Сказания Небес

Он никогда не был одинок. С самого рождения, когда другое дитя протянуло ему руку, радостно чирикая, они всегда были вместе, преодолевая любые невзгоды. Дожди Тайного Леса, драконы Золотой Пустоши и ураганы Эдема были не страшны, пока они грелись в свете друг друга. Энтузиазм и оптимизм собрата, и его собственная холодная рассудительность помогали проходить через жизни, не оглядываясь. Больше, чем сущности одного мира. Партнеры, друзья, братья, родственные души. Он дал имя своему другому — Папирус; а себя обозвал Дастом, потому что другой продолжал жаловаться, что неудобно в общении, хотя чаще просто называл его братом. Это хорошо, не так уж и плохо, просто бессмысленно, ведь рано или поздно цикл неминуемо прервется, и вся эта развившаяся индивидуальность сотрется. Однако он благодарен, что у него есть Папирус именно такой, а не какой-то иной. Без его уникальной личности Даст сам вряд ли бы отличался от остальных их собратьев. Вместе они пережили множество ярких и счастливых моментов, а в темные времена у них всегда было плечо, на которое можно опереться. Но рано или поздно такая жизнь начинает утомлять. Даст явно видит, что Папирус с тоской смотрит в небо, когда проходит перерождение и наступает момент отправиться на поиск нового света. На это больно смотреть, и Даст хочет сделать его счастливым больше всего в мире. Поэтому предлагает сделать это восхождение к Эдему последним и навсегда остаться на Небесах. Путь наполнен какой-то торжественностью. Папирус радуется всему, словно в первый раз, прощаясь с каждым, кто встречается им на пути, включая черных драконов. Почему-то, несмотря на неминуемую опасность, младшее дитя никогда не выказывало им и капли страха. Может быть благодаря тому, что Даст всячески уберегал его от этого, в худшие случаи отвлекая внимание на себя. Никогда не жалко потерять немного света, если это убережет брата от этого оглушающего чувства потери. За все их путешествия старшее дитя создало несколько относительно безопасных маршрутов, которые они использовали по полной в этот раз, стараясь получить как можно больше света напоследок. Несмотря на то, что Даст был счастлив разделить вознесение с Папирусом и вместе навсегда исчезнуть, странная печаль охватывала его при взгляде на брата. Он больше никогда не сможет увидеть его лицо, услышать голос, взять за руку и разделить объятия. Их прошлое обратится в ничто, и не останется ни единой вещи, говорящей об их жизни. Только Небеса будут знать, но они уже ничего не смогут рассказать. До первого рождения ничего не было, и Даст уверен, что после последней смерти тоже не будет. Но мысль о возвращении к свету радует Папируса, поэтому старшее дитя соглашается, уверяя себя, что это то, что должно быть сделано. Но что-то пошло не так. Даст переродился вновь, один, на острове в окружении новорожденных. Папируса нигде нет, никто не сжимает его руку, а перед глазами нет знакомых красных крыльев. Дитя так растерялся, что просидел на острове добрых полдня, пока за малышами не прилетели Дрим и Инк и не поинтересовались, все ли с ним в порядке. Даст отмахнулся и неохотно встал, чувствуя раздражение от того, что ему предстоит снова идти в Эдем, но теперь в одиночку. Ничего страшного, что Папирус не переродился с ним. Он воссоединиться с ним на Небесах при следующем вознесении. В этот раз Даст не пытался собирать свет активно, просто сосредоточившись на дороге. По пути многие привычные вещи, на которые его младший брат любил обращать внимание, показались совершенно невзрачными. Это сбивало с толку. Почему-то мир, столь насыщенный красками, вдруг стал серым и унылым, а предназначение, которому верно следовал Папирус, таким маленьким и незначительным. Даст просто летел вперед, погрузившись в мысли, изредка воображая себе голос брата, когда рядом пробегали другие дети. Тишина Золотой Пустоши принесла облегчение после шума во всех предыдущих местах. Еще бы, здесь ты стараешься молчать, чтобы ненароком не привлечь внимание драконов или, как в глупых слухах, детей тьмы, которых мало кто видел воплоти. Здесь Даст замедлился, осторожно разведывая местность. Ему нравилось это ощущение преследования, как сильно обострялись чувства. Иногда кажется, что он мог бы оседлать дракона, просто чтобы проверить свою силу, хотя дети света не созданы для борьбы. В Хранилище знаний Даст рассеянно подумал, что можно было бы увидеть Санса и Оутера. В Звездной Пустыне относительно спокойно, особенно около воды, и ему нравится небо там. Но дитя одернуло себя, напомнив, что ему следует как можно скорее добраться до Папируса. Ничего страшного, что он не посмотрит на звезды и не поболтает со знакомыми собратьями. Брат намного важнее этой ерунды. Так что Даст покорно добрался до сердца Эдема и вознесся, ожидая запоздалого конца. Но его ждало новое разочарование, когда он вновь проснулся на острове рождения. Паника подкатила к горлу, но дитя сдержался, сказав себе, что ничего страшного, и стоит просто попробовать снова. В этот раз он торопился, ни на что не обращая внимания, не давая себе сомневаться или гадать, почему ничего не получается. Это неважно, ведь в этот раз обязательно все пройдет правильно. В этот то раз Даст воссоединится с Папирусом. Но, словно насмехаясь, Небеса вернули его в мир неба. Он пробовал снова и снова, меняя подходы и отношение, но ничего не помогало. Он собирал как можно больше света, не собирал вообще, летел сломя голову и оттягивал восхождение как можно дольше, спасал других детей, отводил в Эдем и путешествовал один. Но вновь и вновь просыпался на этом осточертевшем острове в окружении новорожденных, с любопытством крутящихся вокруг. Но ему не нужны эти глупые малышки. Даст просто хочет к своему брату. Просто хочет вновь увидеть Папируса. Отчаяние безысходности настигло его однажды в пути. Дитя упал на колени и зарыдало, взывая к Небесам. Сколько же света они хотят от него, чтобы его наконец-то приняли назад? Даст просто хочет освободиться от одиночества и бесконечных повторений. Папирус, должно быть, собрал так много, что старший брат просто не шел ни в какое сравнение. Но где взять достаточно света, чтобы Небеса одобрили? После столикого времени шум других мест стал не просто раздражающим, а сводящим с ума. Он не соберет достаточно только в Золотой Пустоши и Хранилище Знаний. Шум привлек внимание Даста, вырвав из нисходящей спирали. С песчаного возвышения он ясно видел, как дракон преследовал незадачливых путников, настигнув их вдали от любых возможных укрытий. Даст апатично наблюдал за разворачивающимся действием, не имея ни сил, ни мотивации, чтобы помочь. Красный свет казался слишком ярким для такого мрачного места, но он не мог оторвать взгляда. Папируса всегда привлекали драконы, в их тандеме не было страха перед этими существами. Дракон атаковал, и свет, выбитый из детей, разлетелся во все стороны, поврежденный и готовый вот-вот потухнуть. Одна искра упала прямо рядом с Дастом, который по привычке схватил огонек, но остановился, прежде чем отправить его обратно. Ему так нужен свет, и вот он прилетел прямо к его ногам. Нет ничего страшного, если он возьмет его. В конце концов, не все ли равно, кто понесет его в Эдем? В этом нет ничего плохого. Этих детей Небеса примут и без всяких рекордов, а Дасту нужно произвести впечатление. Внезапная мысль посетила его: может ли он тоже выбивать свет из других? Это бы сильно облегчало сбор, не пришлось бы покидать Золотую Пустошь, а несколько искр от каждого пробегающего здесь ребенка не сильно бы повредили им, но это сильно помогло бы Дасту. Эта мысль вселила в него надежду и заставила решительно подняться, чтобы поскорее приступить к делу. Но с чего начать? Что же… драконы единственные сущности тьмы, бьющие так сильно. Стоит научиться у них нескольким полезным приемам. Даст отправился на одно из кладбищ и сразу начал приспосабливаться. Драконы атаковали только завидев, но он упрямо поднимался вновь, собирая утраченный свет с других атакованных детей. Он тоже пытался, но попытки с силой налететь вначале оканчивались неудачами, просто заставляя собратьев поскорее убегать. Это не сильно огорчало, просто означало, что Даст все еще не перенял достаточно от сущностей тьмы. Вскоре его крылья изменились, чтобы больше соответствовать драконам. Не сказать, что это как-то снизило агрессивность существ, но он привык получать урон и игнорировать боль от потери света. В какой-то момент просто перестал заботиться, вновь и вновь планируя рядом с драконами, высматривая добычу. И вот однажды, когда Даст попал в поле синего света, глаз сущности не загорелся красным. Шок быстро сменился триумфальной радостью. Он был полностью убежден, что драконы приняли его, как своего. Никогда в своей жизни он не был так горд за себя, а не за кого-то другого. Теперь он мог прикоснуться к ним, использовать зов, и драконы отвечали и летели на встречу. Ох, Даст хотел получить их расположение, что приложил вдвое больше усилий, чтобы научиться атаковать. И, в конце концов, у него вышло. С тех пор не было нужды волноваться о свете. Получить его было так просто. Огоньки выпадали из детей с красивым бьющимся звуком, а Даст просто подбирал один или два, сжимая в руках, пока они не станут его частью. Он собрал так много, что больше не мог почувствовать разницы. Настал день, когда дитя собрался идти в Эдем. Покидать кладбище от чего-то горько, но Папирус ждет его, и Даст не хочет его расстраивать сильнее, чем уже. Восхождение относительно простое, когда драконы и почему-то крабы не обращают внимания. Он добрался до Сердца Эдема, готовый отдать весь собранный свет, идя против ветра к первой попавшейся статуе. Но сколько бы ни пытался, камень под рукой оставался холодным и безжизненным. Это просто смешно. Весь этот труд, а для чего? Даст истерически засмеялся. Подсознательно он знал, что с ним происходит, но отрицание оказалось сильнее здравого рассудка. Пришло время признать, что ему уже никогда не попасть на Небеса. Что его любовь к Папирусу меньше, чем к жизни, что, подавляя истину, Даст позволил свету исчезнуть. Как глупо, что с драконами у него больше общего, чем с детьми света. Время возвращаться домой. Он ждет продолжения охоты с нетерпением.