Бездна

— Чур я первый! — Маут улыбается и первый сбросивший вещи вместе с одеждой и пока Джаван не успел осознать происходящего сиганул прямо с каменного уступа в изрядно поднявшуюся воду. Джаван к моменту осознания услышал только водный всплеск. Иногда на Маута нападало то ещё ребячество, как сейчас, например. Он подплыл к уступу, зачесал назад мокрые волосы, опёрся руками на камень и с интересом принялся наблюдать за тем, как Джаван прожигает его прямым неодобрительным взглядом. Маут на это только усмехается и отплывает, словно давая любимому пространства. Джаван выдыхает. — Ты мог ноги себе отбить, — поучительно начал тот. — Да ладно! От прошлого прилива прошло тридцать дней, — закатил глаза Маут, но Джаван игнорирует его мальчишеский тон, хотя явно принял свою неправоту. Вода поднялась достаточно высоко, так что волноваться было совсем не о чем, но Джаван продолжал, по привычке. — Иди ко мне. Маут протягивает руку, продолжая держаться наверху. Под их взгляды тихо отбивались цокотом капли воды. Те сталкивались с поверхностью издавая звонкий кристаллический звук. Сама вода была тёплой и мягко обволакивала обнажённую кожу. С улицы струился яркий свет и доносилось шуршание, что, смешиваясь со звонкой приятной капелью только больше располагало к тому, чтобы окунуться в блестящую прозрачную воду. Джаван всё же наконец сдается и идёт на поводу у собственных внутренних желаний, хотя не любил так делать. Он снимает одежду, сбросив её около кучи вещей Маута и окунается в воду. Не прыгает, как это сделал его возлюбленный, а спокойно, размеренно: сначала опустил ноги, затем руками оттолкнулся от камня, опустился по пояс, подрагивая от лёгкой прохлады и щекочущего дразнящего чувства. Взгляд Маута стал ещё мягче чем раньше, уголки губ дрогнули в улыбке, и он отплыл чуть подальше, давая Джавану время на то, чтобы привыкнуть к воде и расслабиться. Тот же, чтобы ускорить процесс набрал побольше воздуха в лёгкие, задержал дыхание и окунулся под воду и тут же показался наружу. Вода мгновенно впиталась в его волосы. Когда высохнут, они станут ещё более непослушными. Густая щетина на лице так же задержала в себе не мало воды. Маут любовно наблюдает за тем, как Джаван вытряхивает лишнюю влагу и обтирает лицо, зачёсывает назад вылезшие мокрые пряди и встряхивает головой, взглядом находит любимого и направляется к нему. Маут замер, словно его только что заковало в лёд. Когда Джаван оказался совсем близко тело от ног до головы заполнилось знакомым теплом. Светлые глаза поблёскивали во тьме пещеры и ласково смотрели прямо на него. Маут сглатывает. Этот взгляд буквально сводил его с ума. Опасливо подняв одну руку, он опёрся ей на плечо возлюбленного. Джаван же в свою очередь обеими руками перехватил талию Маута и прислонил к ближайшему выступу у стены пещеры. Маут опёрся на него руками, приподнялся и присел, от чего они с Джаваном сейчас стали находиться на одном уровне. Рука Джавана проскользнула по ладони любимого, локтю, перешла на рёбра и живот, бёдра. Маут выглядел до безумного трогательно: доверчивый и ласковый, ни намёка на жестокость и грубость, только полнейшая покорность и податливость каждому жесту. Маут был таким… нежным и от этого осознания Джаван прост сходил с ума. Маут опасливо подался вперёд и Джаван не заставил себя ждать. Приблизился и поцеловал так же мягко и трогательно, ласково и трепетно. Джаван приподнялся повыше, навис над любимым, углубляя поцелуй и не следил за тем, как исчезает за пределы их вселенной, а следом за ним из реальности исчезает и сам Маут. Лёгкость и дрожь, что смешались в одной непередаваемо прекрасной ассамблее, множество любовных жестов и поцелуи что спускались ниже. Мауту оставалось только таять под этим напором, сгорать как ведьма на костре. Грешник в праведном огне. Но он не далёк от правды. Джаван же, больше чем просто человек. Намного больше, чем смертные. Мессия. Вот кем он был. Почти святым. Святым, что лишь однажды опустил взгляд на несчастные кучки рабов что, копошились где-то под ногами простых людей. Рабы, которым было не суждено дожить до полноценного взросления, которые были рождены рабами, жили ими, и умерли бы точно так же, рабами. Почему Джаван увидел его тогда? Почему он заговорил с ним? Почему начал жертвовать своей святостью? Маут честно не знал зачем Джавану оно понадобилось. Почему именно он тогда стал тем счастливцем, Маут просто не знал и не хотел знать ответ на этот вопрос. Он был просто счастлив тому, что всё извернулось именно так, и никак иначе. Джаван увидел его. Джаван заговорил с ним и позволил говорить. Потом Маута забрали, ему снова нужно было работать в кузнице. На следующей день Мессия снова хотел с ним увидеться. Он что-то увидел в нём. Что?.. что-то. И так каждый день. Тяжёлая, безнадёжная и несправедливая работа, а потом встреча со соблаговолившим заметить его Святым. Для него буквально святым. Для Маута в то время каждый кто стоял прямо, кто смотрел выше чужих ног, уже был больше, чем человеком. Но Джаван был совершенно иным, он был… скорее всего даже не человеком. Чем-то большим. Намного-намного большим чем человеком. Джаван не человек, он Святой. Был Святым для всех. Если бы не Маут, до сих пор был бы… Джаван не скупился на множество поцелуев, на сотни ласковых касаний, объятий, в ответ желал лишь слышать несдерживаемые глухие стоны, что, отбиваясь от каменных сводов пещеры, тонут в глубокой воде подземного озера. Глушатся протяжным эхом и заставляют поражаться тому, что это ты издаёшь такие стыдные звуки, но в то же время, такие от которых твой любимый человек невольно сбивается и готовится просто уплыть от одного твоего нежного голоса. Самого приятного голос. — Джаван, — голос хриплый, но такой срывающийся, почти истеричный. Голос того, кто ужасно боится потерять связь с реальностью, того кто цепляется за каждую ниточку, но которого так нещадно затягивают в самую глубокую и непроглядную тьму. Или же он сам тянет в неё другого? Взгляд Маута упал на открытую шею. Здравый смысл совсем исчез и следа от себя не оставив. Первый поцелуй опустился на ключицу, дальше на плечо, и шею, которая тут же была обласкана невесомыми касаниями. Джаван вздрагивал от каждого касания словно от разряда тока, его выученные ласки невольно сбивались благодаря этим несанкционированным действиям. — Маут, Бог мой, — ответный стон отдавался на каждое его движение. Ладонь Джавана скользит вниз по прессу Маута, подыгрывают возбуждению и помогают ему разгораться. Ласковые прикосновения к чувствительным местам отдавались дрожью. Медленно, даже слишком. Но Маут даже не думал поторапливать любимого. Он от одних касаний сходил с ума, а когда их близость становилась настолько тесной Мауту приходилось контролировать каждый вдох и каждый выдох, чтобы ненароком не задохнуться. Огрубевшие от мозолей и постоянной работы руки Джавана всё равно ровно так же дарили любовные прикосновения к каждому кусочку тела, изнеженная и звенящая под их напором кожа каждый раз покрывалась рядом мурашек. Прикосновения Джавана казались бесконечными и его ласки столько же бесконечно приятными.Если бы они могли длиться вечно. Вечность… «— Что, сотню лет тут уже живёте?». Их несбыточная мечта — сбылась. Они навеки вместе. Рука Маута принялась так же нежно и трепетно ласкать чужое тело, хотя Джаван и любил, когда Маут был напористее, но иногда ему это давалось с трудом, особенно когда любимый выглядел настолько трепетным и заботливым. — Быстрее, любимый, — с томным придыханием просит Джаван, немного задержав руку у основания и тут же принимается плавно двигать руку вверх, придерживая крепкие бёдра Маута, ощущая как от его горячих прикосновений всё его тело содрогается от резко пробежавшей волны приятного щекочущего чувства. Стон отбился от ближайшей стены и спрятался где-то в листве деревьев снаружи. На первый взгляд, можно было предположить, что Маут совсем ничего не ощущает, не слышит, не понимает и не воспринимает, но вопреки таким мыслям, его рука начинает скользить намного быстрее, нежные касания, становятся более резкими и острыми. Крепкие пальцы врезаются в плечо Джавана, проходятся по груди, касаются бусины соска, рёбер, массируя их и заставляя просто впадать в истерику. Волна горячего возбуждения ударяет вниз слишком резко. Джаван выпустил спёртый воздух в рычащем гортанном стоне и в ответ на такое сладкое издевательство, он внезапно замедляет руку на достоинстве любимого и поцелуем, быстрым, жалящим и несдержанным касается чужой шеи, прикусывает, оставив явный красный след. Маут поперхнулся собственным стоном и на такой напор просто сдался, отогнул голову, открывая Джавану больше простора для действий, и тот в который раз пользуется это податливостью любимого. Оперев того на ребристую влажную, прохладную стену он свободной рукой обводит область под лопатками, и еле сдерживается от омерзительных флешбэков, что вызвали протяжные шрамы, что оставались после жестоких ударов тяжёлого кнута. Внезапно Джавана одолело острое чувство приостановить всё это действо и в который раз приласкать каждую избитую область. Джаван вобрал побольше воздуха и почувствовав, как схлынул запал, он поймал взгляд блестящих туманных глаз любимого. Маут дышал быстро и поверхностно, его всего колотило от возбуждения и эта картина была… невероятной. Но в то же время невероятно болезненной. Маут был абсолютно беспомощен перед ним, и был не против такого исхода, но Джавана до сих пор не покидало одно воспоминание. — Почему ты не падаешь? Это же так тяжело, так стоять, пока тебя бьют и… — Джаван протирает обгоревшее лицо Маута влажной тряпкой. Тот лишь сидит, смирно держа опущенный взгляд. — Если упаду, то это будет совсем уж… низко, — тихо и почтительно отвечает он, смотря в пол и не решаясь поднять взгляд на Мессию. — Я не буду видеть, не буду контролировать и буду выглядеть совсем… слабым. Уже тогда Джаван понял, что Маут никогда не был и не будет слабым. Он был беспомощен, но дайте ему хоть каплю свободы и по итогу вы сами будете ползать у него в ногах. Наверное, чувствуя такую опасную аура от раба, потому надзиратели уделяли ему такое огромное внимание, били чаще и больнее, кормили реже и хуже, работы давали больше и тяжелее. Они начали уничтожать его в то же мгновение как увидели. Это ли не показатель врождённой силы Маута? Даже когда его хотели столкнуть, прогнать, уничтожить, он не проронил ни слезинки, не сказал ни слова против и принял всю кару, как должное, словно он был в ней виноват. Джавану захотелось тут же разбить себе голову о ближайшую стену, но вместо того он лишь приблизился к Мауту и опустившись, накрыл его губы, медленно и ласково, так нежно-нежно, любяще, покровительственно. «— Я люблю тебя». Эти слова принесли столько боли, столько проблем. Джаван поклялся больше никогда не говорить их. Никогда. Маут словно не различил этой минутной заминки, ответил на поцелуй резво, с той же охотой, продолжая нетерпеливо ёрзать бёдрами, призывая Джавана возобновить свои ласки. Сам же он влажными руками касался чужой груди и тут же почти что взвыл, стоило Джавану исполнить его нему мольбу. Дыхание сбилось так резко, что заболели лёгкие, стон приглушился поцелуем и протяжное сладкое мычание только больше раззадорило Джавана, чего уж говорить о том, когда Маут всё же дотянулся до его чувствительной зоны и принялся двигать по всей длине в разы быстрее. Они оба уже буквально были на пике, несмотря на небольшой сбой в виде не самых приятных воспоминаний, Джаван смог легко излиться прямо на руку Маута, следом подобное облегчение почувствовал и сам Маута. Несколько обжигающе горячих волн прошлось по их телу одновременно, тело до сих пор колотило от остатков возбуждения и бессилия. Трогательная беспомощность Маута снова вызвало в Джаване желание приласкать его, обнять так крепко, чтобы Маут с трудом бы дышал в его объятьях. Сдержав себя, тот лишь нежно докоснулся губами чужого носа, затем лба, а затем тем же поцелуем он коснулся губ, компенсируя этим всё своё бессилие. Джаван выдохнул и облокотившись на стену рядом, он наблюдал как Маут постепенно приходит в себя и приподнявшись, вопросительно уставился на любимого. — Всё в порядке? — Даже лучше, — заверил Джаван и выдохнув, показывает, что ему необходимо немного отдышаться. Маут кивает и решает, что даст любимому немного простора. Тело ещё потряхивало, но адский жар просто сводил с ума, поэтому он принял решение понемногу окунуться в воду. Точнее, со всей дури снова сиганул туда и мгновенно пришёл в себя. Приятная свежая вода тут же опутала тело и вернула в реальность окончательно. Джаван посмотрел на него неодобрительно и стоило Мауту показаться на поверхности, он высказал: — Почему нельзя быть немного осторожнее? — Всё в порядке, — успокоил тот и улыбнулся вымученно и так, что Джаван не смог больше выдавить ни слова. Сам Джаван окунулся в воду спустя несколько минут, да и предпочитал больше пребывать на поверхности, пока сам Маут дурачился, нырял и пытался доплыть до тёмного дна пещеры. Когда они решили заканчивать водные процедуры, решили немного обсохнуть и только тогда собрались и выдвинулись домой. Совсем скоро соберутся сумерки. Маут, конечно, взял с собой оружие, но заканчивать такой приятный вечер внеплановым кровопролитием никто не хотел, потому двигались они достаточно быстро. Прямо до следующих слов. Маут очень сомневался стоит ли вообще заводить эту тему, но пораскинув мозгами, решил, что лучше стоит. Всё-таки у них уже давно нет «личных» проблем. — Почему ты тогда остановился? — этим вопросом Маут тут же огорошил Джавана, что, сбившись с шага, почти запнулся о собственную ногу. Он долго молчал и Маут рискнул уточнить. — В пещере тогда, ты, так резко замер. Джаван виновато поджал губы, поборов острое желание ударить себя по лбу. Конечно, Маут всё видел. Придурок! Меньше всего на свете сейчас он хотел его пугать. — Прости, — выдохнул он, возобновив шаг. — Я, вспомнил, что было в тот день, и вообще… Джаван оборвал себя, когда понял, что начинает теряться. — Не те мысли в голову залезли, — понял Маут, и Джаван кивнул, он отвёл взгляд, но любимый ему лишь улыбнулся, подошёл и опасливо коснулся его ладони, так нежно и успокаивающе. Подхватив ладонь, он накрыл его пальцы второй рукой и костяшками поднёс к своим губам, а затем ко лбу. — Это прошлое. Не более. — Маут, — он ненавидел, когда Маут так делал, но сам же Маут видел в этом жесте какую-то собственную сакральность и потому, каждый раз, когда Джаван начинал волноваться он возвращал его к себе из пучины омерзительного прошлого этим жестом. Джаван же просто не смел отнять руки. Маут держал её так ласково и любовно, что от одних этих касаний его сердце таяло и тёплой патокой разливалось по всему телу, каждая его часть наливалась такой тяжестью, что сейчас же хотелось рухнуть, обнять любимого и никогда не вспоминать вообще ни о чём. Маут сам выпустил его руку и обернулся, присмотрелся сквозь кроны деревьев, нахмурился, поправил меч на поясе, касаясь эфеса. — Темнеет, идём скорее. Джаван двигается молча и безропотно. Маут был прав. Прав во всём.