. — Но хлопотный. Такой особняк можно продавать годами. К тому же непонятно, в каком он состоянии. Может, там только полуразрушенные стены и крыша. — Не только стены и крыша, — сказала я. — Несколько лет назад, когда в доме жил старый хозяин, там знаешь, какая красота была? Под потолком огромные хрустальные люстры, картины везде, камин, пианино. — А ещё подземные ходы подвалов, — подхватил Амелин. — С семнадцатого века. Или даже раньше. Чтобы от поляков прятаться. Дом уже над ними строили. До Великой Отечественной войны это больница была. Герасимовский дядька его в девяностые почти задаром получил и отреставрировал. Просто потом уехал в Италию и не жил. — Сейчас Герасимов с Петровым там косметический ремонт делают, — добавила я. — Так что это не какие-нибудь развалины, как ты думаешь. Это очень крутой дом. — Ну, не знаю, — папа покачал головой. — Нужно на месте смотреть. Оценивать. — А такой дом дороже, чем квартира в Москве? — осторожно спросил Костик. Папа расхохотался. — Разумеется. Если он такой, как вы рассказываете, выйдет очень дорого. Не так много людей, кто вообще способен приобрести его. Амелин сник. В глубине души он лелеял мечту когда-нибудь купить Капищено. Или чтобы кто-то из знакомых купил, лишь бы оно не досталось чужим людям и туда можно было ездить хотя бы в гости. Ему даже Артёма удалось уговорить посмотреть этот дом в надежде, что он захочет стать обладателем «самого лучшего места на земле». — А что, если вашему Герасимову его не продавать, а сдавать в аренду? — неожиданно предложил папа. — Лето, правда, уже заканчивается, но шансов сдать намного больше. Никому не охота возиться с содержанием дома, но иметь возможность уехать подальше от города и жить в особняке хотят многие. Хозяева сохраняют за собой право на дом и получают не только средства на его содержание, но и зарабатывают на нём. В черноте глаз Амелина вспыхнула детская радость, он вопросительно посмотрел на меня, а потом вдруг с подкупающей непосредственностью спросил: — А вы отпустите Тоню, если мы вместе туда поедем? Ребята давно звали. Там свежий воздух, солнце и природа. Я изо всех сил пнула его ногу под столом. Родители переглянулись. — Почему бы и нет? — сказала мама. — Ещё две недели каникул. — Я могу вам билеты на поезд по корпоративному тарифу купить, — папа всегда подходил ко всем вопросам по-деловому. — Я никуда не поеду, — отрезала я. — Почему? — искренне удивился он. Ехать до Капищено было далеко, шестнадцать часов на поезде или около девяти на машине. Герасимов с Петровым жаловались на полчища комаров, отсутствие поблизости водоёма, жутко орущих по ночам сов и летучих мышей, залетающих в окна, которые держать закрытыми было невозможно из-за духоты и жуткой вони от краски. Время от времени Герасимов звал нас к себе, но всякий раз я находила предлог, чтобы отказаться. И даже зная о том, что Настя с Якушиным собираются со дня на день отправиться туда на машине, я не стала говорить об этом Амелину. Потому что он обязательно стал бы уговаривать поехать с ними. Костик отчего-то помнил только светлую сторону нашего пребывания в Капищено. Уютную мансарду, куда его отселили, потому что он простыл и сильно кашлял по ночам. Тёплое молоко, что я ему носила, огонь в камине, наши общие игры в карты, фанты, то, как мы с ним спали на бильярдном столе в подвале, успокаивая и согревая друг друга. Покой, которого раньше у него никогда не было. И хотя Амелин прекрасно понимал, что ничего невозможно повторить, порой увлекался и принимался сочинять о том, как однажды это место станет нашим собственным раем. Самым счастливым местом на земле. То была его любимая фантазия, наполненная солнечными комнатами, развивающимися на тёплом ветру шторами, цветами, запахами леса и музыкой. В ней я ходила по дому босиком в полупрозрачной тунике и танцевала с ним сальсу в жёлтом каминном зале. Там не было часов и вообще времени. Просто жаркий, бесконечный летний день, сменяющийся ясной тёплой ночью с тысячью звёздами и полной белой луной. Во мне же воспоминания о Капищено в большинстве своём вызывали неприятные чувства: тревогу, беспокойство и страх. Всё то время, пока мы там были, меня не покидало ощущение ненормальности сложившейся ситуации: мы сбежали из Москвы и поселились в чужом, заброшенном и странном доме, без денег, еды и каких-либо планов. Мрачные коридоры, холодные спальни, жуткие лабиринты темного подвала и призраки. — Делать там нечего, — после затянувшегося молчания сказала я. И мама, заметив моё недовольство, перевела тему. Ночью спала плохо. Было жарко, в голову лезли дурацкие мысли о Диане, стриптиз клубе, сумбурные воспоминания о деревне и Капищено. Я никогда не стремилась полюбить Амелина, не думала о нём и не представляла нас вместе. Просто в один прекрасный день неожиданно поняла, что никак не могу без него обходиться. Настя говорила, что это из-за подвала, в котором мы с ним просидели три дня без надежды на спасение. Вероятно, она была права. Пожалуй, только благодаря Амелину я не сошла с ума в кромешной тьме, которую дико боялась, и не умерла от жалости к себе. — Не переживай, — Настя считала себя экспертом в вопросах любви и отношений, хотя сама ни с кем не встречалась и никого не любила. — Это не патология. Ты так влюблена в него, потому что думаешь, что он тебя спас. Что-то вроде стокгольмского синдрома. Адреналиновая зависимость. Но однажды ты встретишь спокойного, серьёзного человека без тёмного прошлого, с которым тебе не придется нервничать и волноваться. Вот тогда всё наладится. Настя, конечно, была идеалисткой и пересмотрела сёдзё, но, возможно, в её словах была доля здравого смысла. Отношения с Амелиным отнимали у меня очень много душевных сил. На следующий день я приехала к нему в десять утра. Без предупреждения. Костик был одет и собирался уходить. — Куда это ты собрался? — удивилась я. — Думала, хоть у тебя посплю нормально. У нас кондеи плохо работают. — Извини, ты не предупреждала, а я уже договорился, — он заметно расстроился. — Нужно съездить, картину забрать. Помнишь, Мила говорила про место на кладбище? Так вот, это оказывается картина такая: «Место на кладбище». Дед из больницы подарил. Сам рисовал. Просили на этой неделе забрать, потому что срок наследования заканчивается. — Мне не нравится название. Зачем тебе такая картина? — Обычное название. Мне редко что-то дарят. Артём свою уже забрал. — Красивая? — Сложно сказать. Сплошное белое полотно. — У тебя будет такая же? — Не знаю. — Ну, ладно, поехали, — нехотя согласилась я. — Лучше ты оставайся. Обожди меня здесь. Ложись, поспи. А я быстро. Я подозрительно посмотрела на него. — Ты опять в тот клуб? — Нет же, клянусь, — он рассмеялся. — Просто выглядишь усталой. Амелин жил в просторной гостиной. Кроватью ему служил раскладной диван, а вещи, которых у него почти не было, умещались на одной полке невысокого шкафа. Напротив дивана висела огромная плазменная панель, по углам комнаты расставлены напольные колонки, между ними стоял барный шкаф с подсветкой. Каждые три дня к ним приходила работница и тщательно везде убиралась. После убогой комнаты в его старой квартире — хоромы. В дальней маленькой комнате обитал Макс, с которым я почти не была знакома, а сам Артём занимал большую спальню с балконом. Оставшись одна, я побродила немного по квартире, заглянула в спальню Артёма, где на шёлковом голубом покрывале кровати лежала та самая белая картина, и отправилась изучать содержимое холодильника, потому что позавтракать дома не успела. Однако кроме большой коробки шоколадных конфет в виде сердечка ничего интересного там не нашла. Вероятно, конфеты предназначались в подарок, но по назначению не дошли и нескольких штук в коробке уже не хватало. Достав коробку, я раскрыла её и принялась изучать. Шарики, залитые глазурью, карамелью, обсыпанные кокосовой крошкой, орехами, трюфели. Всё очень красивое и жутко соблазнительное. Хотелось попробовать каждый. Но это было бы слишком нагло. Увлекшись выбором, я так задумалась, что, когда рядом со мной раздался хриплый мужской голос, резко вздрогнула и выронила коробку из рук. Конфетные шарики раскатились по полу. В дверях стоял Тифон — приятель Амелина и Артёма по больнице и лучший друг Лёхи. Крепкий, суровый парень в камуфляжных штанах, чёрной футболке с открытыми плечами и татуировкой дракона на полшеи. Я много слышала о нём, но общаться не приходилось. — Суицидник сказал, что ты можешь спать, — прохрипел Тифон, оправдываясь. — Ключи дал. — Амелин — дебил! — только и смогла произнести я. — Он тебе написал, но ты не отвечала. — Телефон в коридоре оставила. — Извини, если напугал. Тифон опустился на корточки и принялся собирать конфеты обратно в коробку. — Они же с пола! — одёрнула я его, всё ещё пытаясь унять сердцебиение. — И чего? — он удивленно поднял голову. Глаза у него были серые, колючие, а взгляд злой, но не на меня, а вообще. — Чего-чего? Грязные, вот чего. Как теперь их есть? Он покрутил шоколадный шарик в пальцах, пожал плечами и закинул себе в рот. — Берешь и ешь. Делов-то. — Всего лишь микробы. — Я похож на того, кто боится микробов? — он демонстративно съел ещё одну конфету. — Я в школе одиннадцать лет в столовке питался, мой организм знаком со всеми видами микробов. — Твой организм — дело твоё, но это чужие конфеты и я ни одной не попробовала. — Так попробуй, — он протянул шарик. — Нет уж, спасибо. Травись в одиночку. Амелин вернётся, кто ему дверь откроет? — я полезла под стол доставать закатившиеся шарики. — А что, если их помыть? — предложил он. — Накидаем просто в тазик с водой, а потом обсушим. Предложение прозвучало здраво. В посудном ящике я нашла большую пластиковую миску, и мы стали собирать конфеты туда. После чего залили водой из-под крана, и я перемешала ложкой. Вода тут же окрасилась в сероватый цвет. — Видишь, сколько грязи на них было, — сказала я поучительно. — Это шоколад тает, — спохватился он. — Нужно срочно выложить куда-то. Давай салфетку. Я нашла рулон бумажных полотенец и расстелила их на обеденном столе. Тифон аккуратно ложкой вылавливал конфеты и выкладывал ровными рядами на полотенца, а когда закончил, удовлетворённо всё оглядел и сказал: — Красота. Меня разобрал смех. Красотой оплавленные шарики, конечно, сложно было назвать, но, по крайней мере, они стали съедобными. — Ты чего? — он недоверчиво прищурился. — Они теперь похожи на козьи какашки. — Да нет, козьи какашки маленькие, а эти почти как у лося. — Что? Серьёзно? Ты такой крутой специалист по какашкам? — Не то, чтобы очень крутой, — он тоже засмеялся. — Но кое в чём разбираюсь. Следующие минуты две мы просто ржали над жалким видом этих несчастных конфет. — Можешь в инстаграм выложить и подписать, что это хэндмейд, — наконец, прохрипел он. — Какашки хэндмейд? Прикольно. Вот подписчики обрадуются. — Лёха бы точно запостил. — Ну уж нет. Я таким не занимаюсь. — Хэндмейдом? — Инстаграмом. У меня там только грустный город. — Это что? — Просто фотки домов и улиц. Хочешь покажу? Тифон кивнул. Я направилась в коридор, где оставила свой телефон, но не успела выйти из кухни, как он вдруг окликнул: «Эй, погоди. Не двигайся». Я замерла. — Левую ногу подними. — Зачем? — Подними, говорю. Я слегка приподняла ногу, но он нетерпеливо нагнулся, схватил за лодыжку и задрал пяткой кверху. Оказалось, по моей голой ступне размазалось сладкое шоколадное пятно, а сзади по всей кухне были натоптаны коричневые следы. — Ты наступила в какашку, — констатировал Тифон. Смеяться больше не было сил, я попрыгала на одной ноге в ванную, а когда вышла, он, сидя на корточках, старательно оттирал бумажными полотенцами отпечатки моих ног. Я никогда не видела подобных типов вблизи. И если бы мне ещё вчера кто-то сказал, что я окажусь с таким одна в квартире, то перепугалась бы не на шутку. Лёха, его друг, был вполне адекватным, дружелюбным парнем, хотя и с замашками оффника. Однако Лёха и выглядел симпатягой, а этот Тифон был из тех, кого лучше сразу обходить стороной. Уличный пацан. Такой зажмёт — пикнуть не успеешь. Но подумала я об этом, когда бояться было уже поздно, да и Амелин дал ему ключи, значит, доверял. — Может, чаю? — предложила я. — Да не, жара такая, какой чай? Я уже воды хлебнул. Он выпрямился, закинул в раковину скомканную бумагу. Подтянул штаны и уставился на меня. — Вообще-то я хотел поговорить с тобой. По одному важному вопросу. — Неожиданно. — Ну, да. Я тоже не был готов, — сказал он и замолчал. — Так о чём будем говорить? — прервала я затянувшуюся паузу. — Ты же знаешь Зою? — Пару раз в больнице видела. — Мы с ней с детства дружим. С первого класса, — он неловко замялся. — Она твоя девушка. Ты её любишь. Но сейчас вы поссорились, — с ходу предположила я. — Лёха рассказал? — Сама догадалась. — Как? — Не знаю, все важные разговоры с каких-то таких историй начинаются. — В общем, мы поссорились. Она уехала. Звонки сбрасывает. А я хочу поговорить с ней. Помириться. Пока не поздно. Понимаешь? Просто Зоя она такая. Она с обиды может фигню какую-нибудь натворить. — Какую фигню? Он скривился: — Разную. Глупую. Не важно. — А я тут причём? — Давай ты сядешь? — Это что-то такое, от чего я могу упасть? — Суицидник сказал, что ты из-за этого нервничаешь. — Тогда выкладывай прямо, — на всякий случай я всё же уселась на стул. — То место, куда они уехали. Капищено. Вы там были. Там ваши друзья живут. — Всё ясно, — я начала догадываться, к чему он клонит. — Амелин отправил тебя ко мне уговорить его туда отпустить. Пусть едет. Мне-то что? — Не совсем так, — оставшись стоять, Тифон сунул руки в карманы и смотрел очень пристально и серьёзно. — Он сказал, что без тебя не поедет. — Замечательно, — я взяла мокрый шоколадный шарик и съела. — Это называется подстава. — Слушай, я тебя очень прошу… Просто смотаемся туда-обратно. Дня три займёт, не больше. Ты просто скажи, что тебя напрягает и мы всё решим. — На чём смотаемся? — На машине. — У тебя есть машина? — Будет. — Туда ехать девять часов, а то и больше. — Обещаю, ты и глазом не успеешь моргнуть. Я судорожно придумывала отмазки, но ничего разумного и внятного, кроме как сказать, что родители не пустят, в голову не приходило, но Амелин мог уже разболтать, что они не против. — Ну что? По рукам? — Тифон протянул здоровый мозолистый кулак, чтобы я отбила в знак согласия. Мне ужасно не хотелось выглядеть в глазах этого парня глупой, капризной стервой, которая держит Амелина на коротком поводке и не даёт шагу ступить. Я зависла с ответом, а потом вдруг меня озарила идея, которую сложно было назвать здравой или умной, но мне она очень понравилась. — Ладно, — я тюкнула своим кулачком по его набитым костяшкам. — Но у меня есть условие. Он осторожно кивнул: — Ну? — Научишь меня драться? Лёха говорил, что ты можешь сделать из меня Лару Крофт. Тифон удивленно округлил глаза. — А тебе зачем? — От парней отбиваться. — Пристают? — Не то слово, — я показала ему красный след, оставшийся на носу после потасовки с двенадцатилетним мальчишкой у Амелина в деревне. Тифон задумчиво пожал плечами. — Ну-ка встань. Я поднялась, он придирчиво оглядел меня, покрутил, пощупал мышцы. Рука у него была тяжёлая, пальцы сильные, я поморщилась, и он рассмеялся: — Мышечная масса, как у котёнка. Поднял правую ладонь вверх. — Ударь. Я легонько стукнула кулаком и почувствовала себя глупо. — Давай потом? — Да бей, чего стесняешься? Стукнула ещё раз. — Всё ясно, — едва сдерживая улыбку, он покачал головой. — Что тебе ясно? — Подобная реакция зацепила. — Так бывает… Извини, я вряд ли могу помочь. Ты, похоже, из тех людей, которые психологически не могут ударить другого человека. — Вовсе нет. Я могу ударить! Он насмешливо выставил вперёд подбородок. — Тогда ударь меня. — По лицу? — опешила я — В лицо, — поправил он. — Ага, сначала я ударю, а потом ты меня, и я улечу в окно. — Разумно. Это, кстати, первое правило любой драки: «Всегда помни, что можешь получить в ответ». Поэтому нужно бить так, чтобы сразу и наверняка. В общем, либо ты меня сейчас бьёшь, либо даже начинать не будем. Дракон у него на шее колыхался. — Может, всё-таки потом? — Ты права. Лучше после того, как вернёмся. Иначе ты передумаешь, и мы никуда не уедем. — С чего бы это? — Я должен быть честным с тобой, а я не могу быть честным, думая, что ты можешь не поехать. — Я поеду. Обещаю. Говори сейчас. — Честно? — выдержать его неуютный взгляд было сложно, но я упрямо уставилась в ответ. — Ты маленькая, слабая и лёгкая. Но даже если я покажу тебе, как и куда бить, ты никогда никого не ударишь. Нет в тебе ни смелости, ни воли к победе. С женщинами всегда так: очень много понтов, а как дело до дела — сразу: спасите-помогите. Просто заведи себе баллончик или шокер и успокойся. — Я не слабая. В ту же секунду вспомнился тот деревенский пацан, с которым я дралась, и дикая злость на него всколыхнулась с прежней силой. Я ударила резко, без предупреждения, метилась в подбородок, куда Тифон показывал, но не попала, он тут же поймал мой кулак, обхватив ладонью. — Ну вот, а то я уж было подумал, что всё действительно безнадёжно, — он с силой сжал мою руку. — Больно. — Неужели? Пихнула его в плечо, хоть бы что. — Хочешь самый проверенный способ, чтобы парни на тебя не кидались? — Ну? — Не надевай такие короткие шорты. — Ты специально меня злишь, да? — Угу. Но что-то плохо получается, — он огляделся, после чего внезапно поднял меня и плюхнул задом прямо на стол, где обсыхали шарики. Тут же отступил на пару шагов назад и с довольной физиономией достал сигареты. Но прикурить не успел, потому что это действительно было уже слишком, и хотя я понимала, что он нарочно меня доводит, разозлилась не на шутку. Шорты были мои любимые, шоколад мог не отстираться, а под задом стало омерзительно мягко и липко. Захватив горсть шариков, я пульнула их в него и ринулась в наступление. Пусть это было не по правилам, но я всё же успела огреть его подвернувшейся под руку миской. Правда всего один раз, потому что он тут же отнял её и встал в закрытую боксёрскую стойку. — Вот теперь бей! Каждый мой удар он отбивал или отводил в сторону ладонью. Так что, теперь моей задачей было не просто ударить, а изловчиться и попасть. Когда же стало ясно, что у меня ничего не выйдет, я раздосадовано задрала ему майку и в пылу азарта смачно растерла оставшуюся порцию шариков по животу. Лицо его удивлённо вытянулось. — Ты измазала меня в какашках. — Ты первый начал. — У нас такое делают с проигравшим. А ты меня ещё не победила. Сейчас заставлю слизывать. — А ты будешь стирать мои шорты? — Я развернулась к нему задом. Он неопределенно хмыкнул. — Ладно, извини. Глупо вышло, — я опустила глаза. Весь пол был в шоколаде. — Давай убираться.